Тяжелый люкс

      Как правило, one night stand подразумевает под собой определенную последовательность действий, которая имеет под собой одну простую цель — приятное времяпрепровождение с последующим достижением оргазма. Мужчинам в этом плане проще, женщинам — сложнее, но устремления у всех одни.       Бесспорно, гораздо увлекательнее, если рядом находится человек, с которым есть о чем потрахаться, но чаще действо начинается уже в прихожей, а порой — даже раньше. В такие моменты как-то не до разговоров.       Хотя, в качестве исключения можно отметить встречи, выросшие из знакомства в интернете. Например, если едешь сразу в гости, минуя нейтральную территорию.       Вот тогда — да, тогда светская беседа имеет место быть, думал Геллерт, лежа в возмутительно огромной мраморной ванне среди поражающих воображение гор лавандовой пены. А то, что сейчас…       Возможно, всего лишь казалось, но то, что происходило сейчас, трудно было назвать развлечением на одну ночь.       Альбус отвлекся на то и дело пиликающий от уведомлений смартфон. Видимо, сегодня ночью кто-то, кроме Гриндевальда, сильно его хотел, что, впрочем, неудивительно — праздник же.       Поразительно. Геллерту и впрямь было интересно, причем не только слушать, но немного поговорить о себе. Беседа текла легко, и к этому времени он успел выяснить о Дамблдоре несколько вещей.       На спине у него распахнул широкие крылья черный феникс. Понятно, что это значило: неизменный взлет после падений, коих, с усмешкой отметил Альбус, в его жизни было немало. На плечах длинные перья переходили в кельтский орнамент, узоров было много, и можно побиться об заклад — каждый что-то значит, но черт ногу сломит, что там было намешано.       Хотелось изучить, желательно — пальцами, но позже.       Он хмыкнул и явно сделал какой-то вывод, когда узнал, что Гриндевальд никак не украшал свое тело. Не потому что боится — просто не любит боль.       Эту тему они развивать не стали.       Еще выяснилось, что Дамблдор уже в течение месяца не знал, как к нему подступиться.       — Я был решительно покорен, когда мы пересеклись на приеме у Лестрейнджей.       — Который полгода назад?       — Да. Она тогда попросила тебя рассказать ее гостям о продукции…       — Точно, вспомнил. Она только стала моим агентом, и не знала, с чего начать.       — Это ведь был экспромт?       Кивок.       — Впечатляюще, — легкая улыбка, глаза — светятся. Пробирает. — Мне очень хотелось познакомиться, но я не стал. Ну… — он морщится, — мне не хотелось мучиться чувствами к человеку, который не смог бы разделить их со мной. Хотеть своего друга.       — Звучит и впрямь сомнительно, — Геллерт понимающе ухмыляется.       Ему знакомо это.       — А месяц назад я расстался кое с кем и решил заглянуть в клуб, тот, что в Сохо…       — Хм-м.       — Да, ты тоже был там. С другим, с тем милым французом. Франсуа, если мне не изменяет память.       — Был.       — А я не остался. Я… как бы это сказать…       — Охуел? — подсказывает Гриндевальд. Он уже понял, что его собеседник старается не выражаться.       Ну, это мы еще посмотрим.       — Именно, — смеется. У него открытая улыбка. Красивые зубы. — Глупо наверное, но даже когда мадам Розье сказала, что ты будешь сегодня в Ритце…       — Мадам Розье?       — Да, а что?       — Не знал, что вы общаетесь, — тянет Геллерт, задумчиво разглядывая везде успевшего пройдоху.       Гриндевальд действительно не знал: хитрая старушка рассказывала лишь о впечатлениях своих подружек. Теперь понятно, что тех самых, про которых говорят, кокетливо прикрывая рот ладошкой: «Не имею никакого понятия, но вот одна моя приятельница рассказывала мне, что мистер Дамблдор…»       — О! Нет-нет, уверяю тебя, мы просто дружим.       — Вот как.       — Да, между нами сугубо дружеские отношения, — закатывает глаза Альбус, и смеется уже Геллерт.       Под водой Дамблдор дотягивается ногой до его лодыжки, успокаивающе гладит пальцами. Не ванна, а бассейн, ей богу.       — Так о чем это я? Ах, да, сегодня я решительно был настроен никуда не идти. Но как снег на голову приехала Ариана и уговорила… Она очень любит Винду.       — Почему ты не хотел? Это же отличная возможность сделать наконец то, что хочется, — не понимает Геллерт и наблюдает удивительную картину.       Боже мой, неужели Дамблдор… смущен?       Дыхание учащается. Очень хочется наблюдать это зрелище еще не раз.       — Ну… — он отводит взгляд, смотрит на смартфон, без конца вспыхивающий непрочитанными уведомлениями.       Удобное все-таки изобретение, помогает прятать зеркала души. Геллерт частенько бывает недоволен этим.       — Для меня это… не так просто, к сожалению, — признание нехотя. Добавляет задумчиво: — Или к счастью.       — Я понял, — мягко говорит Геллерт и тоже делает определенный вывод.       Реакция в ресторане — ничто иное, как успешная попытка собраться: Альбус замер, а затем решил действовать. Хорошо, что не сбежать.       — А Ариана… знала о твоей симпатии?       — Да, конечно, — улыбается Дамблдор. — Даже Берти уже устал слушать мои стенания.       Почему-то на душе становится тепло от осознания того, что рядом с Альбусом находятся любящие люди, которые принимают его таким, какой он есть. Хотя, в случае с Аберфортом — вспоминает Геллерт его поведение в ресторане — наверное, прийти к этому было непросто.       — Она тоже знала, что я буду там?       — Да, я говорил ей после чая у мадам.       — Хм-м…       Пауза.       Смех.       — Ох, — Альбус прикрывает лицо рукой. — Я думаю, что мне следует как следует поблагодарить ее.       — Кого именно?       — Обеих!       Он так легко смеется над собой.       В общем, он был невозможно милым, этот рыжий парень. Умен и остроумен, чудовищно наивен в некоторых вопросах. Умеет любить: это стало ясно как божий день, когда он заговорил о сестре — синие глаза лучились.       Когда он смотрел на Гриндевальда — тоже.       Альбус Дамблдор — неприлично богатый человек, сделал вывод Геллерт, и речь сейчас далеко не о деньгах.       Обладает ли Геллерт Гриндевальд состоянием, хоть на одну десятую способным сравниться с его богатством?       Ему хотелось думать, что да. По крайней мере, когда от одного взгляда по душе тёк теплый мед, а сердце подскакивало к кадыку, сомнения таяли, как лед на солнце. Как и сам Геллерт, влюбившись по уши всего за один вечер. Или по самые яйца — тут уже не принципиально.       Как оказалось, в этого чудака невозможно не влюбиться, познакомившись поближе. Сегодня они впервые нормально поговорили, и все встало на свои места. Ну, и просто встало, это тоже.       Просто потому что это Дамблдор. Этим все сказано.       Приглушенный желтый свет разбивался о стекло тюльпана, его жидкие осколки покачивались в ряби Хеннесси. На языке цвела шоколадная терпкость, рыжие волосы Альбуса сквозь коньяк выглядели темными. Ему шло и так, и так.       Процедив очередной глоток, Геллерт отставил бокал на широкий бортик. Обводя гладкий ободок тюльпана, оценивающе скользнул взглядом по высокому пучку волос.       Нет, с этим цветом ничто не сравнится.       Подумать только, а всего несколько часов назад он привычно сцеживал яд при одном только упоминании своего конкурента, хотя сам дрочил при случае на его пресветлый образ и молился, чтобы никто и никогда об этом не узнал. Ни словом, ни взглядом. Нельзя сказать, что в те моменты он был влюблен. Возбужден, зол, разочарован — да.       Хотел его, в общем.       И хочет сейчас.       В конце концов, их еще ждет хаммам.       — Альбус?       — М-м?       Тихий всплеск. Под водой ладонь нашла лепную лодыжку.       — Сколько тебе нужно времени? — как невзначай поинтересовался Геллерт, с нажимом проводя большим пальцем от пятки по ямке на подошве стопы.       — Еще пару минут.       В бархатном голосе было явно слышно сожаление.       — Ладно.       Мимолетно огладив взъем, ладонь скользнула выше, легла на колено. Отвела в сторону. Пальцы прошлись по внутренней стороне бедра выше и замерли в паре дюймов от паха.       Отогнав облако пены свободной рукой, Геллерт приблизился к Дамблдору вплотную, усевшись на свои голени между его ног.       — Ты не против? — уточнил на всякий случай.       Тихий плоский стук — титановый корпус соприкоснулся с мрамором. Альбус ничего не ответил, просто притянул к себе, но перед поцелуем остановился. Всмотрелся в глаза.       В воде было легко подхватить его под ягодицы и утянуть к себе на колени. Он был невероятен в золотом сиянии среди пышной пены. Голый. С пучком этим трогательным на голове.       Его горячая мокрая ладонь обхватила щеку, убрала с лица белые волосы, завивающиеся от влажности. Склонив голову, Геллерт потерся об нее, точно ласковый кот, приподнял один уголок губ, глянул из-под ресниц. Игриво и жарко.       — Все еще не могу поверить, что это не сон, — прошептал Альбус, проводя большим пальцем по его нижней губе.       По подбородку и челюсти.       По кадыку.       — Это не сон, Альбус. Во сне невозможно чувствовать так, — ухмыльнулся Геллерт.       В подтверждение своим словам он сжал его ягодицы сильнее, резко, насколько позволяла вода, вжал его таз в себя, заставив судорожно вздохнуть. Почувствовал животом его ответное желание.       До носа снова донеслась стойкая цедра лимона, затуманила разум. Рот наполнился слюной. Стало не до ухмылок.       Взгляд прикипел к влажным алым губам, все еще припухшим после поездки в такси.       — Ты так хорошо пахнешь, что я хочу тебя сожрать, — тихо, будто доверял сокровенную тайну, сказал Гриндевальд. — Но лучше отсосу. А теперь поцелуй меня уже наконец, Альбус, скромник века, Дамблдор, я больше не могу терпеть.       Пальцы Альбуса добрались до сосков одновременно с прикосновением губ к губам, жадным языком он сразу обласкал чувствительное нёбо. Яростно всплеснула вода — он задвигал тазом, притираясь ближе и шумно дыша.       Его поцелованная южным солнцем кожа была холеной и гладкой, а мышцы — упругими: на ягодицах и на боках, под всеми рисунками.       Он двигался правильно, прикусывал нижнюю губу так, как надо — распаляя еще больше, но не причиняя боль. Это было чертовски хорошо и непозволительно мало.       До безумия хорошо, и страшно было представить, что будет, когда Геллерт войдет в него.       Дамблдору было трудно разорвать поцелуй, и Гриндевальд отлично понимал его. Дыхание у обоих загнанное, как после долгого бега.       — Хочу твой рот. В силе?       — Конечно.       Геллерт нашел его ладонь, потянул к лицу.       — А как ты хочешь? Нежно? А быть может… вылизать тебя? Как кошка.       Глядя в глаза, он провел языком по его ладони к подушечкам пальцев, втянул указательный в рот. Пощекотал. Выпустил.       Альбус смотрел на это мини-шоу не отрываясь.       Под водой свободные пальцы скользнули между крепких ягодиц. Без нажима, намекающе, потерли анус.       — Тебе будет очень хорошо… Или ты хочешь…       Лукаво прищурившись, Гриндевальд медленно и очень по-блядски облизал верхнюю губу. Нижнюю прикусил и тут же отпустил.       — Взять меня за волосы, возможно… Я бы позволил тебе грубо трахнуть меня в рот.       И призывно улыбнулся.       — Кажется, я привел в дом сатану, — выдохнул Альбус.       Сам он при этом выглядел далеко не по-ангельски, и как же это заводило! Хотя, куда больше, казалось бы.       — Нежно. Сделай это нежно, пожалуйста.       — Хорошо, — Геллерт быстро чмокнул его в нос и кивнул на бортик ванной. — Садись.       То ли любовники у Дамблдора были такие себе, то ли он действительно по уши влюбился, но Геллерт так и не понял, как истолковать выражение лица «Я сейчас умру», когда, высунув язык, наклонился к его побагровевшему от возбуждения пенису.       В то, что он совсем не искушен в любовных утехах, верилось, конечно, слабо — он совсем не выглядел как вчерашний девственник.       А как он отзывался на каждое движение языка и губ… матерь божья!       Он не стонал, далеко нет, однако Геллерт даже ладонь ему положил на пресс, чтобы не пропустить ни один его вздох. Уловить хотя бы часть того, как напрягается его тело, реагируя на нехитрые, вроде бы, ласки.       Чувствуя, как ладонь бережно стискивает чужая рука, а затем Альбус переплетает их пальцы, он подумал: «Надо же, держится за меня… Кто бы мог подумать, что рыжая блядская дорожка — это путь в Эльдорадо».       Было даже немного жаль мучить его, такого распаленного и плывущего. Если бы Геллерт не знал, что дальше будет еще лучше, то, конечно, привел его к оргазму, а так — медленно проехался губами назад и с пошлым звуком выпустил. Хотел набрать гость воды, стереть натекшие на подборок слюни, но Альбус буквально выдернул его из пенных облаков и усадил к себе на колени.       Выглядел он совсем дико. И так же дико, остервенело даже, зацеловал губы, лицо, шею, заставил прогнуться и подставить соски. Его ладонь после мрамора была прохладной, но для долгого стояка показалась раем на земле.       Она двигалась быстро, так, как нужно, чтобы задохнуться воздухом, хватать его, захлебываясь, чтобы острое удовольствие прошило таз навылет, и, промычав что-то нечленораздельное — ну точно — Геллерт кончил.       Тело стало ватой. Прикрыв глаза, он устало прижался к Альбусу всем телом, ткнулся губами в волосы.       — Дай мне пару минут… и пойдем в хаммам.       Дамблдор нежно провел носом по шее. Вдохнул глубоко воздух, напитанный лимоном и ветивером, лавандой и сексом.       — Может, нахер?       Вот это да.       Гриндевальд рассмеялся, тихо и счастливо. Последним он немало удивил сам себя.       — Не-ет… У меня на тебя планы. На твою шикарную задницу, если быть точнее.       — Ну точно сатана.