There is no way to win

Способ победить. Римус всегда хотел верить в то, что он есть. Дети часто играют в игры, читают комиксы про межгалактические сражения, пинают мяч по искусственной траве и кидают его в корзину, подсчитывая очки и баллы. Если размышлять шире, например, в масштабах города, страны, планеты и целой вселенной, есть более весомые события - войны, пандемии, политические споры, космические исследования, солнечные затмения и многие другие вещи, имеющие большее значение для всего человечества. Они важнее днд, соника и футбольных матчей. В них всегда кто-то проигрывает, а кто-то побеждает. Нейтралитет не работает - нельзя находиться где-то между. И Римус хотел бы быть в команде победителей. Но ещё до того как он начал изучать физику и закрывать комнату на дверной замок, он проиграл, наверное, самую важную игру в своей жизни. Когда он не разбирался в триганометрии, был маленьким и глупым, шёл дождь и его отец в спешке завёл машинный двигатель. Тем вечером автомобиль остановился у небольшого дома, маленький мальчик прятался за стенкой и наблюдал за бегающими из стороны в сторону взрослыми. Невысокая женщина с добрыми глазами и лёгкой сединой слушала указания от его родителей про ветчину в сендвичах и приоткрытую дверь в спальни. И если бы Римус был чуть умнее или старше, он точно догадался бы о том, что произойдёт через несколько минут - когда небольшой чемодан с вещами рухнет на пол незнакомого дома. Потому что входная дверь закрылась, и его родители остались с другой стороны. Тогда он переживал что их вещи намокнут под дождём и они заболеют, но эти опасения никогда больше не звучали в его голове - дом со временем перестал быть незнакомым, а дверь открывалась чаще, вот только родителей с обратной стороны он так и не находил. Он не помнит обещали ли они вернуться, но если они и обещали, становясь старше, он всё чаще думал о том, что они соврали. Женщина с добрыми глазами оказалась женой его дяди Ловела. Фейт и вправду следовала всем указаниям: тосты были без крошек, а гостевая комната, выделенная на неопределённое количество времени, была тёплой и уютной. Римус солгал, если бы сказал, что его детство было плохим, потому что за исключением факта полного отсутствия биологических родителей, у него были замечательные... дядя с тётей. И они правда старались и стараются по сей день. Все потребности по типу сна и пищи беспроблемно выполнялись, Римус учился, у него был скейт и фотоаппарат, а дядя Ловел научил его кататься на велосипеде, парковать машину и выполнять домашние дела, а Фейт работала с моральной составляющей, объясняя что хорошо, а что плохо. Не Римусу судить хорошо у них получилось или нет, но и не ему их упрекать, разве не так? Они заменили ему родителей и заменяют сейчас, хоть и детская смешная пижама ему давно мала. Он вырос, правда точно не знает когда. Может это произошло, когда он перестал смотреть Скуби-Ду, может когда перестал собирать фигурки динозавров на полке. Наверное, это произошло, когда он перестал слушать чтение тёти перед сном или перестал есть хлопья с молоком по утрам вместо каши. Может, тогда он вырос?... Он не знает и больше не верит в сказки про то, что его отец улетел в космос покорять планеты, не просит взрослых завязать шнурки на своих кедах, не врезается в деревья, когда едет на скейте. Но он всё ещё верит в победу и в существование тех, кто побеждает. Просто сам пока не успел победить нигде, кроме научной олимпиады. Манхэттен часто называют сердцем Нью-Йорка, ведь он является самым узнаваемым районом Большого яблока. Небоскрёбы Эмпайр-Стейт-Билдинг и Крайслер-Билдинг, фондовая биржа на Уолл-стрит, Центральный парк, вокзал, толпы людей на улице, американские флаги, огромное количество велосипедистов и прочие вещи, встречающиеся на улицах, не имеют никакого значения, когда ты один из немногих отличников среди старшей школы. И всем плевать где находится академгородок - в самом известном районе Нью-Йорка или на окрайне города. Римус был отличником ещё с первого года обучения, а когда стал старше выбрал себе любимые предметы и подходящую под интересы академическую дисциплину. В электронный кабинет со школьного сайта чаще всего приходили именно похвальные письма от преподавателей и круглые A, B за тестовые задания, лабораторные работы и эссе. Во время перерывов между занятиями Римус часто проводил время в библиотеке вместе с Лили и чуть менее часто сидел на трибунах, выполняя домашнее задание, пока Эванс раз за разом поправляла выпавшие из пучка пряди волос и отвлекалась от конспектов, чтобы вскользь наблюдать за бегающим по полю парнем со смешными короткими кудряшками. Ещё чуть реже Римус завидовал Джеймсу - тому парню, бегающему по стадиону. Они вместе посещали уроки экономики США и познакомились на прошлом семестре из-за достаточно назойливых и самоуверенных попыток завоевать сердце рыжеволосой девушки. Джеймс не был силён ни в экономике, ни в глупых подкатах, но играл в футбольной команде, пользовался немалым уважением и был достаточно популярен среди учеников старшей школы. И не то чтобы Римус когда-то хотел быть спортсменом или мечтал стать первым парнем среди ровесников, но иногда быть книжным червём было... чуть менее привлекательно. В тот день Люпину сделали несколько замечаний из-за скейта, ведь нести его нужно в руках, исключительно колёсами вверх; одна девушка попросила сфотографировать машину её парня; дверцу шкафчика вновь придавили пожирающие друг друга двенадцатиклассники, а на пришкольном участке было слишком шумно. Римус спустился с крыльца и нехотя побрёл в сторону столпотворения - школьники собрались вокруг одного из столов предназначенных для обедов и выполнения домашних заданий, хлопали в ладони и улыбаясь кричали: Ло-пай! Ло-пай! Ло-пай! Эван Розье держал за ноги какого-то девятиклассника, раз за разом окунал его голову в обеденный поднос и предлагал поесть овощи, называя их полезной пищей. В старшей школе были свои правила и одним из них была внегласная иерархия, смысл которой заключался в том что девятиклассники занимали невысокое место в общей схеме и в основном общались только друг с другом. Их статус был значительно ниже среднего, которым обладали ученики десятых и одиннадцатых классов. Эван в этом году выпускался и был старше Римуса на год. Двенадцатые классы лидировали по свободе и независимости, ведь учащиеся в них были самыми старшими и чаще всего заботились о своём будущем или проводили последний беззаботный школьный год ярко и шумно. Розье был тем, кто следовал иерархии. — Эй, Люпин, а ну-ка сфоткай нас. Давай, давай! — крикнул блондин, кивая куда-то в толпу, из которой послышался свист. Римус готов был поспорить, что этот свист принадлежал Краучу. — Нет, это я снимать не буду. Оставь его... — пробиваясь через толпу в образовавшийся первый ряд наблюдателей, ответил Римус. Обеденный перерыв хоть и был достаточно длинным, чтобы успеть выполнить все дела и отдохнуть, но он не хотел тратить время на разборки, а засорять фотоаппарат снимками издевательств - тем более. — Ну давай! Давай! — Мне некогда, — попытался отмахнуться он. Парень, который стоял около него и хлопал в ладони, повернул голову и начал что-то говорить - наверняка, побуждать к съёмке - но Римус не услышал и проигнорировал его, продолжая качать головой из стороны в сторону. — Сфоткай нас, Люпин. — Эй, ладно, всё. Отпусти его, — извиняюще улыбаясь, продолжил Римус. Но старшеклассник его не слышал, или не хотел слышать, и продолжал держать парня на руках. Язвительная улыбка сверкала на его лице, а наблюдающие школьники продолжали кричать и хлопать в ладони. — Снимай, сказал, — с ранее отсутствующей серьёзностью потребовал Розье. Римус лишь развёл руками и попытался ещё раз, крича на этот раз чуть громче, чтобы наверняка перебить шум толпы: — Отпусти его! И Эван отпустил. Через несколько секунд девятиклассник валялся на асфальте, а Розье сделал несколько решительных шагов в сторону Люпина и резким движением правой руки замахнулся. Толпа чуть затихла и лишь комментировала каждый удар протяжным Оу-у. В тот день Римус вернулся домой с заметным синяком под глазом и разбитой губой. На кухне пахло специями, а тётя Фейт стояла около небольшого кухонного островка по середине комнаты, и нарезала овощи. — На ужин спагетти с фрикадельками, — заявила она, спуская нарезанный кольцами лук в кастрюльку для соуса. Римус практически ничего не помнил о своих родителях, но ему всегда хотелось думать, что его мать готовила замечательные семейные ужины. У Фейт отлично получались сырники и выпечка, но с остальными блюдами бывали некоторые проблемы. Римус всегда думал что во всём мире есть одно неогласимое, но очень важное правило - не упрекать мам, бабушек и тёть в кулинарных навыках, потому что это, наверняка, равнялось бы с грубостью и невежеством. Ловел тоже следовал этому правилу, поэтому они каждый раз ужинали чуть солоноватую или наоборот чуть пресноватую пишу. Это была маленькая ложь во благо, которая заставляла невысокую женщину с добрыми глазами улыбаться и тихо напевать какую-то мелодию во время готовки. Это была замечательная цель, которая оправдывала чуть менее замечательные поступки. Римус научился верить в то, что цель может оправдать поступок. Он несколько раз открыл и закрыл холодильник, обдумывая варианты оправданий, и облокотился о столешницу, прокручивая крышку на стеклянной бутылке сока. Но когда повернул голову, взгляд тёти проскользил по синяку и разбитой губе, а все эти оправдания казались максимально ничтожными. Эта женщина, ростом как минимум на голову ниже Римуса, с седыми прядями и кухонной лопаточкой в руке, была одновременно мягкой и жесткой, доброй и смертоносной. Наверняка она могла бы убить весь город даже не воспользовавшись оружием, и Люпин очень не хотел проверять её возможности. — О Господи... — еле слышно сказала она, замерев на месте. Да, она определённо могла бы истребить человека, город или всю вселенную, если бы кто-то желал зла её близкому человеку, — Что у тебя с лицом? — Да... ничего. Упал со скейта. Тётя Фейт не ответила, только вздохнула и начала добавлять томатную пасту к заготовке для соуса. С коридора послышалось шуршание и через несколько секунд в дверном проёме, ведущем на кухню, уже стоял мужчина с растрёпанными волосами и скатившимися к переносице округлыми очками. В руках у Ловела была крупная коробка из которой торчали всевозможные золотистые статуэтки. Фейт при виде того, как её муж приближается к кухонному островку, чтобы поставить на него коробку, моментально воскликнула: — Предупреждаю, даже не думай тащить эту... — она нарисовала в воздухе очертания коробки и сморщила нос, сводя брови ближе друг к другу, — гору мусора на кухню. — Это мои призы за боулинг! — по-детски хмурясь, заявил мужчина и Римус сделал большой глоток яблочного сока, чтобы не выдать улыбку, которая постепенно появлялась на его лице. — А, ну, тогда конечно! Тогда тащи эту гору мусора на кухню! — парировала Фейт. В её голосе отчётливо читался сарказм, но Ловел, будто бы и не замечая издёвки, наблюдал за ярким синяком на лице своего племянника, когда сменил тему: — Что это с тобой? — он всё-таки поставил коробку на пол, не решаясь продолжить спор. Теперь его глаза активно осматривали Римуса. — Он упал, — устало протянула Фейт раньше, чем Римус успел открыть рот для повтора своего наиглупейшего оправдания, — Зачем вы на этих штуках ездите? Я не понимаю. Она продолжила рассуждать про опасность и безрассудный смысл катающихся досок, а Римус начал бегать глазами по деревянному полу, на котором были заметны водяные отпечатки и небольшие лужицы. Он только сейчас заметил подогнутые до колен брюки и капли на ногах дяди. И это, наверняка, была лучшая, а может даже единственная, возможность убежать от поучительной речи. — Эй, а где потоп? — Иди за мной, покажу, — крикнул дядя на выходе из кухни и пошёл в сторону подвальной лестницы, хлюпая по полу мокрыми ногами. В подвале было темно и сыро. Ловел отключил свет чтобы избежать замыканий, поэтому помещение освещали только редкие солнечные лучи, поступающие от небольшого прямоугольного окна, которое совсем чуть-чуть выглядывало из-под земли на улицу. Подвал был самым обычным, может даже слишком стандарным - косметический ремонт практически полностью отсутствовал, повсюду стояли коробки, старая техника, потёртая мебель и прочие пыльные вещи. Римус, последовав примеру, подогнул брюки так, чтобы большая часть голени оставалась открытой. Вода касалась ступней и вызывала противные мурашки по всему телу. В подвале было не только темно и сыро, но и холодно. — Думаю, конденсат потёк, — предположил Ловел, перетаскивая очередную коробку с пола на возвышенные полки. — Для конденсата из кондиционера воды многовато... Наверное, это труба. Седоволосый мужчина закивал, но потом отвернулся, что-то выискивая и громко вздыхая. Через несколько секунд он кинул Римусу большой, обмотанный в прозрачную упаковку, холодный кусок мяса. Упаковка с сырым стейком приятно морозила пальцы, когда Римус покрутил её в ладонях и приложил к губе. Этот холод был чуть приятнее, чем холод от ледяной воды поступающий по босым ногам, но точно не входил в топ самых приятных ощущений, которые Римус испытывал за свою жизнь. — Другой-то парень жив? — вскоре спросил Ловел, не отвлекаясь от передвижения коробок. Римус какое-то время молча стоял, передвигая ноги под водой, из-за чего на поверхности начали образовываться маленькие волны и цунами. В горле появился небольшой ком, а Римус поймал себя на мысли, что вновь приносит проблемы в чужой, хотя такой знакомый, дом. О, это чувство - вина. Гниёт где-то под кожей. Тянет тяжелым грузом. Болит. Жжётся. Колит... Иногда он вспоминает что-то, что, вероятно, не должен был вспоминать никогда - видит знакомые силуэты во снах, замечает старые фотографии с детства своего отца, которые вытащили из рамок и спрятали, чтобы что-то внутри не болело. Но оно болит и болит с каждым разом всё больше - после каждого разговора про накопления на колледж, после подарков на дни рождения. Всегда. — Да ладно, я удар правой всегда узнаю, — не дождавшись ответа сказал Ловел и продолжил выгружать из одной огромной коробки много маленьких. — Тёте Фейт ничего не скажем, — вдруг заявил он. И Римус не видел выражение его лица, но мог слышать в его словах мягкую улыбку. Его дядя точно улыбался, несмотря на то, что всегда упорно стоял на своём и отрицал свою романтичную, достаточно добродушную натуру. Он таковым точно был, — Посмотри что ещё тут можно спасти и поднимайся! Римус неразборчиво промычал, после чего Ловел неторопливо поднялся по лестнице, захватив с собой несколько средних коробок с вещами. Первыми на сушу попали всевозможные уцелевшие провода, компактный пуф и несколько коробок с фотоальбомами, дисками. В подвале не было вещей большой значимости - там не хранились чемоданы с крупными купюрами, дорогие вещи и произведения искусства. Всё, что могло быть важным, Ловел поднял на полки, и это, как оказалось, значительно упростило работу. Римус никогда особо не был богат, поэтому он точно не может сравнить стоимость этих вещей по-настоящему, но он всегда предпочитал делать выбор в сторону предметов, которые были дороги в душевном, культурном или памятном плане. Наверное, для шестнадцатилетнего парня, он переоценивал смысл печатных фотографий и касет, прослушать которые с каждым днём становилось всё сложнее. Он любил печатные книги из библиотеки, любил кофе больше чая, а вещи, которые могли устоять на месте даже через время, больше сомнительных новшеств. Он любил думать о том, что люди цепляются за прошлое, потому что оно является постоянной, неизменной точкой, которая обеспечивает хотя бы какую-то стабильность. Человек не знает что ждёт его в будущем, и вполне может его изменить, он так же может менять своё настоящее, но поменять прошлое... Пф-ф-ф, такое посильно только пришельцам из комиксов, которые чертят на кукурузных полях странные символы и крадут у мирных фермеров коров. Человек же, наоборот, прошлое изменить не может, но может возвращаться к нему с помощью воспоминаний, подписанных от руки фотографий, касет и потёртых книг... Все эти толстые альбомы с фотографиями, касета с записью свадьбы Ловела и Фейт, подписанные открытки и прочие вещи, которые многие люди называют безделушками или бумажной волокитой имеют огромную значимость. Они не могут помочь исправить ошибки прошлого, но могут перенести человека на день назад, на неделю, месяц, год и целое десятилетие. Они переносят людей в прошлое. Они играют со временем и на вряд ли побеждают, но точно идут с ним на равне. Шаг за шагом. Перетащив к лестнице предпоследнюю, из запланированных для спасения, коробку, Римус вновь прошёл по воде, которая больше не казалась такой холодной. Последняя коробка была чуть больше предыдущей. Когда он переместил её с пола, что-то, на чём она стояла, с приглушенным шумом упало на соседнюю коробку, судьба которой была остаться в подвале. Римус вздохнул и повернул голову в сторону источника звука - пыльный, кожаный портфель валялся в нескольких сантиметрах от края возвышенности и был готов упасть в воду, перед тем как Римус взялся за ручку. Он подумал, что портфель наверняка принадлежал Ловелу, ведь раньше с такими часто ходили, но когда притянул ближе к себе, на магнитной кнопке, служившей замком, были выгравированы три заглавные буквы: L. J. L. Римус мало что помнил о своём отце. Помнит, что он носил очки с толстыми линзами, а вид у него всегда был усталый и прямо-таки рабочий. Он будто был приклеен к своей работе - нигде не появлялся без дюжины всевозможных бумаг. Парфюм у него был терпкий, с горькими нотками цитрусовых, а рубашки всегда были пропитаны запахом табака из-за которого тогда, в детстве, Римус морщил нос. В последний раз он видел его так давно, что кажется будто не видел вообще. Наверное, Римус знал бы о Лайалле Люпине чуть больше фактов, если бы тот меньше работал, если бы не заводил машину дождливым вечером и если бы был рядом. Но проблема заключалась в том, что мужчина, о котором Римус знал так мало, в настоящей вариации событий не выполнил ни один из трёх возможных пунктов. Он сделал всё наоборот - много работал, завёл машину и был где угодно, но точно не рядом. Римус повертел портфель в руках и побрёл по воде в сторону лестницы. С каждой пройденной ступенькой, голоса с кухни были слышны чётче - Фейт утверждала, что водопроводчики беспроблемно смогут помочь в подвале, если их как следует попросить. Римус хотел бы спорить о работе водопроводчиков вместе со своими тётей и дядей, но медленно перебирая ноги, он думал над тем, стоит ли выходить на кухню и искать ответы на все те нескончаемые вопросы. Он не любил, а иногда даже боялся, недосказанности и незнание, но правда иногда пугала больше. Ему хотелось бы знать ответы, но он никогда не хотел разочароваться. Он хотел бы дальше верить в то, что его родители и вправду улетели на Луну ради научных исследований, но он не мог вспомнить ни одну вещь, хоть как-то указывающую на то, что они космонавты. Разочаровываться всегда было слишком просто. Люди говорят, что для избежания разочарований следует избавиться от иллюзий. Что совершенных людей не существует, а те которых мы называем хорошими, чаще всего бывают эгоистичны, раздражительны, злы и корыстны. Принятие ради принятия - вот в чём заключается их совет. И, быть может, он даже не такой бесполезный. Но точно не тогда когда представление о человеке строится лишь на детских иллюзиях. Ведь родители-космонавты бывают только в выдумках. Поэтому на развилке между главной лестницей, ведущей на второй этаж, и кухонной аркой, Римус выбрал второй вариант. Ему нужна была помощь - может быть он хотел чтобы кто-то разобрался со всем этим вместо него, может хотел ответов, а может просто ждал подтверждения в том, что его родители чёртовы космонавты. Он молча прошёл к столу и продолжил вслушиваться в глупые, бытовые разногласия. В комнате стало слишком тихо примерно через несколько секунд - когда Фейт повернула голову и вздохнула, а Ловел изогнул брови, пока его взгляд останавливался то на Римусе, то на портфель в его руках. Римус предпочёл бы и дальше слушать бытовые разногласия. Ему вдруг стало сложно дышать, но он раз за разом убеждал себя в том, что это никогда не было чем-то простым. Просто он всегда справлялся и должен был справиться сейчас. — Оу, надо же, я совсем про него забыл, — слегка прокашлявшись, сказал седоволосый мужчина. Голос у него стал чуть мягче, добрее. Он был готов принять и помочь, — Это... портфель твоего отца. Он просил сохранить его для тебя. Он замолчал и наверняка ждал какого нибудь ответа, но Римус тоже молчал, поэтому вскоре Ловел продолжил: — Он его увидел в магазине на девятой Авеню. Представляешь, ему было девятнадцать! Кто в девятнадцать ходит с кожаным портфелем?! Твой отец ходил. Всегда такой важный... Со всеми этими бумагами, отчётами. Всегда на работе, будто бы родился там! — с грустной улыбкой начал перечислять Ловел, но Фейт толкнула его в плечо и он, будто опомнившись после реалистичного сна продолжил говорить, — Эй, ладно, угадай кто стоял за прилавком?! Римус молчал. — Твоя мама... Так они и встретились. Помню, как Лайелл вернулся домой и говорил об этой девушке всё свободное время. О, он так её любил, Римус. — Зачем он просил сохранить это? Там... там ничего нет. Вы смотрели? Ничего? — игнорируя речь дяди, спросил Римус. Он хотел бы, чтобы его голос оставался спокойным и ровным, но он предательски дрожал. — О, Римус, твой отец был очень... скрытным человеком, — мягко сказала Фейт. У неё никогда не получалось разговаривать так, как это получалось у дяди Ловела, но сейчас, когда она была с опущенными уголками губ, влажными глазами и кухонным полотенцем в ладонях, Римус очень не хотел ей перечить. Поэтому он попытался мягко улыбнуться, но наверняка получилось настолько плохо, что походило на гримасу плаксивого ребёнка. Он ждал, чтобы кто-то ещё попытался, но никто из них не улыбался. Они молчали. Уже в комнате, после недолгого и точно не самого лучшего разговора, Римус закрыл дверь на защёлку, сел на пол с мягким ковром и начал вытаскивать из портфеля вещи, медленно крутить их в руках, разглядывать с разных сторон и аккуратно раскладывать их по полу. Перед глазами вскоре был самый обычный калькулятор, несколько монет, жетоны из метро, четыре одинаковые шариковые ручки, чёрный футляр для очков, именной бейдж и вырезанная из газеты или журнала фотография, на которой были изображены двое мужчин в белых халатах. В футляре были очки, но это не показалось Римусу странным, поэтому он не стал их долго рассматривать и бережно положил на пол. Бейдж он крутил в руках дольше - белый, прямоугольный, матовый... На нём была фотография Лайелла, номер, который наверняка указывал на должность, и название достаточно известной и прогрессивной компании Оскорп. На вырезку из газеты он смотрел ещё дольше, но почему-то картинка не оживала. Там, на фотографии, рядом с его отцом, стоял невысокий мужчина со светлыми волосами, с грозным выражением лица и с полным отсутствием предплечья правой руки. Даже после пятнадцати минут Римус не смог узнать второго человека с фотографии, а в какой-то момент даже задумался над тем, знает ли он хоть кого-то из этих двух мужчин. Они оба казались ему незнакомцами. После тщательного осмотра каждого из предметов, Римус долго крутил в руках портфель - изменял его вес, проверял на наличие двойного дна, осматривал стенки и всевозможные карманы. И ничего не нашёл, до тех пор, пока не сдвинул замок на задней стенке чемодана. Там находилась не очень броская картонная папка, на обложке которой была наклеена бумажка с расписанной формулой. Внутри лежало множество записей - кривые, перечёркнутые, обведённые и аккуратно подчёркнутые. На первой клетчатой бумаге красным цветом были написаны два перечёркнутых нуля и надпись алгоритм скорости распада, в первую очередь привлёкшая внимание Римуса. И он подумал бы об этом подольше, но в дверь несколько раз постучали. Римус поспешно сгрёб все предметы, лежавшие на полу, в одну кучу, сдвинул дверной замок и постарался принять максимально непринуждённое положение за компьютерным столом, разглядывая постеры на стенах комнаты, в которой провёл большую часть своей жизни. На пробковой доске около стола весела целая коллекция фотографий сделанных на старый полароид или на фотоаппарат, которым Римус пользовался в последнее время: какие-то снимки были совсем старыми, например те, на которых он ещё не дорос даже до плеч своей тёти, а какие-то совсем недавние: на них он вместе с Лили корчит смешные рожицы, они также поддразнивают друг друга. На двери висел большой плакат с Альбертом Эйнштейном, у которого были взъерошенные волосы, сумасшедшие глаза и высунут длинный язык, но когда дверь открылась, силуэт мужчины в очках появился в проёме и стал загораживать фотографию известного физика-теоретика. — Можно войти? — спросил дядя Ловел, голова которого непринуждённо заглядывала в комнату. Улыбка на его лице всё ещё была грустной, а глаза, спрятанные под линзами, блестели. Иногда Римус забывал, что тем вечером, когда его родители скрылись за дверью, не только он потерял отца. Ловел потерял брата, и Римус никогда не мог понять, что из этого хуже. — Да. Мужчина кивнул головой и прошёл через порог комнаты, закрывая за собой дверь. — Я не очень образованный, как ты знаешь, — сказал он, усаживаясь на край кровати. О, Римус точно знал этот тон и точно знал что его ждёт отцовский разговор, но предпочитал думать об этом меньше, вместо этого рассматривая постер на двери. Альберт продолжал, улыбаясь, высовывать язык, — Я... не понимаю, что вы в школе проходите с пятого класса. Но я знаю, как тебе трудно без отца, и мы почти не говорим о нём... — Это нормально, — пожимая плечами, перебил его Римус, но Ловел моментально возразил, устало протягивая гласные: — Не-е-ет, это не нормально, — он громко выдохнул, освобождая лёгкие, — но тут уж ничего не изменишь. Римус повернул голову, оставляя постер с физиком в покое. Ловел посмотрел на пол, с печальным видом разглядывая набор чужих вещей. Он продолжил говорить только тогда когда их глаза встретились: — Аластор Грюм. Так зовут мужчину на этой фотографии. Он работал с твоим отцом, они дружили, но после той ночи мы его не видели. Он даже не звонил. Ни разу... Вот такие дела, — он попытался улыбнуться, но вышло это до жути нелепо. Люпин молчал до тех пор, пока его дядя не встал на ноги и не пошёл в сторону плаката с Альбертом. Он остановился, когда хотел закрыть за собой дверь. — Дядя Ловел, — окликнул его Римус, — а ты неплохой отец. Седеволосый мужчина улыбнулся, но всё равно закрыл дверь, оставив Римуса на едине с Эйнштейном. Через несколько секунд пальцы уже поспешно клацали по клавиатуре, зажимая нужные буквы, а в поисковой строке браузера появлялся новый запрос: Лайелл Люпин и Аластор Грюм. В срочных новостях десятилетней давности была идентичная с недавно найденным снимком фотография. Под огромным заголовком «Генетические скрещивания видов» было псевдо-научное размышление о том, чем являются данные изучения - научной фантастикой или научным фактом. Под ещё более кричащим заголовком «Авиакатастрофа, смертельная для Лайелла и Хоуп» писали о неизвестной причине крушения частного самолёта, в котором находился неодназначный учёный-биолог со своей женой. В какой-то момент Римусу показалось, что его вырвет, но он несколько раз моргнул и продолжил читать оглавления всевозможных статей: «Доктор Аластор Грюм в новостях - Bing News», были также статьи Доктора Аластора Грюма «Мир без слабостей в Оскорп», «Связь жизней, выявленная доктором Аластором Грюмом», «Продление срока действия патента для доктора Грюма из Оскорпа», «Оскорп. Последний прорыв в области гинетики. Вершина айсберга». Кликнув на одну из верхних ссылок, он увидел на экране главный сайт «Индустрии Оскорпа» - многомиллиардной транснациональной компании, которая располагалась в Башне Оскорп. Яркое объявление на главной странице сайта хорошо контрастировало на фоне тёмного фона, поэтому Римус, не долго думая, пробежался по небольшому рекламному слайду: «Этим летом двадцать четыре счастливчика получат шанс, который выпадает раз в жизни. Доктор Аластор Грюм, ведущий специалист в области генной инженерии и герпетологии, пригласит лучших и одарённых из разных стран на работу в знаменитую лабораторию Оскорп!»