
А сердце мужчины тоскует...
***
Фетида вернулась в глубины подводного царства, словно преступница, ожидающая суда. Её сердце билось в такт водным течениям, которые вдруг казались ледяными. Когда она предстала перед отцом, его силуэт, величественный и грозный, выделялся на фоне тронного зала из кораллов и жемчуга. Его глаза сверкали холодным огнём, а борода, переплетённая с водорослями, напоминала бушующий шторм. — Ты осмелилась оставить море ради человека?! — гремел он, его голос отдавался эхом в водной бездне. Каждое слово словно молния рассекало пространство. — Ты нарушила законы, данные предками! Ты осквернила своё имя и опозорила меня! Фетида опустила голову, её тёмные волосы затмили лицо. Она знала, что спорить с ним бесполезно, но молчание лишь раззадорило его гнев. Король взмахнул трезубцем, и вода вокруг закрутилась в вихрь. — Ты бросила своё наследие ради смертного! Ради того, кто не знает наших законов, кто ничтожен перед силой моря! Его ярость была не только оскорблением — она была разочарованием. Он велел стражам схватить её. — Пусть знает, что значит предать море, — прошипел он. — Высушите её на раскалённых кораллах. Пусть её кожа треснет, пусть она почувствует, что такое гнев океана. Стражи без слов потащили её на вершину подводного утёса. Там, где подводное солнце светило особенно ярко, её связали морскими узлами, жёсткими и режущими. Поверхность кораллов, раскалённая теплом подводных течений, обжигала кожу. Каждая минута тянулась вечностью. Кожа Фетиды трескалась, словно высохшая глина, и соль проникала в раны, причиняя нестерпимую боль. Она сжимала зубы, не издавая ни звука. Её мысли были не здесь, а далеко — о Джеймсе, о его руках, которые обнимали её в ту ночь. Её молчание лишь сильнее злило отца, но, когда наказание закончилось, его гнев начал утихать. Он подошёл к ней, в его взгляде появилась тень тревоги. — Ты упряма, как твоя мать, — вздохнул он. — Но я не могу позволить тебе остаться. Ты должна уйти, Фетида. Здесь тебе больше нельзя быть. Его голос смягчился, но оставался непреклонным. — Тот нестареющий мальчишка, что угрожает всем законам моря, найдёт тебя. И он погубит тебя. Ты должна уплыть, покинуть эти воды. Она не возразила. Она знала, что отец прав.***
Покидая владения отца, она встретила Питера Пэна. Он сидел на огромной раковине, играя на свирели, но, завидев её, прервал свою мелодию и ухмыльнулся. — Ах, это же наша сбежавшая русалка, — протянул он, спрыгивая с раковины. Его улыбка была холодной и насмешливой. — Ты предала море ради какого-то скучного старика? И думаешь, можешь вернуться сюда, как ни в чём не бывало? Фетида не отвечала, глядя прямо в его глаза. Её молчание было равносильно вызову, и это разозлило Питера. Его лицо потемнело, улыбка исчезла. — Ну что ж, если море тебя не хочет, то я тоже. Но уходить безнаказанной ты не будешь. Я не хотел такой игры! Капитан Треска из-за тебя теперь скучный! Он свистнул, и из глубин поднялась Крокодилица. Её глаза сверкали дикой яростью, пасть щёлкнула с таким звуком, что вода вокруг зазвенела. Монстр бросился на Фетиду, размахивая гигантским хвостом, поднимая водовороты. Фетида не отступила. Она сжала руки в кулаки и встретила чудовище лицом к лицу. Его острые зубы сверкнули, но она увернулась, схватив его за массивный хвост. Их бой был жесток. Крокодилица рвала воду когтями, её хвост ударял с силой цунами, но Фетида сражалась, словно загнанный зверь. Она знала: или она, или оно. В решающий момент, когда Крокодилица открыла пасть, чтобы разорвать её на части, Фетида вывернулась и с неистовой силой вонзила коралловый осколок прямо в её горло. Монстр захрипел, его тело содрогнулось, и вода вокруг окрасилась кровью. Крокодилица мёртвой массой опустилась на морское дно. Фетида, тяжело дыша, подплыла к её пасти. Зубы, большие, как обломки скал, поблёскивали в воде. С усилием она вырвала один из них. Этот зуб станет её доказательством, её подарком для Джеймса. — Вы больше никогда не причините ему вред, — прошипела она, сжимая зуб в руке. Оскалившись, лицо мало походило на человечье. Она выплыла, обернулась к Питеру, но тот исчез, оставив лишь холодное, пустое море позади.***
Капитан Джеймс Крюк, усталый и мрачный, привычно грёб к скале, где обычно проводил ночи в тоске по своей русалке. Он больше не верил, что когда-либо снова увидит её, но продолжал плыть — словно эта привычка была последней нитью, удерживающей его рассудок. Когда в лунном свете он увидел силуэт, его сердце пропустило удар. Он замер, вглядываясь, и не мог поверить глазам. Силуэт двигался, наклонился к воде, словно ждал его. — Фетида! — воскликнул он, почти ломая вёсла, чтобы быстрее достичь её. Она сидела на узкой полоске скалы, обернувшись в светящийся белый наряд. Её глаза цвета расплавленного золота блестели на фоне звёздного неба. Но Джеймс не мог скрыть своего гнева. — Как ты могла? — выкрикнул он, спрыгивая с лодки и поднимаясь к ней. — Как ты посмела оставить меня?! Ты исчезла, ты бросила меня, Фетида! Все эти долгие месяцы… Я умирал без тебя! Она смотрела на него с печалью, но без страха. Его голос, полный боли, эхом разносился по ночи. Он шагнул ближе, его рука уже была готова схватить её, но тут его взгляд упал на её округлившийся живот. Слова застряли у него в горле. Он застыл, едва дыша. — Ты… ты беременна? — шёпотом спросил он, словно боялся, что ответ уничтожит его. Фетида кивнула, её глаза наполнились слезами. — Это твой ребёнок, Джеймс, — прошептала она, опуская взгляд. — Мне нужно было уйти, чтобы защитить нас. Я знала, что Питер найдёт меня, и что его гнев может разрушить всё. Но теперь это позади. Я могу обращаться человеком лишь на один день, — она запнулась и опустила глаза. — и лишь раз в цикл луны. Она протянула ему что-то, и Джеймс увидел огромный зуб крокодилицы, гладкий, белый, будто отполированный. Он взял его дрожащими руками. — Это подарок для тебя, — сказала она тихо. — Я принесла его, чтобы ты знал: никто и ничто больше не разлучит нас. Её слова проникли прямо в его сердце. Он обнял её, крепко прижимая к себе, как будто боялся, что она снова исчезнет. — Ты моё чудо, Фетида, — прошептал он. — Моё сокровище. И я никогда не позволю тебе уйти снова. Она улыбнулась, но в её глазах было что-то ещё — тревога или ожидание. — Джеймс… сегодня наша дочь появится на свет, — сказала она. — Помоги мне её принять, я боюсь, что не справлюсь одна. И я боюсь…какая она будет.***
Внезапная боль заставила Фетиду сжаться. Она схватилась за живот, и Джеймс, видя, как её лицо исказилось от напряжения, быстро подхватил её на руки. Хвостовые плавники расправились, и стали острыми словно ножи. Она закричала, а зубы её вновь стали острыми, зрачки в её золотых глазах сузились. — Успокойся, — сказал он, укладывая её на мягкий мох, росший на скале. — Я здесь, я с тобой. Роды начались. Фетида сжимала его руку, её тело содрогалось от волн боли, но она не кричала. Её дыхание было неровным, но глаза светились внутренней силой. Джеймс, не отрываясь, смотрел на неё, боясь пропустить хоть мгновение. — Ты справишься, — шептал он, гладя её по волосам. — Ты сильная. Ты моя Фетида. В какой-то момент всё затихло. Ночь словно замерла в ожидании. Русалочьи родовые пути разошлись и вытолкнули плод наружу. И вот в воздухе раздался первый плач. Джеймс, не веря своим глазам, поднял маленькое, мокрое тело. Это была девочка. Она была человечком, с крошечными ножками и ручками, но её глаза… Они были цвета золота, как у Фетиды, и светились необычайной глубиной. Прижал младенца одной рукой к себе. Крюком перерезал пуповину, что чудным образом была прикреплена к плотному, серому, кожанному мешку с который вышел сразу после малышки. — Это наша дочь, Фетида, — сказал Джеймс, его голос дрожал от эмоций. — Она прекрасна. Он бережно укутал ребёнка в свой шарф и передал её матери. Фетида с трепетом взяла дочь на руки. Она смотрела на неё, как на самое великое чудо, и слёзы текли по её щекам. — Моё маленькое сокровище, — прошептала она, нежно прижимая дочь к груди. — Ты — наше продолжение. Джеймс сел рядом, обнял обеих, и они остались так до самого рассвета, как семья, обретая друг друга вновь. Фетида держала на руках крошечное тёплое создание, её дочь, и не могла оторвать глаз от её золотых, глубоких, как морская бездна, глаз. Она тихо шептала ей слова любви, её голос был мягким, словно плеск волн. — Эвридика, — наконец произнесла она, касаясь щёчки малышки кончиками пальцев. — Я нарекаю тебя в честь моей сестры, которая была самой прекрасной из нас, но осталась в пучине навсегда. Ты будешь её продолжением, её светом, но на суше. Джеймс посмотрел на неё, его лицо выражало нежность и лёгкое удивление. — Эвридика, — повторил он, словно пробуя имя на вкус. — Прекрасное имя для прекрасной девочки. Фетида повернулась к нему, её лицо озарилось мягкой улыбкой, но в её глазах блеснула тень печали. — Она человек, Джеймс, — сказала она тихо, прижимая дочь к груди. — Она должна жить на суше, как её отец. Это её судьба. Джеймс нахмурился, но не стал спорить. Вместо этого он положил руку на плечо жены и тихо сказал: — Мы будем заботиться о ней вместе, Фетида. Ты тоже часть её жизни. Она кивнула, её сердце сжалось, но не от горечи — от осознания, что Джеймс понимает её, принимает её решения. — Фетида будет рядом, — произнесла она, её голос звучал твёрдо, как волны, бьющие о скалы. — Весёлый Роджер станет моим домом. Я буду обитать в его водах. Я буду охранять вас всех, кормить нашу дочь своим молоком и учить её плавать. Она взглянула на маленькую ножку Эвридики, поцеловала пяточку, затем крошечные пальчики. В этих простых жестах была её бесконечная любовь. — Через три года, Джеймс, — сказала она, подняв взгляд. — Я снова стану человеком. Ради тебя. Ради нас. Он крепче сжал её плечо, не скрывая своей радости. — Мы обязательно заведём ещё детей, — добавила она с улыбкой, её глаза светились решимостью и детской наивностью. — Мы станем настоящей семьёй, на суше и в море. Джеймс ничего не ответил, но его взгляд говорил за него. В нём были обещание, любовь и надежда на будущее, которое они создадут вместе.***
Вот так на борту Весёлого Роджера, и появилась маленькая пиратская принцесса. Она наводила страх на всех потерянных мальчишек. Пугала своими золотыми глазами суеверных индейцев. Заработала своё прозвище- Кровавая Дика. Пугала самого Питера.И радовала своего любимого папочку своим присутствием. Он одевал её в шелка и золото. А мать каждый раз поднимала для неё с глубин дары моря и сокровища с затонувших кораблей. Малышка по вечерам пела свои ангельские, нет, русалочьи песни. И неспокойное море затихало.
Наконец-то капитан Джеймс Крюк обрёл спокойствие, семью, любовь. Он обрёл жизнь. И о страхах прошлого ему напоминало только ожерелье из крокодильего зуба, которое он не снимал. Ведь это был подарок, который ему приподнесла любимая морская дева. Обожаемая Фетида