Нежелезные дровосеки

Серёжа смотрит в чёрные глаза Олега и ждёт чего угодно. Лис в руках даёт мнимую иллюзию защиты – ну не ударит же его Олег. Наверное. На поцелуй Серёжа решился отчаянно – ему вдруг показалось, что несмотря на всё в жизни Олега – это свидание. А свидания должны заканчиваться как-то так. Олег смотрит нечитаемо, удивлённо, трогает себя за губу пальцами, но не вытирает – облизывает. Говорит хрипло и тихо: – Серый. Это... я не готов пока. Дашь мне время? У Серёжи вместо сердца, кажется – вертолёт на холостом ходу. Шумно ворочается за грудиной. Не готов – это не нет. Но это и не да. Серёжа подавляет в себе желание скрыться в неизвестном направлении, как истеричка, и подышать. – Всё нормально. Извини, что я... Олег кладёт ладонь на плечо – Серёжа вздрагивает – вынуждает поднять глаза: – Серый. Не извиняйся. Ну так чё, ворону покажешь? Серёжа закусывает губу. Заставляет себя улыбнуться: – Покажу. Олег ведёт его к выходу из парка, не убирая руку с плеча. Серёжа чувствует себя нелепо с игрушкой в руках, но расстаться с ней не готов ни за какие деньги. Выбрал. Олег снова застёгивает на Серёже шлем, в этот раз красный – тот тонко пахнет изнутри кем-то – Серёжа на автомате представляет себе какого-то мажора с чёлкой набок, хлопает легко по пластику. По привычке. Лиса Олег убирает во внутренний карман косухи, смеётся, говорит: – Потом отдам, обещаю. Серёжа неловко залезает на байк, не зная, можно ли обнять Олега – он же теперь без сотрясения. Но Олег сам тянет его руки на себя, и у Серёжи кружится голова – он ярко представляет, как валится с байка снова и расстраивает Олега. Олег надевает митенки, проверяет маршрут в телефоне. Серёжа так и сидит, обняв Олега за талию, и это становится неловким. – Чё, готов? Поехали? Олег смотрит через плечо, и его блестящие тёмные глаза очень близко. Слишком близко – Серёжа радуется, что на улице темно и заметить, как он стремительно краснеет, не получится. Олег в этот раз едет быстро, лихо врезается между рядами. У Серёжи сердце колотится – то ли от скорости, то ли от Олега. Хочется закрыть глаза – но страшно, страшнее, чем видеть, как мимо пролетают гладкие бока машин. Серёже кажется, что они плывут в стае китов, и он ловит себя на желании этих китов погладить по блестящим лаком спинам. Олег безошибочно отвозит их к Серёжиному дому, паркуется во дворе. Серёжа с трудом расцепляет руки на твёрдом животе – то ли затекли, то ли... Олег помогает снять шлем, ерошит Серёже волосы, улыбаясь. – Пидорасы! У Серёжи от ужаса то самое колотящееся сердце проваливается в желудок. Они с Олегом оборачиваются одновременно: в подворотне стоят трое школьников в спортивных штанах и олимпийках. Олег оскаливается, говорит громко: – На хуй пошли, хуесосы малолетние. – Ты чё, дядя, охуел? Олег разворачивается в их сторону всем корпусом и делает шаг вперёд. – Хочешь проверить, охуел я или нет? Школьники, видимо, что-то считывают в лице Олега, потому что говорят друг другу успокаивающе «да неохота с ними связываться, ладно, пошли, пацаны» и как-то стремительно уходят. Олег оглядывается на Серёжу. Улыбается ободряюще. Совсем не так, как этим только что. Серёжа не уверен, что они с Олегом будут делать. И ещё внезапно думает обо всех своих кружках и раскиданных футболках. У Олега был идеальный порядок. – Серый, чё залип? Пошли? Серёжа облизывает губы. Поднимаются гулкой темной парадной, и Серёже кажется, что вместе с шагами отбивается эхом стук его сердца. Возле двери Серёжа нервными пальцами роняет ключи. Дверь соседней квартиры распахивается. – Серёженька! – Здравствуйте, Гретхен Ивановна. Олег, видимо, кивает ей, потому что Гретхен Ивановна расплывается в улыбке. В руках у неё заварочный чайник. Из квартиры, как обычно, пахнет тёплой едой. – Ба, ну ты где? Серёжа понимает, что сейчас, кажется, предстоит неожиданное знакомство с Димочкой. И только какая-то лёгкая тревога мягко касается затылка. Ключи из Серёжиных рук вываливаются повторно, когда за спиной хрупкой Гретхен Ивановны вырастает знакомый силуэт. – Ну ничего себе. Вот это совпадение. Вадим Адольфович – Димочка, сука – легко отодвигает Гретхен Ивановну и делает шаг вперёд. Серёжа на автомате, как будто они тут танцуют, шагает назад, почти запинаясь об Олега. Но Вадим Адольфович его игнорирует – точнее, подмигивает быстро. И подходит к Олегу. За руку здоровается: – Олег Давидович, какими судьбами. Олег кладёт Серёже руку на плечо. – Да вот, к другу в гости напросился. Ворону посмотреть. Серёжа вздыхает раздражённо. От Вадима Адольфовича пахнет всё тем же тяжёлым и обволакивающим. В голове всплывают воспоминания о губах на шее. – Сергей Викторович, какие у вас интересные друзья. Серёже он тоже руку протягивает – Серёжа зависает, потому что раньше не было такого. Серёжа руку пожимает, чувствуя себя так, как будто пожимает не меньше, чем член. Вадим Адольфович улыбается елейно. – Димочка, зови своих друзей к нам, чай будем пить. Вадим Адольфович оглядывает их с Олегом лениво, как будто решая, казнить или помиловать. Казнить. – Конечно, ба. Заходите, – и добавляет, понизив голос. – Не будем обижать Гретхен. – И не называй меня ба! Вадим Адольфович закатывает глаза. Серёжа у Гретхен Ивановны раньше не бывал никогда – соседка страдала нормальной старческой паранойей и посторонних к себе не впускала, общаясь с Серёжей исключительно на пороге. Оказывается, если бы бывал, всё стало бы понятно сразу. Все стены просторной гостиной завешаны фотографиями. Серёжа вертит головой на автомате. Больше половины – Вадим Адольфович в разные этапы жизненного пути. Очень узнаваемый улыбающийся до ушей ребёнок с выгоревшими бровями – шрам уже есть – лет десяти с лещиком на тонкой леске. Серьёзный юноша в кадетской форме, не улыбается, но выглядит нагло и самоуверенно. Уже взрослый и тоже в форме – Серёжа с удивлением понимает, что погоны с одной звёздочкой, майорские. Не очень понимает, когда тот успел. Серёжу усаживают за круглый стол с белой скатертью. Олег как-то легко кидается помогать Гретхен Ивановне, улыбается ей искренне и уходит с ней на кухню, гремит посудой. Гретхен Ивановна кокетливо смеётся. Вадим Адольфович садится напротив, руки складывает перед собой, и Серёжа вздрагивает. – Какие любопытные иногда случаются совпадения, вы не находите, Сергей Викторович? Серёжа дёргает плечом. – Н-не знаю. Обычные. Вадим Адольфович наклоняется ближе, смотрит в глаза, говорит, понижая голос: – У вас пара завтра стоит в восемь утра, вы же помните об этом? Отработка. – Конечно. Серёжа знает, что на восемь пару поставили не просто так. С другой стороны, потом можно будет спокойно идти на собственный митинг. – Не опоздаете? – Почему я должен опаздывать? – Ба говорит, вы иногда засиживаетесь допоздна с друзьями. Серёжа начинает краснеть. Всё становится на свои места: Вадим Адольфович не просто так начал свои подкаты. Знал. Сука. – Моя личная жизнь – это моё дело. Вадим Адольфович примирительно поднимает руки. – Конечно, Сергей Викторович, – снова наклоняется, опуская голос до шёпота. – Только есть один нюанс: Олег Давидович с вами трахаться не станет – он абсолютно непробиваемый натурал, я знаю, поверьте – а вот я могу. У Серёжи от негодования, возмущения и возбуждения одновременно кровь не знает, куда отправиться – к лицу или вниз. Ответить на это Серёжа ничего не успевает. Олег несёт поднос, улыбаясь до ушей, за ним семенит хрупкая Гретхен Ивановна всё с тем же чайником. – Димочка, помоги Олеженьке, что ты сидишь. Вадим Адольфович послушно поднимается, стреляя в Серёжу глазами, забирает с подноса вазочки с вареньем и орехами и тарелку с блинами, расставляет чашки тонкого фарфора с красивыми золотыми цветами и столовые приборы. – Веганские, на аквафабе, – Гретхен Ивановна улыбается Серёже, кивая на блины, – мы с Олеженькой напекли по-быстрому. Ой, Димочка, какие у тебя друзья замечательные. Вадим Адольфович Серёже подмигивает, Серёжа глаза в чашку опускает. Гретхен Ивановна, совершенно очарованная Олегом, подставляет ему варенье поближе, жалуется, что Димочка варенье не ест – режим у него, Олег смеётся, с лёгкостью выдерживая осуждающий взгляд Вадима Адольфовича, без зазрения совести тычет пальцем в фотографии на стенах и спрашивает: «А это кто?» Гретхен Ивановна охотно рассказывает, попутно объясняя, что Димочка делает на очередной фотографии рядом и какой тот был сорванец. Вадим Адольфович на это только говорит короткое: «ба, ну хватит», глядя в чашку, каждый раз получая в ответ: «Не хватит! И не называй меня ба!» Серёжа слушает вполуха. Смотрит в чашку, блин сворачивает конусом, режет ножом, в рот несёт вилкой – если бы он был дома, ел бы руками. Чаепитие длится минут сорок, Серёже уже не хочется никакого Олега, который как будто забыл о нём, полностью переключившись на Гретхен Ивановну, и Вадим Адольфович уже не кажется таким страшным. Просто хочется уйти к себе и дверь закрыть. Спасает неожиданно Вадим Адольфович, говорит после очередной истории о Димочкином – своём – детстве: – Ба, спасибо за чай. Но нам всем надо собираться, наверное. – Ох, конечно, Димочка. Я ж понимаю всё: присела вам тут на уши, старая колоша... – Ба, не начинай, просто им же по своим делам надо – ворону смотреть. А у меня режим, ты же знаешь. Вадим Адольфович, которому помогает Олег, убирает со стола, уносит тарелки и, судя по звукам льющейся воды и негромкому разговору, сразу же моет посуду вместе с Олегом. Гретхен Ивановна смотрит на Серёжу светлыми глазами, улыбается. Спрашивает, заговорщически подмигивая и кладя сухую руку поверх Серёжиной: – Серёженька, завтра-то снова пойдёшь на митинг? Серёжа на автомате подбородок задирает. – Конечно. – Вот и умница. Димочка! – Серёжа дёргается. – А ты с мальчиками пойдёшь птичку смотреть? Сходи обязательно! Презабавная! С кухни слышно обречённое: «Пойду». Гретхен Ивановна провожает их, внимательно следя, чтобы все точно переместились в Серёжину квартиру и никто не мог увильнуть от обязанности смотреть птичку. Едва Серёжа открывает дверь, Марго радостно верещит из комнаты: – Серёжа! Пиздочет хуездоватый, мондавошь Папы Римского! Серёжа стягивает кроссовки, Вадим Адольфович говорит веско откуда-то из-за плеча: – Сергей Викторович, а неплохо. Олег только смеётся: – Заебись, я так реально не умею. Серёжа старается не смущаться, проводит их в комнату. Вадим Адольфович вздыхает за спиной. Олег тоже. Серёжа пытается оценить, насколько у него бардак в комнате. Ему кажется, что всё не так плохо. Видимо, нет. Марго переступает по жерди в клетке, говорит тревожно: – Серёжа-а-а, это пиздец, Серёжа, пиздасёр безжопый, это пиздец! – Сергей Викторович, а сколько времени вы потратили на обучение птицы? И почему был выбран именно такой корпус лексики? – Это не я. Мои... соседи по общежитию, – Серёжа открывает клетку, и Марго охотно перелетает на руку, зацепляется когтистыми лапами в рукав толстовки. – Серый, а можно погладить? – Можно. Олег тянет ладонь аккуратно. Марго неожиданно изворачивается и клюёт Олега в руку. – Р-р-руки убрал, пиздотёрый мудозвон! – Ну нихуя себе. – Она... не в настроении просто, видимо. Извини, Олег. Олег, потирая ушибленное место пальцами, смеётся: – Да бывает. Не понравился, может. Вад, попробуй. – Олег Давидович, мне кажется, ваш эксперимент достаточно наглядно продемонстрировал, что не стоит. Серёже даже жаль – он был бы не против, если бы Вадим Адольфович тоже получил своё клювом. За Серёжу. Марго расправляет крылья, распушается, голову склоняет. Потом взлетает и садится к Вадиму Адольфовичу на левое плечо. Тот осторожно руку поднимает и чешет охотно подставляющую шею Марго мизинцем. – Пиздострада-а-атель, Серёжа, сопливый ёбарь. Серёжа уже даже не пытается не краснеть. – Хорошая птичка, Сергей Викторович. Серёжа, почти взревновав – предательница – сам снимает Марго с плеча Вадима Адольфовича, получая свой удар клювом в руку – синяк останется. Отправляет Марго обратно в клетку. – Олег Давидович, вы идёте? Сергею Викторовичу завтра вставать рано. Или у вас с ним ещё дела какие были? Олег опускает глаза, отвечает: – Да, идти надо, наверное. Спасибо, Серый. Реально прикольная. Никогда таких не видел. Олег хлопает Серёжу по плечу, говорит: – Я позвоню, Серый. Лиса Олег оставляет ему в прихожей у зеркала. Оставшись, наконец, в одиночестве, Серёжа вытаскивает свой плакат с новой Раневской. Думает с тоской, что жопой своей он, и правда, распорядиться не в состоянии. А очень, почему-то, хочется.