Братья Миттермайеры

Весна 467 Р.К. Фрау Агата месила тесто для пирога, когда мальчики вернулись домой. Боги, в каком они были виде! Одежда и волосы все в пыли и грязи, левый рукав курточки Вольфа наполовину оторван, а сам Вольф вытирает кулаком кровь из носа. Восьмилетний Оскар стоит опустив голову, но в наличии синяков можно не сомневаться. — Живо в ванную! — Да, мам, — и дети рванули по коридору. Ну вот что с ними будешь делать? Где же аптечка? Хорошо, что Генриха нет дома. Он так не любит, когда дети дерутся... — Потерпи, Вольфи... ещё чуть-чуть... Хорошо хоть, нос не сломал, — приговаривает фрау Миттермайер, пока младший сын пытается увернуться. Старший тем временем морщится, смывая кровь со сбитых костяшек. Голубой глаз заплыл, а уж синяк... Ну вот куда они опять полезли? Зачем? — И с кем же вы сегодня подрались? — спрашивает фрау Агата, когда отмытые и приведённые в божеский вид мальчишки заканчивают обедать. — С Петером. И Клаусом с Отто, — Вольф смотрит в пустую тарелку. — С Кальигелями? Они же старше! — невольно охает мать. Соседскому Петеру, сыну фрау Фриды, тринадцать, младшему, Отто — одиннадцать. — А чего они нас сопляками дразнят? А Оскара ублюдком? — Что?! — всемилостивая Фригг, пусть это будет не то, о чём она думает! — Клаус сказал, что я не Миттермайер, а подкидыш и ублюдок, — Оскар отводит взгляд, — что я вам чужой. Вот оно. Восемь лет они с мужем боялись и ждали, что мальчик узнает правду. — Мама, это же неправда? Мама, мамочка, почему ты молчишь? — у Вольфа слёзы в глазах. — Ну конечно, это неправда. Вы оба для нас с папой самые родные, самые дорогие, — обнять каждого, расцеловать в обе щёчки. Ну вот и разулыбались, — мальчики мои, мои солнышки... вы у меня самые лучшие!.. Надо будет поговорить с соседями. И посоветоваться с Генрихом. Разговор с соседкой вышел неприятным. Дорогая Фрида, я всё понимаю, но ваши сыновья старше, они не должны были доводить дело до драки. Что значит — ваш Вольф полез первым? Простите, как вы назвали Оскара? Зверёныш? Ах, он побил вашего Клауса? А вам не кажется, что ваш сын сам виноват? Нет? Простите, но я не желаю, чтобы моих сыновей называли сопляками. Да, фрау Фрида, моих сыновей. Не вам считать чужих детей. Вся округа знает, куда раз в неделю ходит ваш Отто. И кого он там навещает. Благодарение Фригг, мой Генрих никогда мне не изменял и не изменит. Оскар — наш сын. И не смейте называть его ублюдком!

***

А несколько дней спустя они расказали детям правду. Так решил Генрих Миттермайер, и фрау Агата согласилась с мужем. Мальчики слушали, притихшие, серьёзные. Вольф переспрашивал, Оскар молчал и смотрел в камин. — …Понимаете, у нас с мамой долго не было детей. Так иногда бывает. Мама очень сильно молилась Фригг, и она услышала. Однажды ночью в нашу дверь позвонили... — И кинули камнем в окно кухни, — добавила фрау Агата, — хорошо, что он упал на пол. — Камнем? А зачем? — Наверное, чтобы мы встали. Мы ведь сначала подумали, что кто-то ошибся адресом и перепутал нас с доктором Кляйнгельтом. — Папа пошёл к двери, а я побежала на кухню. А потом Генрих позвал меня и показал корзину. — Корзину? — Да, корзину для белья. Там лежал совсем маленький мальчик. Это был ты, Оскар, — фрау Агата улыбнулась старшему сыну. — Мам, а почему Оскар? То есть... как вы выбирали имя? Вместо ответа господин Миттермайер поднялся и ушёл в спальню. Вскоре он вернулся с маленьким клочком бумаги. Там печатными буквами было выведено «Оскар». — Это было в корзине вместе с ребёнком, и мы подумали, что Оскар Миттермайер очень хорошо звучит. — Оскар, ты был такой хорошенький! Тёмные реснички, тёмные бровки... — Фрау Миттермайер промокнула глаза платком. А Вольф, когда родился, был совсем безбровый. — Доктор Кляйнгельт осмотрел мальчика и сказал, что он здоровенький. Вы ведь помните господина доктора? Мальчики закивали. — Он был очень добрым человеком и всегда помогал людям. Доктор Кляйнгельт часто лечил деток из приюта. Это очень несчастные дети, у которых нет родителей, — о том, что старик также лечил девиц из весёлых домов, фрау Агата умолчала. Как и о том, что некоторые приютские были детьми этих самых девиц. — Наверное, твоя настоящая мама, Оскар, умерла, и тебя хотели отдать в приют, но перепутали адрес. — А почему она умерла? — Так бывает, Вольфи, — мама погладила младшего сына по голове, — на всё воля Фригг. Она услышала наши молитвы и послала нам сына. — Двух сыновей, — поправил господин Миттермайер. — Конечно, дорогой. Вольф, если бы мы тогда не усыновили Оскара, Фригг бы разгневалась. И ты бы никогда не родился. — Правда? — Разве мы с папой вас когда-нибудь обманывали? Вы с Оскаром самое дорогое, что у нас есть. Вы оба — наши дети. Вы — Миттермайеры, помните это. И не слушайте тех, кто будет говорить другое. — Хорошо, мам! — А теперь быстро в постель! — А ты расскажешь нам сказку? Вольф умчался в детскую. Оскар задержался. — А мои другие родители... кто они? — Не знаю, сынок, — развёл руками отец, — мы с мамой расспрашивали людей, но никто ничего не знал. — Совсем ничего? А может так быть, чтобы у той мамы были разные глаза? — Может быть, — мама погладила Оскара по голове. В чём они с отцом были уверены, так в том, что настоящий отец Оскара был из благородных. А может быть, мать — мало ли что в жизни случается! А порода всегда видна. — Если у меня будут дети с разными глазами, я никому их не отдам. И не разрешу дразнить, — решительно сказал сын. — Конечно, котёнок. Тебе пора спать. Вольф уже ждёт, — напомнила мама. — Здорово, что перепутали дома. У меня есть вы с папой и Вольф, — счастливо вздохнул мальчик, — я так рад! А Кальигели — дураки!

***

— ...и принцесса уколола палец веретеном, и в тот же миг все уснули. Уснули король с королевой, уснули все дамы и рыцари, уснули стражники... даже любимая птичка принцессы и сторожевые псы — и те уснули, — фрау Миттермайер поправила сползшее одеяло Вольфа. Как обычно, поцеловала заснувших детей на ночь. И Оскар улыбнулся сквозь сон.

***

Семь лет спустя. — Ну, кто первый? Курсанты военной академии Оскар и Вольфганг Миттермайеры с хохотом промчались по дорожке от калитки до крыльца. Ура! Долгожданные вакации! — Мам, мы приехали! Но вместо мамы их встретила незнакомая светловолосая девочка со стопкой белья в руках. — Здравствуйте, господин Оскар, господин Вольфганг, — незнакомка сделала книксен, — я очень рада с вами познакомиться. И прошмыгнула мимо ошарашенных братьев во двор. — Это Эванжелина, моя дальняя родственница. У неё никого не осталось, и я забрала девочку к нам, — фрау Агата вышла из кухни. — Ох, Оскар, ты ещё больше вырос! — Мама, я ничего не могу с этим поделать, — засмеялся тот. — Мам, тебе помочь? — Не надо. Ваши комнаты уже готовы, — улыбнулась фрау Миттермайер. — Значит, у нас теперь есть сестричка, — Вольф наблюдал, как девочка развешивает бельё. — Эванжелина. Эва... Здорово, правда? — Да, — Оскар встал рядом с братом, — теперь родителям будет не так одиноко. Особенно когда мы отправимся на войну. — А она славная девочка, — Вольф продолжал разглядывать новую родственницу. — Вольф. Не забывай, что Эванжелина — наша сестра. — Это ты не забудь, Фон, — засмеялся младший брат, назвав Оскара намертво прилипшим в академии прозвищем. Очень уж тот походил на сына какого-нибудь рейхсриттера. Но стоило какому-нибудь шутнику намекнуть, что братья Миттермайеры братья только наполовину... Оскорблять родителей они не позволяли никому и никогда, и вскоре от «этих бешеных Миттермайеров» отстали. — Переоденься. Слышишь, мама зовёт к столу. Вольф сладко потянулся: — Как же хорошо дома! И Оскар Миттермайер был полностью с ним согласен.