Ты реален и это меня почему-то пугает

Неглубокие раны время лечит намного лучше. Тем более они больше не списывались. Лишь однажды, спустя месяц с их последней встречи, Ноа попросил его приехать, потому что ему надо с кем-то поговорить. Николас правда приехал, подавшись какому-то импульсу, как будто кто-то ему сказал “это важно”. И Ноа два часа ревел у него в машине, ничего не объяснив. Потом извинился и ушёл. Это был действительно странный момент, который ещё несколько недель занимал всё сознание Николаса, но он больше не писал. И Ноа ничего не писал. И их диалоговое окно замолкло. Тридцать первого октября следующего года Николас убирался в студии после закрытия. День выдался насыщенным, но под вечер не было ни записей, ни захожих клиентов — все уже разбрелись по вечеринкам. Ник не собирался никуда идти, у него была идея лечь дома с чашкой какао, под боком чтобы свернулась кошка, и запустить какую-нибудь “Пятницу 13-е” или типа того. Уже шёл двенадцатый час, когда он закончил с делами и сел в кресло администратора, доставая телефон. Тогда мёртвая переписка ожила. Сверху экрана появилось уведомление: “Придёшь? Ты обещал”. Сердце провалилось в желудок. Ник с трудом сглотнул, глядя огромными глазами на сообщение от призрака. Не то чтобы он забыл, но всё же Ноа уже успел стать прошлым. Не ошибкой, но не самым приятным опытом. И Ник, конечно, не помнил, что Ноа когда-то пригласил его на свой день рождения именно в этот день. Прошло больше года. Он не стал отвечать, даже не стал читать сообщение, пускай Ноа думает, что он уже спит. И вообще он никогда на него не ответит. Ник схватил куртку и выскочил из студии, закрывая её на замок, пытаясь убежать от мыслей. В машине включил музыку, выехал на дорогу, и тут его ударили эти воспоминания. Как бы сильно он не пытался от них сбежать, это было невозможно, они просто сидели в нём и ждали своего часа. Ждали тридцать первого октября следующего года. Дурацкое радио напомнило, как они обсуждали его группу. Как горели его глаза, и как жадно он слушал всё, что говорил ему Ник. Мягкие карие глаза. Его губы растекались в улыбке от любой незначительной причины. Внутри всё сжалось и закололо мелкими иголками, как будто оно наполнилось стекловатой. Ник слишком хорошо помнил тот вечер, буквально каждую деталь. Помнил, как ощущались его губы, его руки, его запах, его голос, его кожа под руками, помнил блёклые веснушки на носу, шёлковые волосы, его смех, его милую неловкость и неожиданную решительность. Он был загадкой, которую Ник начал разгадывать в тот вечер, но так и оставил. Три года разницы. Господи, разве это разница? Им было интересно слушать друг друга, Ноа казался рассудительным, и когда они встретились во второй раз, именно в словах Ноа была логика. Ник сжал челюсть и ударил кулаком себе по колену. Он пытался не думать об этом по одной простой причине: если бы он сказал "Ноа как будто старше своих лет", то это прозвучало бы так же, как говорят все манипуляторы, утягивающие в чёрный омут абьюзивных отношений юных партнёров. Он не хотел ассоциироваться с такими людьми, не хотел ни перед кем оправдываться, особенно перед собой. Телефон снова завибрировал, и Ник схватился за него, бросая взгляд то на дорогу, то на экран. На этот раз сообщение было от Брайана, с которым они обычно встречались в общих компаниях, но не особо поддерживали связь. “Привет, Ноа попросил написать тебе и спросить, приедешь ли ты. Мы его день рождения празднуем и Хеллоуин по совместительству. Если что, у меня дома, можешь заехать, пиво ещё есть.” Николас свернул не на свою улицу. Дома у Брайана они собирались не очень часто, потому что ехать всем далеко, но адрес Николас всё равно помнил. Он сбросил скорость на людной улице, где гулял народ в костюмах и масках, а дома отсвечивали оранжевыми тыквами. Это уже были не дети, те давным давно разбрелись по домам и перебирали конфеты, здесь гуляли полупьяные и накуренные подростки и взрослые. Поэтому приходилось вести медленно, чтобы не наехать случайно на очередное приведения в простыне, которое запуталось в своём костюме. Он очень старался не переживать и вообще не думать о встрече, как будто он едет просто потусоваться. Да, там будет Ноа, но не факт, что они вообще поговорят. За два дома до нужного Ник остановился, заглушил машину и лёг на руль. Кого он обманывает. Он обещал, что приедет, а уже… На часах двенадцать ночи. Он уже не сдержал обещание. Ещё не поздно уехать обратно и, наверное, разбить все надежды Ноа. Господи, блядь, он реально помнил их уговор. Николас снова подумал о его глазах и о том последнем разговоре. Какой он мудак, таких поискать надо! Просто оставил парня, потому что тому не было восемнадцати. Даже общаться не стал. И тот день, когда они встретились в его машине — Николас спросил, что случилось? Ах, да, один раз, и решил больше не задавать вопросов. Просто сидел, как дурак. Быть другом теперь тоже запрещено? “Я хочу его увидеть”, — пронеслось в голове, и всё. Николас открыл дверь машины и вышел, направляясь к дому Брайана. Рядом уже стихала музыка, все начали переходить на ночной режим своих вечеринок, чтобы соседи не пожаловались куда надо. Дом Брайана не был исключением, Ник не слышал оттуда никакой музыки, только тени в окнах, разговоры и смех. И одна фигура на крыльце, сидящая на ступеньках. Николас подошёл ближе, сунув руки в карманы. Сердце больно сжалось. — Я думал, ты не придёшь, — сказал Ноа. Он уставше улыбнулся. — Я тоже, — честно ответил Ник. — Почему ты здесь сидишь? Один? — Не фанат вечеринок, — Ноа усмехнулся. — Почему тогда пришёл? — Я тут живу. — А. Ты теперь у Брайана? — Планирую теперь нормально снимать где-нибудь поближе к центру. Перестану метаться по друзьям и задалбывать их своим присутствием. Сердце продолжало колоть, кажется, даже сильнее, чем до этого. Он снова смотрел в эти глаза, которые с какой-то нежностью рассматривали его в ответ. Ноа изменился. Волосы стали короче, чёлка стала другой — ушла та мода. Лицо тоже стало другим, более тонким. Но взгляд не изменился совсем. — Прости, — сказал Ник. — За что? — За всё. За мою реакцию тогда. Ноа встал и спустился вниз к Нику. Захотелось протянуть руку и коснуться его, чтобы убедиться, что он правда решился на это. Что прошло полтора года, но вот они снова видят друг друга. — Я сам виноват. Мне было шестнадцать. Это факт. — Я много думал после всего о том, что ты говорил. Что твои чувства я не считаю чувствами, просто потому что тебе нет восемнадцати. Я осёл, честно. Ты имел право на те чувства, и я верю, что они были настоящими. Может, мне и стоило перестраховаться хотя бы до твоего семнадцатилетия, не знаю, я всё ещё не понимаю, как работает социальное одобрение в этом плане. Мне просто было страшно признать тебя достаточно взрослым, потому что это звучало бы точно так, как говорят педофилы. Я слишком сильно парился из-за себя и совсем не думал о тебе. Прости. — Да ладно, это в прошлом. — Тогда… Как ты? Как твои дела? — Ничего, нормально. Занялся сольным проектом, прям как мы тогда обсуждали. В общем… Да. Кое-что пишу потихоньку. — А я думал, остался ты в группе или нет, — Ник улыбнулся и увидел, как Ноа заулыбался ещё шире, прежде чем отвернуться. — Да… А ты как? — Всё ещё работаю в салоне, всё ещё бью татуировки, завёл кота. — Кота? Вау, большой шаг, — он снова засмеялся. Николас не понимал, как сильно скучал по этому смеху, пока не услышал его снова. Дверь дома открылась и на крыльце оказалась пара незнакомых Николасу парней, они прикурили по сигарете, что-то обсуждая, и Ноа сразу стих, кусая чуть пухлые губы. — В общем, ты можешь идти веселиться, если хочешь, — он кивнул в сторону дома. — Ты же, наверное, за этим приехал. — Не за этим, — тихо, чтобы его не услышали остальные на крыльце, ответил Николас. Как будто в этом есть что-то плохое. — Тогда, если хочешь, мы можем пойти ко мне. Если ты хочешь ещё поговорить. Или… Не знаю, если не хочешь, можешь не заходить. Я тебя однажды уже позвал в свою комнату, так себе кончилось. — Нет, я только за, — Ник кивнул, глубоко вздыхая. Они прошли мимо всех гостей в доме, Николас то и дело с кем-то здоровался, коротко отвечая на “как дела?”. Они поднялись на второй этаж и оказались в маленькой спальне со скошенным из-за крыши потолком. На окне висела гирлянда из летучих мышей, на столе сидел маленький скелет, у двери стояла пластиковая тыква со светильником внутри. Ноа включил светильник на столе и на несколько секунд замер, глядя куда-то вниз. — Эм… У меня есть кое-что для тебя, — сказал он, не поворачиваясь, и неловко усмехнулся. — Это глупо, конечно, но… Ладно, раз уже начал. Николас подошёл ближе, в голове было ноль идей, о чём говорит Ноа. Но тот уже залез в ящик стола, доставая какую-то тонкую книгу. Приглядевшись, Ник понял, что это не книга, а скетчбук. — Мда, — Ноа отошёл к кровати и сел на неё, всё ещё глядя только на скетчбук. — Когда ты сказал, что тату-мастер, что рисуешь, я как-то вдохновился. И тоже решил попробовать. На самом деле я начал это делать, чтобы быть как будто ближе к тебе, не знаю. Это странно звучит, но я рисовал, и это как будто бы… Блядь, я знаю, что звучит, как бред, — он, наконец посмотрел на Ника. Николас таял с каждой секундой всё сильнее, глядя в эти глаза. Щёки у Ноа покраснели, парень явно стеснялся того, что сделал, но Ник по себе знал, как важно отреагировать правильно на что-то подобное. Он сел рядом и осторожно коснулся скетчбука. — Можно?.. С долгим выдохом Ноа протянул ему скетчбук и кивнул. — Заранее приношу извинения. — За что? — Потому что уверен, что ты рисуешь лучше, и тебе это покажется эталонным уродством. Но я тогда рисовал и думал, что покажу это тебе однажды, и ты, вроде как, обрадуешься. У меня в голове это было так. На несколько секунд Николас задержал на нём взгляд, снова цепляясь за все детали лица. Его наполнило то же теплом и нетерпение, как в их первую встречу. С трудом оторвавшись от него, Ник вернулся к скетчбуку. Он провёл ладонью по обложке и осторожно поднял её, переворачивая. — На первых страницах совсем кошмар. Но это всё было больше года назад. Я начал, когда мы встретились в последний раз. Я правда старался… — с волнением заговорил Ноа, заламывая пальцы. Там были разные рисунки, много портретов, даже виднелись линии набросков, предварительных скетчей. Он рисовал не как попало, он именно что учился. Все лица были незнакомыми, Ник медленно просматривал их, переваривая мысль, что это он стал причиной, по которой Ноа взял в руки карандаш. — Это красиво. У тебя есть все зачатки художника, — сказал он, перелистывая следующий лист, кажется, пятый или шестой. И тут появилось то, что Ноа хотел показать. Это был довольно кривой и неумелый портрет Николаса. Да, плохо, косо, глаза разные, волосы зачёрканы, линии грубые, но это он. Ник перевернул следующий лист и снова увидел себя. И так продолжалось ещё несколько листов, везде было его лицо, которое становилось лучше, и было видно, с какой любовью и вниманием к мелочам рисовал автор. В рисунках он узнавал свои фотографии, которые лежали в социальных сетях. Это буквально лишило Николаса слов. Он перелистнул следующий лист и больше ничего не увидел, страница была пуста. Как и все последующие, до конца. Они молчали, Ник старательно подбирал слова. — Ты оставил меня, но никогда не оставлял мои мысли, — тихо сказал Ноа с такой горечью, что она передалась и Нику. — Я смотрел на твои фотографии и перерисовывал их. Мне казалось, что я так ближе. — Почему ты не злишься на меня? — Ник не смог посмотреть ему в глаза, задавая вопрос. — Не знаю. Не могу злиться. Я же сам виноват, я правда не предупредил тебя о своём возрасте. Наивно думал, что ты и не узнаешь. Так что скажешь о рисунках?.. — Думаю, тебе надо продолжать рисовать. Не дави сильно на карандаш, всё лёгкими штрихами должно идти, особенно черты лица. — Может, дашь мне пару уроков? — тихий смешок мурашками прошёл по коже. — Конечно, — без сомнений ответил Ник. — Тогда… Ноа поднялся и снова направился к столу, чтобы вернуться с карандашом. Ник повертел красный карандаш в руках, открыл чистую страницу и на пробу черкнул несколько линий. Он никогда не учил никого и даже не знал, как это делать, поэтому просто нарисовал круг и начал намечать необходимые линии. Ноа внимательно следил за каждым движением карандаша. Рисовал тёплый взгляд тёмных глаз. Когда образ Ноа на рисунке стал более очевидным, тот заёрзал на месте, а Нику вдруг стало неловко за свою идею. Он остановился. — Ник, как ты думаешь… У нас могло бы что-нибудь получиться? Ник покачал головой, кусая губы изнутри. Почему это ощущение никуда не пропало за полтора года? — Может быть, не будь я мудаком. — А я всё равно хочу тебя поцеловать. От этих слов стало приятно и больно одновременно, душу прожгла ностальгия по тому вечеру. Это был зелёный свет, зеленее не будет, сейчас всё можно обернуть вспять и сделать вид, что ничего не было. — Можно?.. — Ноа чуть наклонил голову, выглядя при этом просто очаровательно. Осторожность и неуверенность в этом моменте делали из него самое нежное существо на планете. Ник едва не схватился за ноющее сердце от такого вида. — Да. Они осторожно потянулись друг к другу, Ноа прикрыл глаза, и Николас успел увидеть, как дрогнули его ресницы, прежде чем тоже закрыть свои. Почувствовав другие губы, Ник замер, а тело начало расслабляться. Ноа сразу крепко прижался к нему, схватив за футболку, а потом обхватил его нижнюю губу. Как он посмел так безжалостно обойтись с ним? Почему в тот момент он думал только о себе и о том, что о нём скажут окружающие? Ник положил ладонь ему на шею, осторожно поглаживая. — Ты веришь в любовь с первого взгляда? — отстранившись, всё ещё глядя на его губы, спросил Ноа. Сама мысль была глупой и пропитана какими-то романтическими клише, но… Может, любовь с первого взгляда, это не что-то мифическое — это совокупность множества мелких факторов, которые мы не успеваем осознать и обработать? Но инстинктивно понимаем, что это тот, кто нам нужен. — Теперь, наверное, верю. — Когда я увидел тебя в первый раз, я подумал, ха, этот парень пялится на меня, — Ноа улыбнулся на этот раз немного по-другому, с хитрым прищуром. — И я тогда не то чтобы был на сто процентов уверен, что мне прям нравятся парни, понимаешь? — А. Я был экспериментом? — Вообще, как будто бы да. Я подумал, сейчас или никогда. У меня тогда не очень всё хорошо было в жизни и с головой тоже, и я делал весьма странные вещи... Но когда мы с тобой начали просто говорить, я как будто, не знаю, случайно наткнулся на родственную душу. Уже минут через десять я таял. И всё. Ты просто поселился в моей голове. — Эксперимент пошёл не по плану, — Ник усмехнулся, а потом посмотрел на свои руки, слишком тяжело сохранять зрительный контакт, когда открываешь душу. — А у меня было именно то самое. Увидел тебя, и меня как будто унесло в другую вселенную, центром которой был ты. Весь год вспоминал тебя, но повторял себе, что должен забыть. Я реально очень испугался, что переступил какую-то дозволенную черту. Мне тоже было шестнадцать, я знаю, как это ощущается, я тоже влюблялся, и я не считаю даже сейчас, что это были игры гормонов. Ну, может быть немного. Но я же до сих пор помню, как ныло сердце, как мне хотелось того человека. Гормоны, химия, какая разница, если это правда. И если бы тот человек обошёлся со мной так же, как я обошёлся с тобой, наверное, я бы вообще отказался от идеи любить кого-то. — Ну, меня так просто не убьёшь, — Ноа пожал плечами. — Я знал, что сам виноват. — Ты не виноват, — Ник закатил глаза. Они погрузились в тишину, слушая свои мысли, пока Ноа не набрал в грудь воздуха и не заговорил снова. — Мне просто понравилось, что ты был таким спокойным и честным… И ещё я думаю, что не должен оправдываться, почему я пиздец как хочу тебя целовать и вообще видеть. Ноа тяжело вздохнул, на полсекунды его взгляд снова сместился на губы Николаса, и тот сделал то же самое. — А так бывает? Ноа пожал плечами. — Не думаю, что мы изобрели это. Так что… Ты не уйдёшь? Желание всё-таки свалить появилось, источником его было чувство вины. Только если уйти, станет раз в сто хуже, к счастью, теперь он это понимал. Николас чуть откинулся назад, поставив руки за спину, и покачал головой. — Отлично. Ноа коротко усмехнулся, и прежде чем Николас успел понять, что он собирается делать, — сел Нику на колени, впиваясь в губы поцелуем. Он только успел выпрямиться, чтобы не упасть на кровать, и руки сами легли на тонкое тело. Пальцы чувствовали его кости даже через одежду. Первые секунды Ноа жадно забирал то, чего не мог получить эти несчастные полтора года, но, поняв, что теперь никто это у него не заберёт, смягчился. Губы мягко тёрлись о губы Николаса, языки почти лениво изучали друг друга, подбирая идеальный для обоих темп. Больше идиотские мысли не возникали. Николас с наслаждением водил ладонями по ещё незнакомому телу, которое хотелось узнать ближе. Чужие руки немного грубо обхватывали его лицо, проскальзывали назад, пальцы зарывались в волосы, сжимая их, — Ноа плохо себя контролировал, отдаваясь эмоциям. Это передалось через губы самому Нику, тогда он сжал сидящего на его коленях парня за талию, с силой прижимая к себе. Ноа громко выдохнул, обжигая влажные губы. Он такой приятный, тёплый, комфортный, за эти полтора года Николас ни разу не чувствовал такого. Уйдя с головой в этот замысловатый танец языков, он легко поддался давлению, падая на кровать. Вес тела стал меньше, Ноа оказался радом, его нога пролезла между бёдер и прижалась к паху. Ник не успел даже и звука издать, как Ноа снова возобновил поцелуй, принося в него уже совсем другой смысл. Несколько секунд мысли метались в поисках правильного выбора: остановить, сделать вид, что его совершенно не волнует горячее бедро, прижимающееся к его члену, или ответить тем же. Всё-таки на задворках сознания ещё сидело ощущение, что он делает что-то аморальное, потому что Ноа шестнадцать. Но тут Ноа сбавил обороты, его мягкие губы снова прижались, но на этот раз спокойно, и свежий воздух хлынул к мозгам. Всё в порядке. Николас едва не завыл, когда позволил себе прижать это тонкое тело и повторить то же самое, что сделали с ним: коленом он раздвинул ноги Ноа, и прижался бедром к уже твёрдом члену. Ноа от неожиданности громко вздохнул, его пальцы сжали футболку Николаса. Частое дыхание билось о щёку, он как будто потерялся в тот момент, не ожидая такого. Он говорил, что тогда хотел "попробовать это с парнем", это был своего рода эксперимент, а насколько происходящее сейчас является экспериментом? — Всё нормально? — Ник кое-как оторвался от губ, рука уже как-то оказалась под кофтой Ноа, его кожа горела. И ещё казалась шёлковой. — Что? — Ноа раскрыл глаза, выныривая откуда-то из глубин этого состояния. — Да, всё хорошо. Очень хорошо. — Точно? — Мгм, — как будто пытаясь его заткунть, Ноа попытался снова поцеловать. — Подожди, — пришлось надавить ему на грудь, чтобы тот отодвинулся. — А раньше это кто-то делал? Ноа непонимающе моргнул. — Трогал тебя?.. Тот подавился смешком. — Покажи на этой кукле, где тебя трогал дядя, — просмеялся он, потирая глаз ладонью. — Я же серьёзно, — Ник усмехнулся следом. — Я тоже абсолютно серьёзно… Секунду они ждали, скажет ли кто-то что-то ещё, и одновременно двинулись друг к другу. Из этого короткого нелепого диалога Ник не понял ничего, кроме того, что всё в порядке. Теперь Ноа, видимо, чтобы он больше не задавал тупых вопросов, активно затыкал ему рот своим. Ладонь Николаса скользнула по рёбрам вверх, затем обратно вниз, до самых штанов, и не думая он расстегнул на них пуговицу и потянул ширинку вниз. С губ Ноа сорвался незаконченный стон, он слегка отодвинулся, чтобы было удобнее, и с такой же целью опустил руки к штанам Ника, но замер, как только Николас осторожно сжал его член через тонкую ткань трусов. Приятно закружилась голова. Не теряя времени, Николас оттянул последний слой ткани. Ни о каких сдержанности и терпении речи уже не шло, ему нещадно хотелось почувствовать, как Ноа ломается от удовольствия, от его прикосновений, хотелось быть причиной его эйфории и стонов. Руки Ноа беспорядочно касались то его лица, то шеи, подлезали под футболку, как будто не зная, за что ухватиться, и хотелось одновременно касаться Николаса везде. Несмотря на слова Ноа, Николас почти на сто процентов был уверен, что он девственник. Всё же у него получилось взять себя в руки: Ноа смог закончить с чужой ширинкой и приспустить штаны с бельём, добравшись до члена Николаса. От его прикосновения сразу захотелось застонать и кончить, особенно от того, с каким старанием Ноа заставлял свою руку двигаться, несмотря на то, что его тело хотело уже только одного — разрядиться и успокоиться. Выход был найден быстро. Ноа ухватился за край спущенных джинс и притянул Ника ближе, обхватывая длинными пальцами оба члена. — Блядь, — со стоном выдохнул Ноа. Когда Николас сюда ехал, он даже не представлял, что это всё придёт к… этому. Хотя стоило бы, если вспомнить первую встречу, обоих тянуло друг к другу магнитом, как морально, так и физически. Николас сжал его руку, которая старательно подводила обоих к пику. — Чувак, — раздался следом за громким стуком в дверь мужской голос, в тот же момент дыхание Ноа сбилось до мелких вздохов, что заставило и Николаса дойти до того же состояния. — Ты тут, Ноа? Эй, чел! Николас молился, чтобы тот, кто за дверью, экстренно ретировался в другую часть дома, потому что Ноа, кажется, вообще не собирался сдерживать свои вокальные данные. Сладкий стон получилось заглушить своими губами, после чего Ноа сам сжал челюсть, резко уткнувшись лицом ему в шею. — Может, заснул? — раздался другой голос, когда у Ника по всему телу уже прошла дрожь — размазывающаяся по его члену сперма Ноа сорвала крышу окончательно. Он зажмурил глаза, на тёмном фоне заплясали звёздочки, и самому молчать было уже сложно. — Так рано? — Хз, он ждал кого-то, может, съебался теперь. Голоса стихли, Николас громко выходнул, останавливая руку Ноа. Тот с радостью уронил её на кровать ладонью вверх. — Хорошо, что дверь заперта, — тяжело дыша, Ник приподнялся и убрал волосы с лица Ноа волосы, за которыми не было видно даже носа. До чего он был красив, особенно сейчас: лежащий рядом без сил, с прикрытыми глазами, с припухшими мягкими губами. — Что? — Ноа облизал губы и перевёл взгляд сначала на дверь, потом на свою руку, и снова на Николаса. — А… Да… На самом деле она не запирается. Николас испуганно округлил глаза, но звонкий смех мгновенно сбавил его тревогу от высокой вероятности быть застуканным. Поддавшись, он тоже улыбнулся и поднялся с кровати, чтобы застегнуть штаны и найти что-нибудь, чем Ноа сможет вытереть руку. — В следующий раз, значит, у меня. Ноа тоже сел, разглядывая свою руку так, как будто впервые видел свою руку. — Надеюсь, следующий раз будет не через полтора года… — Я тоже. Николас нашёл упаковку салфеток на краю стола и подкинул на кровать, та бесшумно приземлилась прямо у ноги Ноа. — Эй… — Ноа старательно оттирал следы их преступления. — Ты же не уйдёшь сейчас? По правде, Николас не знал, должен ли он уйти или остаться, а если остаться — то когда будет время уходить? — Если я не помешаю… — Да ладно тебе, — Ноа усмехнулся, неловко взглянув на Ника. Ему как будто было стыдно. — Ложись, просто поболтаем. Расскажешь, как дела, как живёшь. Или что-нибудь ещё, что захочешь. От улыбки начали болеть щёки, и Ник был рад, что смутившийся Ноа смотрит только на свои руки, делая вид, что ещё не всё вытер. Ник остался бы и на ночь, и на две, и на неделю. Не хотелось отпускать его. На этот раз Ник правда не ушёл. До восьми утра они просто лежали рядом, обсуждая жизнь и планы, вспоминая события из прошлого, которые выливались в другие воспоминания или размышления о человеческой натуре. Ноа был чем-то большим, чем просто человеком, с которым пересеклись пути. Он был… тем, из-за кого снова забилось молчащее сердце.