Восстание ландышей

А время шло. Артуру уже почти исполнилось десять лет, когда случилось то, что перевернуло всю жизнь. Началось все вполне обычно – с прогулки. А то, что Артур гулял один и задумался по дороге так, что не очень смотрел, куда идет – разве это проступок? Ноги сами вынесли на поляну, где обычно они устраивали что-то вроде пикников с отцом Симурдэном и Марселем. Сегодня, правда, тут был один только священник, его суровое лицо казалось непривычно мечтательным, взгляд – потеплевшим. Это у него единение с Богом такое или что?.. – Я не помешал, отче? – О, это ты, Артур, я думал почему-то, что Марсель. Ты его не встречал по дороге? – Нет. – Ну иди сюда. Он всегда говорил вот так. И с Артуром, хозяйским наследником, обходился без излишней вежливости, никогда не именовал по титулу, разговаривал с ним просто, как с каким-нибудь крестьянским мальчишкой, и порой так же небрежно гладил по волосам. Вот как сейчас. Артуру, надо сказать, это нравилось. После чопорного обхождения-то отца и матери. Он с готовностью приласкался к капеллану. Приготовился, что сейчас ему что-нибудь расскажут, важное и интересное… Но сегодня что-то было по-особенному. Рука Симурдэна вдруг замерла, запутавшись в темных кудрях. – Я понимаю, ты очень не хочешь назад в замок. Званый обед, все эти семейные церемонии… Но ты должен знать: своих чувств тебе незачем стыдиться. Все так и должно быть. Твой мир – не в стенах замка, а здесь. Ты плоть от плоти этой земли. – Да, вы всегда это говорите, отче, и это так прекрасно! – Но пришла пора тебе заглянуть глубже, мой мальчик. На самом деле ты не имеешь ничего общего с де Лантенаками. Мы, народ, поступили почти как кукушка – подкинули тебя в аристократическое гнездо. Но только не оставили попечение о тебе. – О чем вы говорите, отец Симурдэн? Тот взглянул на Артура, будто примеряясь, но голос не дрогнул: – Я твой отец. – А… но как же… – Никому не говори, но это правда. – А… моя мама мне мама? – Да, – и взгляд Симурдэна на миг погрустнел. – Если вы любили друг друга, то куда все ушло? – и взглядом Артур досказал тоже самое печальное: и куда ушла ее любовь ко мне? – Увы, это была не романтическая история. Скорее, подрыв аристократии… Прости за это, Артур. Но на твоих плечах лежит сейчас огромная ответственность, возможно, чрезмерная для тебя, но если твоя матушка решила оставить тебя на этом пути – Бог ей судья. – Она просто больше меня не любит. То ли времени на это нет, то ли я недостаточно хорош, она как раз пытается… что же, забыть о своем грехе? Перещеголять природных аристократов? И Марсель… получается, по правде он наследует все, а не я, а он знает об этом? – Догадывается, я как раз сегодня хотел с ним говорить об этом. На самом деле наследование уже совсем неважно. Старый мир скоро рухнет, и все будет разделено между неимущими, простым народом. Такими же, каким был и я до того, как стать священником. И если Элена вовремя не поймет, что находится на неправильной стороне – ей придется поплатиться за это. Артур со страхом смотрел на непреклонное лицо священника… отца. Неужели же мать самого Артура для него ничего не значит? Симурдэн снова потрепал мальчика по волосам и крепче прижал к себе. – Жестоко, я знаю, Артур. Но тут или мы – или нас. Сейчас, конечно, придет Марсель и прочтет мне проповедь о гуманизме… Но пока его нет – я тебе скажу только одно: кто и будет любить тебя всегда – так это я. Прильнув друг к другу, они даже не видели, не замечали, как и впрямь подошел Марсель. Который, на свою беду, хорошо видел вдаль и рассмотрел происходящее в подробностях. И сейчас чувствовал внезапно нахлынувшее раздражение. К Артуру. Почему все – так? Сын и внучатый племянник маркиза… И они ведь даже непохожи! Так, стоп, он что, ревнует? Глупо, глупо. Всегда любил малыша… Марсель вздохнул поглубже и решительно подошел поближе. Но на лице его ясно читалось ребяческое «а меня обнять?». Артур считал это первым, потянулся, обвил Марселя за шею. Как тут было сердиться! Обнял и Симурдэн, но его объятие было иным. Казалось, он притянул Марселя к себе только затем, чтобы произнести вполголоса: – Хорошо, что ты здесь. Я ждал тебя, мне необходимо серьезно с тобой поговорить. Как с истинным де Лантенаком. Ведь Артур – моя кровь. – И даже вот как… – Марсель пригляделся к мальчику и к наставнику, ища сходство. Его почти не было. Увидишь только если знаешь, на что смотреть. Как, впрочем, не было сходства у Артура и с де Лантенаками, мать, только мать. Разве что темненький. И вдруг Марсель широко улыбнулся. На душе стало легко, ведь он наконец-то понял, почему Симурдэн впустил Артура так глубоко в свое сердце. А как иначе? Ведь там Артур на своем месте. Как и сам Марсель. И вот они, близко, сплоченные, втроем. Орудие революции, закалившее себя само. Орудие, закаленное им. И орудие, предумышленно им же созданное. В скором времени всех их вместе ожидали великие дела.

* * *

Элена же тем временем писала Монтанелли. Как священнику. Такому священнику, с которым можно наконец поговорить о том, о чем неловко стало даже заговаривать с Симурдэном. О духовном. О той вере, к которой привыкла с детства. Без мечей революции, без мести и заговоров. С цветами и душевностью, со светлой радостью. «Приезжайте, святой отец, вы так нам нужны».