Шум и Ярость. Темный учитель

Явление ящеролюдов дало Энки понять, откуда у одного гоблина были парализующие колючки. Хранящие верность заветам Сильван и Гро-Горота, эти существа проводили жизнь в битвах и разведению необычных растений, которые они любили применять в бою. Тем не менее все это не помогло им в борьбе с людьми — как итог ящерам пришлось уйти под землю, и не сказать, что они возненавидели род человеческий. Скорее наоборот — для них люди стали достойными противниками. Но легче от этого случайным путникам не становилось — ящеры ели людские сердца, печень, мозги, стремясь получить их храбрость, смелость, свирепость или мудрость, а так же носили доспехи из человеческой кожи, считая, будто это принесёт им удачу в бою. Однако эта парочка явно была недовольна тем фактом, что вместо людского воина им попались девочка и жрец с парализованными ногами. Один из них и вовсе чуть ли не рычал. За ними была стайка из пяти гоблинов — этих созданий ящеры за противников не считали, потому держали их у себя в качестве слуг для грязной работы. Гоблины не возражали — платили они рептилиям собачьей преданностью, изредка воруя редкие растения, чьи семена потом оказывались в поселениях носатых коротышек. Что касается пришедших с ящерами, то они бросали весьма заинтересованные взгляды на Агнес, от которых девочке было не по себе. Энки же быстро обдумывал, как же выбраться из этой ситуации. К сожалению, в памяти Энки не было достаточно сильных заклинаний для того, чтобы сразу поразить несколько целей. Не так давно чародей изучал Эльдорадо, написанную неким Вальтейлом — и Анкартан был готов поспорить хоть на свою трубку, что он когда-то очень хорошо помнил это имя — однако само писание было скрыто за шифром, который Энки долго пытался разгадать. Если б у него это вышло, то в его арсенале появилось бы новое заклинание, как раз полезное против множества врагов. Сейчас же заклинания Энки были хороши против одиночной цели. Увы, с ящерами трюк со взрывом головы не сработает. Оставался один шанс — пустить более старому, а следовательно и опытному ящеролюду сферу тьмы в голову. Гоблинов поджечь пиромантией. Останется один ящеролюд и труп, который можно взорвать. Шанс успеха невелик — словно ты бросаешь монетку, цена проваленного броска — твоя жизнь. Энки вкладывает в заклинание больше сил, чем для этого надо. Нельзя, чтобы ящеры поняли, что он колдует — несмотря на видимую неуклюжесть, они достаточно быстры, чтобы одним ударом грубого меча разрубить чародея пополам. Агнес пока что ничего не предпринимала и глупостей не делала. Монетка уже подброшена, крутится в воздухе — Энки направил сферу в ящера. Но монетка упала на ребро… Ящер успел увернуться, сфера же попала в тело гоблина, разорвав его на части. Более молодой ящеролюд заклепал языком, надвигаясь на Энки. Агнес, достав ножик, попыталась закрыть собой жреца, но рептилия не стала тратить на неё своё время. Небрежный удар хвостом — и девочка отлетела в пропасть, повиснув на одной руке на краю. Её плечо болело и кровоточило после атаки ящера, сама она с трудом держалась. Она слышала звук удара и хрип жреца, однако девочка не теряла надежду, что Энки все же живой. Но тут над ней появился гоблин, попытавшийся было схватить её за руку, но тут раздался недовольный рык ящера. Гоблин заметался, но уже второй рык подействовал на него как удар хлыста, оставив Агнес, он со всех ног помчался к своему господину. Девочка же с трудом смогла подтянуться и подняться, несмотря на боль в плече.

***

Пробуждение было не из приятных. Энки потёр виски, стремясь унять головную боль. Ящер мог одним ударом отправить его к сестре, но вместо этого взял живьём. Агнес же… возможно и не сорвалась в пропасть, но поступила весьма опрометчиво. Однако сейчас не время скорбеть или отчитывать ученицу, нужно выбираться отсюда, пока кожа цела. Или мозг — говорят, ящеры у магов любят его выедать. Энки всегда интересовало, кто именно это узнал и как он смог уйти живым. Едва открыв глаза, чародей смог увидеть, что он находится в тесной и тёмной комнате, отдающей какими-то травами. Сам Энки лежал на жесткой подстилке из засушенных растений, спать на таком — удовольствие не из приятных. — Быс-стро ты прос-нулс-ся, — услышал жрец голос где-то в темноте, — хоть какая-то компания. С-с ящ-щерами много не поговориш-шь… — Кто ты? — лишь спросил Энки. Из мрака к нему выползла жуткая смесь человеческой девушки и змеи — чешуя ещё не полностью покрывала тело девушки, но её ноги срослись в змеиный хвост, а волосы начали образовывать капюшон кобры. Из рта начали расти клыки, человеческий язык был больше раздвоенным, зрачки этого гибрида были вертикальными. — Как видиш-шь, неш-што среднее, — произнесла девушка, время от времени клепая языком, — не человек… и не ящ-щер. — Ты с островов Рассвета? — хмыкнул Энки, оглядывая начавшие проявляться чешуйки на лице несчастной — у неё был узкий разрез глаз, но вот говорила она без акцента. В иное время чародей бы мог этим поинтересоваться, но сейчас его волновало собственное выживание. — Неважно, кем я была тогда. Ес-сли интерес-сно, меня зовут Ороти. Точнее звали когда-то. — Мне это не интересно, — хмыкнул чародей, — а вот твое состояние… помнится, мне довелось пообщаться с одним шахтером, пережившим набег ящеров. Он уверял меня, что у некоторых особей было что-то, похожее на женскую грудь. Теперь вижу, что в этом вопросе он был не так уж и далёк от истины. Ороти хрипло рассмеялась, услышав слова Энки. — Так ты не ответила, зачем ящерам нужны такие… процедуры, когда они обычно снимают с людей кожу. — С-тех, кто проиграл им бой. Но ес-сть те, кто попалс-ся им больными или покалеченными. Когда я с-спус-стилас-сь в пещ-щеры, то с-собиралас-сь лиш-шь уничтожить гоблинов… один из них с-смог перебить мне с-спину ударом булавы. Прожил он недолго, но как же было больно… — Как понимаю, тебя нашли ящеры и принесли сюда. Но я был временно парализован, сейчас яд сходит. Скоро смогу ходить. — Ус-спееш-шь ли ты до прихода ш-шамана? Пос-сле него ты обречён… станеш-шь одним из них, — прошептала Ороти.

***

Плечо удалось перевязать пожертвовав рукавами. Вроде никакой заразы в рану не попало, резать себе руку не хотелось. За ящерами Агнес следовала долго, но со своими короткими ногами она отстала и сейчас следовала наугад, пока не устала настолько, что пришлось все же устроиться на привал. Голод удалось частично утолить грибами, добытыми с риском для жизни. Может поискать улиток? Правда они уже давно приелись девочке, хотелось хоть какого-то разнообразия… Агнес помнила, как однажды ей удалось разорить птичье гнездо, добыв несколько яиц, которые, вместе с одним помидором пошли на яичницу, которой был доволен даже вечно хмурый Энки. А если ещё добыть хотя бы немного сыра… и ещё теста… и яблоки, наливные, сочные, так и брызжут соком… Эти приятные мысли о еде позволили хоть как-то прожевать жёсткие грибы, однако аппетит у девочки только возрос. Да и вновь разогрелось беспокойство за Энки — он ведь там один, в плену у ящеров и гоблинов, явно голодный и в кандалах. Перед глазами предстал чародей, избитый и израненный после пыток Генриха, просящий у неё воды. Агнес вспомнила, что Анкариан что-то упоминал про снимание кожи, когда увидел ящеролюдов. И хоть девочка ни разу не видела, как с человека снимают кожу, но понимала, что это явно очень больно. Девочка поднялась, не желая больше терять драгоценное время на отдых и продолжая свои блуждания. В руке она держала нож — пару раз до её ушей доносилось мерзкое хихиканье гоблинов. Похоже, она близко, теперь нужно быть осторожной. Свои карманы Агнес на всякий случай набила камушками, чтобы ими бросаться. Однако девочка вышла не к ящеролюдам, как ей хотелось, а к деревне гоблинов, в этот раз другой. Агнес замялась — приближаться к этим созданиям она не желала, но вдруг ящеры решили Энки оставить на потеху отвратительным коротышкам. Но как пробраться незамеченной? Увы, чародей не обучил её каким-либо заклинаниям для скрытности. Девочка стала обходить деревню, с тревогой присматриваясь к поселению, благо оно не было большим. Но следов чародея или ящеров Агнес так и не нашла. Нужно уходить отсюда, пока не заметили. Юная чародейка быстрым шагом пошла по пещере, но мысленно возвращалась к деревне — все же она не все заметила, вдруг Энки все же там, скрытый в каком-нибудь домишке, избитый и голодный. В какой-то момент Агнес не выдержала и развернулась, вновь направившись к гоблинам — лишь чтобы убедиться, что чародея там точно нет. Однако на обратном пути она едва не столкнулась с парой коротышек, что вдали от остальных ели мясо, по запаху явно оленина, запивая его грибным пивом. Время от времени они на своём языке рассказывали какие-то истории, от чего оглушительно смеялись. Агнес пирующие гоблины не заметили, до того были увлечены празднованием. Девочка же, не желая искушать судьбу, стала осторожно пятиться от них, а потом помчалась со всех ног. Однако один из гоблинов имел хороший слух — и топот маленьких ног он отчетливо услышал. И как бы Агнес не пыталась далеко уйти, пещерные коротышки шли за ней по пятам, хмельные от пива, и от того желающие развлечений. Не трудно было понять, как сильно перепугалась девочка, услышав пьяные гоблинские голоса. Она выхватила кинжал, помня слова Энки о том, что нельзя позволять гоблинам уходить живым. Сейчас либо они, либо она. Сердце начало стучать сильнее, Агнес притаилась за камнем. Сейчас гоблины с фонарями и дубьем уже стояли за укрытием девочки, переговариваясь друг с другом, распространяя неприятный запах алкоголя. Пьяные люди Агнес никогда не нравились — и дело было не только во нравоучениях Генриха, вбившем в голову девочки отвращение к алкоголю, но и в одном неприятном случае, когда в некой деревушке, мимо которой она проходила с Энки, к чародею вдруг пристал некий пьяница, спутавший колдуна с женщиной. Он размахивал руками и случайно задел Агнес, но даже этой нечаянной затрещины оказалось достаточно, чтобы девочка упала на землю. Самого Энки резко обняли сзади, начав лапать, колдун стал вырываться, но пьяница был сильнее. Агнес на всю жизнь запомнила выражение лица Анкариана, когда его смачно поцеловали в губы. По итогу разозлённый чародей пустил струю огня горе-ухажеру в рот — все равно действие происходило ночью, и местные уже давно спали по своим домам — а после оттолкнул от себя мужика, начавшегося корчиться от боли, поставил Агнес на ноги и быстрым и резким шагом отправился прочь из деревни. Девочке потом долго пришлось задабривать Энки при помощи готовки и штопанья его мантии. Сейчас же эти гоблины очень напоминали того пьянчугу, разве что они были намного неприятнее. Агнес приготовила сферу тьмы, прислушиваясь к врагам. Один из них стал обходить укрытие девочки, она не стала медлить. Как только она увидела рожу монстра, то тут же запустила в него заклинание, попав в шею. Гоблин сдох мгновенно, но звук падающего тела привлёк внимание другого противника. Он достал большой нож, а после быстро оббежал камень с другой стороны. Заметив Агнес, он хищно облизнулся и, не дав ей приготовить заклинание, накинулся на неё, повалив на землю и выбив кинжал из рук. Девочка завизжала от ужаса, когда гоблин задрал ей рубаху, пытаясь снять с неё штаны. Она вцепилась зубами в его ладонь, прокусив зелёную кожу до кисловатой крови. Коротышка рыкнул от боли, перестав удерживать пленницу, этого оказалось достаточно, чтобы Агнес схватила первый попавшийся камень и ударила его прямо по морде, задев глаз. Гоблин упал, девочка, не теряя времени, стала бить его камнем по голове, с каким-то диким криком, вырвавшимся из её груди. Она выжила, она победила… и ей не хотелось знать, что хотел делать с ней гоблин, чьё безжизненное тело она продолжала бить на адреналине. — Остынь, девонька, — внезапно в пещере повеяло холодом, что отрезвило Агнес. Камень выпал из её рук, она подтянула штаны, обернувшись на голос. Перед ней стоял крепкого вида высокий старик с большой ухоженной бородой, белой, словно снег. Его маленькие глаза были совсем незаметны под шлемом-шапкой, его же доспехи напоминали тулуп. За спиной был виден большой круглый щит, из-под которого виднелся кусок белой ткани. К поясу была привязана какая-то доска и здоровые ножны. Меч же, весьма большой, старик держал в одной руке, в другой же держал факел. — Слышал я твой крик, дитя, примцался, яко трус, от влеков удирающий, а ты и без меня справилась, — продолжил он свою речь, осматривая поле боя, — звать меня Илья, богатырь я, из земель Воронинских. Говорил этот Илья по рондонски, но очень странно, некоторые слова Агнес и вовсе не понимала. Выглядел он угрожающе, как Генриха но в отличие от фанатика, в голосе богатыря не было ни злобы, ни плохо скрываемой ненависти и жажды крови. Он больше походил на доброго дедушку, чем на свирепого воина. Убрав меч в ножны, Илья подошёл к девочке, опустившись перед ней на колено. — Не бойся, не обижу. Тебя как зовут, девонька?

***

Потеря табака и трубки была неприятной, но не критичной проблемой. Поудобнее устроившись — благо, что к ногам вернулась чувствительность —Энки занялся медитацией, стремясь успокоить разум к приходу шамана ящеров. Тесака темный жрец был лишен, но оружие чародея — его разум, который у него не отнять так легко. Пусть ящеры считают его парализованным — ему это на руку. Ороти же, поняв, что от колдуна ей не добиться ответа, решила вздремнуть, напевая какую-то песенку на своём языке. Вошедшему в транс Энки это не мешало, сейчас он чувствовал успокоение. Он был готов к побегу. Ящеры пришли раньше, чем ожидал того Анкариан, он едва успел лечь на жесткую подстилку, делая вид, что он все ещё парализован. Шаман был не один — с низким сгорбленным синечешуим ящером, чья морда была скрыта под маской, пришли и два воина, с красной чешуёй и в доспехах из человеческой кожи. Оружия при них не было, но даже их кулаков и хвоста было достаточно, чтобы выбить из Энки весь дух. Именно на колдуна обратил внимание шаман, первым делом отправив к нему ящера-воина — остальные были на расстоянии и Анкариан видел, что вражеский маг был готов использовать магию, если Энки вздумает атаковать. Рослый ящер тем временем больно стукнул по ногам Энки, на что жрец никак не отреагировал. Шаман что-то прошипел, воин тут же закинул Энки на плечо — а вот тут есть возможность сбежать. Главное — не упустить момент. Его вынесли из мелкого здания, находящееся в отдалении от города ящеров, сложённого из светло-бурого кирпича. Тем не менее рептилии направились не туда, а к другому зданию, явно шаманскому дому, окружённому садом с растениями, которых Энки ещё не доводилось видеть. Перед домом спал гоблин на привязи, словно собака, с разницей лишь в том, что у него была духовая трубка с парализующими колючками. Ящер, что нес его, шёл в центре, впереди был шаман, а позади следовал второй воин. Их уверенность в том, что чародей был парализован, сейчас и была главным оружием Энки. Темный жрец сложил руки замком, создавая в ладонях огонь, который он сделал проклятым. Ящеры вроде ничего не заподозрили, и медлить Энки не стал, пустив пламя в одного, прямо в глаза. Он не успел издать и вздоха, когда проклятый огонь выжег ему морду. Воин и шаман остановились, услышав звук падающего тела, но Энки направил проклятый огонь второму в затылок, быстро встав на ноги, когда павший ящер перестал его держать. Рука чародея на инстинктах попыталась схватить отсутствующий тесак. Сейчас Энки был один на один с шаманом ящеров, который взмахнул посохом, превращая его в длинную колючую ветку, Анкариан отпрыгнул в сторону и пустил пламя, от которого уворачиваться пришлось уже знахарю. — Я не собираюсь тут задерживаться, — Энки пальцем нарисовал круг в воздухе, запустив поток лезвий в шамана. Он не успел уклониться — бритвенный тайфун разрезал его голову на две части, а потом пролетел дальше, прямо на на сторожевого гоблина, проснувшемуся от шума боя. Он не успел выхватить духовую трубку, как магические лезвия разрезали ему живот. Энки оглядел место битвы — поднять ящеров ему не хватит сил, но избавиться от тел надо. И трехлетнее обучение в Ватиканском храме сейчас пригодится. Трупы от его молитвы стали превращаться в прах, который подхватил подземный ветер. А затем Энки поспешил ретироваться, пока его не заметили. Что касается Ороти… слишком хлопотно с ней возиться, да и на то, чтобы прикончить её, времени нет.

***

— Зацем же ты шуйцей ножик свой держишь? Десницей надобно. Агнес лишь недоуменно уставилась на свой кинжал, потом перевела взгляд на Илью. — Рукой лёвой то есть. Правой нужно держать, десницей, — объяснил Илья, — неприлицно так делать, девонька. Несмотря на то, что эти слова были сказаны без злобы, Агнес все равно стало как-то не по себе. На секунду ей представился Генрих, строго следившей за тем, чтобы девочка не вздумала переписывать священный текст левой рукой. Признаться, фанатик никогда не жаловал корявый почерк правой руку Агнес, никак не желающий исправляться, сколько бы она не проводила времени за пером и чернилами. Энки же в вопросах правой и левой руки не был столь щепетилен. — Пиши хоть ногами, но я не собираюсь тратить свое время на то, чтобы разбирать эти каракули, — сказал он однажды Агнес, когда та рискнула попросить у него яблок в Дроздене и написала ему записку, — я уже тебе говорил, удобно писать левой — пиши ей, ясно? К слову, ногами Агнес один раз, когда чародея не было дома, попыталась написать своё имя — вышло даже хуже, чем если б она попыталась использовать для этого правую руку. — Ладно уж, — донеся до Агнес голос Ильи, — вряд ли в этих пещерах тебе кто-либо это говорил, а я уж глаза закрою. Ты не голодна цасом? Пирожками угостить могу Агнес, несколько поколебавшись, кивнула — да и на ногах она была где-то часов пять по ощущениям. К тому же на сытый желудок легче договориться — сейчас девочка желала заручиться помощью богатыря и спасти своего учителя. При этом Илья не должен был знать о том, что Энки являлся темным жрецом — Агнес однажды услышала от Генриха, что воронийцы со служителями Древних богов не церемонятся и что всей Европе нужно следовать примеру Воронии. Хотя… в голове у девочки возник план. Устроившись поудобнее в каком-никаком удобном месте, Илья достал кусок ткани, оказавшийся белой скатертью, которую старик сложил пополам. — А сейцас ты увидишь цудо, девонька, — с улыбкой сказал богатырь, — сложи руки для молитвы и повторяй за мной: Pater noster, qui es in caelis, sanctificetur nomen Tuum… Эту молитву Агнес давно выучила наизусть, и ей с трудом удалось сохранить серьёзное выражение лица, слушая ужасное произношение Ильи. — А теперь нацнем же трапезу, — богатырь откинул край скатерти, на которой появилось несколько булочек в форме лодочек, словно только что с печи, — вот, пирожки это. Наше блюдо, воронинское. Небось ни разу не пробовала? Бери, там и с творогом, и с яблоками, и с капустой. Не забудь Алл-Мера, господа нашего, поблагодарить. Пирожки очень понравились Агнес, пару штук она решила приберечь для Энки. Сам же Илья есть не стал, лишь достал доску, оказавшуюся музыкальным инструментом, начав бренчать на нем. У девочки от пирожков и этой размеренной мелодии начали слипаться глаза, но она все же потянула Илью за рукав. — Цто такое? Ещё хоцешь? Подожди, самобранку нельзя цасто использовать, хотя бы три дня ждать надо. Жадность — грех большой. Но Агнес замотала головой, жестами попросив чернила и пергамент. — Повезло тебе, есть у меня лист один, сыскной правда. Разбойника одного изловили, а о нем на память я этот лист и взял, — Илья вложил в руки девочки пергамент и походную чернильницу с гусиным истрёпанным пером, — только много не пиши, там цернил на самом донышке. Левой рукой, под вящее неодобрение богатыря, Агнес, то и дело вертя чернильницей, смогла все же нацарапать на листе следующие строки: — Мой учитель Энки попал в беду. Его взяли большие ящиры. Он целитель и умеет делать святую воду — прочёл Илья, — Энки… не знаю его, но целитель — работа нужная и важная. Но если его забрали ящеры… цто ж ты молцала, нельзя терять времени. Может нагнать успеем, пока гады эти с него кожу не сняли на доспехи свои.