Счастье за девяносто

      Питер встретил своего нового обитателя мрачной и дождливой погодой.       Нет, это вовсе не портило настроение. Скорее наоборот: позволяло ощутить полной грудью настоящую атмосферу культурной столицы. Выход из аэропорта кишел людьми, но для высокого юноши, Антона, это не было сильной проблемой. Будучи минимум на голову выше основной массы, он с лёгкостью маневрировал между кучками пассажиров, цеплялся взглядом за каждую трепетную табличку ожидающих, с лёгкой ноткой грусти осознавая, что его сейчас никто не ждёт, и выбрался, наконец, на улицу.       Конечно, помимо лёгкого накрапывающего дождичка, были и другие отличия Питера от Воронежа. Как минимум в том, что сразу около аэропорта располагались разнообразные красивые здания, прямо-таки чудеса архитектуры. Шастун не слишком разбирался в них, но как минимум заприметил пару домов, похожих на стиль барокко. Такие же громоздкие, пышные и величавые, как на картинках из интернета.       Лучший друг со школы, Димка Позов, ещё до вылета накидал примерный план действий. Они втроём – Антон, Дима и его жена Катя – спонтанно решили поехать искать новой жизни в Питер. Позов уже несколько лет работал стоматологом, и ему предложили работу где-то в местной клинике, с куда более высокой зарплатой. Жена моментально поддержала решение о переезде, всё-таки, у них были очень искренние и тёплые отношения, основанные на поддержке. И Шастун, как-то нелепо, но прицепившийся к их крепкой семейке, словно нерадивый сынишка, не мог оставаться в стороне от таких перемен. Катя тоже привязалась к другу своего мужа, поэтому даже настаивала на том, чтобы они держались вместе.       Но из-за каких-то проблем с квартирой в Воронеже им пришлось лететь по отдельности. Поэтому сейчас Антон стоит один возле здания аэропорта, вызывая такси, а юная семейка прилетит пару дней позже. Однако, через каких-то знакомых Димка умудрился быстро найти им съёмную квартиру, где они поселятся все втроем, не стесняя друг друга, и сейчас Антон должен направиться именно туда. Хотя бы отоспаться после перелёта, для начала, да разложить вещи.       Путь в такси проходит быстро и довольно молчаливо, чему юноша был несказанно рад. Никогда не любил беседовать с водителями в дороге, поэтому мог спокойно воткнуть наушники и послушать музыку. В голове, однако, роились мысли о планах на Питер, которые не позволяли вслушаться в текст.       Зачем он поехал с ними? Чёрт дёрнул. Гормоны взыграли. Что ещё сказать? Шило в жопе заиграло.       Конечно, какие-то планы у него всё равно были. Сепарироваться от мамы, хоть это и было грустно. Найти себя, чтобы не работать на нелюбимой работе по специальности. «Окультуриться», как это шутливо называла мама, то есть превратиться из воронежского недобыдла в человека, более близкого душой к искусству, почему у него и были куплены билеты на спектакль в Театр эстрады имени какого-то там Аркадия.       Абсолютно спонтанное решение, которое в итоге было принято под влиянием принципа «а будь что будет, один раз живём». В конце концов, кто не рискует, тот не пьёт шампанского. Конечно, Шастуну бы больше понравилась бутылка пива, но это уже условности. От перестановки множителей произведение не меняется.       Спустя двадцать минут дороги водитель принимает у юноши оплату и выпускает из салона на прохладную улицу. Мрачно, сыро… атмосферно, как ни крути. Музыку приходится выключить, чтобы сообщить хозяину квартиры о своём приезде, и из подъезда быстро выходит невысокий полноватый смешной мужчина в кепке. Они бегло пожимают руки, здороваясь.       — Антон Андреевич, верно? - вежливо уточняет он, почти нервно кивая.       — Верно, но лучше просто Антон… или Шаст. Станислав Владимирович?       Мужчина кивает и вкладывает Антону в руку три одинаковых комплекта ключей, которые сделал заранее по просьбе Позовых.       — В общем-то, объяснять ничего не нужно, но я повторю для приличия, - незнакомец говорит быстро, но лаконично. - Предоплату за два месяца вы уже внесли, мне нет дела до того, какими долями вы там скидывались, поэтому сейчас претензий нет. С ключами разберётесь, когда Позовы доедут, Димка предупредил, что нужно три комплекта. Жёстких ограничений не ставлю, но насчёт питомцев лучше обсудить заранее. Ремонт тоже только через меня. Приходить проверять буду только в день оплаты, каждый месяц двадцать пятого числа. Я Позу доверяю, но без этого никак. Как-то так. Вопросы?       Шастун слушает внимательно, но все эти условия уже и ранее были оговорены, так что ничего нового он не узнал. Он скромно кивает, показывая, что всё хорошо.       — Стандартно: никаких вечеринок и кардинальных изменений в хате. Мы — люди понятливые. Ну, и спокойные, так что проблем не возникнет. Благодарю, Станислав Владимирович…       — Можно просто Стас, - дружелюбно улыбается хозяин квартиры, нервно поправляя кепку.       — Ох, ну… хорошо, без проблем. Спасибо, Стас, - с неловкой улыбкой исправляется Шастун.       — Вот и познакомились. Словом, не бойтесь звонить, если что-то не так, номер мой у вас есть, я не кусаюсь. Удачи!       Новые знакомые прощаются также быстро, и Антон мысленно благодарил вселенную за то, что хозяин квартиры был весьма спокойным, дружелюбным и, видимо, адекватным. В годы студенчества пришлось повидать многих: истеричных, ревнивых к своей жилплощади, педантичных, зазнавшихся своей властью над съёмщиками… А этот как будто был готов даже к дружескому общению. Даже складывалось ощущение, что судьба ещё не раз их пересечёт за пределами этих взаимоотношений.       Антон быстро заходит в квартиру, запираясь, и осматривается. Словно всё было по заказу для них троих: квартира не была нагружена элементами декора, всё минималистично, но со вкусом. Одна гостиная с большим раскладным диваном, двуспальная кровать в отдельной комнате, несколько шкафов, и, по стандарту, скромная ванная и небольшая кухня. Им троим и не нужно было большего, тем более за такую скромную плату, но теперь вставал вопрос о том, как и куда устроиться на работу, чтобы быть в состоянии оплачивать свою долю в квартире. Но делить её на троих – фактически, двоих, всё-таки бюджет у Позовых был общим – всё равно выходило дешевле, чем жить раздельно, поэтому Шастун был готов даже свыкнуться с любыми условиями друзей.       Чемодан был небольшим, поэтому разложить вещи по своим местам занимает не больше пятнадцати минут. А сразу после он набирает другу, выжидая мучительно долгие секунды звонка.       — Алё, Шаст, - ровным тоном здоровается друг.       — Здаров, Поз, - точно также шутливо отвечает ему Антон. - Ну, короче, как и обещал, звоню. Я заселился, вроде, всё окей.       — Рад слышать, - брякает по ту сторону трубки Дима. - Ты всё ещё уверен, что тебе, ну, норм, спать на диване?       — Да, всё нормально, - беззаботно бросает он, плюхаясь на обозначенный предмет мебели. Мягко, удобно. - Он же раскладывается, какие проблемы. Вы там как, всё нормально с вылетом, мне не придётся лишний месяц тут крутиться в одиночестве?       — Да, всё зашибись, завтра в 10:47 посадка, - коротко говорит Позов. - Катька вся на мандраже, хотя лететь всего два часа. Но чёт паникует, уже чемоданы собрала и на мой тоже зарится.       — Ну так ты же сам и не соберёшься заранее! - вдруг в трубку встревает с возмущенным выкриком женский голосок. - Хоть кто-то волнуется. Я тебя и встать в четыре утра заставлю!       — Ща, подожди, на громкую поставлю, - непонятно, кого из них предупреждает Дима, но спустя пару секунд его голос выравнивается по громкости с женой. - Шаст, ну хоть ты ей объясни, мы же не из Владика летим, чтобы так паниковать.       — Не, ну, я же тоже волновался, всё-таки, мы не просто на пару дней сюда собрались, - защищает девушку Антон, усмехаясь в трубку.       — Конечно, не на пару дней, я надеюсь, но сам посуди, разницы во времени с Воронежем нет, лететь два часа всего, вылет в половину девятого утра. Че волноваться?       Голос Позова всё равно прерывается из-за расстояния и громкой связи, но это не мешает разобрать его речь. На фоне что-то неразборчиво лепечет Катя, видимо, пытаясь переубедить мужа, а Шастун в очередной раз радуется тому, что попал в их компанию. Пусть немного, но он завидует чужой любви, хотя куда больше умиляется этому чувству, связавшему однажды этих двух людей. Они явно нашли друг друга: вспыльчивая и эмоциональная Катя и вечно спокойный, даже мрачный Димка. Они очень хорошо друг друга сглаживали, и за пару лет их брака Катя уже стала более размеренной в своих чувствах, а её муж, наоборот, всё чаще позволял себе смеяться и шутить. Пожалуй, эта парочка для Шастуна становилась не только «духовной семьёй», к которой он прицепился, как шебутной сынок, но и настоящим примером любви, когда два сильно разных по темпераменту человека обретают друг в друге счастье и обмениваются чертами характера, приходя в состояние баланса. К такому стоило стремиться.       — Короче, всё на мази, - заверяет Димка, вырывая друга из размышлений с нелепой улыбкой на лице. - В пять встанем, в шесть, чтоб наверняка, в аэропорт поедем. Стас ключи отдал?       — Да, все три комплекта сразу, - подтверждает Антон. - Предусмотрительно, зато самим с этим ебаться не надо.       — Антон! - возмущённо цокает в трубке Катя. - Ты ж уже в культурной столице, так почему из тебя этот воронежский дух быдла ещё не вышел? Некрасиво.       — Мне тоже не нравится, - просто ради шутки дополняет её муж, и компания тихо хихикает.       — Ну… Привыкнуть ещё надо. В Москве ж тоже всем было похуй…       Девушка в трубке снова возмущённо окликает его по имени, и все они смеются чуть громче, чем в прошлый раз.       — Ладно, ладно, всё. Привыкну ещё. Хотя х… – парень вовремя осекается, – чёрт его знает, как привыкнуть, они ж тут все еб… Отбитые. «Поребрик» у них, видите ли, «парадная»...       — «Бадлон», — посмеиваясь, дополняет Катя.       — Кстати, чё вообще, Шаст, с работой будешь делать? - вдруг уточняет Дима. - Я-то за карьерой и еду, а сам как планируешь?       — Да хер знает, – Антон уже не обращает внимания на возмущённое цоканье в трубке. Всё-таки за один день «окультуриться» невозможно. – Скорее всего, на первое время куда-нибудь по мелочи устроюсь, не совсем, конеш, полы мыть, но найду. А там посмотрим… Вряд ли стану уже на другую специальность претендовать, но чёт придумаю.       — М-да, планы наполеоновские, - резюмирует Позов. - Ладно, придумаем что-нибудь, не чужие люди.       — Ну, короче, позвоните перед посадкой, я вас встречу, помогу.       — Добро, - ровным тоном соглашается друг. - Не забудь маме сказать, что всё нормально.       — Заебал, - беззлобно огрызается Антон. - Я же в Москве учился как-то, не отчитывался каждую секунду.       — Да всё-всё, не бухти. Давай, на созвоне.       Друзья коротко прощаются, словно ничего важного не обсуждали, и Антон бегло пишет маме короткое сообщение: «Прилетел, всё хорошо». Такая небольшая процедура вкупе с навалившимся стрессом от перелёта нагнетает лёгкую усталость. Шастун откидывается на спинку дивана, тяжело вздыхая.       За окном постепенно вечереет, и, хоть в самолёте молодой человек провёл не так много времени, да и часовой пояс не сменился, но акклиматизация всё равно была неумолима и требовала завалиться спать.       На поиски комплекта постельного белья уходит не больше десяти минут, а вот с диваном уже приходится повозиться. Трансформеры – та ещё суматоха, никогда не поймёшь, в какой момент нужно где-то надавить или потянуть, чтобы ничего не сломалось, а механизм не пришёл в негодность. Со скрипом диван всё же поддаётся, превращаясь в полноценную, хоть и коротковатую кровать. Шастуну приходится чуть ли не раком ползать по его поверхности, пытаясь заправить себе спальное место. Конечно, он бы уже отрубился и просто так, но впереди ещё вся ночь; конечности ведь затекут, он не молодеет. Из спальни он нагло ворует одну из двух подушек, про себя замечая, что нужно будет в срочном порядке купить ещё одну.       Как только голова касается прохладной ткани, из головы улетают все остальные мысли. Как о том, что стоило бы сначала переодеться, так и о том, что надо разобрать чемодан. Глаза закрываются, а омут воспоминаний, словно в Гарри Поттере, захватывает его с головой.

***

      Перед глазами возникает бесконечное переплетение коридоров университета, удивительно правдоподобное. Даже странно, что за четыре года он успел так прикипеть к этому месту, раз мозг так отчётливо воспроизводит картинку.       Вот он мчит из своей комнаты в общаге после окна в одну пару прямиком на физкультуру. Как сейчас помнит: идти чертовски не хотелось, но ему обещали большие проблемы за дальнейшие пропуски этих пар.       А ещё не менее сильно саднило горло, нёбо и слегка кровоточили уголки рта. Нельзя сказать, что он был сильно против произошедшего, но липкая тревога и непонимание происходящего неприятно осели тогда во всех внутренностях. Поэтому и нельзя называть случившееся изнасилованием: пострадала, разве что, его психика и гордость, а так Антон просто возвращал долг.       Конечно, лишних вопросов никто не задаёт, и на том спасибо, не хотелось лишний раз светить странными взаимоотношениями с соседом по комнате.       В раздевалке они даже не обращают друг на друга внимания. Шастун просто не хочет лишний раз общаться, а его спаситель-тире-мучитель с четвёртого курса, как обычно, общается со своими странными знакомыми с потока, громко гогоча над очередной глупой и грязной шуткой. Всё-таки были и минусы в том, что преподавательница совмещала именно их группы. Словно Антону мало было почти каждый день видеться с этим голубоглазым бедствием и пытаться держать своё суровое воронежское лицо. Хотя о каком «держать лицо» идёт речь, если его буквально перед парой так опустили… Во дворе вот никогда во время «камень-ножницы-бумага» рукой не тряс, но как-то не срослось в тот день.       Дальше воспоминания идут как в тумане. Опираясь на своё загнанное дыхание и размытые силуэты ощущает: вот заходят в зал, как-то рвано и странно разминаются, грёбаная пробежка, с которой у Антона всегда были проблемы из-за курения, и чёртов волейбол.       Конечно, ему не позволили в тот день остаться в стороне, и заставили подавать мяч. Тот летает абсолютно странно, словно воздушный шарик, неспособный никого ранить. В моменте казалось, что его даже никто не отбивал, только если силой мысли.       Дальнейшие события текут сами по себе, никак не отображаясь в общем «сюжете» сна. Более чёткие картинки появляются только в раздевалке. Антон уже переодевался, крайне вымотанный этой не очень активной игрой, когда в комнату зашла компания во главе с голубоглазым соседом, продолжая начатый ранее разговор.       — Так может, в боулинг хотя бы? - неразборчиво спрашивает кто-то из них.       — Ой, не, Макс, я не потяну такую нагрузку, - лениво отбивает негласный лидер. - Мне прям перед парой такой горловой устроили, что я сейчас хочу просто завалиться и поспать. А то на утро не встану, если после такого и волейбола ещё и до боулинга доберёмся.       Компашка начинает переодеваться, продолжая обсуждение, пока Шастун стремительно заливается краской, отвернувшись от них. Даже во сне ощущалось, как лицо и уши горят от напряжения и смущения. А ещё от возмущения, потому что какого хера вообще его сосед так спокойно об этом говорит в компании! Нет, Антон, конечно, в курсе о том, что тот крайне любит понтоваться, особенно ради поднятия такого грязного имиджа, но ведь не так в открытую… Впрочем, даже за пределами сна парень никогда не понимал этого поведения.       Это всё приобретает оттенок кошмара ровно в тот момент, когда воспоминания начинают перетекать в какую-то странную извращённую фантазию, навеянную стрессом. Грубые и холодные руки с длинными пальцами впиваются в плечо Шастуна, резко разворачивая, а чужая ладонь уверенно толкает в грудь, вжимая его неожиданно обмякшее тело в стену. Голову туманит паника от того, что события перестали иметь хоть что-то общее с былой реальностью и от того, что фантомное тело перестало реагировать на попытки пошевелиться.       А голубые глаза напротив словно впиваются в него, не позволяя ни моргнуть, ни отвернуться, пока ледяные жилистые пальцы медленно сжимают горло, постепенно перекрывая кислород.       — А ты чего смотришь? - не менее холодно спрашивает бархатный голос, сжимая пальцы всё сильнее. Он, как удав, гипнотизировал жертву, параллельно удушая. - Тебе мало было, хочешь ещё? А если твои «пацаны на районе» узнают, а?       Ладонь сжимает гортань всё сильнее, паника растёт с каждой секундой всё больше, а тело непроизвольно содрогается в попытках вдохнуть ещё немного спасительного кислорода.

***

      Шастун испуганно раскрывает глаза, уставившись в черноту перед собой. До мозга быстро доходит, что он лежит на животе, но воздуха всё ещё не хватает. Он испуганно подрывается, жадно вдыхая через рот. Всего лишь уткнулся носом в подушку… А мозг уже подкинул ему причину запаниковать. Чёрт.       Он пытался абстрагироваться от этих воспоминаний последние несколько лет, причём весьма успешно, но сейчас почему-то переклинило. Что называется, ударило, откуда не ждали.       Блядский Арсений Попов с его блядскими голубыми глазищами, которые не отпускали его даже спустя годы. Единственная причина, по которой Шастун боялся возвращаться из Москвы в родной Воронеж: просто до жути паниковал, думая, мало ли там кто-то узнает о том, что этот старшекурсник с ним вытворял в стенах холодного общежития.       На районе бы не приняли. Забили в ближайшей подворотне, даже не думая. Хотя морально он и сам себя уже давно забил до смерти тщетными попытками понять этого манерного козла, который просто исчез в какой-то момент, не оставив даже шанса решить вопрос по-человечески. В конце-концов, даже шанса защитить свою честь хотя бы!..       Телефон на тумбочке молчал, но там висело только одно короткое сообщение от мамы: «Я рада, позвони, как сможешь». А на часах уже пять утра, засыпать было бессмысленно.       И что теперь? Продолжать терзать себя этими нелепыми рассуждениями о случившемся? Делать вид, что такие сны – нелепая случайность, а этого юношу он никогда не знал? Каждый новый вариант был хуже предыдущего. Сейчас бы позвонить Позову, попросить приехать, как в старые добрые, и поболтать за бутылкой пива об этом… Но сейчас они с женой только начинали просыпаться и готовиться к перелёту, так что пьянка будет доступна не раньше одиннадцати утра. И что тогда делать ближайшие шесть часов?       Вспоминать Попова не хотелось от слова совсем, но после такого сна этого невозможно было избежать. Даже если на секундочку опустить самый основной параметр для анализа — вообще-то, Антон никогда не был геем! — ситуация всё равно была не из лучших. Сначала они весьма грубо огрызались друг на друга, потом Арсений каким-то боком смог предотвратить по ВУЗу распространение весьма компрометирующих фотографий своего сожителя, затребовал однажды как оплату минет (в шутку изначально, но почему-то Антон тогда воспринял это весьма серьёзно)... Постепенно окончательно развратил парнишку, но в конце очередного учебного года — своего четвёртого курса и первого Антона — просто исчез. Сменил номер, съехал из общаги, заблокировал в соцсетях, словно никогда и не существовало такого человека.       Поматросил и бросил, получается. Как и положено всем богатеньким мальчишкам, одним из которых и был Попов. С этим Антон смирился удивительно быстро, но вот с тем, чтобы трезвым взглядом оценить эту бредовую историю, очевидно, возникали проблемки.       На долгие минуты Шастуну кажется, что в его груди, прямо в самих лёгких, осела липким осадком тревога и былая обида. Тянула и склеивала альвеолы – или бронхи, чёрт её разберёт, эту биологию, – подобно сигаретному дыму. Только это чувство ощущалось гораздо более болезненно.       Он с первых недель знакомства тогда смирился с тем, что понять, как устроен мозг его соседа, попросту невозможно. Этот брюнет всегда был на своей волне, за невероятно короткие секунды разгонял свои мысли от одной крайности к другой, и за их течением было нереально проследить. В одну секунду юноша был холодным и грубым зазнайкой, отпускающим сальные шутки вместе со своей компанией, а уже спустя несколько мгновений вдруг превращался в потерянного и ластящегося к рукам «человеческого котёныша». Человек-контраст, не иначе.       Его поступки всегда имели какой-то глубинный смысл, но для его внезапного исчезновения из своей жизни Шастун не мог найти ни одного рационального объяснения. Даже сам не понимал, почему всё ещё пытался оправдать Попова: то ли от того, что в их общении фактически была поставлена запятая вместо точки, то ли от того, что тот зацепил внутри какую-то тонкую струнку души.       Да и почему он вдруг снова начал ему сниться? Обострение от смены обстановки? Скопившийся стресс? Незакрытый гештальт?       Ужасно. Множество вопросов, но ни одного ответа. Недосказанность раздражала, но лучше, конечно, сейчас отпустить эту ситуацию. Не пытаться понять, но простить и забыть.       Всё-таки, впереди – целая жизнь в целом новом мире. Его ждут местные театры, бары, кинотеатры и музеи, поэтому уже завтра он начнёт своё перевоплощение в настоящего петербуржца: не зря ведь Питер называют культурной столицей.