Инструкция по отъёбу Влада

      Владислав сидел на протёртом кресле в углу неопрятной комнаты, которую когда-то можно было назвать уютной. Теперь ей, как жертве той же подавленности, не хватало света, тепла, порядка. Может, когда-нибудь её всё же покинут засидевшиеся мусор да бардак — товарищи подавленности. Может когда-нибудь тут будет легче дышать в полную грудь.       Взгляд Левенеца переметнулся на компьютер, где курсор подбадривающе мигал на очередное начинание. Идеи, которые лились сами собой, переносились буковкой за буковкой, теперь затупились, затерялись средь внутреннего хаоса, как оставленные без присмотра игровые фигурки. Только те зарыты в кучку ношенной одежды около шкафа откуда они упали…       Перестав смущать фигурок в поиске найти их силуэт в этой кучке, он потянулся к клавиатуре, рука же застыла в воздухе. Мысли о прогоревшей жизни в интернете кольнуло глубоко, слишком, напомнила о времени, когда он уходил туда тупо развлечься, час-второй в доте, пол в пабликах на мемы. А сейчас что? Месяцев шесть потреблять переработанные помои интернета уже нет терпения.       Надо расслабить глаза, надо подумать о живом, не о треде в ебливом твиттере, что умрёт спустя недельку-вторую.       Левенец глядит в окно. За ним постепенно угасал прожжённый день. Небо ночное плакало снежинками, укрывало землю холодным одеялом. Люди спешили домой. Он не замечал, как переливалась жизнь. Стены казались ему роднее буйного ветерка, но и сами эти четыре стены были лишь отголоском прошедшей радости. Что-то в голову ударило больно, со звоном разлетелся детский смех. Накатило воспоминание, как будучи ещё мини-мини челиком, в возрасте лет одиннадцати, он мог гулять с друзьями допоздна, веселиться, жить. Беззаботное время накрыло, как непроглядный туман. Он знал, что пора что-то менять. Он знал. Но каждый раз, думая об этом, ловил себя на мысли: Блять, а стоит ли? Говорит ли это не о бездействии или о страхе перед новым. Перед новым чем? Бардаком, наверное?       Встав, он не сразу осознал, куда направится. Мусор, как мысли, порядком залежался…       Влад вздохнул, сметнув крошки на столе, оглядев комнату, а ноги сами тянули к выходу. Шажочек становился чем-то вроде моральным осмыслением. Внутри тихонько горело желание жить, освободиться от мелких оков, стряхнуть балласт, выспаться, поесть в приличном заведении, наконец, душевно согреться. И не особо важно как. Пусть и один, пусть не зная как и где.       Сегодня комната останется за главную. Пусть подышит свежим воздухом. Влад даже позаботился и открыл форточку. Потолок возможностей, который можно сделать в этой хрущёвке с обоими и пустой квартирой. И это не гипербола, а печальные реали: стол, стул, матрас с ожогами от сигарет, шкаф невысокий, лампа на божьей тяге да уборная с чугунной ванной. Где же кухня? Общая! Кухня общая, значит? Комнат несколько. А это всё к чему? Коридор меж этими комнатками имеется.       Там Владу придётся закрыть свою ранку пиздостраданий и молчать.       Шелест куртки. Ключ наощупь втыкается в замок. Поворот-второй, третий выдаётся звонкий и крик бабули из соседней «Я щас тебе скалкой уебу!».       «Интересно, это кому…», — промелькнуло у Левенеца. Думать долго не пришлось. Визг половиц, щелчок, скрип двери — значит к нему.       Но он уже юркнул в парадную и поскакал со второго этажа на первый, а с первого уже на улицу.       Холодный декабрьский ветерочек встречал его, обжигая лицо, напоминая о том, что мир вокруг продолжает жить, несмотря на внутренний застой. Пение ветра, ритм шагов на звонком снегу, проносящиеся машины — всё это казалось чуждым и одновременно притягательным. С каждым шагом к мусорному баку он чувствовал, как груз на плечах ослабевает, ранка стягивается, видать, лечебная симфония улиц работает на ура.       Шаги были быстрее мыслей, и он не успел аукнуться, как прошёл мусорку. Мешок приземлился точно в бак — юху! Плюс сто очков за меткость, триста за крутость и… Он заметил маленькое рыжеватое пятнышко, выбегающее из-за бака. Господи…       — Ты ж мини-бро, — прорезался голосок Левенца.       Котёнок выглядел растеряно, будто только родился… Но меховая шубка обнимала его тельце, глазки открыты, двигаться знает как, крепко стоит на лапках, крутит головой, жмётся к холодному асфальту. Сердце кровью обливается.       — Кс-кс-кс, иди сюда, — присаживаясь на корточки, подзывая котика к себе и где-то внутри что-то греет… может куртка, наконец, начала выполнять свои функции. — ой, бля! — Лай собаки ударом отогнал его от мусорки к скользкой дороге, где он чуть не слетел, но всё же сделал шаг на тротуар, стараясь вернуться к котёнку. Но у собаки свои планы, ей не нужны их встречи. Пришлось всё же уйти, оставив за собой тёплый след надежды и беспомощного страха.       Дворняжка, видно, восприняла кис-кисканье как намёк на добычу, а Влада — как конкурента. Исход ясен: в колёсах пищевой цепи нет места для палок жалости.       Левенец всё же поплёлся в сторону от угасающих мяуканьей. Всё вспоминая вид котёнка, потерянный и испуганный, который, как и он, оказался в мире, где закон один — сильнейшие правит безжалостно.       «Почему так сложилось?» — шкребыхало его сознание. Глаза молчали; только метались по земле, в то время как лицо пряталось за шарфом, а руки утопали в карманах.       Осознание навалилось тяжестью: от этого котёнка ничего не зависит. По-крайней мере уже. Взрослая жизнь — это не просто череда рациональных выборов на каждом шагу, но и мужество встретиться с теми страхами, что сопряжены с ней. Или проще — это черная пелена перед глазами, сквозь которую видны лишь блики того, что изменить невозможно.       Влад задумался о том, как сравнить себя с теми, кто просто живёт, не задумываясь о «глубоком» — его барахтание в серых буднях.       «Все эти люди идут мимо, не замечая ни себя, ни страдания других. Почему я вижу себя в их числе?»       Его мысли пролетели, как искры, и он вновь посмотрел на мир, который окружал его. Он на берегу своей реки, где по-настоящему хочет жить. Река обжигала его ветренными объятьями, радостно трескала своим льдом. Ох, этот хруст доносился до него, заставлял улыбаться. Вокруг царила гармония: ветви деревьев нежно колыхались на ветру, волны, ещё не застывшие у берега, мягко шептали свои тайны.       — И я по тебе скучал, Кан, — тихо-тихо произнёс Влад, расправив руки навстречу ветру.       Воздух, напоенный морозной свежестью, чистил сознание и душу. Влад закрыл глаза, позволяя себе утонуть в звуках природы. Он вспомнил, как раньше приходил сюда, как рыбаки расправляли свои сети, а дети ловили бабочек. Это было укромное местечко для всех, но где никто не мог коснуться чужой души. Тут даже боль и страдания теряли свою горечь.       Но даже примостившись на лавочке и слушая спокойную природу, сердце, бьющееся в унисон природе, потеряло ритм, начало биться быстрее. Мимолетная тень скользнула по лицу: образ котенка, выбежавшего из мусорки. Видно, не отвянет от него. Он не сможет просто отвернуться от этих мыслей. Ему придётся их мусолить. Ему придётся чувствовать, как тревога скручивается в грудаке комком, как лицо теряет своё спокойствие: брови начинают хмуриться, губы сжимаются, а глаза полны недоумения. Всё глубже он погружается в болото тревожных мыслей, уповая на то, что они не станут его вечным спутниками.       — Хэй, — донеслось будто от самой реки, но скрип лавочки говорит об обратном.       Левенец открыл глаза и увидел знакомое лицо. Это был один приятный парень, который часто садился рядом, подолгу молча сидя в компании их тишины. Он был таким же наблюдателем, как Влад. И в этот момент у двоих возникло ощущение, что их безмолвные встречи — это не просто случайность, а что-то большее.       — Привет, давно не виделись, — произнёс знакомый, усаживаясь на лавочку. Как голос его нарушил тишину, снег начал накрывать землю. Влад кивнул в ответ, и на мгновение они, казалось, понимали друг друга без слов.       Сквозь шум реки и ветера. Они молчали, позволяя мыслям переносить их в свой собственный мир. Это было единственное время, когда Влад чувствовал, что не всё так плохо, повторяя себе про грёбаное солнце, грёбаный свет, про фотосинтез и всю хуйню, что жизнь идёт. И мысли текли своим чередом, как и время, проведённое с незнакомцем рядом. Они никогда не перекидывались словами, кроме простых привет да пока. Удивительно, как они соединились с этим пространством, где каждый из них и главный герой, и наблюдатель одновременно.       — Иногда просто нужно сидеть и смотреть на воду, — тихо заметил знакомый, глядя на капли, скатывающиеся по поверхности.       — Я думал, что ты больше не придёшь, — сказал Левенец, глянув на знакомого с особой трепетностью. Их глаза встретились, и в этом молчании он уловил, что слова его прозвучали как наезд. — ну, то-есть, блять, прости, — тужился скомковать мысли в единое целое. — я… — А что он? Он забыл… — ой в пизду, скучал. Понял, да? — Что он понять-то должен. Влад окончательно забылся. Он впервые с этим человеком разговаривает, а уже опозорился. Лучше б рот свой не открывал.       Знакомый улыбнулся, и на его лице мелькнула искра понимания.       — Скучал, значит. Иногда прерывается этот круговорот жизни, и кажется, что всё вокруг застывает, — произнёс он, словно подхватывая обрывки мыслей. — Но мы всегда возвращаемся, правда? К этому месту, к этой реке, к этим моментам.       Влад задумался.       — Да, вернуться — это важно, — произнёс он наконец.       Они снова замолчали, но внутри Влада зарождалось новое ощущение. Миг на этой лавочке омывал его тревоги, делал их менее острыми, как если бы река сама унесла их в свои глубины. Взгляд Левенца был всё еще прикован к воде, и он заметил, что в этом тихом существовании есть своя красота. Они могли просто сидеть и быть, и в этом не было ничего плохого.       — Как тебя зовут-то хоть?       Блять, Левенец своё имя забыл.       — Влад, Владислав, можно Владлев, — сказал торопясь.       — Кириллá, — тянуть ручонку он не стал, холодно, да и как подметил, что перчаток у Влада нет. — будем знакомы. Давно в Канске?       — О, переехал совсем недавно, но уже проникся этим, эээ, как его. ну, блять, кароч, вайбом.       — Недавно — это два года? — Улыбнулся Кирилл.       — Ты считал что-ли?       — Не-ет, ты не думай так. Просто, мы встретились впервые, когда мне было двадцать два, сейчас мне двадцать четыре, — так Кирилл ещё и старше. — вот и простая математика. Тебе самому-то сколько?       — Двадцатка.       — Переехал из-за чего?       — Да… там с семьёй проблемы, вообще забей.       — Понимаю, тож семью недолюбливаю, — сказал он, достав пачку сигарет и предложив Владу. — Куришь? — Нет… Но раз момент вынуждает, то он берёт сигарету, подсаживаясь ближе, скользя жопой по холодному дереву. Ещё бы потом из жопы заносы доставать.       — А у тебя чё с ними?       Чирк-чирк зажигалкой и вот, они уже оба наполняют легкие дымом.       — Да, как обычно, — вздохнул Кирилл и выпустил сердечко дымом, которое быстро унесло. — Семейные неурядицы, недопонимания. Иногда просто заёбывает и нерв не хватает, чтобы слышать одни и те же вопросы.       Влад бросил взгляд с Кирилла на реку, подумав о том, как её воды подслушивают их и несут в себе множество историй.       — А ты когда-нибудь думал просто сбежать? — спросил Владислав, играя с сигаретой между пальцами.       — О, конечно, — улыбнулся Кирилл. — Я это и сделал, уехав сюда. Упросился у мамы, ещё будучи мелкотнёй. Тут бабушка живёт, так что и ей помогу, и на душе легче будет. Но, как говорится, от себя не убежишь. Лучше найти место, где ты чувствовал бы себя в безопасности, даже если это просто лавочка у реки.       — Круто-о. Ты поэт местный иль так-этак?       — Мне ближе долбаёб и женский угодник, нежели поэт и тп, — Кирилл хихикнул, подвинувшись ещё ближе. Сейчас бы согреться, а что собеседник подумает его в душе не волнует.       — Женский угодник? Это ты где их угождаешь тут? Ладно бы в Москве, но тут.       — Тише, — кивнул Кирилл в сторону другого берега, где на Канской набережной светилась вывеска какого-то клуба.       — Эт тип напиться и утопиться?       Шутка Кириллу зашла и он глянул на Влада:       — Смешной ты. Чё, кстати, сегодня так поздно? Обычно днём тут сидишь.       — Не знаю, потянуло меня вечером сходить. Сам-то?       Кирилл курил куда быстрее, чем Влад. Да ещё так вкусно посасывал сигарету, будто она сладостями напичкана, а не остатками табака.       — Да тревога накрыла, а это место успокаивает. Оно, знаешь, родное, любимое, — Кирилл заметно взгрустнулся. — А где пропадал? Давно тебя не видел. Думал уже всё, уехал.       — Меланхолия, ну и не только она, там всякое. Дота, депрессуха, бессонница, апатия.       Кирилла удивило, как легко собеседник разбрасывается диагнозами, но, с другой стороны, это и не его ума дела. Главное, чтобы дцпшником не был, а то шутки об аль-денте ему не избежать…       — Сейчас лучше?       — Не сказал бы. Лучше бы дальше гнил в комнате.       — Сочувствую.       — А ты тут вырос?       — Ну, — Кирилла посетило дежавю. — Переехал в возрасте лет шести, так что, практически да. А ты откуда?       — Кривой рог, — Владислав заметил непонятливый взгляд. — Украина. Я не здешний.       — Нихуя ты, — наконец Левенецу дали карт-бланш на маты. — Красиво там? Почему в Украине не переехал?       — Нашли бы. Мама мозги переёбет, но найдёт. Тут ей делать нечего. Она и не знает, где я живу и как. Надеюсь, так и продолжится.       — Прости за вопрос, — докурив и бросив окурок в урну, Кирилл вытер сопли из-под носа. — За что ты так к маме?       — Я ж говорю, забей. Там пиздец. Долго, муторно, мат на мате мат погоняет. Да и вообще, гандон я, а не сын, — последовав примеру, Влад быстро докурил и, кинув окурок куда попало, грел руки в карманах.       — Настолько всё херово… Не знаю даже. Припрись к ней с корреспондентами «Мужского/женского», — что за неожиданный каламбур класса б.       — Чтоб она из меня окончательно на пельмени пустила?       — Конечно, сразу на шаурму.       — Бля, — протянул Влад, под курткой схватившись за живот. — Есть хочу…       — Тут рядом шаурмечная есть.       — Она-то есть, а денег…       — Я заплачу́, — перебил его Кирилл. — Не мори себя голодом, успеешь ещё деньги вернуть.       Влад замялся на мгновение, чувствуя смешанное облегчение и неловкость. Он не привык, чтобы кто-то проявлял к нему заботу, особенно так внезапно. Кирилл, казалось, завладел его расположения.       — Ладно, спасибо, — наконец сказал Влад, улыбаясь сквозь усталость. — Надо же, оказывается, ты не такой плохой, как выглядишь.       — Может, даже неплохой, — подмигнул Кирилл. — пошли, завернём и перекусим, тут неподалёку.       Они поднялись с лавочки и направились по направлению к шаурмечной. Шаги их напоминали нежное покачивание в безмолвной ночи. Ветер утих, и тишина окутала их, словно мягкое одеяло. Шли бок о бок, и хотя их жизни были полны бурных эмоций и метаний, сейчас они были просто двумя молодыми людьми, ищущими защиту от своих беспокойных воспоминаний.       — Знаешь, — начал Влад, вбирая в себя свежесть ночного воздуха, — может стоит чаще встречаться? Когда завтра свободен?       — Да знаешь, я сегодня никуда и не спешу. Мы можем прогулять эту ночку.