Капучино с грушевым сиропом

      Август ван дер Хольт в очередной раз проснулся разбитым. Он не мог сосчитать, сколько раз он встречал утро вот так — без желания проживать новый день. Будильник весело заливался мелодией, поставленной по умолчанию. Не то, чтобы куда-то надо было вставать и собираться, просто здоровый образ жизни включал в себя здоровый восьмичасовой сон, ни минутой больше, ни минутой меньше. Лежащая на левой стороне груди ладонь чуть дрогнула и упала в простыни. Внутри что-то билось — значит, он проснулся живым.       На плите в небольшой кастрюльке кипели яйца, чайник выпускал клочья пара и потихоньку начинал свистеть. Август отвлёкся от просмотра новостей по телевизору, подошëл к окну и открыл его — по кухне шëл запах газа и сгоревших спичек, надо проветрить. Вскоре на белой тарелке оказалась пара яиц, в белой кружке — чай, всё это на белом квадратном столе. Вся кухня была белой — Мико не одобряла такой минимализм, сама покупала какую-то странную утварь и тащила в его квартиру — Август с подозрением крутил в руках кружки с лягушками, кастрюли с принтами и заварочные чайники с цветочками, выдавливал из себя слова благодарности и прятал это на антресоли. Не то, чтобы ему это всё не нравилось — не казалось уместным. Да и зачем ему столько посуды? Гостей, кроме сестры, у него не бывает.       После нехитрого завтрака Хольт раздумывал продолжить работу над новой статьёй — скоро будет открытие нового торгового центра, в котором уже год-два идёт реконструкция. На самом деле, Августу не обязательно было даже туда ходить. Пара оригинальных эпитетов, отсылка на классическую литературу, которую поймут не все, желчи и сарказма к полуконструктивной критике в пропорции 1:2, и очередная обсуждаемая статья готова. Всё становится таким неинтересным и предсказуемым, когда понимаешь принцип.       Для Августа это было своеобразным проклятьем — одним из трëх. Он быстро всё понимал и ему быстро становилось скучно. Он мог бы быть отличником в школе — но программа обучения не давала ему развиваться в своём темпе, и ему было слишком скучно. Учителя и школьный психолог пытались что-то объяснить родителям и настоять на частной школе или домашнем обучении — но тем была важнее социализация. Если принять во внимание, какую судьбу они для него хотели, можно понять. Август социализировался, общался, заводил друзей — но люди для него были лишь очередными загадками, которые он вскоре научился раскалывать на раз-два, и ему снова стало скучно. Август поступил в журналистский университет. Он не хотел идти на психолога, там не нужно было лишь понимание, там надо было ещё и сострадание, которого Хольт в себе не находил в достаточном количестве. Ему хотелось говорить и объяснять — стать философом в этом тысячелетии вряд ли есть шанс, а вот быть журналистом, иметь возможность видеть важные для людей события первым, давать им правильную трактовку, до которой без него мало кто додумается — это тешило его и без того немалое эго. Но политика ему не была интересна. Как хобби — ещё сойдёт, как и история, но заниматься по жизни ему хотелось другим. Быть лидером мнений — ему нравилось такое обозначение своей деятельности. У него были свои преданные фанаты, они обсуждали с ним его мысли так, будто правда его понимали. Ему это льстило. Он мог бы быть этим доволен.       Но он сам понимал, насколько на самом деле был мелочен. Тратит всю свою жизнь на разнос в пух и прах каких-то неудачливых бизнесменов, пишет про различия менталитетов — для его талантов это маловато. Всё чаще и чаще ему становится скучно. Всё чаще и чаще он думает о том, чтобы вернуться в Германию. Люди в России сначала его удивляли, их мышление его интересовало, некоторые знакомые почти поражали формировавшиеся годами устои поведения. Ему было интересно. Но всё хорошее имеет свойство заканчиваться, а Хольт имеет свойство понимать людей против даже своей воли. Вскоре он начал относительно понимать «тайны русской души», и это походило на забавную картинку, которую он однажды увидел на просторах интернета — " ты харизматичный/ — спасибо, это детская травма». До этого его статьи ещё были мягкими, вежливыми и дружелюбными. А потом Август злился. Август завидовал.       Лишь в какой-то момент он понял, что от него остались лишь злость и популярный блог с изобличающими «токсичными и бессердечными» статьями, как их однажды кто-то назвал. Он понял, что не только выкидывает из себя тоннами злость к этому миру, но и заставляет мир делать то же самое по отношению к нему. Злые матные комментарии больше не были неприятным последствием его деятельности — они стали его целью. Он смотрел на оскорбленные и оскорбляющие слова и получал странное удовлетворение. Хольт начал ходить на встречи, открытия и презентации и высказывать подобные же сочащиеся желчью афоризмы лично тем, к кому они были обращены — и, как не странно, от вида меняющихся и искривляющихся от возмущения лиц ему становилось ещё лучше. Хольт начал выводить на эмоции. Никто не знал, зачем он делает это, а Август, кажется, знал. Он питался ненавистью к себе, пока это не начало наскучивать и раздражать.       А потом появился этот Дмитрий Дубин и Августу стало интересно. Не просто интересно — Хольт не мог вспомнить, когда что-то в жизни захватывало его так же сильно, как этот невзрачный на первый взгляд молодой парень. Август привык, что ему в ответ грубят, но не такие nett мальчики. А он ещё и дружок Игоря Грома и Юлии Пчëлкиной. Хольт считал бы за личную победу, сумей он выбить из этого хмурого блондинчика искреннюю ярость. Август выбил из него даже слёзы. Но за победу это считать не хотелось. Дубин был. совсем другим. Он был неизведанным, колючим и — где-то под слоями показной надменности — нежнейшим существом. Он ощущался как первый раз, когда Август открыл отцовскую книгу по физике, как первая поездка на море, как сбывшаяся подростковая мечта о фигурке железного человека. Душа этого парня казалась глубокой, глубже чем те, что до этого видел Хольт. Дима был как Марианская впадина — ни один живой человек в здравом уме не спустится на самое дно, чтобы узнать только, состоит оно из камня или заполненно неизведанным доселе растениями. И пока Август был в здравом уме, не собирался этого делать. А потом вдруг обнаружил, что заигрался, что сидит у Дубина дома, что говорит с ним, что.. волнуется? Этим же вечером Хольту пришлось срочно созвониться со своим кардиологом — грудь заходилась бешеным стуком. Даже не из-за вины или тревоги за Дубина — из-за осознания того, что не только Дмитрий другой сам по себе, но и Август из-за него становится другим.       Нет, Хольт не влюбился. Он не умел, у него нет сердца, он бесчувственная сволочь и так далее по списку — всё это периодически кричала ему в спину Мико. Её он тоже не любил. Он чувствовал за сестру ответственность, у него было чувство долга, и он, как старший брат, выполнял свои обязанности и даже больше — но не любил Мико. И вообще никого не любил. И родителей, и родственников. Как он рассуждал во время подросткового бунта и как рассуждает сейчас — не за что было любить. Было за что уважать, но не любить. А с Дубиным всё было.. странно. Он затягивал. Август уже не понимал, каким образом он стал завсегдатаем всех возможных цветочных и начал выбирать цветы «что бы были красивые», а не просто «возьмите на свой вкус» и когда желание взбесить Дмитрия стало желанием его изучать. Как оказалось, Дубин живёт один, учился на бухгалтера, мечтает о домашнем питомце, всегда прохаживается до места работы пешком, неравнодушен к сладкому, совершенно не умеет пить, милейше смущается, а его очки постоянно съезжают к кончику носа и он вечно их поправляет, не замечая этого. В какой-то момент Хольт начал думать, что ему не хватает лишь развешанный повсюду фотографий Димы, чтобы точно быть стереотипным маньяком.

***

      Что бы кто не говорил, но Диме нравилось в деревне. Когда бабушка Маня ещё была жива, он ездил сюда почти каждые каникулы, бегал с соседскими пацанами на речку, жёг костры на полянке у леса, прятался от гусей и злых петухов, помогал соседкам носить вёдра с водой и получал от них корзины яблок и клубники. Оказавшись тут, нельзя было не вспоминать счастливое детство, и пусть прошло уже лет десять, даже больше, воспоминания оставались тёплыми и приятными. Но их, к сожалению, Димину радость не разделяли все присутствующие.       — Да сдалась вам эта глухомань! — возмущалась Вера, натягивая на ноги забрызганные грязью резиновые сапоги, — Можно было бы на даче за грибами сходить, там место поприличнее.       — Цыц, пока три ведра не соберёшь, домой не поедем, — мама застёгивала перед зеркалом куртку, которая, по-видимому, принадлежала ещё деду.       — Какие ещё три?!       Вера тоже ездила на каникулы в деревню, но, в отличие от брата, счастливым это время не помнила. Обычно она проводила время в тёмной комнате под чердаком, включала радио и часами читала книги, привезённые и найденные в гостиной или ближайшей библиотеке.       — Я умру, — произнесла девушка страдальчески, поднимая глаза к потолку, — меня точно утащат волки.       — Не утащат, ты будешь так ныть, что они тебя сами вернут, — мама протянула каждому по три сложенных друг в друга небольших ведёрка и вышла из дома.       С тяжёлым вздохом Вера пошла за ней, Дима вышел последним, прикрыв за собой дверь.       Для сбора грибов день был просто отличным — не слишком холодно, но и солнце не припекает, ветра почти нет, и хотя по небу гоняются иногда серые облака, дождь вряд ли будет. В лесу хорошо. Сквозь веером раскинутые желтоватые кроны пробивается тусклый свет, под ногами хрустят упавшие ветки и высохшая трава. Вся природа будто разговаривает — то ветер шуршит листьями, то летают испуганные птицы, то где-то вдалеке становится слышно речку. Мама, ушедшая на несколько метров в сторону, почти неслышно напевает какую-то мелодию советских времён. Вера ворчит себе под нос, но добросовестно рыщет под деревьями и ищет грибы. Диме хорошо и спокойно. Кажется, такой маленький отпуск ему нужен был. Конечно, чувство вины гложет, но с другой стороны, надо же дать Мико попробовать весь день проработать одной, да и Олег уже точно устал, хоть и не показывает этого. Ну и разумеется, его сиятельство ван дер Хольт точно не попробует сунуться в это захолустье, так что деревня Диме представлялась местом более безопасным, чем кафе или съёмная квартира в Питере. Несмотря на все попытки Августа подружиться? Наладить контакт? Или что он там пытался сделать... в общем, Дима ему не особо доверял. Хотя мысли о том, что Хольт хочет его убить, уже не казались правдоподобными.       Надо было бы позвать сюда Юлю и Игоря... семейная поездка, как никак, а друзья ему стали уже почти как семья, да и с сестрой и мамой они знакомы и в хороших отношениях. Пчёлкина бы точно согласилась — она за любой движ, кроме откровенно противозаконного, а Игорю бы не дали право слова. Ему бы дали только вёдра и шаурму в качестве оплаты за труд. Но сейчас у Юли какой-то жутко загруженный график, а Игорь опять ввязался в какое-то мутное дело и теперь расхлёбывает, дома сутками не появляется. Когда все освободятся, надо будет как-нибудь собраться и киношку глянуть под домашнюю пиццу.. или картошечки пожарить. А вообще, надо было Фёдора Ивановича звать. Тогда бы у Игоря никаких отмазок точно не было, а после сбора урожая ещё бы и стол накрыли, шашлыка бы пожарили... в следующий раз так и сделают.       Все вёдра были заполнены грибами только ближе к вечеру, и пока мама расстраивалась, что можно было бы остаться на пару часов и собрать чуть больше, Вера с явным наслаждением затаскивала грибы в багажник и меняла специальную «деревенскую» одежду на джинсы и футболку, подгоняя всех остальных скорее поехать домой, чтобы не пришлось выбираться отсюда уже ночью. Грибы решили везти маме, помогать их перебирать выбрали Веру, а Дима успел сослаться на работу. Сестра явно не была счастлива своей участи, но мама пообещала, что закатывать грибы по банкам будет помогать уже Дубин без права отказа.

***

      В кафе сегодня было на удивление тихо и спокойно. Дима сидел за баром, дочитывая наконец свои «Записки юного врача», Мико листала тиктоки. Так-то сегодня еë не должно было быть, но Дубин решил устроить последний день стажировки и посмотреть, как она справляется на рабочем месте. Девушка что-то недовольно проворчала про пропущенную тусовку и про то, что она уже была целый день одна на смене и всё было в порядке, но согласилась. Впрочем, ей повезло — пока что за день она сделала всего с десяток капучино и латте (очень даже сносно) и всё остальное время занималась своими делами.       Дверь открылась, от звона колокольчика девушка тут же отложила телефон и вскочила, как полагает ответственному бармену. Дубин кинул взгляд на дверь и еле сдержался, чтобы не закатить глаза — визиты Хольта уже не удивляли. Но удивлял несколько расстерянный вид Августа и Мико, которая опустилась обратно и махнула рукой.       — А, это всего лишь ты. Что-то будешь заказывать?       — Я... — Хольт нахмурил брови, — Ты говорила, что сегодня не работаешь.       — Стоп... — Дима приподнялся, переводя взгляд то на Мико, то на Августа. Так вот, что ему показалось знакомым в чертах девушки — они были поразительно схожи с чертами Хольта. — Мико... твоя дочь?       Девушка рассмеялась, хватаясь за живот и сползая на стул. Август кинул на неё осуждающий взгляд и подошёл ближе к кассе.       — Нет. Она моя сестра.       — Если бы он был моим отцом, я бы повесилась, — снова хихикнула Мико, вытирая слëзы.       — Но... у вас фамилии разные..       — Так после развода я с мамой осталась, она вышла замуж и мне дали фамилию отчима, а он с отцом переехал в Германию. Он не рассказывал? — она кивнула в сторону Хольта, который хмуро смотрел куда-то в сторону, явно недовольный происходящем.       — Мико Штольц, выйди, дай взрослым людям поговорить.       Девушка закатила глаза и, подхватив телефон, направилась в подсобку.       — Ben je jaloers op je vriendje?       — Laten we het hebben over je gedrag thuis, — судя по тому, каким ледяным тоном это было сказано, Мико либо его прокляла, либо оскорбила всю их семью до седьмого поколения.       Дверь в подсобку захлопнулась, и Дубин резко повернулся к Августу.       — Ты подослал ко мне свою сестру?       — Мы уже перешли на ты? — если Хольт хотел отшутиться, то явно выбрал неподходящую ситуацию. Дима схватил его за галстук и резко, но осторожно — галстук дорогущий наверняка, жалко рвать будет, совесть замучает — дëрнул на себя.       — Рот захлопни, достал уже. Какого чëрта твоя сестра работает в моём кафе?       Хольт выглядел удивлëнным, но не казалось, что ему не нравится происходящее.       — Ну захотела девочка подработать, что в этом плохого? — Август невинно похлопал глазами.       — И совершенно случайно она захотела придти именно в это кафе? Статью твою небось прочитала и решила, да?       — Она не читает ничего из того, что я пишу, не нравится негатив.       — Удивительно, что он нравится хоть кому-то, — Дубин фыркнул и отпустил Хольта.       Тот выпрямился и поправил галстук, кидая на Диму разочарованный взгляд.       — Зачем вы вообще пришли? Хотя бы сегодня без цветов, и на том спасибо. — Дима откинулся на спинку стула и отвернулся к окну.       — Хотел узнать, когда вы свободны на этой неделе. — Август оперся локтями о столешницу.       — Увы, все дни забиты.       — Дмитрий, я видел расписание смен на эту неделю, у вас выходной в среду и субботу.       — Это не значит, что у меня не будет дел. В среду я помогаю маме крутить банки с грибами.       Август удивлëнно похлопал глазами.       — Грибы в банки.. крутить?       — Да. И отказаться не могу, мама одна не справится.       — Значит, я вам помогу! — воодушевлённо воскликнул Хольт и выпрямился, — Я люблю грибы. В банках они тоже наверняка вкусные.       Дубин снисходительно фыркнул.       — Если я познакомился с вашей семьёй, это не значит, что вы имеете право знакомиться с моей, — Но Хольт, видимо, этого не услышал.       — Значит встретимся в субботу у вашей мамы. Можно ей принести цветы?       — Не посмеете, — Дубин кинул на Августа злой взгляд.       — Du bist süß, wenn du wütend bist, — промурылкал Хольт.- К слову, сколько я к вам не захожу, никак не могу заказать кофе. Капучино на миндальном молоке с грушевым сиропом, будьте добры.       — Грушевого сиропа нет.       — Что за неудача. — Август вздохнул, вынимая из кармана пиджака карту. — Тогда с ванилью.

***

      Дима честно не верил, что Хольт может обнаглеть настолько, чтобы придти к матери Дубина домой. И закатывать вместе с ними грибы. Нет, ну это в голове не укладывается просто — Хольт в каком-нибудь очередном выглаженном пиджаке на маленькой маминой кухне возится с опятами и лисичками. Ну бред же. Поэтому Дима и впал в ступор, когда, переступив порог квартиры, услышал из кухни голос журналиста.       Мама тут же вышла встречать сына с счастливой улыбкой на лице.       — Димочка! Твой друг раньше пришёл, но ничего, мы только банки начали дезинфецировать. Такой приятный молодой человек, вежливый, помогает, даже конфеты принëс, — Мама повесила Димино пальто на вешалку и протянула ему домашние тапочки.       — Он пришёл?..       — Да, сказал, что ты его позвал. Он там из Европы откуда-то, интересно посмотреть, как грибы маринуют. Только он, кажется, до этого в глаза подосиновиков не видел, — тихо посмеявшись, мама потащила Дубина на кухню.       За столом, заставленным банками и ведрами с грибами, сидел Хольт. Он выглядел не просто чужеродно — скорее, как пришелец из другого мира. Слава богу, что хотя бы не в пиджаке, додумался футболку надеть.       — Дима! Рад вас видеть. Ваша мама мне рассказала, как это всё.. крутить, удивительный процесс.       Дубину показалось, что Август будто бы специально добавлял в свою речь больший акцент, чем когда разговаривает обычно. Пытается на маму произвести впечатление?             Похоже, получилось. Надо было ей ещё тогда рассказать про ту статью, не сейчас же скандал устраивать..       — Так, Август, вы грибы нарезайте, а ты, Дим, будешь мне с банками помогать. Только осторожней, они горячие, — Мама ловко вынула из кипящей кастрюли банку при помощи прихватки и поставила на стол. — Втроëм управимся за часик, а потом чаю заварим, я вчера булочки такие испекла.. вы же останетесь?       Женщина с надеждой посмотрела на Хольта.       — Ja, ja, das ist gut, — Август согласно закивал.       У Димы внутри снова что-то кипело от злости, прямо как злосчастные банки на плите.       К удивлению Дубина, Хольт почти не мешался, тихо сидел за столом и нарезал грибы. Мама переодически начинала расспрашивать его о семье и других странах и, тот уклончиво отвечал, почти ничего не рассказывая о себе. «Я из Германии, но в Россию переехал, нет, один живу, сестра есть, работа есть, не ищу пока никого». Пока мама не начала сватать Августу Веру, Дима поспешил перевести тему разговора на что-то другое.       — Мам, расскажи лучше, как у нас в деревне хорошо.       — Ох, красота просто, ну там всегда осень прекрасная. Но ты там редко же бывал осенью, ты летом там обычно отдыхал и бабушке помогал. Ой, Август, такой Дима у меня молодец, — женщина повернулась к гостю, а Дубин почувствовал, как у него начинают гореть уши, — Всегда всем помогает, с самого детства. К бабушке на лето ездил — его оттуда отпускать не хотели, такой хороший парень, говорили..       — Ну мам..       — Он и сейчас такой, трудяга мой, — мама потрепала Диму по голове, — работает постоянно, сутками, но помочь всегда готов. О себе бы хоть подумал, а, Дим? Это ты сейчас уже как белка в колесе, а что будет, когда ты своё кафе с животными откроешь?       — Кафе с животными? — заинтересовано спросил Август, откладывая нож и доску.       — Да, он уже сколько мечтает, как его.. кото-кафе это называется, Дим?       — Угу..       — Вот, кото-кафе открыть уже сколько хочет. Он всегда животных любил, домой котят и щенков таскал, в гостях постоянно с зверушками возился..       — Ну мама! — взмолился Дубин, — Про Веру лучше расскажи.       Женщина переключилась на рассказ о старшей дочери, что она тоже любит животных, работает в приюте, и такая умница, надо обязательно с Августом их познакомить. Дима продолжал возиться с банками, отчëтливо чувствуя, как его спину сверлят чьи-то карие глаза.       Банки закрыты и закатаны, чай выпит, булки с повидлом закончились. Мама провожала гостей в прихожей и каждому вручила по банке белых грибов. Диме, если честно, уже некуда было девать такие заготовки на зиму, а вот Хольт был несказанно рад и рассыпался в благодарностях.       На улицу вышли вместе. Уже темнело, вдали зажигались фонари, машины с включёнными фарами торопились домой. — Вас подвезти? — Август остановился рядом со своим блестящим авто. — Я сам могу дойти. — Вам далеко отсюда. Садитесь. Со вздохом Дубин опустился на переднее сиденье, прижимая к себе банку грибов. Наверняка этот маньяк его куда-то в лес повезëт..       Ехали молча. Хольт изредка кидал на Диму взгляд, Дубин же смотрел только в окно. Сейчас поднимется домой, сделает чай и будет спать..       — Дмитрий.       — Что?       — Про кото-кафе.. это правда? Вы хотите его открыть?       — Да, хочу, — Дима закрыл глаза.       Август помолчал с минуту.       — Это здорово.       — А?       — Мне нравится эта идея. Пригласите на открытие?       — Чтобы вы написали очередную гадость про меня?       Хольт вздохнул и остановился у дома Дубина. Дима уже взялся за ручку и собрался выходить, как Август снова заговорил.       — Я её удалю. И скажу в блоге, что был предвзят.       — Что?..       — И скажите ещё раз спасибо вашей маме, мне правда было интересно, как вы делаете грибы в банках.       Дубин посмотрел на Хольта. Тот сидел, повернувшись к окну, но в его позе не читалась привычная надменность. Без своей маски дерзкого, уверенного в себе журналиста Август выглядел как обычный человек. С таким Хольтом Диме было почти что.. не некомфортно?       — Зачем? — Еле слышно спросил Дубин.       — Вы сами сказали, что мне надо извиниться и стараться. Я пытаюсь.       Оба замолчали. Дима что-то неловко пробормотал в качестве прощания и вышел из машины. Август покатил дальше, видимо, к себе домой, может, за Мико, а Дубин всё стоял перед подъездом с банкой грибов.