"С тобой я мир обрел в разгар войны..."

      Ветер бросал ему в лицо холодные брызги дождя, которые скатывались по лицу, застревали в волосах, оседали на одежде. Он словно весь состоял из этих мелких водянистых капель, промокший до нитки, обдуваемый промозглым ветром, который закручивался и собирался между горными склонами и направлял всю свою мощь прямо на них. Их было чуть больше пятисот, притаившихся в засаде между двумя холмистыми склонами, поросшими соснами и куцыми елями. Уставшие после длительного подъема, когда им приказали спешиваться и преодолевать довольно крутой перевал. Промокшие внутри от пота, а снаружи от дождя, они торчали тут уже целую ночь. И ждали приказа вступить в бой.       Джаспер разрешил развести только один костер, сжалившись над своими ребятами, продрогшими и дрожащими на декабрьском ветру. То же сделал и другой лейтенант, давая вольную своему отряду. Он отошел чуть вперед, оставляя приглушенные разговоры и пыхтение лошадей позади. Все было тихо, но он знал, что буквально в паре миль стоит лагерь маскоги, в котором полно индейцев, вооруженных до зубов Союзом, а вместе с ними наверняка находились их семьи и скарб.       Джаспер оторвал несколько иголок росшей рядом сосны и машинально зажал между зубами. Во рту сразу почувствовался приятный и слегка горьковатый вкус хвои. Вкус свежести и зимы. И словно в ответ на его мысли с неба пошел мокрый снег, таявший еще в воздухе и оседавший новой порцией капель на его лице и одежде. Он прошел еще немного вперед, проверяя посты часовых и удостоверившись, что все в порядке, развернулся обратно.       — С Рождеством, лейтенант, — донесся до него тихий шепот последнего караульного.       Он обернулся и кивнул, удивленный тем, что сегодня действительно наступил сочельник. Они были в строю уже два месяца, вдали от городов и новостей. Все, что он знал, это отдельные сводки, которые доходили до их командования. Он не удивился бы, если, вернувшись, обнаружил, что война закончилась. Казалось, они дошли до края мира. Особенно здесь, в глуши пустынных холмов и хлипкого подлеска, где на многие мили не было видно следов человека. Уезжая из Накогдочеса, он думал, что успеет вернуться до Рождества, к Джослин. А теперь не был уверен, что вернется вообще.       Джаспер был почти уверен, что завтра все и случится. Это не предчувствие, просто разговаривая днем с полковником, он видел его решительный настрой и нетерпение. Они должны были дождаться второго отряда, чтобы с превышающей численностью напасть, но командир вряд ли согласится ждать еще неизвестно сколько. И Джаспер, если честно, был с ним согласен. Достало торчать тут, в этой сырой и холодной земле. Ни снега, как на севере, ни теплой влажности, как на юге. А нечто непонятное, серое и промозглое.       Джаспер вернулся к костру, где было значительно теплее от огня и собравшихся кучкой людей. Он услышал приглушенное пение, только голос, без губной гармоники, чьи пронзительные звуки могли далеко раздаваться в этих холмах. Пели рождественский гимн, тихо, почти шепотом, но с улыбками на лицах, будто праздновали Рождество не на войне, в ночь перед боем, а у себя дома, у теплого очага и в окружении семьи.       Один из солдат потеснился, и он опустился на поваленный ствол дерева, чувствуя тепло окружавших его людей и их радостное веселье, смешанное с каким-то потаенным страхом и тревожным предвкушением. Все боялись, а вдруг завтра в битву? И одновременно ждали этого. Джаспер чувствовал то же самое.       — Эх, хоть бы завтра уже пойти и навалять этим крикам, — протянул дрожащим то ли от ветра, то ли от волнения голосом сержант Фелл. — Лейтенант, как думаете, уже завтра?       — Что, так не терпится умереть, Фелл? — усмехнулся он, хотя прекрасно понимал его. Но офицерские лычки обязывали его реагировать по-другому. Он говорил спокойным голосом, хотя внутри царили тревога и раздрай. — Крики славятся своей искусностью в бою.       — Да это ж обычные дикари, — вставил другой. — Небось толком и винтовку зарядить не смогут.       — Не стоит недооценивать противника, кем бы он ни был, — серьезно ответил Джаспер, на это раз совершенно не притворяясь. Он действительно так считал. В истории хватало фактов, когда излишняя самоуверенность становилась фатальной на войне.       Солдат под его прямым взглядом несколько поутих, и Джаспер ободряюще улыбнулся. Ему, конечно, тоже хотелось так думать, и если бы он не учился в Академии, то наверняка говорил бы так же, как этот парень. Но за год ему вдолбили в голову, что на войне никогда не бывает просто.       — Если бы индейцы были обычными дикарями, — вставил другой сержант, обычно молчаливый и угрюмый, — мы бы давно выдавили бы их с наших территорий. И не давали совершаться их произволу. Однако они продолжают разгуливать и безнаказанно похищать и убивать нас…       Джаспер слушал разговор, переключившийся на козни индейцев, вполуха. Ему это было не особо интересно, хотя он и читал пару раз в газетах, что те грабили обозы и похищали людей. Он думал о завтрашнем дне, надеясь, что он станет решающим и одновременно боясь этого. Вопреки всему, он совсем не хотел умирать. Он хотел выжить и вернуться к семье и Джо. В его мыслях они то и дело сливались в одно, неразделимое целое. Он еще пока не оформил эту мысль до конца, просто позволяя ей присутствовать в его сознании. Когда-нибудь она окончательно утвердится в нем, но пока шла война, он не мог думать серьезно о таких вещах.       Кажется, он умудрился заснуть прямо сидя, оперев подбородок о ладонь, слушая нестройное пение, приглушенные разговоры и приятный теплый треск костра. Кто-то хлопнул его по плечу, и он резко вынырнул из сна, моментально забыв, что ему снилось. Осталось только смутное воспоминание светлых с золотистым отливом волос, щекочущих его лицо. Он даже чувствовал легкий аромат трав и полевых цветов, но это были только его фантазии — откуда тут посреди декабря взяться цветам!       — Пора, — шепнул на ухо капитан, кивая в сторону лошадей.       Джаспер все понял без слов и подбежал к Ориону, которого приготовил расторопный Перси. Негра слегка потряхивало, а глаза бегали от него к мельтешащим солдатам и обратно. Джаспер легонько похлопал его по плечу, отодвигая в сторону, и запрыгнул в седло. Ему было некогда утешать и обнадеживать, поэтому, проверив все свои револьверы, заряженные еще накануне и надежно укрытые под кителем от влаги, он пришпорил коня и встал, как и положено лейтенанту, впереди своего отряда. За спиной пыхтел то ли от нетерпения, то ли от страха сержант Фелл, и Джаспер обернулся, смерив его строгим вопросительным взглядом. Ему нужны были люди с холодной головой.       Поздний рассвет застал их, когда они проходили узкое ущелье, расположенное между двумя высокими холмами, густо поросшими елями и соснами. Мокрый снег продолжал валить, отчего хвойные запахи становились только сильнее. Под ногами проваливалась сырая комковатая земля, пачкая сапоги и скапливаясь на копытах лошадей. Впереди показался широкий просвет, выводящий на просторное поле, желтеющее сырой травой. Капитан подал знак остановиться. Снова придется ждать. Джаспер вместе с первым лейтенантом подошел к нему, чтобы обсудить дальнейшие действия. Хотя и так все было понятно. Вдалеке виднелись тоненькие струйки дыма — за полем, в густом подлеске был лагерь маскоги. И они наверняка уже были готовы, раз без опасений жгли костры. Подкрепление все еще задерживалось, и теперь было окончательно решено не ждать его.       Джаспер вернулся к своим, приказав быть наготове. Внутри поднималось нешуточное волнение, но он изо всех сил давил его в себе, только сильнее сжимая поводья. Солдаты то и дело переговаривались и травили шутки нарочито веселым тоном, в котором явственно слышалась тревога. Он не знал, сколько они прождали, часов с собой не было, а тучи нависли так низко, что невозможно было определить положение солнца. Все вокруг было каких-то тусклых оттенков, серое небо, пожухлая желтая трава, грязный снег, смешанный с землей под ногами.       Джаспер даже вздрогнул, когда раздались первые выстрелы со стороны противника, и тут же услышал звук трубы, подающий команду пехоте. Они должны были выступить чуть позже, окружая индейцев по левому флангу и не давая разбегаться, чтобы вести партизанскую стрельбу из-за деревьев. Выждав положенное время, он вскинул руку, и отряд вместе с двумя другими пошел в атаку. Сержант Фелл удостоился чести нести флаг Конфедерации, и Джаспер, взглянув на него, совсем ему не завидовал. Под непрекращающимся мокрым снегом полотнище потяжелело и пронизывающий ветер то и дело норовил вырвать его из рук. А еще приходилось держаться в седле.       Они выскочили на широкую полосу поля, где уже вовсю кипела битва, валил дым от мушкетов и слышались крики. Все было не так уж страшно, как ему представлялось. Индейцев было больше, но они явно проигрывали им в вооружении и тактике. Они окружали их слева, и Джаспер видел, как-то же самое делал еще один кавалерийский полк справа. Стало совсем светло, даже несмотря на пасмурное небо. Вероятно, настал полдень.       Они все скакали и скакали, сотрясая землю. Ему казалось, что прошла целая вечность, хотя на деле едва ли несколько минут. Уже были видны разноцветные одежды противника, поверх которого были накинуты разномастные предметы военной формы, серой и синей, даже красной, неизвестно как оказавшейся у них. Крики и улюлюканье звучали у самого уха, и сейчас они столкнуться. Пехота организованно палила огнем, сбивая противников с лошадей. Как минимум треть индейцев уже сражались пешими, а многие так и вовсе лежали, придавленными тяжелыми тушами. Еще один пронзительный звук трубы, и буквально через несколько секунд они смешались с пестрым войском. Сердце колотилось, как бешеное, хотя он не сделал ни одного выстрела, прорезая беспорядочные ряды противника. Прямо на него неслись три всадника с развевающимися за спиной куртками, подбитыми светло-серым заячьим мехом. И наставленными винтовками. Индейцы ловко держались в седлах одними ногами, оставляя обе руки свободными. У Джаспера промелькнула быстрая мысль, что им тоже не мешало бы такому научиться. Он выхватил свой револьвер, слыша взвод курков других солдат. Он выстрелил на автомате, как учили в академии, не думая, а только чувствуя тяжелую рукоять у себя в ладони и отдачу после. Индеец, целившийся прямо в него, вывалился из седла, пропав в облаке дыма от собственного выстрела. Джаспер не знал, была ли это его пуля, метко пущенная прямо в лоб, или чья-то другая. Он не хотел об этом думать сейчас. Двое других индейцев дернулись в стороны, но практически сразу полегли под градом пуль. Орион нес его вперед, вдавливая мощными копытами мертвые тела в землю. Что-то громко и влажно треснуло, словно раскололось большое яблоко. Джаспер мельком глянул вниз, но все же успел увидеть, как конь продавил чью-то черепушку и теперь оставлял за собой след из крови и ошметков плоти. К горлу подкатила тошнота, усилившаяся тряской, и его бы точно вывернуло наизнанку, если бы не новая волна атакующих, размахивающих уже бесполезными винтовками, которые они не успели перезарядить. Страх пересилил дурноту. Джаспер снова выстрелил, на мгновение слабовольно подумав, что в такой мешанине он вполне мог промахнуться, но не промахнулся, не посмел. Был приказ бить на поражение и победить любой ценой. Он не мог его ослушаться. В этот раз он точно знал, что именно его пуля попала в глаз индейца, отчего голова дернулась резко назад, и он кулем свалился прямо под копыта десятков лошадей. Они замедлились, меся копытами землю и истошно ржа, то ли от страха, то ли от ярости. Со всех сторон палили из ружей и револьверов. Почти у каждого были припасены по меньшей мере по четыре шестизарядных кольта. Это двадцать четыре выстрела, почти наверняка двадцать четыре убитых. Тут даже целиться особо не надо было, индейцы в ярких одеждах скакали по прямой и не думали уворачиваться.       Джаспер не заметил, как полностью израсходовал один барабан. Повезет, если сможет его перезарядить в такой толчее. Он оглянулся, в тревоге позабыв проверять своих солдат, но почти все были на своих местах, не отклоняясь от пути. В какой-то момент он понял, что стало чуточку свободнее дышать и двигаться. Противник постепенно отступал к подлеску, отстреливаясь остатками вооружений. Прозвучал сигнал продолжать атаку, и они снова поскакали. Рядом тонко просвистела пуля, Джаспер выстрелил в ответ, целясь куда-то вперед. Показались первые тонкие деревца и мелкие кусты, которые конница просто сминала. Он чуть пригнулся, чтобы проскочить под очередной веткой, и, наверное, только это его и спасло от летевшего прямо в лицо топорика. А сразу следом из-за деревьев раздался оглушительный залп. Несколько пехотинцев упали, как подкошенные, а сам Джаспер почувствовал, как его едва не вытолкнуло из седла, но ноги в стременах сидели крепко, и он удержался. Сбоку выскочил размалеванный крик, и он, пропустив удар сердца, вскинул руку с револьвером и нажал курок. Кажется, брызги крови от мощного выстрела долетели даже до него. Индеец смотрел на него несколько секунд стеклянными глазами, а Джаспер не мог отвести взгляд от вдавленного развороченного носа, за которым виднелась часть челюсти. Неужели это его пуля смогла такое сотворить.       Индеец упал. Джаспер продолжал на него смотреть в каком-то ступоре. В этот раз это было слишком близко, что он смог разглядеть абсолютно все. Дурнота вернулась с новой силой, и он спешился, придерживаясь за седло. Все словно замедлилось и помутнело. И только кроваво-красное месиво на лице убитого ярким пятном маячило перед глазами. Краем уха он уловил уже стихающие звуки боя и женские крики — они добрались до самого лагеря. Значит, почти все кончено. Он вздохнул с облегчением и одновременно ощутил горечь во рту. Джаспер глубоко и медленно вздохнул, уткнувшись в бок Ориона, чтобы не ощущать запахов крови, грязи и смерти. Приятное тепло и мускусный лошадиный запах успокаивали. Тошнота отступала. Он даже едва слышно хохотнул.       Хорош бы был лейтенант, которого вытошнило прямо при своих солдатах! Потом бы до конца войны ловил шуточки на эту тему.       Джаспер отошел от Ориона, намеренно не смотря на мертвое тело. На другие, лежащие на спине или лицом вниз, окровавленные и поломанные, он почему-то мог смотреть вполне спокойно и даже отстраненно. Но только не на того несчастного индейца, у которого из оружия был только топорик и штык винтовки. Джаспер прошел пару шагов, оставляя тело за спиной, но потом резко остановился.       Какого дьявола! Он что, зеленый мальчишка. Ну уж нет, не хватало только сопли распустить.       Он протер в досаде глаза и развернулся, а затем решительно подошел к трупу с обезображенным лицом. Он так и лежал с раскрытыми глазами, невидяще уставившись в небо. Джаспер присел на корточки, снова подавляя рвотный позыв и стараясь не дышать, медленно и осторожно протянул руку в перчатке и закрыл уже мутнеющие глаза. Легче нисколько не стало, но он все равно еще несколько секунд посидел рядом с телом, а после встал и, пошатываясь, повел Ориона к своим.       Там, возле большого кедра, самозабвенно блевал сержант Фелл. Джаспер, проходя, ободряюще похлопал его по спине. Всякое бывает. Дождавшись, когда его сержант придет в себя, он вместе со своими солдатами вошел в лагерь. Женщины истерично кричали, какая-то старуха рвала на себе волосы, плакали дети, прячась за матерями. Выжившие индейцы скрылись вместе с частью гражданских. Здесь остались только те, кто не успел убежать. Все они станут пленными Конфедерации и бог знает, какая судьба их ждет в дальнейшем.       Джаспер пересчитывал своих и с радостью осознал, что никто из них не погиб, и лишь трое получили ранения. Четверо, если считать все еще зеленого Фелла, над которым уже дружески подтрунивали. Наверняка многие тоже не сдержались, подумалось ему, просто Феллу не повезло блевать при многочисленных свидетелях.       — Ну, и кто-нибудь видел убитого кавалериста? — прозвучал недовольный голос.       Пехота пострадала больше всех, большая часть раненых и все те несколько убитых были из их числа. И теперь некоторые, насупившись, смотрели на облегченные лица всадников, уже отошедших от битвы и травящих шутки. Кое-кто из его отряда порывался ответить, но Джаспер остановил движением руки. Пожалуй, на месте того солдата он тоже был бы зол, не стоило после боя драться еще и со своими.       Снова завыла старуха, и Джаспер оглянулся. Двое солдат пытались ее увести, но она царапалась, кусалась и проклинала всех подряд, брызжа слюной. Многие оставили свои дела и теперь пялились на бесплатное представление, подходя ближе. Седые волосы женщины разметались, закрывая смуглое лицо, и только горящие черные глаза смотрели исподлобья на всех, кто окружал ее. Солдат снова попытался увести ее, перехватив локоть, но она смачно плюнула ему в лицо. Тот не выдержал и врезал ей наотмашь. Никто не заступился. Джаспер подошел ближе. Старуха заголосила, периодически переходя на бессвязный шепот.       — Умрете, вы все умрете…умрете, вы все умрете… — как речитатив повторяла она, то тише, то громче.       — Чего ты там несешь, старая, — снова дернул ее солдат, утаскивая подальше, но он вырвалась и, как безумная, начала носиться вокруг. Никто не решался теперь подойти к ней, испытывая суеверный страх. Некоторые даже перекрестились и сплюнули через плечо. А она все выла и хохотала, как одержимая.       — Ты умрешь. — подбегала она к одному, и тот отшатывался в страхе. — …И ты умрешь… — неслась к следующему. — Ты, и ты, и ты, и ты… все вы умрете. Не будет больше южан, и Юга больше не будет. Уж я-то знаю…       — Да заткните уже ее кто-нибудь, — раздалось из толпы, но никто теперь не хотел даже приближаться к ней.       Джаспер тоже опасался. Она явно была не в себе от горя, и никому просто так не дастся. Он продолжал смотреть, как завороженный за ее безумной пляской и грязными седыми волосами, разметавшимися на ветру. Она подбегала к солдатам, и те отшатывались прочь от нее, как от чумной. Вот она приблизилась и к нему. Джаспер заставил себя стоять на месте, хотя и хотел вместе со всеми отойти на несколько шагов назад, от греха подальше. Но он не собирался давать слабину перед какой-то ополоумевшей. Будь он простым рядовым, то может и плюнул бы на все, да отбежал бы, но он был лейтенантом. Значит, и спрос с него был больше. Тем более вряд ли она сможет ему чем-то навредить. А уж пожелание смерти он как-нибудь переживет.       Старуха приблизилась, с безумной усмешкой на искаженном лице смотря на опешивших солдат, не замолкая ни на минуту и то ли желая всем и каждому смерти, то ли предсказывая ее.       — Все вы, с Юга, умрете. И Юг умрет вместе с вами, — почти хихикала она, довольная своими словами. — Останутся только мертвецы.       Она поравнялась с ним и остановилась. Джаспер старался не отводить взгляда, понятия не имея, как он выглядел сейчас. Вполне возможно, что как испуганный мальчишка, но с места уж точно не сдвинется. Старуха, не моргая, уставилась на него своими черными провалами глаз, и замолчала. Ему стало неуютно от такого внимания. Там, в черноте ее глаз, за мрачным безумием, он видел вполне себе разумную, но затуманенную горем женщину, все еще мудрую и опытную. Наверняка, в племени к ней прислушивались, а здесь считали обычной сумасшедшей. Джаспер смотрел на нее в ответ, умоляя про себя, чтобы она ушла, сдалась. Все равно все ее попытки бесполезны. Старуха хмыкнула и склонила голову совершенно по-птичьи, став похожей на потрепанную ворону. Он повел плечами, пытаясь избавиться от тяжелого давления, вызванного ее присутствием. Она отступила на шаг, и он было вздохнул с облегчением.       — А вот ты не умрешь, юный воин, — прошелестела она, хрипло рассмеявшись себе под нос. — Тебя ждет кое-что похуже смерти. И будешь ты обречен убивать невинных целую вечность. Лучше пристрели себя прямо сейчас, — бросила она ему прямо в лицо с ненавистью и злобой.       Джаспер хотел остановить ее и вытрясти, что она имела ввиду, совершенно позабыв, что она могла нести полный бред, который даже слушать не стоило. Но старуха уже пустилась к другим, завывая пуще прежнего и начиная кидаться с растопыренными пальцами на нерасторопных солдат, а ее странные слова прочно засели у него в голове.       Нет, он все-таки должен выяснить, что она имела ввиду. Почему всем остальным она напророчила смерть, но не ему. Джаспер собирался догнать ее и уже направился туда, где она визжала и снова рвала на себе волосы. Раздался громкий выстрел, и старуха упала навзничь, седые волосы окрасились в темный красный цвет. Резко стало тихо. Он замер, так и не дойдя до нее и с ужасом смотря в оставшееся навеки искаженным лицо.       — Что вы тут цацкались с этой безумной, — прогрохотал полковник, засовывая пистолет обратно в кобуру. — Унесите ее подальше и займитесь делом.       Все кругом засуетились с удвоенной силой. Тело старухи оттащили и небрежно забросили в одно из типи, подальше от глаз. И теперь Джаспер никогда не узнает, что она имела ввиду.       — Лейтенант, — к нему подошел один из его солдат, — разрешите… а что это у вас тут? — он указал на левое плечо.       Джаспер скосил взгляд и увидел круглое рваное отверстие. И больше ничего. Наверное, где-то порвал, задев сук, подумалось ему. Он шевельнул рукой, и в плече тут же стрельнула острая боль, заставив его поморщиться. Он распахнул китель, все еще не веря, что это могло быть что-то другое, кроме обычной прорехи. Крови ведь не было и боли тоже до этого момента. На нижней рубашке он нашел еще одну дырку и небольшое красное пятно. А когда отодвинул и ее, то обнаружил темную точку прямо в плече.       — Ерунда, — он даже не испугался. — Просто царапина.       Снова шевельнул рукой, и в глазах потемнело от болезненного импульса, отдавшегося в кончиках пальцев. Джаспер был вынужден ухватиться за Ориона. Из раны вытекла тонкая струйка крови. Он все еще не верил.       — Вам надо бы к врачу…       — Я же говорю, ерунда. Старуха ведь сказала, что я не умру, — подшутил он, пробуя снова пошевелить рукой, надеясь, что боль ему просто показалась.       Когда в третий раз неприятный острый укол пронзил плечо, расходясь по всей конечности, ему пришлось стиснуть зубы, чтобы не простонать.       Черт, и как он умудрился подхватить пулю! В первом же серьёзном бою! Даже не почувствовав!       — Лейтенант ранен! — крикнул солдат, и к нему начали сбегаться остальные.       Джаспер недовольно поморщился, теперь ощущая боль практически постоянно, она пульсировала внутри и расходилась горячими лучами по телу. В глазах теперь то и дело прыгали световые пятна, и он стал моргать чаще, чтобы прогнать их. Кто-то дотронулся до его плеча, желая поддержать. Кажется, это был Фелл.       Вот ведь болван! Сделал только хуже.       Джаспер зашипел, отдергивая больную руку, а в глазах становилось все темнее. Нет, только не это. Он надеялся, что хотя бы не свалится без чувств перед всеми. Но в этот раз провидение явно было не на его стороне.       Первым вернулся слух. Стоны боли, неразборчивая речь, строгие женские голоса. Джаспер не спешил открывать глаза, прислушиваясь к окружающей обстановке и пытаясь понять, где он оказался. Вряд ли это был плен. Они ведь одержали победу. Да и не мог он лежать в плену на вполне удобной койке с пусть и комковатой, но все же подушкой под головой.       Он вдохнул, и в нос проникли запахи, которые не спутать ни с чем. Спирт, кровь, испражнения, пот. А еще немного щелока и еды. Джаспер был в госпитале. Значит, его все-таки доставили к врачу.       Он задышал ровнее, а потом пошевелил раненой рукой. Сначала пальцами — никакой боли. Затем — согнул в локте и, наконец, поднял ее вверх. Тупая боль отдалась в плече, но это было уже гораздо терпимее прежней. А вместе с этим он ощутил и непривычную скованность движений. Джаспер открыл глаза.       Над ним серел грязный тряпичный потолок, а скосив взгляд, он увидел ряды узких коек. И каждая из них была занята. Неяркий дневной свет пробивался в санитарную палатку, повсюду сновали сестры, одетые в строгие темные платья и белые чепцы. Полежав еще немного, он медленно сел и замер, ожидая, когда зрению вернется четкость, а в ушах перестанет шуметь. К нему тут же подбежала одна из сестер, без разрешения и сантиментов отогнув повязку, которая и сковывала движения, туго наложенная поперек груди и плеча. Он лежал в одном исподнем, без рубашки. И все равно умудрился пропотеть так, что несло за милю. Хотя, это вполне могла быть вонь от десятков других раненых. Он хотел подняться и выйти на свежий воздух, но сестра припечатала его твердой рукой, всучив чашку с водой.       Спустя какое-то время, Джаспер не знал, прошел час или полдня, пришел доктор. Осмотрев рану и удовлетворенно хмыкнув, он, наконец, пояснил, что произошло. Оказывается, прошло уже два дня с момента битвы. Его доставили в военно-полевой госпиталь на границе с Арканзасом, где извлекли из плеча пулю вместе с кусками одежды. Выстрел был удачный — ни кость, ни сухожилия не были задеты, и рука должна была скоро прийти в норму. Единственной опасностью оставалось заражение, но, бегло осмотрев, место ранения, доктор дал положительный прогноз. Это было все, что ему нужно знать, и Джаспер порывался тут же вскочить на коня и рвать к своим, но его не выпустили еще целую неделю.       Он лежал, пялясь в колышущийся полог палатки, слушая сопение раненых, пытавшихся перевернуться на другой бок, и болезненные стоны солдат, у которых ампутировали конечность. Джаспер закрывал глаза и малодушно вздыхал про себя с облегчением, что его не постигла такая участь. Он не знал, как смог бы дальше быть без руки или ноги. Он понимал их боль, не только физическую, это было самое ужасно для человека — лишиться свободы движения, когда сама жизнь только в этом и заключалась.       За неделю он успел провернуть в голове сотни исходов войны, от скуки даже представляя себя генералом Союза и планируя свои действия на поле боя. Иногда в его мыслях всплывали картины мирной жизни после, неважно победы или поражения, в которых он возвращался домой и занимался обычными рутинными делами. Часто рядом мелькала Джослин, то стоящая рядом и держащая его за руку, то смеющаяся где-то неподалеку. Но Джаспер старался не заострять на этом внимания. Он написал семье целых три письма, запоздало поздравив с Рождеством, и подробно изложив все события, зная, что отцу и особенно братишке будет интересно это читать. В конце несколько раз добавил, что с ним все в порядке, и он здоров, как никогда. Это послание было уже для матери — он не хотел, чтобы она волновалась за него сверх меры.       Скоро ему так опостылело здешнее существование, и эти бесконечные голоса больных и умирающих, что он стал проводить почти все дни на улице, сидя на сколоченной наспех скамье, не обращая внимания на бесконечные снег и дождь, холодившие ему лицо и руки. Нашелся и Перси, который, как верный пес, последовал за ним, захватив с собой и Ориона, и теперь нес свой пост у палатки, потому что никто, разумеется, ему не выделил даже свободного угла — все места были забиты ранеными, а до негра не было никому никакого дела. Но хотя бы сердобольные сестры прикармливали его понемногу, не давая умереть с голоду. Джаспер пытался отослать его домой, но негр проявил чудеса своеволия, даже не обратив внимания на его строгий тон и не слишком убедительные обещания погнать палкой восвояси. Наверное, стоило быть более убедительным.        Наконец, когда уже наступил январь, он смог покинуть госпиталь, с радостью оставив за спиной боль раненых и умирающих, запахи смерти и болезни, и отвратительную еду. Джаспер довольно неловко, все еще действуя перебинтованной рукой, забрался на Ориона и двинулся в сторону Накогдочеса. Перси поведал, что его полк вернулся в казармы, и Джаспер был особенно рад этому. Накогдочес — это почти что дом. Накогдочес — это Джослин в каких-то паре десятков миль. Он старался не сильно много думать о ней, с самого начала их отъезда. Может, для кого-то, судя по веселым и ностальгическим рассказам у костров, это было отрадой и утешением — вспоминать близких и любимых. Он же ощущал только беспросветную пустоту внутри. Простого образа в воспоминаниях ему было недостаточно, он хотел или все или ничего. Хотел не только представлять, а видеть, слышать, чувствовать рядом, иметь возможность коснуться. И все же, чем ближе он был к Накогдочесу, тем сильнее и чаще, ее лицо всплывало в мыслях, отчего ему приходилось порой активно шевелить больным плечом, чтобы тусклая боль вернула его на землю.       Ему дали недельный отпуск, отпустив на все четыре стороны. И один день Джаспер практически полностью потратил, чтобы привести себя в порядок. Он с наслаждением смыл с себя все запахи дороги и госпиталя, которые, казалось, въелись в его волосы и кожу, почистил и залатал форму, сменил рубашку, долго при этом разглядывая перевязанное плечо, которое в последние несколько часов чесалось, как проклятое. И только на следующий день отправился к Маккиннонам. Он сам не знал, почему так тянул. Ему до смерти хотелось увидеть Джо, прикоснуться к ней. В памяти с новой силой воскресли картины их последней встречи, и он даже практически чувствовал под пальцами плотную ткань ее платья и тепло кожи под ним.       Конь, подчиняясь его управлению, не спешил. Джаспер должен был собраться с мыслями, которые он держал в узде больше двух месяцев. Это был небольшой срок. Но ему казалось, что целая вечность — столько событий произошло за это время. Как будто он стал другим человеком, уже не тем Джаспером, что просил ждать его.       Он ехал так медленно, что вокруг успело потемнеть, а небо окраситься в темные тона. Пошел дождь, и он промок за считанные минуты. Сердце отстукивало удары все быстрее, а когда он увидел вдалеке силуэт коттеджа с теплым светом в окнах, то едва не повернул обратно, не зная, что его ждет, что он будет говорить, когда увидит ее. Не рассказывать же ей в самом деле про безумную старуху и убитого им индейца. А на праздные светские разговоры, видит бог, он сейчас вряд ли был способен. Даже погода не располагала, чтобы говорить о ней.       Джаспер въехал во двор, пустой и темный. Возле конюшни под деревянным навесом, где хранились связки дров, сидел негр и вертел в руках какие-то плоские металлические полоски, бережно придавая им более ровную форму. Он вскочил, когда увидел всадников, и выбежал под дождь.       — Хозяева дома? — спросил Джаспер твердым голосом, хотя внутри поднимались, волна за волной, тревога и волнение.       — Да, молодой хозяин. Мистер Шон у себя в кабинете…       — А Джослин? Мисс Джослин? — его не интересовало ничто другое.       — Так здесь хозяйка, — негр, уже промокший до нитки, кивнул в сторону конюшни. — Делает кисти, — судя по его виду, он считал это чем-то важным. — Вот, попросила меня сделать обоймы, — он показал те самые металлические полоски.       Джаспер, не задумываясь, сгреб их с его ладони и положил себе в карман.       — Я передам. О коне тоже позабочусь. Захвати с собой моего Перси, — он кивнул сразу обоим и, не оборачиваясь, вошел в полумрак конюшни, ведя за собой Ориона и мула.       Ярко запахло свежим сеном, совсем как дома. Тихо пыхтели несколько лошадей, изредка размахивая хвостами и переступая копытами. Джаспер осторожно ступил вглубь, различая огонек ручного керосинового фонаря. А рядом постоянно двигающуюся фигурку Джослин. Она осторожно подступала к серой лошадке, пряча за спиной ножницы, приговаривала что-то успокаивающее и тянула руку к гриве. Но лошадь явно что-то чуяла и беспокойно водила мордой, не позволяя ухватить себя.       — Ну, давай же, милая, чего тебе стоит… это всего лишь несколько волосинок, ты даже не заметишь, — Джослин успокаивающе погладила нос и шею, но лошадь снова отстранилась. — Вот же ж упрямая кобыла, — вспылила она, и Джаспер подавил смешок, позабыв о своем волнении, — я все равно отстригу ведь, а если будешь брыкаться, то запросто оболваню! И ходить тебе с драной гривой до весны, ни один приличный жеребец не взглянет на такую неряху! Придется выбирать парня среди ослов!       Джаспер расхохотался. Честное слово, только Джослин могла сочинить подобную угрозу, да еще и на полном серьезе. Все тревоги как-то сразу ушли на второй план, а после и совсем испарились, оставив только волнительный стук сердца, распиравшего изнутри так сильно, что запросто могли треснуть ребра. И как он мог переживать, что ему нечего будет ей сказать? Они могли говорить о чем угодно, а не только лишь о дрянной погоде. Он вообще не помнил, чтобы хоть раз говорил с ней о какой-нибудь светской ерунде. А сейчас он точно не собирался тратить время на разговоры. Особенно, когда Джослин вздрогнула и обернулась, а через секунду, подпрыгнула и, отпустив ножницы, с глухим стуком упавшие на пол, кинулась к нему. Он подхватил ее на полпути, позабыв про свое еще заживающее плечо, но даже резкая тупая боль не остановила его. Джаспер только сдавленно то ли прошипел, то ли прорычал, продолжая крепко держать Джо и ни за что не желая отпускать. Он не отпустил бы ее даже сиди в нем по-прежнему та проклятая пуля; даже если бы ему отняли руку. Он бы нашел способ надежно держать ее и с одной.       — Джасп… — словно не веря, удивленно вскрикнула она, обхватив его шею теплыми ладонями и задевая кончики волос, отчего по позвоночнику расползлась приятная щекотка.       Он не дал ей договорить. Ее губы были так непозволительно близко, что он почувствовал ее прерывистый вздох на своих собственных. Как будто приглашение и обещание… Он упустил момент, когда начал целовать их, жадно, прерывисто, сминая и надавливая, задевая зубами и тут же проводя по ним языком. Просто в один миг между ними не осталось свободного пространства, ничего не осталось. Джослин отвечала ему, словно заново изучая его, ее язык легко и плавно порхал у него во рту, а потом так же ловко исчезал, когда она чуть отстранялась, чтобы вдохнуть, а он следовал за ней, не желая прерывать поцелуя ни на миг. В прошлый раз ему дали позволение на эти ласки, и поэтому Джаспер смело притянул Джослин обратно, как можно ближе, прижимаясь губами к ее рту так плотно, как только мог, и не давал отстраниться, придерживая затылок, зарываясь в мягкие густые волосы и слегка прихватывая их. Он даже не знал, откуда в нем взялись такие побуждения и что он был способен целовать девушку так яростно и глубоко. И что девушка могла отвечать ему так же дерзко и смело.       Мысли пролетали бешеным сумбурным роем стрел: чтобы это не кончалось… чтобы вкус и запах Джослин навечно остались на его языке и губах… что он был полнейшим идиотом, медля и боясь, когда мог быть с ней еще сегодня утром или вчера… что она такая приятно мягкая и теплая в его руках… и снова без корсета… и плевать… может, так даже и лучше… что он весь сырой и грязный после дороги, и теперь платье Джослин тоже промокло, а по лицу стекали капли от его волос… что он невыносимо скучал по ней, и только сейчас, болван, понял это… что он…       Джослин едва слышно простонала прямо ему в рот смахнула с него шляпу, которую он теперь носил вместо не слишком практичного кепи. Она зажала ее в руке, а другую переместила на левое плечо. Джаспер поморщился и выдохнул, все еще не отпуская ее губ. Все это было неважной ерундой и могло подождать, пока рядом была она. Весь мир мог подождать.       Но Джослин ждать не захотела и испуганно отстранилась, всматриваясь в его лицо. Джаспер тяжело вздохнул, почувствовав холод на влажных губах, и поставил ее на землю, продолжая мягко обхватывать шею.       — Джаспер, что такое? — Джо прошлась легким прикосновением по больному плечу, он даже ничего не почувствовал. — Ты что — ранен?       — Ничего серьезного, — пожал он плечами, хотя ее взволнованный тон и тревожный взгляд отдался приятным теплом где-то внутри. — Иначе меня бы не отпустили из госпиталя.       — Ты был в госпитале? Поэтому так долго не приезжал? Шон неделю назад был в городе и сказал, что полк вернулся… — она опустила голову, но он успел заметить даже в тусклом свете фонаря ее порозовевшие скулы. — Я не знала, что с тобой…       В ее голосе, который она старалась сделать ровным и спокойным, он слышал отголоски страха и облегчения. В ее чуть дрогнувших руках он ощущал скопившееся тяжелое напряжение и нежность, с которой они касались его одежды и волос. Он так хотел сказать, что все будет хорошо, но как он мог, когда шла война, окружая их плотным кольцом. И пусть сейчас он не хотел воевать, ни с янки, ни с индейцами, ни с кем, но знал, что должен идти до конца.       Джаспер прокашлялся, прогоняя все мысли о войне, и даже навязчивые образы мертвого индейца и безумной карги, которые преследовали его со дня пробуждения. Он видел только одно лицо, смотрящее на него с печалью и трепетом. Как можно думать о чем-то другом, когда Джо не отрывала от него испытующего долгого взгляда, словно он был единственным, что имело значение. Джаспер наклонился, легко поцеловав ее, и надел свою шляпу ей на голову. Джослин сразу стала похожа на лихую пиратку, с ее особенным прищуром глаз и появившейся легкой улыбкой. Ему снова захотелось ее поцеловать, не жалким мазком по губам, а по-настоящему, до хриплого дыхания и искр под закрытыми веками.       — Что ты тут делала? — спросил он только чтобы отвлечься от своих потайных мыслей, и оглядел конюшню.       — А, всего лишь хочу сделать кисти, — Джо все еще пыталась выровнять дыхание и отошла, чтобы подобрать ножницы.       — Точно, кисти, — Джаспер достал из кармана металлические полоски. — Совсем вылетело из головы…       — Это Луи сплющил их для меня, — сгребла их с его раскрытой ладони, задержавшись пальчиками, — но эта противная кобыла никак не дается.       — Позволь мне, — Джаспер с улыбкой забрал ножницы из ее рук и подошел к Ориону, поглаживая его густую черную гриву и выбирая удачное место для среза. Джослин стояла позади, чуть касаясь его спины и выглядывая из-за плеча. — Зачем тебе кисти? Ты рисуешь? — он ловко срезал несколько пучков волос средней длины и вложил их в ее руку.       — Немного, — снова хитро прищурилась, и он подозревал, что она сильно преуменьшала. — Может быть, как-нибудь я нарисую твой портрет? Если ты не будешь возражать, конечно.       — Может быть, — он ухмыльнулся, в мыслях снова пронеслось, что Джо наверняка уже успела втихую его изобразить — уж больно ярко блестели ее глаза и чувствовалось нечто тревожно-волнительное в ней. — С меня еще никогда не рисовали портрет.       — Я буду первой, — неожиданно уверенно заявила Джослин и решительно кивнула.       И почти наверняка последней, подумал про себя Джаспер. Вряд ли он согласится на что-то подобное еще раз, ему вполне хватало своего отражения в зеркале, увековечивать десяток собственных неподвижных копий он совсем не горел желанием. Достаточно будет и одной, где-нибудь в альбоме у Джослин.       Он быстро распряг лошадей и, схватив ее за руку, побежал к дому. Дождь лил, как из ведра, и его волосы, остававшиеся сухими под шляпой, окончательно промокли. Едва они вбежали на крыльцо под крышу веранды, он тут же потряс головой, разбрызгивая капли, оседавшие на кителе и попадавшие на лицо Джо. Она рассмеялась, смахивая их и прикрываясь полами его шляпы, которая все еще была на ней.       Войдя в теплую гостиную с небольшими клетчатыми креслами и горящим камином, от которого разливался приятный оранжево-красный свет, Джаспер блаженно выдохнул. Он целую вечность не ночевал под нормальной крышей, чтобы не беспокоил завывающий ветер и не холодил дождь и мокрый снег. Он оставил Джо в гостиной и быстро прошел в кабинет, следуя ее кивку. Шон Маккиннон снова оказался радушным хозяином, крепко пожимая руку и интересуясь последними новостями. Он еще в прошлый раз заметил, как тот любил поговорить и всегда с любопытством знакомился с новыми людьми. И это совсем не вязалось с его довольно суровым видом, темными глазами под густыми бровями и резкими чертами лица. Но стоило ему улыбнуться, и все в нем в один миг преображалось, словно внутри скрывался все еще восторженный и открытый юноша. Джасперу Шон нравился, рядом с ним он ощущал спокойствие и приятие. Совсем не похоже на строгого племянника. Джастина хоть он и видел лишь однажды, но ему с лихвой хватило напряженного испытующего взгляда, каким его смерили и мгновенно оценили, отметив все недостатки.       — Эх, лейтенант, хорошо все-таки, что ты приехал, — проговорил Шон, провожая его обратно в гостиную и дальше к обеденному столу, за которым сидела Джослин. — Наша Джо места себе не находила, — громким шепотом добавил он, широко улыбаясь.       Она вскинула голову и недовольно глянула исподлобья, а потом снова отвернулась, пряча лицо за распущенными влажными волосами, но Джаспер все равно успел заметить яркий румянец на щеках. Тихо посмеиваясь, он присел рядом, пока она возилась с конским волосом, аккуратно подрезая и смазывая кончики маслом. Шон снова скрылся в кабинете, бросив через плечо, что надеется сыграть с ним в партию в шахматы, потому что Джослин в последнее время только и проигрывала, витая в облаках. Она снова дернула плечами, но Джаспер не купился на этот недовольный жест. Вряд ли она обиделась на Маккиннона, он сказал это таким теплым и заботливым тоном, что скорее выражал свое беспокойство, чем подшучивал.       Так и оказалось. Джослин подняла на него взгляд, и в ее глазах он увидел радостное облегчение, смешанное со смущением. Джаспер так хорошо понимал ее чувства, словно они были его собственными. Он всегда хорошо чувствовал других, но с ней это было по-другому, по-особенному. Он накрыл ее запястье своей рукой, не зная, что сказать, поэтому без слов пытаясь убедить, что он тоже все это время был не на своем месте, не чувствовал себя собой до самого конца. Она тихо вздохнула, как будто бы поняв. Иногда у него получался такой фокус, если он сильно хотел что-то донести. Джаспер сам не знал, как. Просто это работало и порой бывало очень полезно.       — Ты ведь останешься сегодня? — на всякий случай с волнением спросила она.       — Если ты позволишь, — он чуть сжал ее тонкое запястье, чувствуя, как под пальцами быстро бился пульс, и погладил это место.       — Разве Шон…       — Я приехал не ради него сегодня, Джо, — он смотрел только на нее, не обращая внимания, как рядом суетилась с едой негритянка, а сквозь открытую дверь кабинета что-то напевал Шон. Разумеется, он спросил позволения у хозяина дома, точнее собирался, но Маккиннон первым пригласил его остаться, Джасперу оставалось только благодарно согласиться. И если бы сейчас Джослин вдруг не захотела этого, чему, конечно, он не верил — стоило посмотреть в ее большие глаза, чтобы все понять — то он бы ушел прочь. И все же, несмотря на почти полную уверенность в ее ответе, он затаил дыхание.       — Я бы этого хотела, — очень тихо проговорила она и снова отвернулась к своим кистям, но Джаспер мог видеть, как едва заметно приподнимался уголок ее губ, словно она едва сдерживала счастливую улыбку.       — Зачем ты делаешь кисти? Разве не проще купить? — спросил он через какое-то время, пока наблюдал за точными движениями ее пальцев и сосредоточенным выражением лица. Ему нравилась смотреть на нее такую, слегка отрешенную от всего, но все еще чутко реагирующую на то, как он невесомо касался ее распущенных волос, не позволяя ничего лишнего, здесь, где любой мог увидеть их. Или едва дотрагиваясь коленом ее бедра, надежно укрытого под платьем. Джослин не поворачивалась к нему, но легкое подрагивание ее ноги и наклон головы ближе в его сторону давали ему понять, что она все замечала и ей нравилось.       — Настоящий художник всегда сам делает кисти, — она плотно обернула металлическую полоску вокруг деревянной ручки и посмотрела на него. — Так говорил мой папа. Он рисовал только своими собственными кистями. Я научилась у него.       — Он уже умер? — осторожно поинтересовался Джаспер, ступая на опасную территорию и мягко поглаживая ее ладонь, словно успокаивая.       — Его… нет, — она как-то по странному грустно улыбнулась и долго смотрела на него. — Я бы хотела тебе рассказать…       — Я бы хотел услышать…       Джаспер чувствовал, что там, в ее мыслях, скрывалось нечто большее, чем просто история о потерявшейся северянке, затесавшейся в разведотряд южан. И он не был уверен, на самом деле, что ему понравится эта история. Что-то было в ее глазах такое, потаенное и запретное, что она хранила ото всех.       Он дождался, когда Джослин закончит кисти и только тогда поднялся в выделенную ему комнату. Там уже горел совсем небольшой камин, который все равно успел прогреть помещение. Джаспер, наконец, смог стянуть сапоги, расстегнуть рубашку и чуть ослабить перевязь и упал на кровать, снова забыв, что нужно беречь плечо. От несильного пружинистого удара прошла короткая болезненная вспышка, но он не стал обращать на нее внимания. Впервые за долгое время, он будет спать там, где ему не грозило отморозить задницу или отлежать спину на твердой неудобной земле. Он прикрыл глаза, слушая тихий треск огня и шум дождя за окном, и чувствовал себя почти что дома.       Раздался тихий стук в дверь, и Джаспер открыл один глаз, ожидая, когда Джослин войдет. Он был уверен, что за дверью стояла она. Потому что сам на ее месте захотел бы поступить точно так же. Тихий скрип петель, и вот она уже стояла у порога, прижимая к себе его китель и шляпу. Он принял вертикальное положение и внимательно следил за ее неспешными движениями, когда она прикрыла дверь и подошла к камину, повесив на рядом стоящий стул его форму.       — Изабо ее почистила. Возле огня должна высохнуть быстрее, — проговорила она, стоя к нему в пол-оборота.       Джаспер мог видеть ее освещенный камином профиль, придававший теплый сияющий оттенок коже и волосам. Джо уже успела заплести их в длинную косу, которая спадала почти до самой талии и резко выделялась на зеленой ткани платья. Она, наконец, набралась решимости и сделала шаг в его сторону, с любопытством оглядывая виднеющиеся из распахнутой рубашки повязки. Он вдруг вспомнил, как она выбежала, словно ошпаренная, из палатки, увидев его переодевания. А сейчас разглядывала его более смело и без неловкого стеснения, почти не отводя глаз. Да, хорош он тогда был, нечего сказать. Сейчас это вспоминалось с улыбкой, он даже готов был посмеяться на такой иронией, но мог смотреть только на Джослин, стоящую в двух шагах, так близко, что он чувствовал цветочный запах от ее влажных волос, и так далеко, что не мог коснуться.       Она прикусила по обыкновению свой шрам на губе и подошла почти вплотную. Такая уверенная и храбрая, хотя наверняка внутри вся была, словно бушующий ураган. Он чувствовал это почти наверняка, потому что в нем самом не было ни капли спокойствия. Только шквал самых разных эмоций, будто он вобрал в себя и все, что испытывала она.       Джаспер сначала почувствовал ее теплые пальцы, бережно дотрагивающиеся до повязки, и только потом увидел. Он так был поглощен разглядыванием ее лица с редкими точками уже побледневших веснушек, что не заметил, как она протянула к нему руку. Снова первая.       — Что произошло? — тихо спросила она, осторожно отгибая повязку и хмуро смотря на затягивающуюся рану.       — Просто пуля. Я даже не заметил, — Джаспер рассказал ей почти все, наблюдая, как менялось ее лицо от удивленного к испуганному и обратно. — Спрингфилд — премерзкое оружие, — закончил он, все еще чувствую приятную мягкость ее руки на своем плече, — большой калибр и с лёгкостью пробивает плоть…       — И дробит кости. А заодно и прихватывает кусок одежды, — закончила она, с легким недоумением посмотрев на него, будто бы заново изучая.       — Да, верно, — примерно это он и хотел ей сказать. — Но мне повезло.       — Тебе не нужна помощь с перевязкой? — она привстала на носочки, чтобы лучше разглядеть рану. — Знаешь, я ведь несколько раз помогала Биллу перевязывать. Не пулевые, но все же…       — Да? И что же ты перевязывала? — Джаспер сократил между ними расстояние на последние полшага, чувствуя теперь, как подол ее платья касался его босых ног. Ему в красках представлялась, как Джо бинтовала животы, ноги и грудь, совершенно не смущаясь их наготы. Он не понаслышке знал, какие травмы умудрялись получать солдаты, даже не вступая в бой.       — Руки, пальцы, пару раз плечо, — Джослин даже не заметила его пристального взгляда, все еще поглощенная рассматриванием повязки. Ее руки мягко дотрагивались до его плеч и груди, впервые касались оголенной кожи. Это нисколько не успокаивало, Джаспер тратил много сил, чтобы стоять спокойно под ее чудесными, удивительными ладонями, приятными и ласковыми.       Он ничего даже не мог ответить, поглощенный мыслями, что между ними почти не было никаких преград из слоев одежды, и ощущениями ее теплого тела так близко от него. Джослин подняла на него взгляд, ожидая ответа, и замерла. Зеленые глаза стали совсем темными, то ли в приглушенном свете камина, то ли от бушевавших в ней — и в нем — эмоций. Она вздохнула, отчего ее грудь, скрытая лишь платьем и какой-нибудь, наверняка очень легкой, сорочкой прошлась по его оголенной коже. Он даже мог поклясться, что почувствовал твердые горошины сосков там, за парой слоев не слишком плотной ткани. Джаспер не хотел думать о женских сорочках и том, что за ними скрыто. И одновременно только к этому и стремился. Его распирало желание спустить ее платье — бросив быстрый взгляд на лиф с несколькими простыми пуговицами, он был уверен, что справится с этим одним легким движением — и увидеть все своими глазами. Когда-то он хотел узнать цвет ее волос, сейчас его интересовал совсем другое. Например, какая кожа скрывается под платьем, возможно, чуть светлее, чем более загорелые открытые участи тела. Скорее всего, она будет очень нежная и тонкая, как на ее запястьях, где виднелись тонкие полоски голубых вен. И какого оттенка будут ее соски. Здесь он терялся в догадках. Возможно розовые, или светло-коричневые, почти что кремовые.       Иисусе, эти мысли сведут его с ума! Если уже не свели. Он не мог избавиться от них, не мог думать ни о чем другом, когда она стояла так близко и дотрагивалась своими пальчиками до него.       — Джослин, — тихо прошептал он, видя, что она ждет чего-то, испытующе смотря на него. — Тебе лучше уйти, — а сам уже гладил ее шею, большим пальцем обводил выпирающие ключицы, чуть сдавливал плечи, собираясь мягко отстранить, а вместо этого притянул ее к себе ближе.       — Хорошо, — она нахмурилась, смотря прямо на него и недовольно закусив губу, как будто злилась на него. — Если ты так хочешь…       Конечно, он этого не хотел. Разве она не понимала? Разве его вид не говорил об обратном? Он мучительно желал, чтобы она осталась. Здесь, с ним, хоть на минуту, хоть на час… или до самого рассвета. Как можно дольше. И Джаспер не знал, как подобрать слова, чтобы сказать ей об этом. Он никогда раньше не страдал косноязычием, но сейчас было так сложно обуздать свои мысли и сказать Джо то, что действительно важно. Он сделал единственное, что мог, чего хотел с самой первой секунды, как она вошла сюда.       Джаспер нашел в себе силы сделать это медленно, склоняясь к ней и давая возможность отстраниться, хотя, по большому счету, уже входя сюда, она и так должна была осознавать все риски. Но Джо не отстранилась. Она ждала и закрыла глаза, только когда он, наконец, коснулся ее губ, словно боялась, что он в последний момент передумает. Ее губы были все такими же мягкими и податливыми, что он не встретил никакого сопротивления, а руки вцепились в его плечи, и он даже не почувствовал толком боли в ране — все исчезло под волной желания, пульсирующими потоками растекавшегося от кончика языка, которым он снова тщательно изучал ее шрам на нижней губе, и ударявшего прямо в пах, отчего окончательно перехватывало и без того сбившееся дыхание.       Джаспер обхватил ее талию и притянул еще ближе к себе, вжимая и не давая отстраниться. Он знал, что она все почувствовала. Ее удивленно распахнутые глаза горели волнующим возбуждением и смущением, пока она, замерев, смотрела на него и в него.       — Теперь ты поняла, чего я на самом деле хочу, Джослин? — он склонился к самому ее лицу, произнося слова прямо в ее приоткрытый рот, пока его закаменевший от напряженного возбуждения член давил на низ ее живота. — Ты чувствуешь, что делаешь со мной?       Он потянул Джо за талию, заставляя подняться на самые цыпочки и теперь вжимался в ее промежность, жар которой не могло скрыть даже платье и нижнее белье. Он чувствовал горячую пульсацию между ее сведенных ног, а может, это его собственная кровь билась с такой силой, что отдавалась в ее теле, словно огромный молот. Джаспер снова опустил ее, боясь, что еще секунда, и он просто уложит ее на кровать, задерет юбку и возьмет прямо так, в одежде, под крышей Маккиннона, поправ все свое и ее уважение и достоинство.       Нет, только не так. Джо заслуживала большего. Она заслуживала всего.       — Я все чувствую, — наконец смогла произнести она, теперь уже сама прижимаясь животом к нему и дыша через раз.       Джаспер снова наклонился к ней. Он целовал и облизывал ее губы, задерживаясь языком в уголках рта, за каким-то чертом дразня их обоих. Джослин нетерпеливо, недовольно вздыхала и вставала на носочки, открываясь ему еще больше. Ее руки теперь блуждали по его спине, прямо под рубашкой, пробегались по лопаткам и позвоночнику, царапая поясницу. Свои собственные пальцы Джаспер успел запустить под край платья и сдвинуть его с плеча, лаская приятную на ощупь кожу и спуская лиф еще чуть ниже. Он сказал себе, что это самое большое, что он позволит себе сегодня, а руки уже осторожно оголяли второе плечо.       Джослин снова прошлась по его перебинтованной ране и, чуть отстранившись, хрипло спросила:       — А как же перевязка?       Она говорила где-то в районе его груди, и ее губы, двигаясь, касались его обнаженной кожи. И даже, когда она замолчала, они продолжали медленно скользить по нему.       — Завтра. Перевяжешь меня завтра.       Джаспер чуть подтолкнул ее и усадил на край кровати, опускаясь рядом. Теперь их лица были почти вровень, и он снова поцеловал ее, медленно и нежно, лаская ее язык своим и чувствуя, как вздымается совсем рядом округлая грудь с твердыми сосками. Он чуть отстранился, чтобы попытаться разглядеть их под тканью платья. Наверняка ведь, они были заметны невооруженным глазом, но в полумраке он видел только ее светлую кожу у самого края лифа. Он осторожно погладил оголенный участок, чувствуя, как под ладонью заплясали мурашки и не удержался — наклонился и поцеловал их. Здесь Джо пахла еще приятнее, все тот же едва заметный аромат меда, смешанный с ее собственным, который он не мог описать. У нее была такая бархатная кожа, без единого изъяна, даже несколько родинок на шее не портили ее. Джаспер зацеловал их все, а потом снова вернулся к мягкой груди, с верхней части которой уже сползло платье. Еще немного — и покажутся соски. Он провел языком там, где начинался край лифа, чуть заводя его за него и почувствовал, как коснулся напряженного ореола. Джослин вздохнула чуть сильнее, держась за его здоровое плечо, ткань платья натянулась на вдохе и сползла на выдохе, оголяя темно-розовый сосок. Джаспер улыбнулся — он почти угадал их цвет, ярко выделяющийся на светлой коже.       Он взглянул на Джо, которая наблюдала за ним, закусив губу. Он поцеловал ее, мягко размыкая зубы и лаская ее губы, мгновенно ставшие влажными, как и его собственные. Большим пальцем он осторожно касался напряженного соска, надавливая и поглаживая. Джослин что-то невнятно простонала, подставляясь под его руку, и Джаспер, наконец, полностью накрыл теплое упругое полушарие. Ладонь горела и пульсировала, словно от ожога, но он даже не думал ее отнимать, продолжая мягко обхватывать, сжимая и разжимая. Ее собственная рука блуждала по его груди и шее, зарываясь в волосы на затылке, пока вторая опиралась о его бедро. Его терзала совершенно непростительная мысль схватить ее руку и передвинуть выше, туда, где живот и пах тянуло тяжелое напряжение. Он мучительно хотел почувствовать, как ее пальчики, что так ловко управлялись сегодня с кистями, сожмут его член, пусть даже через плотную ткань штанов.       И, Господь всемогущий, он совершенно точно это сделает, если прямо сейчас не остановится. Ему необходимо было хоть что-то, чтобы остановиться! Потому что сам он вряд ли сможет.       Словно в ответ на его молитвы, в коридоре послышались громкие шаги и тихое посвистывание. Джослин в тревоге оглянулась, буравя взглядом дверь, ожидая, что в любой момент раздастся стук. Джаспер смотрел вместе с ней, прижимая к себе и готовый в любой момент заслонить за собой ее наготу. Шаги постепенно стихли, в конце коридора хлопнула дверь, и они оба вздохнули с облегчением.       Джо уткнулась лицом в его шею, тяжело дыша. Он нехотя поправил ее платье, полностью пряча грудь и в последний раз поцеловал нежное плечо, прикрывая и его. Он не знал, радоваться или огорчаться такому резкому окончанию, но все, пожалуй, было к лучшему. И неважно, что у него внутри все раздирало от желания, сейчас был явно не подходящий момент.       Возможно, когда закончится война… Тогда все будет по-другому.