Вдвоём против всех

Гарри сел на своей кровати рядом с Томом. Лицо было липким: кожу немного стягивали следы от слёз. Не то, чтобы мальчик успокоился или как-то отпустил ситуацию, просто слова и действия соседа по комнате помогали отвлечься, он действительно был хорош в этом. Том отошёл на свою половину комнаты, выудив из полупустой тумбочки расчёску. В это время Поттер переоделся в то, что миссис Коул гордо именовала формой: широкие шорты до колен, серые гольфы, обувь — что-то вроде тонких кроссовок, сверху — тёмно-зелёная рубашка и серый пиджачок. Том обернулся и оглядел Гарри. — Не так уж и плохо, как могло быть. У Вула, который основал приют, и Коул не так много денег на нас, как видишь. Если родители ничего не оставили детям, как нам, то мы можем пользоваться только тем, что даст нам их хвалёный фонд помощи сиротам. У тебя нет больше вещей, кроме того, что вчера на тебе было? — Я не знаю. Теперь, наверное, вообще ничего, — Гарри пожал плечами. У него было много вещей дома — целая комната. Но сейчас он даже не мог сказать, где это — «дома»? Да и остался ли у него вообще дом. И почему он оказался здесь? Он проснулся только в поезде, а потом вокруг были незнакомые люди, которые сами брали его или говорили, куда идти. — Не переживай, у меня тоже. Но главное здесь: дать понять, кто ты такой, чтобы тебя не смели обижать, — Том вдруг твëрдо решил, что терпеть нападки Стокерса вдвоëм с этим новеньким было бы унизительно через край. Они должны будут что-то с этим сделать, просто обязаны и всë. Он был твёрдо уверен в этом решении. — И как я это сделаю? — недоумëнно спросил Гарри, ему было бы всë равно, но Том казался слишком взволнованным. И поскольку Том тут был первым, кто ему хотел помочь, у Гарри не было причин не верить ему. — Мы сделаем это вместе, — опять слишком серьёзно заявил Том, так что Поттер ему безоговорочно поверил. — А сейчас, пошли давай, я покажу тебе ванную. После был завтрак, на котором на Гарри даже почти не пялились остальные, потому что новенькие появлялись достаточно часто, и они думали, что познакомятся позже, а вот приём пищи пропускать никто не хотел, потому что его им никто не восполнит. Потом дети вышли на голый, пустынный дворик приюта. За забором были уже почти голые деревья, которые в этом году стали опадать довольно рано, по ним часто лазили приютские мальчишки, да и девчонки иногда тоже. Том хотел показать как можно больше новому… знакомому. Возможно, чуть позже, он смог бы даже назвать Гарри другом. Он видел в воспоминании мальчика цветные лучи из палочки какого-то жуткого человека. Это было какое-то странное, нечеловеческое оружие? Или что-то ещё? Это было очень любопытно. Гарри точно не был таким, как остальные дети в приюте, был особенным. Том чувствовал их схожесть. Что ж, это могло бы быть интересно. Уже было. Он откуда-то знал, что не зря тратит время. — Что, Реддл, завёл себе питомца? — донёсся из-за спины противный голос. Как же он его раздражал! — Отвали, Стокерс, — не оборачиваясь, ответил Том, потянув Гарри ближе к себе за рукав. Эта встреча состоялась слишком рано, он ещë не придумал даже намëка на план, хотя уже давно любил держать всё под контролем и иметь всегда план действий. Ему и самому не хотелось общаться с верзилой сейчас, но Поттер был дополнительным стимулом этого не делать. Он бы ещë потерпел, но его сосед только попал в приют, и Реддл видел, что он пережил. Он убеждал себя мысленно, что благополучие почти незнакомого мальчишки его не касается абсолютно, но кому он врал, кроме себя? Он сумел с первого дня заинтересовать Тома, который теперь хотел держать его при себе. Но Гарри был младше и Том чувствовал лëгкую ответственность за того, кого уже невольно втянул в эту ссору, наверное, он уже считал Гарри своим. Впервые в жизни он чувствовал нечто подобное, и это доставляло радость наравне с раздражением. — Как грубо. А мы ведь ещё не закончили вчерашний разговор. Тебя не учили, что это невежливо, а, Реддл? Ах, да, учить было некому, ведь твоя мамаша умерла, как только увидела, кого родила. Гарри и Том всë это время смотрели в упор на лицо мальчика, сморщившего презрительно нос. Поттер почувствовал, как злобно фыркнул Том, словно скрывая обиду. Он внезапно вырвал свою руку из хватки Тома и сделал шаг вперёд. У него в голове словно что-то щëлкнуло и замкнуло. Сердце больно сжималось при одном мысленном упоминании слова «мама», а этот хулиган говорит сейчас такое… Может, Том и привык, но в своё присутствие Поттер не позволит говорить кому-то так о чужих родителях! О маме! Конечно, он не знал и не мог знать, что такие потрясения, как пережил он, делают его неустойчивым и провоцируют всплески магии, которые, если когда-то раньше у него были, успешно скрывали его родители. Но теперь, прямо сейчас, никто не мог быстро успокоить его, его магию, подчинённую конкретным эмоциям. — Заткнись, — отчётливо сказал он, сжимая плотно зубы от злости и нараставшего вместе с ней необычного сильного жжения в районе груди. Это как будто должно было быть больно, но было скорее распирающее ощущение. Том замер от неожиданности в получается: Гарри пытался заступиться за него? Никому никогда даже прийти в голову такое не могло, Реддл был категорически ни на кого не похож и никому не нужен. Но Поттер, знавший его меньше суток, попытался. Пусть и наивно было думать, что он сможет что-то сделать толпе старших хулиганов. Но само его намерение... Это было неожиданно и, кажется, приятно. По крайней мере, непривычные эмоции точно удивляли его. — Ууу, посмотрите, собачка Реддла подала голос, — старшие дети дружно громко рассмеялись. — И что ты нам сделаешь, малявка? Гарри промолчал и крепко сжал кулаки. Его окутывала дикая злость на противных мальчишек, в груди стало теперь правда больно, словно от накалившегося в лëгких воздуха, но это было не в лёгких, а прямо посередине. Как будто там разожгли настоящий костёр. Том, кажется, позвал его, но Гарри не услышал точно, что именно тот сказал, в ушах стучало его собственное сердце. Он сделал ещë один широкий шаг вперёд, сжав кулаки, изо всех сил желая заставить вредного мальчишку замолчать! Ни за что не смеяться над чьими-то родителями! И, словно от мощного резкого порыва ветра, все дети перед ним повалились на землю, не сумев противостоять невидимой силе, столкнувшей их всех. Поттер выдохнул спокойнее, стало намного легче, а оставшийся жар в груди медленно сошëл на нет. Том глядел на это всë, и его губы сами расползались в удовлетворённой усмешке. Он не ошибся, Гарри был особенным, другим. О да, Гарри точно такой же, как и он! Он точно видел, что его новый сосед сделал это сам, и Реддл тоже так умел, у него случайно, а иногда и нет, получалось раньше. Великолепно! Он подошёл поближе к мальчику и, дождавшись его взгляда, сделал почти то же самое, нахмурился, вызывая как можно больше напряжения, вспоминая всю свою злость, обиду и ненависть к хулиганам, начиная чувствовать что-то особенное внутри себя, — он немного научился этим управлять, — и только вскочивший на ноги Стокерс тут же упал вновь от очередного «порыва», стукнувшись головой о землю и уже не дёргаясь. Том, не скрывая удовлетворения, внимательно посмотрел на Поттера. Гарри улыбнулся Тому. Он не знал, что именно произошло и как, ему просто необъяснимо понравилось это. И то, что Том поддержал его, не шарахнулся в сторону, не посмотрел, как на сумасшедшего, а сделал так же! Значит, это было нормально? Всë это было неожиданно, непривычно, но будто бы правильно. Приятно. Особенно приятно, что Том сделал то же, что и он. — Мы же будем дружить, правда, Том? — спросил Гарри, широко-широко улыбаясь, словно пьянея от этой необъяснимой радости. На самом деле, после магического выброса, который он смог направить так, как хотел, он получил выброс эндорфина в кровь, поэтому контролировать радость не мог. Но ему нравились эти ощущения. — Конечно будем, Гарри, — довольно ответил Том, чувствуя почти то же самое. Иногда с ним происходили необычные вещи, иногда он даже специально мог делать различные странности, когда сам захочет, но этого все пугались или, как Стокерс раньше, неверяще высмеивали и издевались. Он уже практически и не мечтал о том, чтобы найти объяснение или хотя бы понимание от другого человека. И вот, внезапно появляется этот мальчик, не трясущийся от страха, а буквально наоборот, способный на такое же, что другим, кроме них, не доступно. Том совершенно точно не мог игнорировать это, и просто сторониться было бы чудовищным упущением. Возможно, Гарри — его шанс не сойти с ума от своих странностей, а стать сильнее. Он действительно хотел бы дружить с ним, доверять ему, ну и что там ещë обычно делают друзья. Раньше у него не было друзей, и этого он обязательно будет беречь. — И любого, кто обидит моего друга, будет ждать расплата, — так серьёзно проговорил он, вторя своим мыслям, что сам слегка удивился. Но теперь Гарри был его, и он ни за что не собирается делиться. Наверное, кто-то другой на его месте даже поёжился бы от этих слов, но Гарри тихо засмеялся, с лëгкостью принимая такое условие, сам в ответ пообещав тоже заботиться о Томе. Одна из воспитательниц выбежала, видимо, наконец кто-то позвал её, и испуганно заохала. — Что случилось? Что произошло? Твоих рук дело, Реддл? — визгливо воскликнула женщина. Практически всегда, когда что-то серьёзное случалось, Реддл был причастен, даже если никто не мог доказать этого. Все сироты с уверенностью винили его, многие боялись его. А ведь он пока лишь маленький мальчик! Что же будет дальше… Смотрительницы не могли винить друг друга в том, что и сами теперь в первую очередь всегда подозревали этого странного ребёнка. — Я его и пальцем не тронул, — честно ответил Том со спокойным лицом, но не смог удержаться, чтобы не растянуть насмешливо слова. Он всегда предпочитал говорить правду: так никогда не запутаешься в своих словах, и даже нет смысла лгать, когда правду можно просто выразить такими словами, словно бы и наоборот настоящей реальности, а всё-таки ни слова лжи. — Это правда, миссис Руж, — глядя открытым честным взглядом больших ярких зелёных глаз, кивнул Поттер. Один взгляд на такое лицо вызывал безграничное доверие. Лицо женщины вытянулось от слов Гарри. Она несколько секунд не могла ничего сказать, но потом кто-то из дружков Стокерса позвал её, и она как будто очнулась от транса. — Вы оба, живо внутрь! — единственное, что она смогла сказать, визгливо прикрикнув и подбегая к ошеломлëнным старшим ребятам. На пороге мальчики столкнулись с миссис Коул, но она бежала к поранившемуся мальчику, не замечая их. Они только хмыкнули и пожали плечами. Гарри просто шёл за Томом в комнату, радостный от того, что теперь у него есть друг здесь.

***

— А что ты ещё можешь? — спросил Том, сидя с Гарри на своей кровати. Это был первый раз в его жизни, когда он кому-либо вообще разрешил там присесть, да вообще коснуться своих вещей. Но теперь, когда он и Гарри считал своим, когда узнал, что они оба другие, и даже согласился дружить, он смог спокойно впустить его в своё пространство. — Я не знаю, такого ещё не было, кажется, — мальчик задумался. — А если и было, я не помню, когда это происходило и как, — пробормотал он в ответ совершенно искренне. — А ты? — На самом деле, я тоже не знаю всего. Столкнуть этого придурка сегодня было легко, — протянул Реддл самодовольно. — Вчера я смог увидеть твои воспоминания, раньше я не мог этого. Хотя иногда похожие случаи бывали, мне казалось, что я слышу чужие мысли. Это происходило само собой. Сначала я думал, что они говорят, но они не открывали рты, и тогда я догадался. Ещё я мог влиять на своих соседей, пугать их специально, чтобы выгнать. Ну и ещё разные мелочи. И мне нравится, что всё это происходит, — он нисколько не соврал. Он гордился каждой секундой, о которой говорил. Потом подумал и вспомнил ещё кое-что. — Ещё я могу говорить со змеями. Они приползают, шепчутся со мной, рассказывают много интересного. — Змеи умеют говорить?! — удивлëнно воскликнул Гарри. Том думал, что Гарри тоже должен был уже знать, может он или нет, и его немного удивил этот вопрос. Он приподнял одну бровь. Гарри хихикнул, глядя на это, но поспешил объяснить, пока (теперь уже точно) друг не обиделся. — Мы жили в тихом месте, наверное, в деревне, но я не так часто бывал далеко от дома на улице и не видел змей, — поделился он, на самом деле, довольно печальным голосом. Том понятливо хмыкнул. — Так что я никогда не пробовал. Но это всё равно очень здорово! — Сейчас уже холодно, они все спят. Весной обязательно попробуешь, — Гарри кивнул в ответ. Реддл не сомневался, что у него получится, у него должно было. Гарри был так на него похож, он должен был оценить красивых и умных змей. Ему наверняка они понравятся. — О, смотри, — Том показал Гарри на что-то за окном. Поттер с интересом перевëл взгляд в том направлении. Там Стокерса как раз уложили на носилки и теперь загружали в большую серую машину. Его голова была вся в крови, лицо измазано в слезах и грязи. — Наверное, там был камень, — задумчиво протянул Том, вспоминая детали. Гарри вздрогнул, увидев опять достаточно много крови. Вредного злого мальчишку, который обижал Тома, ему было не жаль. Но перед глазами мгновенно встала совсем другая картина с лужей крови на полу его родителей… Он чуть было снова не заплакал, когда почувствовал, как Том крепко сжал его ладонь, почти больно. Он удивлённо посмотрел в его тёмно-голубые, почти синие глаза, которые, прищурившись, внимательно смотрели в ответ, изучали его очень подробно. Каким-то образом действия Тома вселили в него уверенность в нём, успокоили. Он мягко благодарно улыбнулся в ответ. Том же чуть не задохнулся вдохом от такого выражения лица. Люди никогда ещё на него так не смотрели, там всегда был страх, подозрение, презрение — это скорее от взрослых, обвинение, недоверие, проще — просто безразличие, которое бесило ещё больше. Кто-то восхищался его «ангельской», как они говорили, внешностью, умилялся тому, как он, пусть и маленький, а говорит так вежливо и серьёзно. Хотя даже так, если кто-то и приходил, чтобы усыновить ребёнка, в итоге это никогда не оказывался он. Но всё это было не то. Лицо Гарри, маленькое, белое с небольшими редкими веснушками у носа, большие глаза на пол лица, даже свежий шрам под чёлкой, — всё такое наивное, честное, всё излучало искреннюю радость, благодарность, доброту. С одной стороны, он не привык к этому, и подобные новые вещи, которые он не мог объяснить, обычно очень раздражали. Но ещё такое абсолютное доверие от другого человека, это было… восхитительно? Ему, по крайней мере, не могло не понравиться это. Уже к обеду Грэмс и прочие задиры рассказали всему приюту, что произошло. Воспитатели не верили этой ерунде, просили не выдумывать. Конечно, они привыкли подозревать Реддла, и даже если он как-то подговорил новенького мальчика поддержать его, эти россказни были совсем уж выдумкой. Как будто два малыша могли толкнуть достаточно больших ребят, даже не касаясь. Не подули же они так сильно? Проще было объяснить всë тем, что мальчик споткнулся и упал, чем загадочной местью двух маленьких постояльцев. А вот сироты, все до единого, странно косились на этих двух мальчиков. В столовой вокруг них за столом никого не было. Дети и раньше побаивались Тома, когда, обидев его, даже нечаянно, потом обнаруживали себя в какой-нибудь неприятной ситуации. А теперь он нашёл себе друга. Второго такого же? Их не могло не пугать это. — Они боятся нас, — шепнул Гарри Тому, исподлобья оглядывая небольшой зал, в котором за несколькими столами питались все дети, взяв с раздачи еду на подносах. Он не понимал, почему из-за одного мальчика, которого увезли в больницу, все до единого дети так странно косятся на них. Он сам видел их сегодня впервые, так чем он заслужил такую враждебность? — Да, но это хорошо. Пусть так и будет, — наученный собственным далеко не сладким опытом, уверенно сказал Реддл. Он ничуть не сомневался, что это не упущение, а достижение. — Разве ты не хочешь с ними дружить? — удивлённо спросил Гарри, поворачиваясь к нему лицом со вскинутыми вверх бровями. Том уже сказал, что здесь были свои правила, и всё же… Разве не стоило с кем-нибудь ещё хорошо общаться? — Конечно, я не хочу с ними дружить, — и, не дав вставить ни одного слова, глядя в зеленые глаза в упор, добавил: — Теперь я дружу с тобой. Разве этого мало? — Гарри задумался и качнул головой, соглашаясь, что не мало. — Так что пусть боятся. — Ты думаешь? — и всё-таки он не успевал за логикой нового друга. Но Том был старше, да и жил здесь давно, намного-намного дольше, чем он. Поэтому Гарри, хоть и не понимал, уже знал, что его послушает. — Не сомневайся. Так они будут нас уважать. Бояться и уважать. И поверь мне, это очень хорошо. Впрочем, их всё равно наказали. Но, поскольку у миссис Коул не было никаких доказательств их прямой причастности, кроме странных, но дружных выдумок остальных постояльцев приюта, им не досталось телесного наказания, о которых Гарри рассказал Том. И, честно, ему было страшно просто представить это. Но Реддл сказал, что это легко можно пережить, поскольку он сам цел и невредим, так или иначе, ведь дети и раньше часто жаловались на него… Поттеру было искренне жаль его, почти до слёз, на что Том, неожиданно, обиделся. Но видя полное непонимание, объяснил сквозь зубы, что он достаточно сильный и не надо его жалеть, он не хотел жалости, это словно унижало его, и как бы Поттер не пытался переубедить его, он не изменил мнения. И всё же, теперь Гарри иначе смотрел на всех остальных, особенно на Коул. В её руках была большая власть, способность одним словом обречь на сильную боль. Он вздохнул, выжимая над ведром тряпку: пусть они и были маленькими, их смогли привлечь к работам, поэтому, оттирая пол в кухне, чего никогда раньше не делал, он всё равно не возмущался, напуганный иными перспективами. Стокерс же вернулся из больницы только через месяц, и его пыл достать Тома и его нового соседа заметно поубавился.

***

Тридцать первого декабря Тому исполнилось семь. Гарри чувствовал себя немного смущённым, ведь ему всё ещё было пять и он не был уверен, что Реддлу захочется и дальше с ним общаться. Хотя они и были лучшими, по его скромному мнению, друзьями, и он не видел за всё это время, чтобы Реддл ещё хоть с кем-то разговаривал, но тот всё равно оставался непредсказуемым иногда. Том порой (практически всегда) любил щеголять в их спорах тем, что он старше, а теперь и подавно, ведь разница словно бы возросла. Они проводили очень много времени вместе, Том научил Гарри хорошо читать (он начинал учиться дома, с родителями, но Реддл буквально заставил его читать вслух, пока это не стало звучать бегло и без запинки), и они вместе читали то, что могла предоставить библиотека приюта, какие-то детские сказки или настоящие рассказы. Все взрослые поначалу были в шоке, что тихоня-новенький нашёл общий язык с самым отстранённым, а главное пугающим и порой жутким жителем их приюта. Но пока он приносил меньше проблем, отвлечённый на нового друга, он сам не являлся для них проблемой, поэтому они не возражали. Конечно, с затаённой опаской, но им всё равно было выгоднее поощрять это общение, нежели наоборот. Том со своей способностью читать мысли узнал, что в следующем году его должны были отправить в школу. Он не хотел идти без Гарри, ведь тогда он снова был бы один в толпе глупых простых детей, обычных упрямых баранов, и это заведение превратилось бы в такое же место, каким первые шесть с половиной лет до появления Гарри был для него приют. Он, подумав, поделился наблюдениями с Поттером, и тот, конечно, тоже запротестовал. — Ты не можешь бросать меня здесь одного на полдня целый год. Я не хочу! — немного испуганно, но скорее возмущённо воскликнул он. Быть рядом и дружить с Томом было очень здорово, и он бы ни за что не отказался от него, даже если тот иногда (даже с ним) вёл себя, как засранец. Например, он мог начать полностью игнорировать Гарри, если тот отказывался делать то, что он хотел, до тех пор, пока Поттер не сдастся. Но и Гарри был не лыком шит. Может, он и не мог пока первым додуматься до такого хода, но мог повторить за Томом. И пусть это было всего пару раз, но даже так он сумел заставить Реддла перешагивать через его гордость. В общем, так или иначе, со своими проблемами, но это всё равно была лучшая дружба, которую он мог себе представить. Но был в этом всём один небольшой минус. Остальные дети не любили Тома, даже боялись, и враждебность, которую он заметил с первого дня, никуда не делась. Они инстинктивно (и вполне разумно) предполагали, что раз ненормальный пугающий мальчик позволил кому-то жить с собой в одной комнате и проводил с ним всё время, значит другой мальчик ничуть не лучше. И связываться с ним пока что никто не спешил. И это действительно могло не волновать его совсем, пока Том рядом: его всегда было достаточно, не больше и не меньше. Но вот если он будет отсутствовать половину дня? Гарри не был уверен, что справится с этим, и был готов пользоваться всеми глупыми детскими уловками или даже хитрыми манипуляциями, выученными у самого Тома, лишь бы не допустить этого. — Я знаю. Я этого не сделаю, — пообещал он, глядя в уже привычные большие зелёные глаза, но когда Поттер делал такое выражение лица, они до сих пор задевали что-то в его душе, как в первый раз. Он тряхнул головой, чтобы сосредоточиться. Потом задумчиво сжал губы, потирая пальцами подбородок. — Мы переиграем их, Гарри. Что-нибудь простое… Например, исправим год твоего рождения в журнале. А потом надо слегка запудрить им мозги. Кажется, я немного разобрался, как у меня это получается, — после того, как у него получилось увидеть воспоминания Гарри, Том был какое-то время буквально одержим тем, чтобы научиться делать это осознанно и целенаправленно. Он пробовал и на Гарри с его добровольного согласия, и на других, уже не спрашивая разрешения, конечно же. И, кажется, эти попытки принесли свои плоды. Особенно когда он ночью пробирался в чужие комнаты, пытаясь разобраться в путанных мыслях и снах беззащитных детишек, не сразу, но весьма успешно всё-таки сумев с этим справиться, хотя и не всегда говорил соседу о таких вылазках. А если кто-нибудь из них просыпался и замечал его, тогда он мог посмотреть им в глаза, сделать твёрдый низкий голос, чувствуя всё ту же силу, и заставить их по-настоящему забыть его визит, лечь на кровать и спать. И они слушались беспрекословно, словно куклы. Гарри слишком переживал, что его друга поймают, поэтому последнее время не хотел отпускать одного. А вдвоём уже действительно больше вероятность, что их заметят, поэтому и приходилось поддерживать скрытность. Но это всё стоило того, чтобы потом практически одним словом, глядя исподлобья, довести кого-нибудь до слёз. Или заставить сделать что-нибудь позорное с тем же результатом. Или, как сейчас, сказать, что он действительно знает, как помочь. — Здорово! — обрадовался Поттер, и его широкая улыбка тоже того стоила. Пока он тут же не надулся: — Мог бы, вообще-то, и раньше сказать. — Я не был уверен, — Реддл пожал плечами. Он много тренировался, и всё же, всегда была возможность что-то перепутать. — Всё ещё не совсем, на самом деле, но как раз будет шанс проверить, — Гарри оставалось только согласно кивнуть, хотя бы немного уменьшив своё беспокойство. Когда после обеда всех детей дошкольного возраста отправили по комнатам на обязательный тихий час, смотрительницы и монашки отправились в стоящую неподалёку церковь со старшими детьми, где их заставляли петь в хоре, а пара оставшихся взрослых куда-то отошли, что хорошо было видно через их окно, Том с Гарри подошли к двери кабинета миссис Коул. — Заперто, — прошептал Гарри, подёргав безрезультатно за ручку несколько раз. — Уверен? — усмехнулся Реддл. Положил руку на замок, представил, как механизм поворачивается внутри, а потом вспомнил знакомое и любимое ощущение тепла в груди, начиная испытывать его на самом деле, и тут же раздался тихий щелчок. Он резко дёрнул за ручку, дверь с лёгкостью поддалась. Тому не раз приходилось быть запертым, когда его наказывали после изгнания очередного соседа, и ему удалось научиться отпирать двери самому. Хотя с прихода Гарри в приют это был первый раз, когда ему снова пришлось воспользоваться этим навыком. — Кла-асс, — одобрительно протянул Гарри, сделав мысленную заметку поскорее научиться так же. Уж он заставит Тома научить его. — А вот и она, — глядя на толстую тетрадь на столе, проговорил Том. Гарри не удержался и подбежал первым, пролистав несколько страниц в поисках своего имени. Оказалось, что всего за два месяца сюда успело поступить ещё несколько десятков детей. — Вот оно! — вскоре нашëл он. — Н-да, здесь написано «тридцать первое июля тысяча девятьсот двадцать восьмого года». — С несложной математикой у Гарри тоже проблем не было, поэтому об быстро прикинул, что по дате его возраст действительно совпадает с настоящим. Неутешающая цифра. — Надо исправить на «тысяча девятьсот двадцать седьмой». Всего лишь восемь на семь. Хах, одна цифра, и ты будешь постарше. Тогда к сентябрю тебе как будто будет семь в следующем году, как и мне. У них не будет выбора, кроме как отправить нас одновременно. — Отлично! — Гарри и правда был в восторге, как если бы он от одной записи на самом деле повзрослел на год. — Давай я исправлю, — предложил Том. Опять же, он не проверял раньше, сработает ли это, как и некоторые другие «странности», что они учились делать до этого, и он просто собирался использовать ту же «силу». Ему достаточно было непоколебимой уверенности в том, что он со всем справится, чтобы сделать это. Гарри только кивнул, уступая ему место за столом. — Смотри, сначала исправим пером, вот так, — он внимательно осмотрел цифру месяца слева от года и аккуратно написал точно такую же семëрку поверх нижней цифры, отчего создавалось ощущение кляксы. — А теперь уберём грязь, — Том сделал это, не прикасаясь к бумаге, лишь смотря на неё в упор, не моргая. На самом деле, это было не так уж просто, и ему действительно пришлось сконцентрировать всë внимание на этом пятне, представляя перед глазами чистую, без помарок, запись, но это было необходимо, к тому же он хотел поразить Гарри, это всегда было довольно забавно и приятно делать, учитывая его реакцию. — Ух ты, здорово, — медленно прошептал Гарри удовлетворённо, восхищаясь, стоило надписи стать чистой настолько, что не подкопаешься. Том смотрел на его сияющее лицо, вытерев со лба выступивший от напряжения пот, и сам стал лучиться гордостью. Внимательно осмотрев каждый милиметр тетрадки вокруг чернил и даже с обратной стороны листа, Поттер со смехом воскликнул, но всё же негромко, чтобы никто не услышал шум: — Ха, теперь я на год старше! — он не удержался и показал другу язык. — Не надейся, что я начну так думать, — высокомерно заявил Том, но улыбнулся. Впрочем, он не считал Гарри особо маленьким, даже взрослый Стокерс с дружками были глупее. Но и признавать это так легко он не хотел, просто из принципа. Да и сам он всё же всегда чувствовал, что Гарри младше, скорее из-за того, что тот был более низким и хрупким, и потому, что сам учил его многому — чтению, математике, их особенным способностям. Но, как ни странно, это не тяготило его, поэтому он и не мог всерьёз дразнить Поттера из-за возраста. (Но это не помешает ему использовать этот аргумент в спорах снова и снова). — Пошли уже, — фыркнул Гарри, не впечатлëнный этими словами, — тебе ещё надо залезть в мысли Руж, которая записала это, чтобы она не вспомнила, — Том не стал поправлять его формулировку, хотя он и собирался скорее заставить её забыть, а не поменять её мысли, но они могли обсудить это позже. Он сам схватил Гарри за запястье, потащив к двери, чтобы оставаться впереди. Гарри привык к его закидонам всего за месяц, поудивлявшись только несколько раз. Том мог быть дружелюбным, милым в общении, искренне улыбаться ему. А через минуту уже разозлиться, накричать, или наоборот, молча отвернуться, намеренно игнорировать, чтобы заставить Гарри сделать то, что он хотел, вот только Поттер далеко не всегда поддавался на эти провокации. Чаще всего Том вёл себя надменно, заносчиво и гордо, словно был выше всех, лучше всех. Хотя Гарри признавал, что не безосновательно. И дети верили в это, они боялись его. Для них Гарри был тихой тенью Тома, но откуда им было знать, как дела обстоят на самом деле, что их предположение было неверно. Гарри не чувствовал себя ниже, меньше, как-то ущемлённо или униженно рядом с Томом. Иногда ему было немного неловко, когда Том делал то, чего Гарри ещё не умел, но он не грустил и быстро учился, схватывая на лету, не давая Тому поводов много хвастаться. Нет, он знал, что ничуть не хуже, и он один в этом приюте мог спокойно пойти против воли Тома, закатывая глаза на его высокомерные заявления. Тот привык, что надо угрожать другим, ни во что не ставил своих прошлых собеседников, но с Гарри приходилось иначе. Просто сам Гарри пока не вëл себя так же ни с кем, не огрубел ещë от суровых будней сиротского приюта, вот другим и казалось, что он дружит с Томом из-за страха или прячется за ним. Сам же Гарри мог над этим только посмеяться. А Тома он без особых усилий отрезвлял и иногда ставил на место. Конечно, часто Том всё же оказывался прав. Например, они чуть не разругались, когда Гарри полез на те треклятые деревья за забором, а Том не хотел его пускать, потому что он слишком маленький ростом для таких высоких веток, но младший мальчик не слушал. И, конечно, не допрыгнув немного до следущей ветки, поскользнулся на той, где стоял, срываясь прямо в газон, над которым его чудом подхватил Реддл, чтобы удар был не таким сильным и он ничего не сломал. Они оба свалились в кучу листьев, и пышуший праведным гневом Том отвесил ему подзатыльник, на что Гарри только ойкнул, не сумев возразить. Том игнорировал его до самого вечера, пока ему не пришлось извиниться, заверяя, что Том был прав. Но иногда у него не было повода для излишнего высокомерия и напыщенности, или чтобы указывать просто так, по мнению Гарри. Поттер не был обеспокоен этим, он принял такую черту Реддла, как данное, решив потихоньку исправить еë своим поведением. А вот Том часто раздражался, злился от бессилия, он не знал, как нужно правильно дружить, но уже понял, что не ему одному писать правила, что Гарри послушным уж точно не будет. Он не хотел слушать Тома, часто спорил, не поддавался на его методы, манипуляции и угрозы, так что пришлось смириться и терпеть, понемногу отвыкая вести себя так и воспринимая Поттера всерьёз абсолютно полностью. Это было немного трудно, что иногда он чуть ли не скрипел зубами, но что он мог сделать, оставалось только закатывать глаза. Зато он мог говорить с другом обо всëм, не боясь прослыть ненормальным, сумасшедшим, спокойно обсуждать их странные способности и то, как использовать их даже на других детях, слышать другое мнение. Хотя вряд ли он будет воспринимать чью-либо ещë точку зрения, кроме этого лохматого чуда, которого чаще хотелось обозвать чудовищем, что он в принципе и делал. И Том постоянно ревностно охранял Гарри от любых попыток заговорить с ним, сам того не осознавая, разбрасываясь тяжёлыми мрачными взглядами над его головой или из-за спины, а Гарри даже не успевал ничего заметить, только недоумённо пожимая плечами, когда кто-то, кто, казалось, набирался смелости подойти к нему, вдруг сворачивал в сторону или просто быстро разворачивался спиной и сбегал. И тем не менее, они оба привыкли друг к другу, стали многое делать вместе, и, хотя Том чувствовал себя главнее и старше, ему приходилось в душе признавать Гарри равным, но ему бы он ни за что об этом не сказал. Чтобы не расслаблялся. К сентябрю следующего года, когда детей должны были отдать в школу, ситуация в стране немного обострилась, и несколько ближайших учебных заведений, которые и так были не сильно рядом, закрылись, потеряв спонсирование. А детей меньше не стало, наоборот, поступило ещё несколько. Чтобы возить их далеко, надо было нанимать транспорт, но поскольку он нужен был бы каждый день, у приюта просто не было средств на это. Женщины приняли решение кое-чему начать учить маленьких воспитанников самим, а для старших нанять несколько учителей, что всё равно выходило дешевле. А поскольку Том с Гарри умели и читать, и писать, они были предоставлены сами себе на этот «учебный» год. Они поняли, что обладают такими способностями, какими не обладает больше никто в этом месте. И они решили развивать их вместе, изучая свои возможности, расширяя пределы, постоянно тренируясь. Хотя Том принял решение попросить у приходящего учителя взять с собой какие-нибудь учебники, поскольку в библиотеку, которая здесь была наполнена больше детскими сказками, обещали их завести ещё нескоро. Поэтому, кроме их необычных способностей, они всё же учили и другие предметы, читали (Гарри больше под давлением Тома) и обычную грамматику, математику и историю, простую классическую литературу. Гарри нравилось учиться с Томом, тот действительно мог всё прекрасно объяснить ему (или заставить что-то делать, пока не станет понятно, но так всё же редко). А вот читать книжки, слишком заумные для своего возраста, он искренне не хотел. И сколько Том ни пытался, смог заставить его прочитать разве что «Дэвида Копперфилда» Диккенса и похожие книжки. Он только надеялся, что через пару лет его друг изменит своё мнение, повзрослев. Их больше никто никак особенно не доставал, кроме гневных или испуганных взглядов, даже из старших ребят, наученные примером Стокерса. Только один раз, выждав время, когда Гарри был один, маленький, уязвимый и только физически слабый, на него напали со спины. Чьи-то немалые кулаки ударили куда-то в скулу и висок, оглушая, и затащили в кладовку, запирая дверь снаружи. Гарри очнулся среди пыльных коробок и старых мётел, скрученных из обычных веток. Он даже узнал этот чулан, поскольку всех детей (если это не наказание) по очереди иногда заставляли прибираться в коридорах или во внутреннем дворике, помогать в саду или на кухне, и отсюда он и сам когда-то брал метлу. Но сейчас он сам оказался практически на месте инвентаря. Голова очень болела, руки оказались связаны за спиной, а без их использования мальчик не мог пока открыть дверь своим даром, как научил его Том. Он лежал и тихо злился на глупых хулиганов, да и немного на себя из-за неосторожности. Он сам до сих пор никого не обижал, поэтому, скорее всего, хотели разозлить Тома. А это, конечно, очень зря, но ему и самому теперь хотелось проучить вредных задир. Лежать и ждать пришлось недолго, Том открыл дверь и тут же бросился к нему, садясь рядом, чтобы развязать и помочь подняться, параллельно ворча и ругаясь, что младший пошёл один, без него, и позволил дать себя в обиду, и одновременно осматривая тщательно и заботливо на предмет повреждений. А когда заметил уже начавший наливаться синяк на скуле, чуть не зарычал. — Как ты узнал, что я здесь? — спросил Гарри, наконец поднявшись на ноги. Тому очень захотелось его ударить за глупые вопросы, но Гарри и так пострадал, поэтому он сдержался. В другой раз. Тогда точно жалеть не станет. — Я уже лучше могу читать чужие мысли, на ходу, если ты забыл, — с намёком ответил Реддл, они обсуждали это раньше. Чтобы увидеть какие-то воспоминания человека, Тому нужно было смотреть в глаза, но когда человек просто был недалеко, Том слышал то, о чём он думает в данный момент, как радио. Если людей было одновременно много, это было тяжело и голова начинала болеть, но он постепенно учился контролировать распространение в пространстве этой способности. Да и когда понял, что Гарри пропал, он забыл и о контроле, и о головной боли, услышав чуть ли не весь приют разом. Он злобно оскалился, вспоминая, как наконец разглядел в голове Грэмса радость от мести за друга, увидел дверь чёртовой кладовки. Том стал ещё сильнее охранять Гарри с той же минуты этого дня. Гарри возмущался, называя это преследованием, но Том только пребольно ущипнул его за бок, заставляя вскрикнуть и устало замолчать, смирившись. Это был его Гарри, и они не посмеют его обижать. Пусть Поттер и мог за себя постоять, но не один против старшего сильного здоровяка. Он не хотел отпускать Гарри от себя, казалось, после сегодняшнего происшествия моральное потрясение было ещё и у него самого, и он предложил лечь спать вместе, и Гарри, как ни странно, согласился. Может, он и считал, что Том перебарщивает с его опекой, но ему всё равно нужно было чувство безопасности, которое не могло быть сильнее нигде, кроме как рядом с Реддлом. После стресса днём он уснул достаточно крепко и так и не заметил, что ночью Том ненадолго выскальзывал из комнаты, а когда вернулся, только сильнее прижал Гарри к себе, наконец засыпая. А утром Грэмс не проснулся. Он не умер, нет, и вызванный врач нервно сказал, что такое иногда случается, мальчика забрали в больницу. Через долгие недели тот вернулся совсем другим, говоря всегда тихо, только когда его спрашивали, постоянно с опаской оглядывался. Том молча ухмылялся, поглядывая на него время от времени, выглядя довольным как кот, объевшийся сметаны. Гарри, заметив это, только усмехнулся. Пусть Том и сделал это у него за спиной, но он сделал это для него, да и Грэмс заслуживал мести. Хотя Том так и не рассказал ему, как именно добился такого эффекта. Но Гарри мог предположить, что в этот раз Том действительно пробовал не просто смотреть мысли, а «копаться» в них, меняя что-то. Иногда, в принципе, довольно часто, за разные шалости, детей в приюте наказывали физически. В этом, в общем-то, не было ничего необычного, и даже дома Гарри знал, что так бывает, но его никогда не били родители, только ставили в угол пару раз, насколько он мог помнить. Но у него было воспоминание о том, как папа рассказывал ему, что если он доводил своего отца, дедушку самого мальчика, тот мог и выпороть юного Джеймса. Лили тогда только шикнула на него. Она не хотела, чтобы Гарри боялся их из-за такого, да и не собиралась позволять мужу так наказывать их маленького сына. Но здесь всё было иначе. Он в начале не обращал внимания, поскольку не знал, куда смотреть, но потом заметил: некоторые дети в столовой ёрзали на жёстких деревянных лавках, не в силах сидеть ровно от боли, кто-то слишком сильно сгибался пополам от дружеского лёгкого хлопка по спине, кто-то, к его ужасу, даже ходил с исполосованными жуткими красными полосами ладонями. Как он уже знал, Тому ещё до появления Гарри доставалось не мало раз от миссис Руж за его «странности», на которые постоянно без зазрения совести жаловались другие дети, зная, что ему за это будет, что вызывало в Гарри отвращение к ним, но Реддл всегда гордо терпел и не показывал виду, как это на самом деле больно, когда тонкие узкие отмоченные ветки — розги — обрушиваются снова и снова на спину, разрывая иногда тонкую кожу, пока он был один против взрослой, сильной и абсолютно безжалостной женщины в каморке в подвале. Он не желал ощущать и видеть на себе отвратительные розовые полосы, и, к его удивлению, на следующее утро они уже проходили. После первого раза Реддл уже совершенно не боялся. Потом они стали проводить всё время с Гарри, тренируясь в основном только у себя в комнате, поэтому воспитательницы ничего за ними не замечали. Кроме первого случая со Стокерсом им не в чем было обвинить двух ребят. Однажды, чуть позже, Гарри тоже досталось, даже несколько раз, пусть он и пытался быть тихим и вежливым всегда и со всеми. В самый первый раз он забежал в приют, чтобы попить воды после бега по двору, и случайно уронил скользкий стакан. Как назло, именно в этот момент зашла самая строгая из воспитательниц, решив сразу, что он бьёт посуду специально. Как бы он ни уверял, она не слушала. Мальчик был охвачен ужасом, оказавшись в той страшной комнате в подвале, но, помня рассказ Тома, собирался не плакать. Но больно оказалось очень сильно, поэтому вскоре он не выдержал. Женщина довольно быстро отпустила его, поскольку это был первый его проступок, и он сбежал в комнату со всех ног. И в этот первый раз он даже умудрился скрыть это от Тома, который нашëл учебник по химии в библиотеке и был погружен в чтение, когда Гарри и вышел погулять, клятвенно заверив быть осторожным и ни во что не влипать. А Гарри, обиженный, озлобленный и вдобавок смущённый, лëг пораньше. Он так боялся, что Том заметит эти постыдные следы, особенно то, что это снова произошло, когда он выпустил Гарри из виду, и снова станет с ним носиться, как курица-наседка, что к утру они прошли, заставляя чуть ли не смеяться от облегчения. Даже боли не было. Только неприятные воспоминания. Во второй раз в начале ситуация была похожа, Реддл остался читать в комнате, когда Гарри пошёл один в туалет. И всё бы было хорошо, если бы он не споткнулся о ведро с мусором, которое дежурные то ли специально, то ли нет, забыли прямо посреди коридора у лестницы. И конечно, железное ведро загромыхало вниз по ступенькам, а мусор разлетелся во все стороны. И та же противная стерва, как окрестили её давно сироты, решила, что тот специально устроил диверсию только что убравшимся ребятам. Гарри теперь уже больше был раздражён несправедливыми обвинениями, даже искренне разгневан, чем думал о вежливых оправданиях и страхе, поэтому тащили его в ту комнату уже со справедливыми злыми криками, которые всё равно не помогли. Стерва всё-таки добилась его слёз, хотя сегодня он был полностью настроен не доставлять ей такого удовольствия. Том, конечно же, сначала заметил его долгое отсутствие, но Гарри попытался отмахнуться, пряча красные глаза. Но когда сел, снимая дурацкий пиджак, который до этого с мучениями натягивал, не смог сдержать тихий болезненный стон, и, естественно, его сразу же осмотрели. Гарри видел, как расширились его зрачки, поглощая синюю радужку. Он был в ярости, но не на Гарри, иначе бы не стал молчать. И всё-таки, такой Том его немного пугал, хотя он знал, что Реддл так сильно заботится о нём. Приятно, но всё равно страшновато. Его тяжёлый взгляд молча требовал объяснений. И тогда он совершил ужасную ошибку, нечаянно проговорившись, что это не в первые, мол, не страшно, не стоит нервничать... Хотел успокоить, но вышло прямо наоборот: Том в ответ разозлился ещё сильнее, и в этот раз действительно на него. Накричал, обзывая идиотом, злясь, что Гарри не сказал ему в прошлый раз, и сейчас собирался молчать. Он был, казалось, в самом деле обижен, думая, что Гарри не доверял ему. И Гарри осознал, что по щекам катятся слёзы, неловко всхлипнув, не зная, как убедить его в обратном: теперь в этом мире он больше всех в жизни доверял только ему. Том, казалось, перестал дышать, настолько неподвижно он застыл. Этот звук словно привёл его в чувство. Он собирался никому не позволять доводить его до слёз, но сейчас он плакал прямо перед ним. Он осторожно погладил его по лохматой голове, заставив вскинуть на себя взгляд этих невозможных зелёных глаз, ещё более ярких и открытых из-за влаги на них. И это был настолько доверчивый взгляд, что на одно единственное мгновение стало даже стыдно за свои слова. Он ещё успеет провести с Гарри воспитательную беседу о том, что они ничего не должны друг от друга скрывать, но сейчас не самый подходящий момент. Том аккуратно стёр замершую слезинку с мягкой щеки, а потом добежал за несколько секунд до раковины и обратно, бережно начав со всей возможной заботой протирать красные борозды смоченной в холодной воде тряпкой, прикладывая большое желание и их особенную силу, и следы стали на глазах затягиваться. Том не отпустил Гарри на его кровать, прижав к себе, в ближайшее время не собираясь отпускать от себя ни на секунду, и поражённый ещё одной новой возможностью своего — их — дара. Они снова уснули вместе в тепле друг друга, как делали иногда в другое время, например, в холодные ночи, а наутро все следы исчезли полностью. С тех пор, если их снова наказывали, они помогали друг другу справиться со всеми последствиями. Воспитатели, если и видели, что наказания на этих мальчиков совсем не влияют, ничего не могли им сказать. Впрочем, после этого их почти никогда ни на чём не могли подловить, уж к этому Том прикладывал особенно много усилий, и наказывать было не за что. Ещё через год Гарри методом проб и ошибок и постоянной практики (в начале практически случайно) научился полностью закрывать разум от проникновения Тома, не давая ему читать мысли, которые Том уже спокойно мог просматривать поверхностно у всех воспитанников и сотрудников, умело играя с полученными знаниями. Дети стали бояться его ещё сильнее, не понимая, как он узнавал все их тайны и страхи, их особенно лелеямые в сердце тайны. Том вначале и над Гарри часто незло подшучивал, и это стало превосходным стимулом для большего числа тренировок собственной защиты, и вскоре он смог чувствовать Тома в своей голове и блокировать ему доступ к мыслям, это было вообще достаточно трудно описать или объяснить, и происходило у обоих скорее на интуитивном уровне. Ещë через совсем небольшой промежуток времени Гарри смог сделать что-то вроде воображаемой стены или щита, который не приходилось контролировать и который держался в голове сам, к счастью, на постоянной основе. Это можно было назвать приобретённым иммунитетом к способностям Реддла. Том не знал, смог бы он сам защититься, залезь кто-нибудь ему в мысли, ведь он был как раз тем, кто лез, поэтому считал этот щит Гарри действительно большим достижением их совместной практики. К Тому действительно приползали змеи, разного размера и цвета, они были гладкими, грациозными, блестящими на свету, Гарри нравилось смотреть, как они обвиваются вокруг их с Томом рук. Тому это даже как-то шло, под стать его манерности и гордости - величественно и прекрасно. Слушать, как Реддл говорит с ними, тоже оказалось приятно. Гарри никогда не видел и не слышал ничего подобного раньше, так что сначала это было пугающим шипением из уст Тома. Но стоило ему расслабиться и вслушаться, как неясные звуки собирались в слова. В первый раз он так опешил, что подавился воздухом. Но Том и, что удивительно, змеи, были рады, что он их понимает. Том, казалось, был рад чуть ли не больше самого Гарри. Теперь они были ещё более непохожи на других и ещё более близки — у них был свой язык, один на двоих! Приноровиться к произношению для Гарри оказалось чуть-чуть тяжелее, чем к понимаю шипящей речи Тома, но он быстро приспособился и к этому. Им не было одиноко или скучно в обществе друг друга, так что с остальными детьми они перестали общаться совсем. Если раньше Гарри и пытался — безуспешно, то потом наконец заметил, как это неприятно Тому, а обижать лучшего друга он не хотел, поэтому оставил ненужные попытки. У него был Том, и этого было вполне достаточно. Да и другие не горели желанием общаться, избегая встреч с ними. А за любой косой взгляд в их сторону мстил Гарри, заставляя детей падать на колени и кричать от боли, сложившись втрое. Он случайно открыл в себе это умение, когда разозлился, и не стеснялся пользоваться, подбадриваемый Реддлом. Гарри не был совсем уж мстительным и точно не считал себя жестоким, но он обещал себе вырасти сильным после того, что произошло в последний раз у него дома, и он был привязан только к Тому, все остальные были для него никем, а в противном случае, если пытались лезть к ним, или обижать, или просто выражали презрение или злость, они превращались в угрозу, и Гарри не мог контролировать возникающее, как в самый первый раз, тепло в груди, нарастающее почти до жара и вырывающееся на волю карой для обидчика. Дети вокруг быстро учились на своих ошибках, боли не хотелось никому, и если Том лез в мысли и мог свести с ума при желании, то Гарри действовал прямо, почти напролом и буквально бил на поражение. Он также смог проникать в разум другого человека, когда решил научиться, но это оказалось труднее для него, чем защищать мысли, он выяснил это, тренируясь на Томе, и в отличие от друга, не был мастером в этом. Однажды Том еле сдержал крик во время удачной попытки. — Что ж, неплохо. У тебя получилось, — прохрипел Том, сжимая виски. — Но, мне кажется, это не твой основной талант. Давай не будем повторять на мне. Может, на Стокерсе, когда будет случай. — Да, конечно, прости, Том, — волнуясь, закивал Поттер. — Всё в порядке? — Да, не думай об этом. Но всё же, защищаться у тебя лучше получается. — Это точно. Когда к Тому снова приползли змеи, мальчики задумались, как у них получается говорить с ними и почему говорить могли только эти животные. Так и не придя к разумному выводу, даже опросив самих пресмыкающихся, они смирились с неизвестностью, в конце концов, в этом общении их всё устраивало. Поэтому иногда, вечерами, Том и Гарри долго беседовали на этом шипящем языке между собой просто для удовольствия, чтобы чувствовать своё отличие от других. К следующему году миссис Коул создала организованные классы внутри приюта. Теперь у ребят вообще не было шанса покинуть его стены, кроме, разве что, усыновления. Но Гарри сомневался, что это когда-нибудь произойдёт. За всё время нахождения в приюте никто ещё не приходил для этого. Детей только привозили, но никогда не забирали. Не то, чтобы он сам хотел попасть в чужую семью, абсолютно точно нет, но многие малыши могли бы этого хотеть. Думая о своей судьбе, Гарри испытывал раздражение и немного обиду. Он сидел с Томом на подоконнике в общем зале, где играли дети. Они были слишком шумные, носились, как ненормальные, кричали. Все эти способы выпустить энергию казались Гарри и Тому просто дикими. Эми Бенсон где-то достала маленький барабан и очень гордилась этим. Ходила и безостановочно стучала, стучала и стучала. Мальчики переглянулись, испытывая одинаковую злость, отвращение и даже, пожалуй, ненависть. Гарри сжал кулаки так сильно, что ногти впились в ладони. Он смотрел перед собой в пространство, стараясь просто глубоко дышать. Вдруг стук прекратился, и Гарри резко обернулся. Эми положила барабанчик на стол, а сама вышла, наверное, в туалет. Отлично, подумал Поттер, это её роковая ошибка. Он быстро оглянулся, но все дети были отвлечены. Он наткнулся только на заинтересованный взгляд Тома и жёстко усмехнулся: — Как же она меня бесит. Он вытянул руку и барабан пролетел несколько метров, прыгнув прямо в ладонь. Том одобрительно приподнял бровь. — Палочки твои, — предложил Поттер. Он не хотел думать, хорошо это или плохо, слишком ли он жесток или нет. Он гнал эти мысли прочь, не желая задумываться об этом. Ведь, когда однажды перед сном он долго обдумывал их с Томом поступки, ему казалось, что они поступают неправильно. Но когда от злости, как кипящяя лава, по венам от груди разливался жар, принося давление в районе солнечного сплетения, он ни на мгновение не сомневался в своих действиях. Он знал, что хотел сделать, и он мог это сделать. Том сам сказал ему, что в приюте все жестокие и защищаются как могут. Тому он доверял. Том повторил манёвр друга, сжимая пальцы вокруг двух коротких деревянных палочек. У Гарри странно ёкнуло сердце при виде их, а перед глазами всплыло знакомое лицо из его частых кошмаров. Сейчас они снились реже, но поначалу Том нередко прерывал его крик, вырывая из сна. Гарри чувствовал, что не помнит подробностей не просто так. Его сознание всё же заблокировало воспоминание, возвращающееся по ночам. Внезапно он снова вспомнил голос человека с безумием в двухцветных глазах: «Я твоя смерть!», а потом и его, ставшие такими знакомыми, слова: «Только ты виноват!» Гарри видел во снах красное пятно на белом фоне, словно в форме тела. Он не хотел вспоминать, где он это видел, просто отказывался думать, потому что он знал, что это не просто фантазия, что он всего лишь забыл правду. По щеке скатилась одинокая слеза. Осознав это, он быстро её смахнул, но в нём всколыхнулась дикая злость на себя и на всех вокруг, глаза застилала ярость. Барабанчик, который он крепко сжимал в руках, мгновенно вспыхнул и превратился в пепел меньше, чем за минуту. Гарри ещё раз огляделся, никто не обращал на них внимания, кроме одного человека — черноволосого неуклюжего Билли Стаббса. Он широко распахнул глаза в немом изумлении, открывая и закрывая рот. В комнату влетела Эми, подбеджала к столу и заозиралась в поисках исчезнувшей игрушки, а потом наткулась взглядом на Гарри с Томом. Она со страхом посмотрела на пепел на пальцах Гарри. Перехватив её взгляд, заодно подмигнув Стаббсу, Гарри сухо и зло усмехнулся. Том тоже приподнял уголок губ, в глазах мальчиков плясали чёртики. Обхватив кулак Тома, в котором были зажаты палочки, ладонью, Гарри вглядом объяснил Тому идею, и под их взглядами они загорелись и засверкали, разбрасывая искры, как бенгальские огни. Эми завизжала очень высоким звуком, и, заставляя пепел исчезнуть в небытие со своих рук, оба мальчика поморщились. Стаббс всё ещё заикался, но от ужаса он плакал. Все дети сбежались к ним, но они не видели весомых причин для крика. Некоторые испытали на себе боль от разозлённого Гарри, которую они чувствовали лишь оттого, что он хмурил брови. Но сейчас и Том, и Гарри спокойно улыбались, испытывая практически восторг от рыданий и страха Эми и Билли. Они знали чувства друг друга очень хорошо. Подоспевшие воспитательницы были напуганы заранее. — Реддл, Поттер, что вы натворили?! — первой прибежала миссис Руж. Напуганные дети расступились, пропуская Марту и миссис Коул. — Ничего, — негромко ответил Гарри. — Я думаю Бенсон просто потеряла свою игрушку, — так же спокойно подхватил Том. — Они сумасшедшие, они сожгли мои барабанные палочки! — надрывалась девчонка. — Т-ты д-дьявол, Поттер! И-и т-ты, Реддл! Вы чёртовы посланники Ада! Гарри не выдержал и захохотал, громко, радостно и довольно. Том тоже не смог ограничиться улыбкой и засмеялся вместе с ним. Этот смех звучал в головах детей, преследуя ещё долгие годы и во время сна, заставляя просыпаться в холодном поту. — Что ты несёшь, Стаббс? — вытирая заслезившиеся от смеха глаза, проговорил Поттер. — Наши многоуважаемые воспитатели рядом с нами, а они водят всех в церковь после обеда каждый день. Как ты можешь называть нас дьяволами, а? Мы же ходили вместе с тобой. И говорить такие слова при них? На самом деле, когда их первый раз туда повели, Гарри, правда, было страшно. Он нервно сжимал руку Тома, пока они шли туда дружным строем парами. Том успокаивающе сжимал его ладошку в ответ. Он не мог сказать, что совсем не нервничал. Но они уже проверяли, что не боятся крестов. Они, как и все воспитанники приюта, читали несколько раз Библию, и не видели ничего плохого в религии. Поэтому он не думал, что они загорятся, как только переступят порог церкви, или испытают какую-то боль или неудобство. Но и отрицать их особенные способности было невозможно. Они были не такими, как обычные люди. Но почему их силы не могут быть от Бога, а не от дьявола? Всё это было сложно, не имея никаких фактов или доказательств в книгах, которыми он мог бы оперировать. Но всё прошло легче, чем они могли даже представить: не было совершено, абсолютно ничего особенного. Они просто делали, что им сказали, что и все - и через пару часов так же спокойно, как и вошли, вышли через те же двери. — Ты чёртов псих, Поттер! — в слезах воскликнула Эми. — Ну-ка, тихо! — воскликнула миссис Коул. — Я не знаю, что вы натворили, мальчики, но я очень расстроена. Надо хорошо общаться с друзьями. — С другом я общаюсь хорошо, — не сговариваясь, одновременно ответили ребята и переглянулись. — Быстро идите в свою комнату! — приказала миссис Коул, и, обернувшись к стоящим за ней десяткам детей, она продолжила, — вы все! Спать, живо! До отбоя был ещё час, но напуганные странным поведеним двух мальчиков дети послушно разошлись. Они не могли назначить наказание мальчикам, которые, на первый взгляд, не сделали ничего. И воспители видели, что они оба сидели на окне, когда женщины вышли, и там же сидели, когда пришли. Может, Эми и Билли показалось? Остальные дети очень не любили Гарри и Тома, это знали все взрослые в приюте. Поэтому в этот раз миссис Коул не стала назначать наказаний. Смотря на пустой дверной проём, в котором давно исчезли затылки вышедших последними жителей комнаты «27», миссис Коул задумалась. Все дети боялись этих двоих. Может, не зря их обзывали психами? Может с их душевным состоянием и психическим здоровьем правда что-то не так? Она решила попробовать помочь им. Как бы мирной жизни в приюте ни мешали эти два мальчика, она любила детей, какими бы они ни были. Но она не догадывалась, что мальчики знали это и никогда не давали ей повод заподозрить их в жестокости. В их истинной силе. Она много чего о них не знала.