Нежелезные дровосеки

В отделении снова пусто. Девушка-полицейская спрашивает: – Игорь, ты оформишь их? Я пока до магазина сбегаю. Мент ничего не отвечает, только машет рукой обречённо. Отводит их к своему столу, Юме галантно стул подвигает, она, надменно задирая подбородок, садится, закидывая ногу на ногу. – Серёжа, а ты, вон, у Цветкова возьми стул, короче. Юма на это бровь изгибает: – Это где в протоколе задержания написано, что можно к задержанному на «ты» обращаться, господин полицейский? Мент вздыхает. Серёжа берет стул у соседнего стола, садится рядом с Юмой. – Короче, поступил сигнал. Общественность недовольна – дети смотрят. Пишем объяснительную и свободны. Юма наклоняется к менту, смотрит в глаза: – А что там со свободой собраний, не напомните? – Со свободой собраний всё хорошо. А вот со словом «жопа» – не очень. Сергей Викторович, вон, писал уже, что больше так не будет. Слушайте, мне это тоже на х...ер не упало. Мы обязаны реагировать на сигналы. – Ну разумеется. Это же не раскрытием реальных преступлений заниматься. По тому, как ползут к переносице мохнатые брови мента, Серёжа чувствует, что назревает конфликт. Говорит примирительно: – Юма, давай я просто напишу, и мы не будем дальше отвлекать товарища капитана от дежурства. Мент смотрит на Серёжу как-то тоскливо, как собака, так и хочется по грустной черноволосой голове потрепать и сказать, что всё будет хорошо. Серёжа покорно берет лист и пишет: «Нарушал общественный порядок путём выражения конституционного права на свободу собраний с использованием слова «жопа». Юма и мент следят внимательно. Серёже кажется, что он участвует в каком-то ситкоме с плохим сценарием. – Сергей Викторович, это, вы в следующий раз чё-нить другое можете написать? А то вы со своей жопой ну реально же общественный порядок нарушаете. Юма стреляет в Серёжу глазами, говорит вполголоса: – И есть чем нарушать, кстати. И подмигивает. Серёжа начинает краснеть. У Юмы звонит телефон, она поднимается и отходит, не глядя на них с ментом. Мент вздыхает тяжело, Серёжину объяснительную перечитывает. Снова вздыхает: – Короче, Серёжа, на третий раз буду оформлять тебе мелкое хулиганство, понял? Ну нах...ера ты этим занимаешься-то? Чё тебе дома-то не сидится со своей бабкой-матерщинницей? – Может, мне хочется гулять в свободной стране там, где мне хочется и как хочется. И я этого и добиваюсь. – Пока, Серёжа, ты добьёшься только того, что я тебя реально на пятнадцать суток закрою. – Не вы, товарищ капитан, а суд. Мент головой встряхивает, как будто телёнок оводов отгоняет. – Ну поучи меня ещё. Слышь, а ты чё вечером сегодня делаешь? У Серёжи бровь вверх ползёт сама собой. – В... в каком смысле? – Ну типа. Может, сходим куда-нибудь? Серёжа смотрит в честные карие глаза и думает, что мент-то, оказывается, не так уж прост: на свидание – это же свидание? – зовёт. Но Серёже интересно. Юма стоит далеко, спиной к ним, говорит по телефону. – Товарищ капитан, а с какой целью? – Ну типа, – мент тоже косится на Юму, голос понижает, – нравишься. Серёжа мысленно примеряет на себя характеристику «совратитель ментов». Можно в резюме записать. Ответить не успевает: Юма возвращается. Чуть более тревожная, чем до этого. – Так, мы можем идти? Мент обе руки поднимает. – Свободны. А, ну только это: плакатик изымаем у вас, Сергей Викторович. Как орудие совершения правонарушения. Серёжа смотрит на мента, тот едва заметно подмигивает. Отвечает наигранно надменно: – Не потеряйте... орудие, товарищ капитан. Мент косится на Юму, что-то ещё сказать хочет, но так и не решается. Когда выходят из отделения, Юма закуривает. Предлагает Серёже, тот мотает головой. Серёже приятно, что его творчество даже чёрствого мента смогло заинтересовать. Хотя не такой уж он и чёрствый, оказывается. Ещё и на свидание звал. – Сергей, мы можем поговорить? По личному вопросу. Серёжа отрывается от приятных мыслей. – Да, конечно. Б-без проблем. – Не знаешь, тут есть поблизости что-нибудь тихое, где можно пообедать? – Есть веганское кафе... если тебя не напрягает такое. – Вообще не напрягает. Веди. Пока идут, Юма рассказывает, почему начала преподавать китайский: говорит, что половину детства прожила в Гонконге – её семья занималась бизнесом, Юма училась дома с приглашёнными учителями, которых везде возили с собой. А в пятнадцать поставила ультиматум: в десятый класс хочет пойти, как нормальная девочка, в обычную школу. Со скандалом осталась в Питере. Школу окончила с золотой медалью, тут же поступила в университет, пока семья отвлеклась на решение деловых вопросов. Отвоевала себе право на частную жизнь, из особняка съехала в съёмную квартиру. Серёжа всё-таки спрашивает: – А когда ты поняла? – Что? – Что тебе девушки нравятся. – Поздно, на самом деле. Нас с братом старательно оберегали от... внимания партнёров по бизнесу – так что у нас были бесконечные телохранители, водители, охранники. Тренеры по боевым искусствам. Мамины флористы. Постоянно полный дом посторонних мужиков. И знаешь, ни один не понравился. А потом мне в четырнадцать привезли из России учительницу русского и литературы. Ей лет двадцать пять было, наверное. Чем-то на Леру похожа была, но пониже ростом и волосы длинные. И вот тогда я влюбилась. До смерти – вены резать была готова, так меня ломало этой любовью. – А она? – А она не замечала ничего. Думала, мне просто Бунин нравился. Закрутила роман с моим тренером по кендо. Забеременела и уехала обратно – мать тогда злилась сильно очень. Больше мне таких красивых не присылали. Серёжа вздыхает. – А с Лерой вы как познакомились? Юма мрачнеет: – Не поверишь – через твоего Адольфыча. Она с ним вместе в ректорат ездила, какие-то бумаги там отвозили. А мне как раз надо было в первом отделе заключение подписать для статьи. И случайно столкнулись. Адольфыч её отчитывал в коридоре, чего-то там не хватило, какой-то бумажки, я уже думала впрягаться за девочку, только быстро поняла, что ей это не нужно. Она для Адольфыча с его манипуляциями и угрозами неуязвима – и он тоже это знает – и меня это так впечатлило, что я её сходу пригласила кофе выпить. – Юма, а вы не в курсе, что там Лера пишет всё время? – Рабочие программы. Серёжа понимает, что честного ответа не будет. За то время, пока они идут, Серёже приходят почти одновременно три сообщения. Первое от Олега: «Чё, Серый, как ты там? Приедешь?» Второе от мента: «Ты не ответил». Третье от Вадима Адольфовича: «Зайдите ко мне в понедельник. Есть разговор». Серёжа решает разбираться со своими поклонниками позже и в порядке очереди. В кафе Юма выбирает столик в углу, в меню разбирается с лёгкостью, никаких вопросов не задаёт. – Я одно время баловалась тоже. Мне казалось, что я обязана, как носитель либеральных ценностей, разделять их все. Ну, знаешь, ЛГБТ, волонтерство, благотворительность, зелёные, вегетарианство, феминизм, мультикультурность. – А потом что? – Потом выросла. Не обижайся только. Возможно, ты со временем тоже поймёшь, что часть этих ценностей – маркетинг. Хорошо прописанный корпоративными маркетологами. И нет никакого смысла играть в это бинго – потому что сама игра тебе навязана пятью очень смекалистыми евреями из Штатов. – Тебе не кажется, что это антисемитизм? Юма смеётся: – Прости. Хотя, как азиатка, женщина и открытая лесбиянка, могу слать всех – меня тоже угнетают. – Ты говоришь это рыжему. Я всю жизнь огребал проблем просто за волосы. – Побрился бы налысо. Лысые все одинаковые. Серёже это в голову не приходило. Юма заказывает боул с тофу, Серёжа – веганское ризотто с грибами. – Это всё весело, но у меня правда серьёзный разговор. Серёжа кивает и заранее напрягается. – Пока вы там с ментом кокетничали, – Серёжа глаза распахивает – заметила, – мне позвонил брат. Он улетел в Гонконг ночью... и он просил узнать, всё ли у тебя хорошо. Серёжа вдыхает глубоко. – Я хотел тебе позвонить вчера, но Алтан сказал, что это личный разговор, и я... – Сергей, я тебя ни в чём не обвиняю. Вопрос не в этом. У тебя есть информация, которая поможет наказать вашего декана официальными способами? Мне бы не хотелось подсылать к нему наёмных убийц. Серёжа давится водой, которую в этот момент пьёт. – Это шутка? Юма улыбается: – Конечно. Но не совсем. Я так понимаю, ты в курсе, что Алтан пострадал от действий твоего декана? И, насколько я поняла, тот и к тебе... проявляет интерес. Мы можем это использовать. Серёжа аккуратно собирается с мыслями, облизывая губы. – Я боюсь, так просто не получится. Он... он действительно провоцирует, но ничего не делает сам. – Сергей, он тебе что-нибудь предлагал? – Н-нет. Ну разве что отсосать. И ещё зайти в гости и посмотреть не птичку. Серёжа на автомате сдвигает колени под столом. – Юма, насколько я знаю, ему многое прощается. И я не уверен, что скандал не замнут. А мне там ещё работать. – Понимаю. Тебе же ещё и оправдываться придётся, что повёл себя, как не мужик. Но ты же с ним спать не будешь? Официант, приближающийся к ним с тарелками, косится на Серёжу. Серёжа головой встряхивает независимо: – Не планировал. Юма дожидается, пока официант поставит тарелки, потом говорит: – Извини, что хотела втянуть тебя в это. Просто... если что-то пойдёт не по плану – скажи. Алтан говорит, Адольфыч так просто от тебя не откажется. Особенно теперь. Серёже становится стыдно, что он Алтана утром так легко Вадиму Адольфовичу сдал. С ужасом представляет, как тот звонил чёрно-белому Алтану в золотых кольцах и вкрадчиво, как Серёже, приказывал немедленно вернуться. Серёжа провожает Юму до метро – та говорит, что принципиально не пользуется водителями и семейным парком автомобилей, чем сильно оскорбляет деда и мать. Сам решает идти пешком. Специально срезает путь через тот же двор – своим страхам надо смотреть в лицо. В этот раз во дворе мелкие дети лепят из грязи, покоящейся в песочнице, какое-то чудовище. Никаких негроидных любителей «Зенита» не наблюдается. Серёжа без проблем проходит травматичный двор, но на выходе из подворотни ему преграждает путь чёрная Ауди. Окно с пассажирской стороны медленно ползёт вниз. На водительском месте сидит невеста Олега. Серёжа на автомате отшатывается. – Ну привет, котёночек. Садись. Разговор есть.