Дети пустого города

       На заявление Рона я смог ответить лишь изумлённым кашлем, в котором при желании можно было бы разобрать слово "чего?".        — Тебе, может, воды? — Встревожился Невилл.        Я кивнул. В горле всё ещё першило. Глаза слезились. Я моргал. Я не мог видеть лиц друзей, зрение шло слепыми пятнами; но от их взглядов шрам аж зачесался.        — А ведь правда... — Проговорил Невилл. — Может это ещё после... да нет, я бы заметил...        — Что заметил? — Спросил я.        — Я приведу Гермиону? — Спросил Рон.        — Ладно... — ответил я.        — Невилл, у меня в чемодане есть наше классное колдофото в начале года, достань, сравни шрам Гарри.        Невилл послушно стал рыться в чемодане Рона. Я, пользуясь случаем, открыл свой и нашёл ингалятор. Дыхание уже выравнивалось, но я на всякий случай всё равно подержал в руке его и случайно нащупанный вместе с ним коготь. Просто чтобы окончательно успокоиться. Наконец, зрение перестало плыть калейдоскопом, а нацепив очки я стал видеть всё почти нормально, хоть глаза всё ещё что-то ело.        — Вот фото! — Сказал Невилл. — Гарри, ну-ка повернись на меня! Волосы со лба убери, пожалуйста; и очки сними.        — Шрам мой никогда не видели? — С некоторой надеждой отвертеться от того, что бы они там ни заметили, спросил я.        Невилл посмотрел на фото. И на меня. На фото и опять на меня.        — Таким - не видели. — Веско сказал Невилл. — Сам глянь.        Он протянул мне колдофото, я посмотрел на него. Потом в зеркало.        А потом вскочил, и кинулся к зеркалу ближе. Нацепил обратно очки... спустил их на самый кончик носа и поднял голову так, чтобы сквозь них беспрепятственно видеть свой лоб в отражении...        У шрама на моём лице появилась парочка лишних ответвлений. Одно же из имеющихся увеличилось и будто целилось поразить второй глаз. Трещину на стекле снова ударили из-за чего она расползлась чуть обширнее. В дополнившихся местах шрам выглядел воспалённым, будто свежим. И оба глаза выглядели воспалёнными, покрасневшими. Не зная зачем, я немного оттянул нижние веки. Из под них тут же засочилось.        — Перестань! — Испуганно сказал Невилл. — Не больно что ли?        — Да почти нет. — Тихо сказал я, утерев алые подтёки. — Надо же - правый глаз теперь выходит тоже будет фиговый..?        — Ты о чём? У тебя кровь идёт, надо кого-то позвать! Взрослых...        — Да не надо. — Поморщился я. — Первый раз что ли? Слу-ушай! Ну-ка...        Я бросился к чемодану опять, достал фотокарточку со странным классом и лупу.        — Так... Вот он я! Вот блин...        Мы с Невиллом уже стукнулись лбами над фото, чтобы увидеть, что шрам полностью скрыт под волосами и повязкой.        — Зачем ты носил повязку на глаз? — Спросил он.        — Потому и носил. — Хмыкнул я и снова стёр липкий подтёк под глазом. — Нет, всё-таки левый до сих пор хуже.        Невилл не успел ничего ответить, прежде чем Рон привёл девчонок.        То, что шрам теперь больше, нам пришлось просто принять за действительность. Мы довольно долго спорили, когда и как это произошло и пришли к выводу, что в ночь, когда я увидел нападение.        Шрам не сильно увеличился, взрослые, что не видели меня и мой шрам полгода ничего не заметили. Но ребята на протяжении этих полугода со мной общались и потому, когда шрам резко стал другим - сразу стали замечать неладное. Только вот очки их путали, с ними фиг пойми, что именно изменилось.        — Надо им сказать! — Сразу непререкаемым тоном сказала Гермиона.        — Нет! — Воспротивился я. — Не хочу.        От шрама ниточка может потянуться и дальше. Ещё не хватало, чтобы меня заставили пойти к мадам Помфри, она решила бы провести полновесное обследование и заметила неладное с лёгкими!        — Но Гарри, ты ведь не можешь просто скрывать это!        — Могу. — Отрезал я. — Да и зачем им вообще это знать!        — Если Гарри хочет скрывать что-то, его не переубедишь. — Вздохнула Джинни.        Они с Роном, похоже, не были мной сильно довольны; но знали, насколько бесполезно будет пытаться меня вразумить.        — Но ты уверен? — Боязливо спросил Невилл.        — Да. — С вызовом сказал я.        — Я поищу в библиотеке про такое. — Сказала Гермиона. — И учти, Гарри, если я узнаю, что это что-то опасное, я пойду напрямую к МакГонагалл.        — Ладно, давай так. — Закатил я глаза.        Спорить было лень.        Оставалось лишь надеяться, что ничего такого она там не найдёт.        — А если и найдёт? — Спросил Рон, когда я поделился с ней этой мыслью. — Разве не будет права, что расскажет?        — Не знаю. Технически да. — Неохотно сказал я.        На завтраке утром я появился последним. Вообще, я всё время был то последним, то первым - в зависимости от того, предпринимал ли попытки доспать немного после кошмарной ночи. И сонным и бледным тоже был всегда, так что утро было совершенно нормальным, разве что Гермиона нервно ходила по кухне и негодующе косилась на окно.        — Так и знала! — Воскликнула она, когда Кингсли принёс весть, что впервые за историю "Ежедневного пророка" газета взяла перерыв на праздники.        — Правильно. — Кивнул Сириус Гермионе. — Чёрта с два им просто захотелось отдохнуть, министерство просто решило под шумок умолчать о переполохе в Мунго.        — Жалко. — Сказал я, ожидавший официальной версии событий в больнице как какого-то балагана, на который можно будет отвлечься.        Вскоре обнаружилось, что немного крови я ночью всё-таки пролил в коридоре. Вроде нам удалось убедить Сириуса, что это мы сюда таскали кетчуп к мясу, хотя, зная его и его отменный нюх, я не был в этом уверен. Но по крайней мере, вопросов ко мне у него не было.        А у меня были. Но как только я начинал пытаться об этом нормально подумать, как меня тут же начинало что-то отвлекать, нападала лень, стирались в голове подробности разговора... я понимал, что похоже это Том решил помешать мне рассуждать о его целях...        Его реальность - ещё кое-что, что пришлось принять за факт. Будь он всего лишь голосом в башке, как я от всей души надеялся, сколько нас помню - не сумел бы вызвать припадка. Чёрт бы его побрал, а ведь теперь у него преимущество. Раньше я хотя бы был полноправным хозяином положения. Теперь же с ним надо быть очень осторожным ведь может снова, гад, и может серьёзнее... Похоже, он действительно не собирался меня убивать без веского повода, а устраивать всё так, чтобы его во мне нашёл Орден, ему просто невыгодно. Но вот бесконечно так схватывая мне нутро свести меня с ума ему было проще простого, от осознания чего я ощущал жутковатую слабость.        Будто в противоположность себе только что сюда прибывшему, я старался как можно меньше времени проводить один на один с собой. Всё крутился то с ребятами, то с орденцами, то с Сириусом - всё, чтобы кто-то был рядом.        Так как людей в штаб-квартире сейчас было достаточно, у меня вышло сделать так, чтобы не быть никому назойливым. Рон, правда, поглядывал на несвойственную мне общительность с беспокойством, но ни он, ни Невилл с Гермионой и Джинни, на этом не заострялись. Хуже стало, когда и Сириус заметил неладное.        — Всё хорошо. — В который раз сказал я.        — Вижу. — Саркастично усмехнулся Сириус.        Я заставил и себя рассмеяться.        — Да не, правда всё хорошо, просто... ну, я вдруг понял, как скоро уже уезжать. В следующие полгода у нас куча доп. уроков, куча возни...        — Нелегальный кружок... — Развеселился Сириус.        — И вы с профессором ещё многим об этом сказали? — Уныло спросил я.        — С кем? — Удивился Сириус. — А, с Ремом? Да нет, знают только те, с кем тебе подарок делали. Но никто не был уверен, просто знали, что возможно ты всё ещё действуешь.        — А, значит для всех, кроме Люпина, это толи дождик толи снег...        — Не то чтобы.        Я вопросительно молчал. Сириус поморщился - явно не был доволен темой и тем, что проболтался. Вообще, бедняга как между двух огней метался между мной и Орденом. И я и Орден хотели что-то друг про друга понять, но при этом как можно меньше рассказать про себя. А послом выбрали несчастного Бродягу, который и за Орден вроде, и меня подставлять без моего согласия не хочет; и вообще не понимает, какого хрена всё к этому пришло, когда все собравшиеся вроде на одной стороне.        — Так что? Знают все про наше... хм... удавшееся сообщество, или нет?        — Все - не всегда могут одновременно быть одного мнения. — Неохотно сказал Сириус. — По официальной версии, после запрета на несанкционированные общества, дело провалилось. Однако кто-то в этом сомневается. И из этих сомневающихся некоторые уверены, что ты проворачиваешь если не то, что задумал изначально, то по крайней мере нечто похожее. Ну и есть Ремус, который судя по твоей реакции, тебя раскрыл и я, которому ты проболтался сам.        Я отвернулся и одними губами беззвучно выругался. Сириус усмехнулся, как профессионал беззлобно ржёт над новичком.        — И много этих сомневающихся и уверенных? — Спросил я.        — Да не так уж. Те, кто участвовал в нашем подарке, МакГонагалл, Арт...        — Это называется "да не так уж"?! — Поперхнулся я.        Сириус расхохотался.        — Да, кстати, как Лунатик-то всё узнал? — Спросил он. — Мне аж интересно.        — Будто он тебе не сказал.        — Нет, не сказал. Говорю же, ты мне сегодня сам проговорился.        "Ай да учитель!" — Подумал я. — "Даже Сириусу не выдал... почему?"        — Во время того переполоха в больнице. — Сообщил я. — Он нашёл нас, а когда сваливали приметил, что его слушаюсь только я, а остальные слушаются уже меня.        — Неплохо. — Одобрил Сириус. — Выходит, ты для них как командир...        — Вот и профессор Люпин так сказал. — Вздохнул я.        Сириус вздохнул.        — Да не зови ты его профессором, Гарри. — Попросил он. — Он чего-то стесняется, вот вам и не говорит. Он ведь больше не работает в Хогвартсе и всего год там был. Ему неуютно, когда его до сих пор то профессором, то учителем кличут.        — Как-то странно, что ли, переходить от "профессора" к "мистеру"... наверное. — Помолчав сказал я.        Я как-то даже и не задумывался об этом. Приставка "профессор" для меня была с именем Люпина почти не разделима. В разговоре с ребятами или самыми своими взрослыми без неё ещё туда-сюда, но с остальными или с ним самим... ни за что. А как иначе? Он же учитель. Нет, Учитель. С большой буквы. И это не просто слово. Обычно в Хогвартсе нужно работать долгие годы, чтобы к тебе стали обращаться не только "профессор", но и "учитель", это было признанием. Того же Снейпа так не звали даже его Слизеринцы... слишком уж явным было его отвращение к собственной должности. И Синистру не звали... А вот профессора МакГонагалл периодически звали, и Флитвика...        — Тебе-то можно и не переходить. — Сказал Сириус. — Можно ведь просто по имени. Он же... по сути-то как и я, твой старый знакомый.        Я подумал.        — Нет. — Я помотал головой.        — Почему нет?        — Я не знаю. Просто он - наш учитель. — Просто ответил я. — Единственный учитель защиты, который у нас вообще был - кроме него на этой должности были одни самозванцы. Им вообще не была нужна эта должность как таковая. Потому за ним это слово сходу и закрепилось. Перестать его теперь так звать - как признать, что его и не было.        — Передать? — Серьёзно сказал Сириус.        — Как хочешь. — Буркнул я.        — Кста-ати, об обучении Защите и бою. — Вдруг обрадовался Сириус. — Мы же очистили бункер!        — И как это связано? — Не понял я.        — Увидишь, малыш. — Рассмеялся Сириус. — Я не Ремус конечно, а Ремус придёт не скоро, но хотя бы показать это сейчас... Зови ребят.        ***        — Молодец, отлично! Рон, ты сейчас был открыт с левого фланга, не тормози так! Гар, опять ты прыгаешь, щитовые тебе на что?        Сириус конечно был "не Ремусом".        Но зато он был Сириусом. И это тоже было неплохо.        Мы занимались в бункере третий день. Мышцы у меня по вечерам болели, как наверное не болели с давней поры моих первых тренировок по квиддичу. С Сириусом занимались я, Рон, Невилл, Фред и Джордж. Гермиона и Джинни занимались отдельно, с разными наставницами. Чаще всего это была Тонкс или мадам Венс.        — Погодите вы с возмущениями. — Попросила Тонкс. — Есть причина.        — Я думала, мы не опускаемся до предрассудков. — Сверля Тонкс взглядом сказала Гермиона.        — До предрассудков - ни в коем разе. — Просто сказала та. — Мы учитываем реальные условия задачи.        — Какие ещё условия? — Спросила Гермиона.        — Что за задача? — Спросила Джинни.        — Задача - научиться сражаться. Условия - мужчины лучше предрасположены к стандартным боевым заклинаниям. У них активнее маго-ядро, крепче и устойчивее тело, больший вес. Стандартные заклинания, конечно, необходимо знать, однако нам стоит сражаться хитрее.        Вспоминая этот разговор, я пожалел, что не знал этого нюанса на занятиях АДа.        Я подслушал его в изменённом состоянии. Его минус был в том, что я не мог в нём ничего нормально воспринять. Такова уж была плата. Люди и другие живые существа, когда я в нём был, не могли найти меня взглядом или уловить мои шаги, если они не превышали местного уровня шума. Некоторые могли потом вспомнить, что я был, но пока я не раскрывал себя, я для любого был чем-то вроде предмета интерьера.        Казалось бы, идеальная способность для какого-нибудь шпиона. А вот не совсем. Ведь мне тоже было сложно воспринимать людей. Их речь доносилась как из под воды. Всё вокруг и особенно то, от чего меня укрывало изменённое состояние, становилось обезличенно, незнакомо. Чтобы подслушать так чей-то разговор, нужно было себя сперва настроить, чтобы подслушать именно те "говорящие тени", которые надо; потом надо запомнить их слова (при том, что я их нормально не мог расслышать); чтобы уже вернувшись в нормальное состояние, прокрутить разговор в голове, вникнув в смысл.        Я развлекался этим, чтобы занять себя. Общаться с людьми напрямую я знатно устал. Задолбался, откровенно говоря. Ну ненавидел я и не был мастером в беседах о ничём. Нужно было изображать участие и единомыслие; думать, что говорить; держать себя... А-А-А! Если и был плюс в том, что меня три месяца в году не считали за человека, так это то, что со мной говорили только по делу. Успевал даже затосковать болтовне с ребятами ни о чём.        И не нужно путать! Болтовня ни о чём и беседа о ничём - совершенно разные вещи. Болтовня ни о чём тоже вызывает усталость, но не так быстро, и это сама по себе вещь весёлая. Это с Роном и остальными Уизли, с Гермионой, с Сириусом - пустой, дурашливый разговор о чём-то, оторванном от реальности или произошедшем пару лет назад; от которого становится приятно на душе... А беседу о ничём можно описать тремя словами - разговор о погоде. Он призван чисто для вежливости или смены темы. Почему-то, когда я пытался с кем-то спонтанно заговорить, получалась именно такая беседа.        Вот теперь я и развлекался тем, что как призрак ходил между обезличенными для меня изменённым состоянием волшебниками и ведьмами, подслушивая разговоры. Не этично. Зато мысли не возвращались к Тому, при попытке подумать о целях которого мне входила в грудь острая предупреждающая спица, мешающая дышать; а шрам начинало жечь. Главное - он не мог передавать знания Волан-Де-Морту. Значит, от него их можно не прятать, а мне здесь было всё интересно.        Я не наглел. На собрания и к каким-то особо тайным разговорам не совался. Подслушал например несколько раздосадованных разговоров о явных Пожирателях, за которыми приходится следить и которые действуют почти не шифруясь, а министерству всё равно хоть бы хны. Ну и прочую не особо-то секретную информацию, которую, тем не менее, предпочитали обсуждать подальше от "детских" ушей. Принцип работы Ордена был примерно таким, как я и представлял, но подслушанное помогало понять его чуть детальнее.        Мантию же невидимку я, ещё после празднования рождества... отдал Сириусу.        Отдал, никому ничего не сказав. В то утро он много стал думать о том, что нам скоро уже уезжать и он снова останется здесь один. Он какое-то время просидел в комнате Клювокрыла, а я... конечно, это риск. Но чёрт возьми, я же знаю каково это - сидеть взаперти. Пусть в его распоряжении весь дом - весь этот дом Бродяга ненавидит. Для него он - что для меня дом на Тисовой. И куда больше риск будет, когда жажда свободы сведёт его с ума и вытащит на улицу в состоянии помутнённого сознания. А это случится, если только он не получит способа развеиваться.        И я поднялся к нему и Клювокрылу и молча отдал мантию.        — Серьёзно? — Только и спросил он.        — Да.        — Ты уверен?        — Да        — Надолго?        — Как пойдёт.        Сириус уходил в основном по ночам, но и когда общались выглядел так, словно у него долго-долго болела голова и наконец он нашёл рабочий обезбол. Я не жалел о том, что сделал и всерьёз думал оставить мантию ему, когда уеду. Конечно, в школе без неё будет тяжко, но что уж поделаешь. Иногда выбор бывает между хорошим и плохим, а иногда - между плохим, и совсем наих**вейшим. И тогда приходится уметь вовремя выбрать плохое, чтобы не пожалеть потом.        Невилл так и остался в штабе. Бабушке его действительно сообщили, где он, но у штаба заметили пару подозрительных типов и из него было принято решение какое-то время никому не выходить, да и не входить. Единственная связь с миром осуществлялась через малый камин, отключённый от Всеобщей Сети и поэтому не отслеживаемый; который несколько Орденцев непрофессионально, но с натяжкой пригодно к использованию подсоединили к камину в заброшенной маггловской больницы, откуда уже трансгрессировали, куда хотели. Переправлять детей по нему всё равно считали безумием - там и взрослому-то легко пострадать, большинство из них, кстати, тоже не рисковало им пользоваться. Лишь несколько человек мотались с его помощью. Например, ушёл на какое-то таинственное задание профессор Люпин, от чего внутри остался осадочек. Он вообще был какой-то странный в это рождество и как-то подозрительно напряжённо и горько с ним прощались. Кингсли Бруствер и Тонкс уходили на работу, Наземникус притаскивал продукты, кто-то присматривал за домом Уизли и как я понял, нанял кого-то ненадолго приглядеть за их хозяйством, а то у них там куры, свиньи, корова даже... целая маленькая ферма. Такое нельзя оставлять без внимания.        Да уж, кое-чем, кроме обычной скрытости, ещё был хорош дом на Площади Гриммо 12. В нём всё было удивительно хорошо адаптировано и адаптируемо к разнообразной противозаконной деятельности. Один только бункер, где нас теперь гоняли по боевым заклинаниям, чего стоит!        Невилла быстро перестали стесняться и начали запрягать работой наравне с нами. От растерянности тот даже не жаловался. Сравнивая то, что есть, с тем, что было в начале августа, мы поняли, что постепенно за наш счёт начинал быть нормальным всё больший процент комнат - взрослые и, главным образом, Сириус, конечно тоже разбирали дом, но они больше занимались проклятьями и печатями; а рабочей силой были мы. Правда, пару раз за эти пять дней, все участники разборок дружно, хоть и ненадолго слегли - первый раз от Осадочной Болезни, второй - траванувшись испарениями непонятной жидкости, выплеснувшейся на ковёр из разбившегося пузырька, который кто-то достал из под дивана и уронил.        — Я же говорила, что в эту комнату детей пускать нельзя! — Ругалась миссис Уизли.        — Кто-ж знал-то?! — Оправдывались Сириус, Тонкс и Олдман.        Отравление не было шибко серьёзным. Через пару часов нам всем споили какой-то отвар и ещё чуток отлежавшись мы были в порядке.        — Слава богу эта дрянь была просрочена, а ребята защитили рты и носы платками. У меня чуть сердце не выскочило, когда Гермиона пришла за помощью и упала...        — Платки Молли специально в растворе соли вымачивала. — Подслушал я чей-то разговор по этому поводу.        За свою жизнь я привык днями и неделями не видеть улицы... я привык и света не видеть, так что безвылазное сидение в доме, а тем более таком большом и с правом свободного по нему перемещения, не было для меня особым испытанием. Но и удовольствия было мало. Остальные ребята по настоящему тосковали бы по свежему воздуху, если бы им оставил на это время загруженный график штаба.        Мы вставали кто когда хотел, в пределах семи-девяти часов. Умывались, завтракали - кто-то успевал к общему завтраку, приготовленному миссис Уизли, кто-то вставал позже и соображал себе чего-нибудь сам. Потом шли в комнату, которую нужно было расхламлять. Работали с ней до обеда, а после обеда и где-то часа свободного времени нас забирали в бункер. Тренировки были "до упора", длились часа по два и по три. Зал бункера был огромен - свободно занимались на расстоянии друг от друга и мы и девчонки. Возвращались обессиленные и занимали очередь в ванные - в доме нормально работали два душа и это на семерых нас... не говоря уже о том, что взрослым тоже надо. Пока ждали очереди - ужинали, делали уроки, играли в шахматы и карты. Гермиона, к примеру, сидела с учебниками. Джинни тоже иногда читала, но не учебники - она любила жесть, приключения и детективы, как маггловского, так и волшебного миров.        Под словом жесть я подразумевал жесть, один раз она пересказала сюжет одной книги нам с Роном и мы разрывались между двумя вопросами "что дальше" и "нафига ты вообще это читаешь".        — Тебе в жизни драмы не хватает? — Спросила Гермиона на один из сюжетов.        — Ты же зачем-то прочла "Сагу о прекрасной Азалии и ужасном проклятии". — Не осталась в долгу Огонёк.        — Ну... там другая драма. — Покачала головой Гермиона. — Там... романтика.        — Романтика. — Согласилась Джинни.        — Вот. Не кажется, что драма о любви немного отличается от драмы о вымирании народа?        — Отличается. — Кивнула Огонёк. — Но... по моему "Сага" вообще не о любви.        — А о чём же тогда?        — Ну, мне как-то сложно назвать любовью когда начальник в гневе говорит жестокие вещи, его подчинённая себя проклинает, а потом он узнаёт её историю, внезапно влюбляется, пытается её вылечить и при этом постоянно на неё психует. — Пожала плечами Джинни. — А девушка продолжает его боготворить.        — Он пытался всё исправить! — Внезапно рассердилась Гермиона.        — О том и книга! — Так же легко завелась Джинни. — Человек, не открытая книга и делает из всего выводы на основе того, что уже видел - скажешь то, что его трригернёт и добьёшь! Легко, да только потом фиг починишь.        — Так дело не в Эйдоне, Азалия сама признаёт себя слабым человеком, которого подкашивают мелочи! Рано или поздно ей всё равно пришлось бы становиться другой, в сюжете она это и делает!        — А она виновата? Эйдону бы прямо ей сказать, что она воспринимает слишком многое близко к сердцу, раз уж решил с этим помочь; но нет, он решил поиграть во всемогущего учителя, который закалит её характер. Доигрался! И не стала она другой, просто научилась себя подавлять, её проблем это не решит!        — А что решило бы?!        — Сила! А сила рождается, когда земля есть под ногами!        — Ладно, давай не заводиться, допустим, но чем тогда учитель из твоей книги лучше? Он же тоже пытается показать ученикам реальную жизнь!        — Тем, что он их поддерживает. Как бы говорит "да, вокруг п**дец и многие люди твари которым нельзя доверять, но я с вами и я научу вас здесь жить".        — Ну так то, в пятой главе...        В общем, еле их растащили. Кто-ж знал-то, что они могут из-за такой ерунды поцапаться? Делать им нечего, как выдуманных голубков делить...        Я ненавидел книги.        Да, я тащился от интересно написанных учебников, любил читать и перечитывать их, меня за уши было не оттянуть от фолиантов с теориями по магосенсорике и я тут же дёргался и вытягивал шею, видя где-то пометку "опасные проклятья, ограниченный доступ".        Но я терпеть не мог художественную литературу. Ту самую, представив себя персонажем которой возгордиться бы мог, ведь навоображать героических приключений из своих передряг мог сколько хочешь. Терпеть не мог этих идеальных геройчиков в них - обязательно скромных и страдающих. Это тоже бесило. Они... персонажи этих книг будто соревновались в том, сколько выпало на их долю. Чем больший п**ец прошёл герой - тем больший он герой и ребята это читали и восхищались ими, а если и в их жизни не всё было гладко, то и вовсе принимались гордиться и подражать. Все эти гнусные истории, что в маггловской школе нас заставляли читать на литературе; истории о мальчиках и девочках, которые то позволяли себе слишком многое и были наказаны автором за это; то злились на взрослых, а потом противно пластмассовым образом осознавали, то были не правы; то наоборот, обладали ангельским терпением Золушки и какое-то время ничего-по-ни-имев получали за это вознаграждение. Истории о взрослых - все как одна про хитрецов и героев, либо прекрасных красавиц, показывающие, как испытания закаляют человека. Чем больше и драматичнее персонаж страдал, тем больше потом получал и более прекрасным человеком описывался.        Почему тупые идиоты в это верят? Почему стремятся к их испытаниям и мечтают попасть в какое-нибудь пекло, чтобы проявить героизм? Какая тупая свинья придумала отговорку о том, что страдания нужны, чтобы воспитать человека?        Пусть кому надо млеет и восхищается такой мерзостью. Меня тянуло рвать.        Единственные две литературные книги, которые я любил - та самая маггловская книга о мальчике, Греции и животных; и волшебный, зачитанный нам однажды Гермионой волшебный рассказ "Чёрный сокол".        Там тоже была мысль о том, что тот, кто не знал бед и не умеет терпеть не знает жизни, но её исповедовал бесячий умник, который в попытке доказать ребёнку, что его монстров не существует попытался затащить его туда, куда тот отказывался идти. И тут появились Чёрные Сокола. Они растерзали умника на мелкие клочки фарша - мальчик был лишь иллюзией - проверкой. И это было лишь начало, ведь Чёрных Соколов было не умолить ни решимостью, ни смелостью, ни жертвами. Они просто раздирали в клочья любого, кто им попадался и всё, их проверки казались просто издевательскими, ведь проявление ни одного чувства при них не спасало. А ответом на все их смертельные загадки было одно - человечность. Сокола не признавали жалких и не признавали идеальных, не признавали героев и трусов. Только людей.        Гермиона зачитала нам его, долго ругалась, назвала рассказ бессмысленным и жестоким и забыла. Я считал его по крайней мере не хуже всего остального. Почему жестокий-то? Ведь были те единицы, которых сокола признавали. Признали старца, который не испугался их, ведь ему и так жить осталось недолго; признали женщину, укрывшую от них в доме незнакомое иллюзорное дитя; признали одинокого подростка, что предложил Соколам вместо себя свой обед, а потом так и продолжил подкармливать просто так; признали брата и сестру, что отшвыривались от соколов случайными предметами из последних сил; признали маленькую девочку, что заперлась от них в шкафу с любимой куклой, а потом продолжила с ней играть, совершенно позабыв о хищных птицах снаружи.        Рассказ никак не объяснял, как сокола выбирают объекты для пощады и вроде должен был восприниматься трагедией, но я остался в мрачном удовлетворении от того, как всех этих стандартных героев разных мастей рвут на части, оставляя лишь брызги крови на стенах или земле.        "- А ты садист." — Хмыкнул Том. — "А ещё на меня бочку катишь..."        "- Заткнись."       В бункере с нами занимался то Сириус, то Грозный Глаз Грюм.       И уроки с Грюмом на самом деле не сильно отличались от того, что творил когда-то Крауч под его личиной. Сделав что-то глупое можно было остаться под чем-то неприятным до конца занятия, потому что...        — В бою благодарите Мерлина, если на всю жизнь только этим отделайтесь!        На второй день занятий у меня вдруг разболелось покалеченное в июне колено. Оно и в АД иногда начинало скрипеть и больно щёлкать, но теперь я просто как-то неудачно крутнулся на ноге, отбивая заклятье, охнул и упал. Тут же встал, но с трудом. Сириус ощупал колено и сказал "что-то внутреннее". Я минут десять отсиделся, сгорая от стыда и мысленно покрывая не собирающуюся выздоравливать до конца конечность какими-только-не-словами и прихрамывая продолжил бой.        Грюм мне на следующий день такой поблажки уже не дал - мало того, занимаясь до этого с Невиллом он поставил его против сражавшегося со мной Рона и лично гонял меня пока я мог вставать без посторонней помощи. Конечно, он меня ещё сильно щадил, но каждая схватка всё равно длилась меньше минуты. Потом было в лучшем случае разоружающее... впрочем, я в первый раз ухитрился перехватить свою палочку. Я давно пытался, идея была в том, чтобы позволить оружию вылететь из руки и тут же схватить опять.        Теперь я понял в чём было дело. Хватать палочку нужно было другой рукой. Случайно понял и перехватил её обратно.        Грюм на это одобрительно усмехнулся и в следующий раз вместе разоружающим меня тут же скрутили верёвки, отчего я потерял равновесие.        — Ну, Поттер, что сейчас произошло? — Скучным голосом спросил Грюм.        — Вы меня связали. — Неуверенно прохрипел я с пола.        Неуверен я был конечно не в факте собственного состояния, а в том, что Грозному Глазу нужен именно этот ответ.        — А если подумать? — Спросил Грюм. — Так, прости, думай пока я пойду кое-с-чем разберусь. ЛОНГБОТТОМ! УИЗЛИ!        Но прийти я смог только к тому пониманию, что вообще не понимаю, как он меня и разоружил и связал одновременно одним заклинанием. Наверно это от меня было нужно, я действительно не привык задумываться над тем, что и как творили взрослые маги... да и магглы тоже. Так что теперь слушал, как Грюм угрожает Невиллу и Рону поставить "на вас двоих" заклятье регулирующее силу голоса, потому что "вы себе глотки к чёрту надорвёте если будете так заклинания орать!".        Пожалуй, надо было взять это на заметку для занятий АД. В пылу боя все действительно распалялись так, что разобрать что-то во всеобщем оре было невозможно.        — Ну как? — Спросил Грюм, нависнув надо мной опять.        — Я не понял. — Честно ответил я полу. — Может вы развяжете меня уже, сэр?        А то запрокидывать голову и говорить, пытаясь смотреть снизу вверх как-то противно. — Добавил я про себя.        — Чего ради?        — Вести беседу лёжа мордой в пол не очень удобно.        — А перевернуться? — Хмыкнул Грюм.        — Ноге больно. — Ответил я, и в самом деле из-за неё старающийся не делать лишних движений.        — Тогда лежи так, жизнь не всегда спрашивает, Поттер. Так вот, возвращаясь к теме - как я тебя связал?        — Не знаю я. — Сказал я. — Я до этого думал, что это заклинание может только разоружать да иногда отталкивать.        — Так ты подумал, что я всё сделал одним заклинанием? — Развеселился Грюм. — Ты не подумал, что их могло быть два?        Я какое-то время молчал. Потом дошло.        — А, безмолвное колдовство, да? Часто взрослые почему-то не произносят заклинания вслух, это оно, да?        — Ты серьёзно про это не знаешь? — Грюм даже удивился.        Впервые я слышал удивление в тоне этого человека. Я покраснел и даже увидел плюс в том факте, что лежу лицом в пол.        — Ну... я... знаю, что так делают... но я правда не знаю как и с какого возраста... просто видел такое и всё.        — Нет, ну это уже ни в какие ворота. — Прорычал Грюм.        — Я ведь маггловоспитанный. — Напомнил я.        — Даже магглорождённые за четыре года обычно удосуживаются спросить почему одни произносят заклинания, а другие нет! — Рявкнул он так, что я с трудом удержался и не вжал в плечи голову.        И снова поблагодарил Мерлина, что моё полыхающее лицо может наблюдать только камень пола.        — Ну не произносят. Взрослые ведь, видимо могут. — Тихо объяснил я. — Могут и делают - мне не должно быть до этого дела...        — Вот как?! То есть сам до состояния взрослого доживать не собираешься?        — Почему? С-собираюсь вроде... — Неуверенно сказал я.        — Так вот, невербальное колдовство, магия без слов. Изучать пока не дорос, это в следующем году вас в Хогвартсе научат, но вот есть какая штука - её можно колдовать одновременно с вербальным заклинанием и таким образом вслух колдовать одно, а на самом деле ещё и другое. Понял?        — Вас понял, сэр.        — Как с этим бороться?        — Не знаю, сэр. Наверное, не давать противнику сосредотачиваться?        — Верно. И если видишь, что противник странно сосредотачивается для обычного вроде заклинания, но не можешь ему помешать; ставь усиленную защиту. Колдовать, поддерживая щит умеешь? Ну вот, ставишь щит и колдуешь сразу за ним поглощающие - и противнику придётся очень постараться подобрать набор всего из двух заклинаний хоть одно из которых невозможно будет ни поглотить ни отразить и которые он сможет скастовать как надо одновременно. Ну, пробуем?        — Да. — Сказал я и приятно обмяк, когда меня перестали душить верёвки.        — Подъём, будешь пытаться.        Он дал мне пару раз заблокировать его атаки на пробу и когда у меня начало получаться скомандовал "бой".        В конце концов у меня даже стало получаться, хотя уходил я из бункера опираясь на Рона. Меня больше интересовала очередная странная дверь подземелья, так что я почти не обращал тогда внимание на своё колено. Миссис Уизли разозлилась на Грюма и злилась всякий раз, когда маялся с ногой после тренировок; но я - нет.        Он был открытым психом и этим гордиться. Злиться на психа просто странно, особенно когда он оказал тебе большую помощь.