Неудачница и плаксивый герой

      Эти выходные Ханагаки провела одна, отключив телефон и отписавшись перед этим родителям, чтобы те звонили сразу на домашний, если что случится. Родители ей так и не перезвонили, чем очень сильно её расстроили. Такемичи давно привыкла к такому отношению, каждые выходные надеясь, что родители все-таки вспомнят о существовании своей единственной дочери. Или нет?       Удивительно, как настолько занятые люди, при своём-то графике, смогли выкроить время, чтобы совокупиться друг с другом.       Тётушка Изуми быстро отучила Такемичи задавать такие правильные и неприятные вопросы родителям. С тетушкой они не были родственниками, что не очень-то и мешало ей наказывать Ханагаки при любом удобном случае. Родители хотели видеть здорового и радостного ребёнка, когда приезжали, а не пугливое и ноющее нечто, постоянно задающее одни и те же вопросы.       Неудивительно, что из Такемичи выросло, что выросло.       Ханагаки за эти выходные даже на кухню не заходила, заказав в субботу две большущих пиццы с сырными бортиками и кучей острых колбасок. В субботу на занятия не пошла, сославшись на мнимую болезнь, мастерски подделав подпись матери, распечатав справку и контур личной печати на домашнем принтере. Такемичи редко пропускала занятия, хотя с легкостью в любой момент могла устроить подростковый бунт, чтобы хоть немного взбодрить родителей, но… «Им все равно».       Так что, несмотря на грустные мысли и нездоровое питание, выходные прошли у неё очень даже хорошо. Такемичи даже смогла прочитать параграф учебника по истории в перерыве между передачами, а это уже успех. Жалко, что ничего не запомнила толком.       Телефон Такемичи так и не включила, решив не портить себе настроение с самого утра. И без того противный мелкий дождик накрапывал с самой ночи. А ещё любимый зонтик не хотел открываться, из-за чего Ханагаки сломала ноготь, пока пыталась его починить. Пришлось бежать в маркет, чтобы купить новый: маленький и прозрачный. На первый урок она едва успела.       Волосы на затылке вились мелкими кудряшками, как у какого-то барашка, из-за влажности. Из открытого окна тянуло противным холодком. А ещё Ацуши смотрел на неё каким-то странным, нечитаемым взглядом. И что она опять сделала не так?       «Кажется, забыла написать в пятницу мальчишкам, что им нужно провести эти выходные отдельно друг от друга?»       Но если они так переживали о ней, то почему не позвонили на домашний или не пришли к ней домой? Ямамото как раз живёт через две станции от неё, мог бы и заглянуть, раз всё настолько плохо.       Такемичи дёргается, как и все в классе, когда одна из дверей отъезжает в сторону. Открывает от удивления рот, как и их учитель английского, когда Ханемия заходит в кабинет, держа руки за спиной. Казутора довольно улыбается, игнорируя просьбу преподавателя выйти из кабинета.       — Это тебе, душа моя, — произносит нараспев Ханемия, доставая из-за спины букет яркой и вкусно пахнущей лиловой азалии, растущей на школьной клумбе рядом со школьным стадионом и курилкой. — Бери, — трясет цветами, — не бойся.       — С-спасибо, — шепчет обескураженно Такемичи, протягивая руки.       Они соприкасаются пальцами всего на секунду, а у Такемичи по коже мурашки пробежали. Она не слышит, как кричит учитель, хватая Ханемия за предплечье и уводя за собой в коридор. Казутора подмигивает девушке и машет остальным на прощание, полностью довольный собой и своей выходкой.       У Ханагаки горят уши и лицо. Сердце щемит. И она ничего не может с собой поделать.       До обеда время пролетело совсем незаметно. Такемичи и не пыталась извиниться перед Аккуном и остальными мальчишками. А когда прозвенел звонок на обед, Ацуши и след простыл.       — Совсем тухло в гареме, детка?       Такемичи вздрогнула, и вода из графина, который она несла в класс, чтобы поставить в него букет, расплескалась, попав на руки и пол. Цветы за пару часов успели немного увянуть, но всё ещё выглядели и пахли замечательно.       — Не называй меня так, Ханемия-сан, — просит Ханагаки юношу, — пожалуйста.       — Я пришёл за своим обедом. — Зачем, прости? — изумляется Такемичи. — Я ничего тебе не готовила. И спасибо за цветы, мне было очень приятно. Но почему ты мне их подарил? Я не совсем понимаю, — смеётся нервно, обходя Казутору.       — А зачем ты мне тогда приготовила обед? — хмурится Ханемия, следуя за ней. — Дай угадаю, — улыбается, — хочешь меня?       — Чего? — Такемичи моргает останавливаясь. — Я тебя?.. Что, прости? — когда у них всё повернуло не туда? — Нет! Нет! Как ты вообще мог об этом подумать, идиот? Я просто хотела отблагодарить тебя за то, что помог, — у неё дрожат руки, а ещё горит лицо от смущения. — И верни мне мою коробочку, пожалуйста. И почему ты улыбаешься?       — Ты такая забавная, душа моя, — смеётся громко Ханемия, — я не могу. Я пошутил. Шутка! — ещё и руками забавно машет возле своего лица. — Ну чего ты плачешь?       — Я не плачу, — мотает головой Такемичи, отвернувшись.       — Душа моя, — Казутора осторожно берет её за руку, гладя пальцами тыльную сторону ладони, — ну чего ты всё близко к сердцу воспринимаешь? Давай-ка отойдем, — тянет за собой к окну, забирая графин.       Ханагаки неловко и дышать, кажется, разучилась за эти несколько минут. Казутора ставит графин им под ноги и притягивает Такемичи к себе, обнимая крепко.       — Мне понравились те сосиски-осминожки, душа моя, — шепчет ей прямо в ухо Ханемия, заставляя Такемичи задрожать, как кленовый листок на ветру, — а моти я отдал матушке, ты ведь не против? Конечно же, нет. Моя душа никогда не была бы против нежных и дорогих жестов по отношению к любимому человеку. И цветы я подарил тебе просто так, потому что мог и хотел тебя порадовать сегодня. Не люблю дождливые дни, если честно. Тоска полная. Знаешь, что может сделать этот день намного радостней?       — Ч-что? — Такемичи отстраняется, боясь посмотреть ему прямо в глаза.       — Твоя улыбка. Улыбнись, душа моя.       У Такемичи сердце готово выпрыгнуть из груди в любой момент. В ушах противно звенит. А ещё Такемичи очень хочется сейчас поцеловать Ханемию-сан, совсем незнакомого ей парня, что так сейчас старается развеселить её, незнакомку. Ханагаки сглатывает и смотрит упрямо на подбородок Казуторы. Откуда в её голове только такие мысли? Откуда?       — Ну же, — легко раскачивается на месте вместе с ней, — улыбнись.       — Я не могу, — качает головой, зажмуриваясь.       Такемичи так и тянет к нему магнитом. Ладони сами собой мягко сжимают Казутору за шею, легко поглаживая гладкую, разгорячённую кожу. Пальцы цепляются за цепочки, заставляя Ханемия улыбаться ещё притягательнее, чем это возможно. Щекочет ногтями татуировку.       — А что можешь? — он явно дразнится, наклоняя к ней голову.       Она пожалеет. Конечно, пожалеет. Такемичи нужно отпустить Казутору сейчас же и сделать вид, что между ними нет никакой искры или чертова графина, что опрокинулся ей на ноги!       — Неловко получилось, — смеётся Ханемия, отпуская её, — но ты запомни, где мы остановились, — просит он, — обязательно повторим завтра.       У Казуторы тапочки тоже намокли, но его будто это не касалось. Такемичи молча подбирает графин и уходит в туалет, чтобы снова наполнить его. Выбирает самую длинную дорогу до кабинета. Ей нужно немного успокоиться и прийти в себя. И она только что чуть не отдала свой первый поцелуй Ханемия-сан? Да что с ней такое?       Оставшиеся занятия проходят для Такемичи как в тумане. И ей плевать, что Аккуна просто распирает от недовольства. Впрочем, как и на остальных мальчишек, так явно ждущих её возле школьных ворот.       — Почему ты не отвечала на наши звонки, Такемичи? — Ямагиши решил взять весь удар на себя, как обычно.       — Не знаю, — отвечает она честно, пожимая плечами. Вертит в руках букетик. — Захотелось побыть немного одной, понимаете?       — Нет, — фыркает Сузуки, — не понимаем.       — У тебя эти дни? — Такуе неловко произносить такое, совсем не смотрит на неё. — Хочешь шоколадку или гамбургер?       — Ничего я не хочу.       — Может, мороженое тогда? — предлагает Казуши. — Или то дорогое кофе с сырной пенкой?       — Типа с нарисованной кошачьей мордочкой? — щёлкает пальцами Ямамото.       Такемичи же запрокидывает голову, разглядывая затянутое небо мутными серыми облаками.       — Я включу телефон, как только вернусь домой, — обещает своим мальчишкам Такемичи, но те совсем не слушают её, продолжая спорить между собой.       — Что с тобой, Мичи? — Аккун подходит к ней совсем близко.       — Я, кажется, влюбилась.       Вот нужно было её мальчишкам замолчать именно сейчас?