Новое чувство

Последние августовские дни совсем не хотели радовать своей погодой, готовя людей к наступающей осени, а вслед за ней по обыкновению и холодные дожди, и первые морозы, и все остальные ее прелести. Подстанция на ушах, Васильева впопыхах в кабинете уже собрала консилиум из "старичков", не понимая что и как делать дальше. Такие новости от Паши она еще не была готова слышать. Взволнованный Рыков носился по уже знакомым белым больничным коридорам с замиранием сердца, чувствуя как все менее устойчиво держится на ногах. Залетает в палату, видит сгорбившуюся у окна измученную жену, сердце моментально пронизывает странная боль от того, что не может облегчить ее страдания хотя бы на малую долю. Запыхавшись, подбегает и сразу же кладет руки на ноющую поясницу Ольги. -Ну ты как?-почти шепотом проговорил, оставляя горячее дыхание на шее. -А как думаешь? Бывало явно лучше...-пробурчала, плохо разбирая внешние шумы,-А ты как здесь? Тебя же не пустили,-развернулась к нему, поднимая уставшие глаза. Стало спокойнее, что он рядом. С ним не боялась ничего, знала, что защитит, поможет. Знала, что сделает все. Хотя уже успела запереживать, что придется справляться и проживать это все в одиночку. Такой независимой Арефьевой "все сама, мне никто не нужен, справлюсь" как никогда нужен был он. Сейчас одной справляться не хотелось. -Да там это... забей короче. А ты чего такая? Ты же не рожаешь,-улыбнулся, пытаясь приободрить, передразнив ее словами, сказанными еще несколько часов назад, видя и чувствуя, как сильнее повисла на его предплечьях. -Рыков!- рассерженно прорычала, хотела сказать что-то еще, но не смогла выдавить и слова, почувствовав очередную схватку. Уткнулась ему в плечо, растворяясь в сильных руках, гладящих спину. Видеть ее такую измученную, извивающуся от боли, было также невыносимо тяжело, как тогда, несколько лет назад, почти неживую. Было страшно потерять ее вновь. Знал, что Ольга боится того же. Знал и всеми силами оберегал ее от плохих мыслей, показывая своей уверенностью, что все обязательно будет хорошо. Чувствовал и сейчас, хотя и не говорила ему, что ей страшно до ужаса, понимал, что успела напридумать себе что-то из разряда: "Он может больше не увидеть либо меня, либо ребенка". Понимал без слов, смотря в ее бездонные глаза. Грело и радовало одно-совсем скоро их будет на одного больше, и он в этом ни на минуту не сомневался. -Я не могу, Паш... Я устала,-громко выдыхнула, цепляясь за его плечи. -Ну потерпи еще чуть-чуть, родная моя,-поцеловал в макушку, зарываясь руками в мокрые кудри, -Зато представь, уже сегодня будем держать нашего Буратинку! Потом второго застряпаем, да, Оль?-снова пытается ее раздраконить, зная, что на ней это работает и оказывает влияние лучше, чем лишние слова поддержки или шутки. -Чего мелочиться, что ж не пятого то?-вновь разозлившись на шутки мужа,- Я тебе еще с первым руки не переломала. -Ну вот, моя Арефьева!-чмокнул в сухие потрескавшиеся губы. *** Стоя сейчас у изголовья кресла жены, Рыков вместе с ней и замирал, и дышал. Ольга, не слышащая никого вокруг, лишь изредка выхватывая себе слова акушерок, отчетливо разбирала лишь тихое "Ты можешь!", "Я рядом" , "Ты умница", "Дыши. Еще чуть-чуть" Паши на ухо. Держал за руку - Ольга слово держит, не сломала, конечно, но однозначно старалась. В кратких моментах передышек не упускал возможности поцеловать в напряженную вену у виска. Слыша каждый ее шумный вздох и вскрик, по сердцу словно проходились ножом. Последний был самый сильный, громкий и морально тяжелый, казалось, оставляющий самую большую рану, а за ним и шрам, но тут же все затянулось после первого вздоха малыша. Обессиленно откинула голову на кресло, заметно ослабляя хватку, тем самым высвобождая руку мужа. Услышав плач ребенка, посмотрела на Пашу рассеянными и уставшими красными глазами, с немного полопавшимися капиллярами, и слабо заулыбалась. -Поздравляю, славная девочка! -Оля...-шепотом протянул, уткнувшись лбом в ее висок,-Девочка, Оль... -Дочь...,-по щеке покатилась слеза, которую Рыков тут же убрал большим пальцем и сразу же поцеловал в эту часть лица. Почувствовав на животе маленькую девочку, по телу разлилось какое-то необъяснимое чувство, которое ни Ольга, ни Паша никогда до этого не испытывали. Выброс эндорфина заменил обзеболивающие и все, что было до этой секунды, уже казалось ничтожным. Безусловная любовь, которую чувствовали оба по отношению к только что родившейся дочери, окончательно растопила оставшиеся льдинки на сердцах обоих. -Я очень тебя люблю, Паш,-смотря в его глаза, вот-вот готовые треснуть, словно стеклышки, поцеловала куда-то в скулу, пока тот любовался на свою теперь уже вторую ненаглядную девочку, рукой поглаживая ее крохотное тело. -И я вас...-оставив горячий след своих губ и дыхания на шее брюнетки.