Парижские фривольности

С Николаем, несмотря на кажущееся внешне ледяное спокойствие великого князя, Павлу было непросто, как, впрочем, и Николаю с Павлом. Такие разные, лёд и пламень, они мирились в постели и на полу, упиваясь страстями, но стоило им одеть мундиры и сесть пить чай, все их противоречия выходили наружу. Ники был консерватор и солдат своих братьев до мозга костей. За ним стояла вся эта сонная костная империя, монархическое правление в блеске золота и каменных лиц, и реальная власть династии, армия и пушки брата-сатрапа с хитрой византийской улыбкой. А Павел, полковник Вятского полка, будто обогнал свой век: он смотрел в будущее, идеалист и практик, Пестель всегда был прав для себя в своих идеях, планах и страстях. Павел верил, что сможет протаранить это государство насквозь, подчинить себе, как подчинял великого князя, которого не боялся ни секунды, боялся только, что Николай его, такого странного и бунтарского, однажды разлюбит. Стоило им соскочить со светских тем, как получался спор. Вот и сейчас, сидели, чинно беседовали, когда простыни ещё были смяты их страстями. Николай рассказывал о сыне, Ксаше, как ребенок носится по саду и как был счастлив, что Его Величество Александр подарил коня. Павел слушал, степенно отпивая чай. — Пусть носится, Ники, чинно маршировать ещё успеет. — Должно с малолетства приучать его к службе — Я так в детстве носился, что тулуп себе подпалил, прыгнув через костёр, и видишь, ничего, служу Отечеству. Паша подмигнул самым очаровательным образом. «А мог бы и сгореть», — подумал Николай и лишь посмотрел на любимого ледяными глазами. Густые эполеты полковника сверкали в отблеске свеч, хищная улыбка — Паша снова сделал глоток чая и приготовился слушать. — Жена его слишком балует, — пробурчал Ники. — Меня с детства… — тут великий князь осёкся, будто вспоминая что-то неприятное, — приучали к дисциплине, держали в строгости. Когда подрастёт, скажу отвести сына в больницу, чтобы показали ему самые ужасные примеры постыдных болезней мужчин и женщин, — Павел оживился, аж глаза блескнули от откровений обычно сдержанного любимого. — Когда я был молод и еще не женат, мой доктор Крейтон тоже водил меня по госпиталю, и больные, которых я увидел, произвели во мне такой ужас, что я до самой женитьбы своей не знал женщин. — Ах вот что, — выпалил полковник, из последних сил сдерживаясь, чтобы не заметить: «Зато потом решил наверстать». — Значит, по борделям мой принц, переодевшись в тёмный плащ одинокого рыцаря, не ходил? — Ты обо мне плохо думаешь, — горделиво фыркнул Николай. — Я не хожу по богомерзким местам. — Ники, Бога ради, — не выдержал Павел, — богомерзкие места, увы, неистребимы ни монархией, ни лучшими примерами республик. Пусть кисейные барышни верят, что этого не существуют, но твои офицеры оттого ходить туда не перестанут. Лицо великого князя вновь сделалось недовольно холодным — Надобно запретить сию мерзость. — Надобно разрешить её, Ваше Высочество! — с дерзкой улыбкой заявил Павел. — Так, по крайней мере, казна сможет получать доход, а девицы, что содержатся там, будут под присмотром и защищены. — Павел! — возмутился великий князь. — Ты безумен! Ещё скажи, что ратуешь за республику, атеизм и выборы по примеру американских штатов! Полковник аж царапнул ногтями по столу и дёрнул щекой, чтобы не крикнуть: «Да, именно за это я ратую и мечтаю вынуть тебя из уходящей эпохи, моё ретроградное чудовище! » Повисло тяжёлое молчание в предчувствии ссоры. Первым его нарушил Павел: — Государству польза, подумай, Ники. Лучше, чем доход тем, кто прячется от закона. Да и местным Мари лучше — Каким ещё Мари? — недовольно спросил Николай, отставив чашку чая, сел так прямо со своей выправкой, что было очевидно его нарастающее недовольство. — Так звали одну мадам во Франции… — Ты был в богомерзком месте? — Да, Ники, я ходил с другом в Париже, вылей на меня святую воду! Николай внезапно осёкся, передумал гневаться и с обескураженным любопытством спросил: — Ты знал женщин? Паша нежданно засмущался, стал похож на хулигана-школяра. — Да как тебе сказать… — Я тебя не понимаю. — Это долгая история, Ники… ~~~ В марте 1814 года русские войска были в Париже. Город сдался на милость победителей, не теряя своего легкомысленного жизнелюбия. То ли виною была весенняя ветренность — в воздухе стоял запах цветов и гнили — то ли страхи и опасения минувших месяцев увидеть диких варваров и злых казаков, но всё женское население встречало русских офицеров крайне гостеприимно. Великосветские кокетки и истратившиеся за годы войны мещанки были рады незваным гостям, ну а весёлые дома гудели и днём, и ночью. Молодые русские офицеры, многие из которых за последние два года стали старше на целую жизнь, гуляли, как и воевали, от души, чувствуя себя хозяевами мира и дальнейшей своей судьбы. Павел Пестель, адъютант генерала Витгенштейна, в заграничных походах заслуживший пять орденов, в том числе и святого Владимира, энергичный, ладный, с приятными чертами лица, нередко встречал зазывающие взгляды парижанок, но его волновали иные страсти. Всем своим молодым существом, повидавшим смерть, потери и кураж победы, он увлёкся другом, с которым прошли они Дрезден, Кульму и Лейпциг. Евгений, которого Павел звал ласково Евгеша, шатен с романтическими чертами лица и впалыми скулами, будто созданный быть героем Байрона, наследник огромного состояния, воевал, как Бог, мстил за погибшего под Смоленском старшего брата. Помимо красоты тела, которой Павел любовался, когда они мылись в реке, восхищал контраст между учтивостью аристократа с безупречными манерами и страстью, что рвалась на поле боя руганью на солдат и безжалостностью к неприятелю. Евгеша обожал своего друга Павла, с которым они были под прицелом пушек и вместе ходили в разведку, прислушивался к нему («Поль, как ты думаешь…», «Поль, что ты посоветуешь?..»), но в каждом населённом пункте Евгеша находил себе женщину, отчего Пестель понимал: ничего ему тут не светит и лишь тихо вздыхал: «А вдруг… » От походов по злачным местам Европы Павел отделывался разговорами о морали. Но в порочном воздухе Парижа все будто сошли с ума. Сам генерал Витгенштейн, подвыпив, дал денег Евгеше в знак особого отличия и сказал: «Идите, погуляйте с Пестелем, сидите тут на хуях, — ввернул такое, что даже смутило слышавшего всякое Павла. — Чтоб знали французские бабы русских офицеров, поняли, сынки?» — Поль, надо идти, — заявил Евгеша за ужином после спонсорской встречи с генералом. — Пора тебе стать взрослым, мой благородный друг «Я уже давно взрослый», — выпалил про себя Павел, но промолчал, лишь кивнул. Богомерзкое заведение, увешенное тканями в багровых тонах, раскрыло развратные объятия пред юношами 20 лет. Ночные бабочки, тряся полными грудями и пышными бёдрами, расхаживали тут и там, манили предаться плотским утехам. Глаза Евгеши сияли от восторга, а Павел еле сдерживался, чтобы не скривиться от отвращения. «Господь-Бог, отчего ты вообще придумал у них эти мерзкие…» — Пестель не мог подобрать слова чтобы описать эти груди, чуть ли не вываливающиеся из модных корсетов. Хозяйка борделя, статная дама лет 40 с остатками былой красоты на лице с ранними морщинами, поманила юных адъютантов к себе. — Бонжур, месьес. Мы рады видеть в нашем доме le russ, — нарочито приветливо проговорила она. — Vive l'emperor Alexander! — воскликнула так, словно не весь Париж еще пару недель назад кричал «Vive Napoleon!» — Прелестная Мари, — зашелся в любезной улыбке Евгеша, и Павел понял, что друг тут был не впервые. — Представляю вам моего сердечного друга, — сердце екнуло. — Отнеситесь к нему с особым вниманием. Мари расточала приторные улыбки. — Кого бы вы хотели выбрать, юноши? У нас есть блондинки, брюнетки, египтянки, дикарки индейских племён — Пожалуйте сию прелестную блондинку, — сразу выпалил Евгений, жадно проводя взглядом по особе у стены. — А вам, месье? — обратилась Мари к Пестелю. — Мне… у меня нет предпочтений… — ровно ответил Павел, чувствуя себя неуютно. Женщина загадочно улыбнулась. — Элен займётся вами, — махнула темноволосой даме в углу. — Деньги вперёд, господа. Как говорила моя мама, любовь приходит и уходит, а кушать хочется всегда, — Мари пошловато засмеялась, и Паше стало неуютно вдвойне. — Мы берем на всю ночь, — заявил Евгений. Адъютанты отсыпали кругленькую сумму. Евгеша поспешил уединиться в комнате с той самой блондинкой, а Павел, с тоской проследив, как закрылась за другом дверь, повернулся к Элен. В целом, он бы мог назвать её красивой: в греческом стиле, с правильным профилем и чувственными губами — но, увы, ничто в ней его не привлекало в интимном плане. «Давай, Поль, надо найти в женщинах что-то, что кружит мужчинам голову», — подбодрил он себя. Павел поглубже спрятал всякое смущение и галантно протянул ей руку, на что ночная бабочка похотливо улыбнулась. Они вместе проследовали в небольшую приватную комнату. Широкая кровать с бордовыми простынями, красные стены, золотые свечи, растекающийся по комнате душистый аромат благовоний. А стены оказались достаточно тонкими, чтобы Павел расслышал весёлые заигрывания Евгеши в соседней комнате. На сердце заскребли кошки. Элен же глядела на Павла, надув пухлые губки. Вероятно, ждала, что он набросится на нее, как прочие мужчины, примется целовать, срывать одежду… но юноша медлил. Ночная бабочка, устав ждать, сама сделала к нему первый шаг. — Месье, — ласково пропела она, затем провокационно поцеловала. Павел так и остался стоять. Окидывал её взглядом и никак не мог избавиться от чувства омерзения, извивающегося змеёй внутри. Как представил, что сейчас она снимет корсет, вывалит свои полные груди… — Неужто вы впервые познаёте страсть? — Нет, не впервые, — четко ответил Пестель. — Так отчего?.. — Я не знаю… Павла отвлекали звуки из соседней комнаты, где Евгеша уже вовсю резвился с блондиночкой. Элен вновь влажно поцеловала Павла, затем потянула за руки и повалила на кровать. Присела сверху и стала растегивать пуговицы на его фраке. Павел сжал зубы. Вроде он и хотел, чтобы это продолжалось, а вроде и не очень. Элен в какой-то момент остановилась и внимательно поглядела в его глаза. Затем усмехнулась, поднялась и не смогла сдержать хихиканье. — Юноша, вы зря пришли в сей дом. Здесь вы не найдёте то, что ищите. — И что же я ищу? — Мальчиков, — пропела ночная бабочка. — Вы опоздали, месье Наполеон забрал их всех на войну. Пестель смутился. Неужто все так очевидно… — А впрочем, я вижу, одного мальчика вы себе присмотрели. Который сейчас резвиться в соседней комнате. В такт сему, сквозь стены стали доноситься чавкающие звуки. — Это не ваше дело! — выпалил Павел, а кончики ушей у него покраснели. Элен рассмеялась. — А вы не ищите лёгких путей… — Я всего добьюсь сам! — отчеканил Паша. — И он… его тоже! — Удачи вам, юноша — Элен по-доброму улыбнулась, и, виляя бедрами, покинула бордовую комнату, вероятно, довольная, что не пришлось ублажать очередного посетителя борделя. Павел остался лежать на шёлковых простынях и слушать наигранные стоны блондинки, которую увёл Евгеша. «Что ж, и правда проклятье Божие — тяга к себе подобным? — подумал Паша с болью и тут же представил горячего своего друга, что ритмично вдалбливал девушку в кровать. — К чёрту всё, я его хочу и не буду извиняться за свои желания». Последний громкий стон, и вздохи за стеной затихли. Павел все ещё лежал, в несвойственной себе меланхоличной задумчивости. Вскоре открылась дверь, и вместе со свежим воздухом ворвался Евгеша с открытой бутылкой «Клико». Он был в белой рубашке с растегнутым воротником, растрепаный, пил прямо из горла, мокрая рубашка великолепно подчёркивала рельефы мышц. Павел почувствовал напряжение в паху. «Что ж, значит, так тому и быть», — решил и не смог оторвать взгляда от разгоряченного мужчины. — Ну что, мой друг? — спросил Евгеша — Ты стал взрослым? Паша молчал, жадно смотрел на вожделенного друга. Тот поставил бутылку на стол в ампирном стиле с пошлыми фигурами обнажённых богинь и присел к Паше на кровать. — Что такое, мон шер? — он приобнял Павла, отчего по телу прошёлся жар — Я давно уже взрослый, — прошептал Паша и наглым образом уткнулся носом в его шею. Евгений что-то хмыкнул и хотел уже отстраниться, но вожделеющий Павел не дал ему это сделать. Впился губами и стал с упоением ласкать. Два года в Пажеском, развратный содомский клуб во главе с Тигрёнком, Алеша — богатый сексуальный опыт хранил в секрете благородный с виду адъютант. Евгений не устоит перед его чарами — никто не устоит перед тем, кто участвовал в оргиях Пажеского. — Поль… Поль, ты чего?! — воскликнул Евгений и, ударив с силой Павлу локтём в грудь, вырвался из мужских объятий. Павел шикнул, но не отводил от Евгеши жадного взгляда. — Евгений… Мон шер, ты так красив. Я завидую той блондиночке. — Боже, Павел, о чём ты говоришь?! — Ты мне нравишься, Евгеша… — Павел поднялся и стал ловко поступать к другу. — Уже давно, с самого Лейпцига. — Да ты пидор?! — не веряще воскликнул Евгений. Павел цокнул. — Я познал высшую любовь. Всё это, — он развел руками, — лишь примитивная похоть! Мужчины же способны подарить друг другу истинное наслаждение. Ты мне веришь? — Нет… — Я могу доказать сиё! — Павел сделал шаг ближе. — Уверяю, со мной ты забудешь о всяких блондиночках. — Я не желаю сиё проверять. Это противоестественно и мерзко! — Не более мерзко, чем ебаться с потаскухами, — Павел обнял Евгения за пояс. — Кто знает, сколько в ней было народу до тебя. Я же покажу тебе нечто совсем иное. Павел накрыл рукой его член, но Евгеша тут же отскочил как ошпаренный. — Нет, я не пидорас, не прикасайся ко мне! — Mon chere… — Пестеля было не остановить. Павел уверенно взял его за руки, гипнотически глядел глаза в глаза. — Вспомни, как мы прошли через Лейпциг, как воевали под Кульмой, как изгнали проклятого Бонапарта! Мы столько пережили вместе! Евгений, я люблю тебя. Люблю за твою стойкость, решимость и твою страсть, — Пестель переплел с ним пальцы. — Я только хочу, чтобы мы сделали друг другу приятно. — Поль… — Евгеша замялся, но уже не отстранялся. — Ты мне тоже дорог, правда, но то, о чём ты говоришь… Нет, я не такой… — Давай попробуем, mon chere — сладко прошептал Паша, затем прильнул к стройной шее друга. Принялся усердно мять мягкую кожу губами. Евгений затаил дыхание, но уже никак не мешал чрез край обнаглевшему Пестелю — Паша счёл это за начало успеха. Одной рукой удалой адъютант обхватил друга за спину, смяв влажную рубашку, а другую вплёл в короткие темно-русые волосы. — Поль…— прошептал Евгеша, когда Павел особенно удачно всосался у основания шеи. — Как же так… Павел отстранился, с огоньком заглянул в темно-карие глаза. Евгеша, в несвойственном себе смущении, отвёл взор. Порывисто чмокнув в губы, Паша потянул друга за собой на кровать. — Только жопу я тебе не подставлю, — строго предупредил Евгений и все же улёгся рядом с Павлом. Пестель усмехнулся. «Не сегодня так завтра, aime». — Мне нужна не твоя жопа, а твоя душа. Павел снял с себя рубашку и приметил, что взгляд друга — ать-ать — цепко пробежался по нему. «Вот где настоящая красота, не то что эти… груди» — подумал Пестель и наглым образом потянул за полы рубашки Евгеши. — Хочу увидеть тебя во всей красе, mon ami. Евгений тоже скинул полурастегнутую рубашку. Взгляд юноши сквозил то ли неуверенностью, то ли любопытством, что собирается делать Паша. Павел облизнулся, залюбовавшись красотой друга — подтянутой фигурой, античной красотой Евгения. Павел с огнём в глазах вновь хищно припал к шее друга и практически лёг на Евгешу. Евгений выдохнул от тяжести Павла, которая резко контрастировала с дамской. Адъютант машинально обхватил Пестеля за широкую спину, а от приятных ласканий губами на шее член против его воли вновь начал наливаться жаром. «Нет, я не пидорас, не пидорас,» — запричитал Евгений про себя, но Павел так надавил ногой на пах, что Евгеша еле сдержал рваный вдох. Павел отсранился и с упоением взглянул на растерянное лицо друга, затем с улыбкой спустился к его поясу и начал стягивать лёгкие белые кальсоны. «Все они лишь по бабам до первого мужского поцелуя», — усмехнулся про себя. Павел уверенно обхватил член Евгения рукой и принялся умело водить вверх-вниз, сдвигая крайнюю плоть на головку и обратно. Паша уже видел член Евгеши во время купаний, но в стоячем состоянии тот становился особо привлекательным. — Это красиво, — отметил Пестель жмурившемуся то-ли от смущения, то-ли от удовольствия Евгению. Затем, не став излишне медлить, взял Павел головку в рот. — Чеерт, — вслед за чертыханием послышался страстный вздох. — Поль, Поль… Ммм, — простонал Евгеша, когда Павел удачно проходил языком по самому чувствительному месту на основании головки, а сам член так и упиралась в верхнее небо. «То-то же — победно подумал Павел. — И зачем вообще тратиться на шлюх, рискуя подхватить сифилис?» Тут Евгений отстранил Павла, резво подтянул к себе. Перевернувшись, уже Евгений нависал над своим совратителем и со страстью целовал его в плечи и шею. Павел явственно чувствовал, как твёрдый член друга так и тычется в него. — Хочешь взять меня, Евгеша? — томно вопросил развратный юноша. Евгений отстранился, во взгляде мелькала то растерянность, то похоть. Юноша лишь кивнул. Павел улыбнулся широко по-волчьи, а наслаждаясь вкусом победы, но всё-таки пробежались смутные мыслишки. «Как бы я об этом не пожалел, у него ж нет опыта с мужчинами… — подумал Павел. — Нет, думаю, Евгений будет аккуратен». — Необходимо найти масло, мой друг. — Масло? — Да, я ж не баба. Евгений на мгновение завис, потом понял. Адъютант поднялся и стал рыскать по комнате, а Павел в это время смочил пальцы и начал сам себя растягивать. «Хм, а когда я в последний раз отдавался другому? Это было с Алёшей…». Пред глазами промелькнул златокудрый друг, дорогой возлюбленный, и его последняя улыбка на Бородинском поле. Сердце защемило. «Покойся с миром, мой Патрокл», — прошептал Паша и подумал, что очень хотел бы, чтобы вместо Евгения с ним сейчас был любимый Алеша. — Вот, это подойдёт? — возвратясь, спросил Евгений, показывая флакончик с маслом, наверное, предназначенное для массажа. Павел по-военному кивнул. Вынув пальцы, Павел вытер их об одеяло и с улыбкой поманил к себе. Юноши вновь поцеловались. — Обильно смажь член, затем входи медленно и аккуратно, — прошептал Паша. — Евгеша, mon ami. Павел игриво куснул его за нижнюю губу, затем повернулся и словно бы покрасовался. Евгений, закусив губу пристроился к нему сзади. «Боже мой, что я делаю», — пронеслось в голове. Обильно смазав член, Евгений стал медленно проталкиваться. Павел закусил губу, постарался расслабиться, но все равно было как-то больновато. «Платишь за свои наклонности», — пронеслось у Павла в голове. Евгений сделал движение чересчур резкое, на что Павел шикнул и еле сдержался от бранного словца. — Медленнее. Евгений послушался, хотя еле сдерживался от удовольствия. Всё-таки у Павла там было намного уже, чем у этой светловолосой шлюхи. — Боже, Поль… — прошептал Евгеша и вновь сделал резкий толчок. Павлу сейчас было полегче, но все равно саднило. Юноша выгнул спину, вставая поудобнее, одной рукой принялся сам себя ласкать. Евгений стал свершать ритмичные движения, словно ебал женщину. Чавкающие звуки вновь наполнили комнату разврата. Евгеша испытывал истинное наслаждение от процесса, на Павла же попеременно накатывало то удовольствие, то боль. Сам факт того, что он сейчас занимается любовью с объектом долгого воздыхания, будоражил страстного юношу, но резковатость от отсутствия у Евгения опыта с мужчинами портил общую картину. Спустя какое-то время Евгений, тяжело дыша от окутавшей страсти, излился в Пашу. «Виктория! Наконец-то закончились мои мучения», — подумал Павел, не подавая виду, а сам через пару минут также излился в свою руку. — И как тебе античные страсти? — хмыкнул Павел чуть позже, когда они приходили в себя на бордовых подушках. Пестель любовался красотой распаленного друга и все же был доволен случившемся. — Лучше чем с блондиночкой? Уши Евгения покраснели. — Мне понравилось, — наконец выпалил адъютант. — Славно, — Павел расслаблено положил руки под голову, думая, что в следующий раз у них обязательно получится лучше. Мужчины не стали оставаться до утра. Шли обратно по ночному Парижу молча, смурно. У Павла неприятно стреляло сзади после пылкого вторжения друга. «Придётся преподать несколько уроков, прежде чем снова допускать до тылов», — подумал Пестель. Подвыпивший их приятель встретился по пути, тот весело напевал русскую военную песню про кровавый бой: «О, господа хорошие! Всегда вместе! Истинные герои!» — воскликнул он, завидев Павла с Евгением. На миг Паше показалось, что у них есть шанс, но Евгеша, явно смутившись, тут же отошёл от друга на шаг и хмуро потупил в землю взор. Следующие несколько ночей Евгеша где-то пропадал, в общении стал сдержан и отстранён, избегал оставаться наедине с Пестелем. Дальше служба и поручения Витгенштейна закрутили обоих. Паша уже понял, что продолжение отношений с первым за два года любовником ему не светит, но перед самым возвращением на родину ждал сюрприз. Евгений скоропостижно женился на какой-то сомнительной французской дворяночке, якобы дальней знакомой семьи по отцу, всего 16 лет от роду, беленькой, худенькой, с жалкими глазами. Их обвенчал полковой священник по православному обычаю, и потащил Евгеша свою жену, как трофей, в Россию. С тех пор он прервал все контакты с другом-любовником. Утешало лишь то, что больше Павла была шокирована маменька Евгения, которая извела столько нюхательной соли из-за нежданной женитьбы на бесприданнице, что если бы сын вернулся калекой, потребовалось бы меньше соли… ~~~ — Боже правый… И где же сей грязный офицер сейчас? — строго спросил великий князь Николай, дослушав историю до конца. — Вышел в отставку, Ники. И наплодил потомства на всю губернию — Какую же? — Нет, не жди от меня фамилий и мест, я тебя знаю, — шутливо погрозил Павел и пошёл менять сгоревшую свечу. Николай не знал, что и думать. С одной стороны ядовитая ревность жгла душу — как мог Паша подставлять жопу кому-то другому! — с другой стороны, льстило, что с ним Павел никогда не жаловался на боль и, наверняка, испытывал лишь удовольствие. «Ладно, дела минувшие… А всё ж стоит закрыть эти гадюшники, чтоб неповадно было.» Великий князь приобнял Павла со спины, губы мягко прошлись по виску. Хоть развратная история и вызвала у Ники неприязнь, но вновь зажгла похоть у неугомонного принца. — Значит ты так и не познал женщину? — шепотом спросил Ники, поглаживая Павла по рубашке сквозь растегнутый мундир. — Нет, мон амур, и не жалею. — Славно. Будь лишь моим, Паша — властно произнёс Его Высочество и уткнулся в полковника пахом. Павел усмехнулся. «Опять подставлять тылы… Что ж, мой Ники — блестящий ученик и уже усвоил искусство античной любви»