i don’t wanna be your friend [я не хочу быть твоим другом]

Дружба Эндрю и Нила была неожиданной, но в то же время довольно логичной, если знать их лучше. Эндрю рос до семи лет в детдоме, пока его не усыновила Бетси Добсон. Они познакомились, когда его отправили к детскому психологу, после того, как он перестал разговаривать. Она заметила, что он избегает прикосновений, что он вздрагивает от громких звуков и резких движений, а на сеансе сворачивается в комочек на диване, и заподозрила неладное. Би нашла подход к нему через сладкое какао и мягкий, вкрадчивый голос, который долгое время был практически единственным звуком в комнате, пока однажды Эндрю не попросил у нее добавки. Его голос был тихим и сухим от долгого неиспользования, но это было началом. Они продвигались в терапии медленно, но верно; какие-то моменты нельзя было обсудить сразу, и тогда Би просто переключалась на отвлеченные темы, пока Эндрю не посчитал себя достаточно готовым, чтобы рассказать о том, когда и как пропал его голос. Один из медбратьев в их учреждении проявлял к нему странный интерес; его холодные руки часто задерживались там, где не следовало. Каждый такой медосмотр вызывал у Эндрю неприятную дрожь и страх, которому он не мог дать объяснение. Эндрю был слишком мал, чтобы понять тогда истинное значение этих навязчивых прикосновений, несмотря на это он все равно ощущал себя грязным и неправильным. Стресс, вызванный этими нежелательными взглядами и липкими руками, в конце концов обернулся потерей голоса Эндрю. За то время, что Эндрю посещал кабинет Би, она успела привязаться к мальчику, а после его истории окончательно приняла решение усыновить его, забрав подальше из этого злополучного места. Спустя пару лет, когда Эндрю было двенадцать, выяснилось, что у него есть брат-близнец, которого Тильда, мать Аарона, оставила. Бетси собиралась устроить им встречу, но Тильда до нее не дожила, за пару дней до этого разбилась на машине — пьяный водитель влетел в ее машину сбоку и отправил в кювет. В больнице сказали, что она умерла на месте. Так Аарон остался сиротой, а через два дня Бетси позвала Эндрю на разговор и спросила, хотел бы он, чтобы Аарон жил с ними, чтобы она усыновила и его тоже. Эндрю просто крепко обнял ее и тихо прошептал, уткнувшись в плечо: — Ты правда можешь это сделать? В это же время Нил страдал от своего жестокого отца, который еще долгие годы нагонял на него ужас. Нил ярко запомнил, как в него летели тяжелые книги, вазы, а однажды отец схватил нож и пошел на него. Ему часто снились в кошмарах голубые глаза, налившиеся кровью, и шепот, от которого волосы на спине вставали дыбом и по спине пробегал зловещий холод даже во снах. На его теле есть пара шрамов, но он не мог вспомнить, когда получал их. Временами он смотрел на маленькие круглые шрамы на его руке, и в нос ему ударял стойкий запах сигарет, в голове всплывал образ темной комнаты с густыми клубами дыма. А когда он смотрел на тонкие линии, обвивающие его предплечья, то чувствовал фантомный холод лезвия и стальной блеск где-то на краю сознания. Нила до сих пор мучают сны о том дне, когда все изменилось. Его психологи говорили, что он был слишком маленьким и, возможно, сама психика заблокировала эти события, но фрагменты всплывали то тут, то там. Его мать, кричащая ему бежать, огромная фигура Натана и рука, держащая пресс-папье над ней, а потом много-много-много красного, голос Натана, говорящий, что он доберется до бесполезного отродья, хлопок двери за Нилом, который обычно приносил необъяснимое облегчение, и он думал, что, вероятно, слышал этот хлопок, когда наконец выбежал из того дома. К моменту, когда приехала полиция и медики, мать Нила уже была мертва. Натан был приговорен к смертной казни за убийство первой степени и больше никогда не смог бы добраться до Нила. После трагедии объявился дядя Стюарт, брат Мэри, прилетел из самой Англии, чтобы оформить опеку над Нилом. Однако у него оставались дела в Великобритании, и на пару лет Нилу пришлось полететь с ним. Первое время он ужасно скучал по матери и по своей родине, по ночам его мучили жуткие кошмары, из-за которых он просыпался каждые пару часов и шарахался от рук, тянущихся к нему, ожидая удара. Походы по терапевтам помогали мало, но все же со временем становилось лучше. Помогало и то, что Стюарт оказался хорошим дядей, который всячески поддерживал его, познакомил с британской частью их семьи, которая с первых мгновений отнеслась к нему с добротой и поддержкой, словно между ними не было долгих лет разлуки. Когда Нилу было четырнадцать, они вернулись в штаты, но выбрали совершенно другой город, а не Балтимор. Нил пошел в старшую школу Пальметто, где встретил Эндрю. Надо сказать, что их первая встреча не задалась, так как Нил столкнулся с Аароном, и у них произошла перепалка, к которой присоединился Эндрю, защищая своего брата. Нил, будучи Нилом, сделал целью своей жизни досадить старшему Миньярду, просто из вредности, в глубине души уважая его заботу о брате. Однако это стало началом самой крепкой дружбы, неприязнь сменилась взаимопониманием, а потом доросла до глубокого доверия. Через розыгрыши и на самом деле беззлобные подшучивания они узнавали друг друга, укрепляя свои отношения. Таким образом два мальчика со сложным и трудным детством становились лучшими друзьями. Но прошлое оставляет в нас свой след и переносит его в настоящее: иногда это мимолетное воспоминание, ничего не значащее, иногда это что-то, от чего ты не можешь избавиться полностью, — оно преследует тебя всю жизнь, с течением времени бледнея, но не исчезая полностью. Так сложилось, что годы терапии не смогли полностью излечить их чувствительность к прикосновениям. Конечно, они достаточно оправились, чтобы чувствовать себя комфортно, когда касался кто-то из друзей или семьи, но даже от них это требовало предупреждения, Нил и Эндрю же были совсем другой вещью. Ни с кем больше они не были так тактильны как друг с другом. Их словно магнитило через всю комнату, и через секунду ноги Нила уже оказывались на коленях Эндрю, а макушка Эндрю на груди Нила, руки путались где-то между ними. Только так они могли вздохнуть с облегчением и спокойствием. Никто не понимал этого, но самое главное, что понимали Эндрилы — как окрестили их друзья, сказав, что так они сливаются в одного человека, а значит их имена тоже можно соединить для всеобщего удобства. Эндрилы понимали, что каждый из них знаком с ситуацией, когда малейшее касание вытаскивает на поверхность неприятные воспоминания, когда кажется, что окружающие хотят нанести тебе только вред, когда прикосновения заставляют чувствовать тебя неправильным. Они делились прошлым, опуская свои стены, позволяя увидеть темные уголки, и вытаскивали друг друга на свет, когда эта тьма начинала заглатывать в пучину. Все начиналось с коротких прикосновений, едва весомых, словно бабочка задела крылышками, пролетая мимо, потом они становились продолжительнее и осознаннее — рука на плече, касание телами, когда они садились рядом. А затем они продвинулись до объятий. Однажды у Нила был очень плохой день — день рождения его матери, который не помнил он, но помнило его подсознание. Мозг начал подкидывать картинки с его матерью, как она дергала его за волосы, чтобы он не привлекал внимание отца, как впивалась ногтями в его руку, заставляя стать тише, как после нее у него тоже появлялись синяки. Нил не мог сказать, было ли это правдой или разыгравшимся воображением. Эндрю оказался в комнате Нила после звонка Стюарта и увидел, как дрожит под одеялом Нил, сжавшись в комок, стараясь стать меньше, чтобы эти кошмары не заметили его и ушли. Эндрю осторожно подошел к нему, убрал вспотевшие пряди с лица и тихо спросил: — Что тебе нужно, Нил? В его голове возникло светлое воспоминание, в котором Мэри обнимает его, тепло и нежно, как любящая мать, отдавшая жизнь за сына. Желая ощутить это тепло вновь, Нил едва слышно прошептал: — Обними меня. Осторожно и аккуратно Эндрю заключил Нила в объятия: одна рука мягко поглаживала его по спине, а другая оказалась в его волосах, нежно перебирая слегка взмокшие ото сна волосы. Он позволил Нилу выплакать свои чувства, рассказать о кошмаре и переживаниях. Его твердые объятия словно говорили: «Я здесь, я рядом, чтобы помочь тебе справиться с любой проблемой». Тогда для них в этом не было ничего романтического, просто взаимопонимание, доверие и вера в то, что другой не сделает ничего плохого. Не обращая внимания на позднюю ночь и проходящее время, Нил сидел, охваченный руками своего лучшего друга, впитывая его тепло и повторяя за Эндрю вдохи, пока он не почувствовал себя вялым и сонным. Хлюпая носом, Нил попросил Эндрю остаться. Они уснули в обнимку, ощущая, как что-то начинает меняться, зарождаться, но не могли дать этому определения, уступая спокойному и глубокому сну. И все было хорошо, пока незадолго до начала их выпускного класса Нил не понял одну разрушающую вещь — он не заметил, как влюбился в своего лучшего друга. Раньше он не думал о своей реакции на Эндрю. Ему казалось нормальным то, что его влекло к Эндрю больше чем к остальным, он ведь был его лучшим другом, это было естественно. Но однажды, услышав, как кто-то в коридоре рассказывал о вычитанных признаках влюбленности, он невольно стал прокручивать их в голове и замечать вокруг себя. Он сидел со своими друзьями за столом и видел проявления этих признаков в их отношениях. Оглядев всех, его взгляд упал на Эндрю, и сердце неожиданно сделало кульбит, ловя его взгляд и поднятую в вопросе бровь. Эндрю всегда обращал на него 100% своего внимания, как будто Нил был самым важным человеком в комнате, и конечно он заметил странный взгляд Нила. Тогда Нил ответил ему легким покачиванием головы и улыбкой, мысленно надеясь, что жар, поднимающийся к его щекам, от духоты в комнате, а не того, что он думает. Но конечно это стало только началом, потому что после этого раза он не мог перестать находить эти признаки в себе. Он стал чаще ловить себя на том, что залипает на Эндрю; его редкая улыбка отзывалась в Ниле табуном бабочек в животе, сверкающие ореховые глаза казались Нилу драгоценными камнями, крепкие мышцы вызывали у Нила дрожь по телу, а в его сны стали проникать совсем не дружеские образы. Такие, в которых он оказывается раздетым на кровати, а Эндрю, выглядящий совершенно великолепно над ним, нашептывал ему такие вещи, от которых мурашки бегают по телу, и касался все ниже и ниже, отчего внизу живота Нила приятно тянуло, а потом он просыпался с влажным бельем и чувством стыда. Нил понимал, что рассказать о своих чувствах — отстойный вариант, ведь Эндрю совершенно точно не чувствовал того же к нему. Ему казалось, что он предает его. Эндрю доверился ему, позволил быть так близко, как никто другой, и что же сделал Нил? Захотел от Эндрю больше, чем тот мог предложить ему. Он попытался создать дистанцию между ними, когда понял это, ведь Эндрю обнимает его, прижимается к нему, касается его чисто платонически, по-дружески, а Нил тем временем загорается как спичка, совсем не по-дружески. Он попытался отстраниться, постарался не касаться лишний раз, чтобы не выдать своих чувств или не заставлять Эндрю чувствовать себя неловко или, того хуже, испорченным. Но Эндрю, конечно, заметил такую резкую перемену и понял все неправильно, подумал, что это он сделал что-то не так. Нил помнит, как слушал извинения Эндрю, который ни в чем не был виноват, но который все равно извинялся и говорил, что не хочет терять Нила, потому что Нил — единственный друг, которому он так доверяет. И тогда Нил понял две вещи: он никогда не предаст дружбу с Эндрю и никогда не покажет свои чувства к нему. И все же, этой истории бы не было, если бы все закончилось так. Поэтому стоит поведать о еще одном дне, когда все кардинально изменилось. Случилось это 14 февраля, в День Святого Валентина. На протяжении всего дня Нил вместе с Эндрю наблюдали за ежегодной вакханалией озабоченных подростков, стремящихся показать свою любовь глупыми валентинками, цветами и плюшевыми игрушками. Куда ни глянь, везде были целующиеся парочки, пытающиеся сожрать друг друга, визг от очередной собравшейся совершенно отстойной пары, слезы и сопли тех, кому отказали. Посреди этого безумия Эндрилы просто насмехались над всеми ними и подъедали шоколад своих влюбленных друзей (Эндрю) и клубнику (Нил). Впрочем, к великому удивлению Нила, он тоже пользовался спросом. Ему приносили сердечки и конфеты назначенные купидонами ученики. А на переменах временами подходили девочки и мальчики из разных классов с ярко-красным румянцем и предложением сходить куда-нибудь. Эндрю почему-то становился злобной задницей, посылая молнии во всех, кто приближался к Нилу с очередным предложением, как будто Нил сам не мог отвадить их. В конце концов, ему был интересен только один человек. Нил решил не раздражать Эндрю еще больше, и уже на следующей перемене они просто спрятались на крыше, разделяя конфеты и сигареты. Они обсуждали последние сплетни, рассказанные Эллисон, как вдруг Эндрю насмешливо спросил: — И не скучно тебе прятаться здесь, вместо того чтобы получать серенады от фанатов? — Они мне не интересны, я с ними никогда не общался, так что я лучше посижу здесь со своим самым преданным фанатом, чем буду находиться там. — С чего это я твой фанат? — сказал Эндрю, затягиваясь сигаретой и слегка отворачиваясь в сторону. Нилу открылся вид на его точеный профиль: на нос с небольшой горбинкой, по которой хотелось провести пальцами, на губы, которые хотелось поцеловать и узнать, такие ли они мягкие, какими кажутся, на щеки и кончики ушей, которые покраснели, наверное, от прохладного ветра в середине февраля. — Ты же мой лучший друг, — Нил постарался, чтобы слабое разочарование от этого факта не просочилось в голос. Потому что нет, он не будет расстраиваться из-за того, что они только друзья. Он пообещал себе, и быть лучшим другом Эндрю намного лучше, чем быть ему никем. Эндрю лишь хмыкнул, затушив сигарету об крышу. Они сидели в тишине, думая о чем-то своем и не зная, что думают об одном и том же, пока ветер игрался с волосами, а со школьного дворика едва слышно играла какая-то популярная песня, название которой Нил все равно не знал. Вечером в доме Элисон проходила вечеринка в честь праздника, но Нил от нее отказался. Вечеринка была для парочек или для тех, кто планировал просто переспать со всеми по пьяни. Не то чтобы это отличалось от любой другой подобной тусовки, сегодня идти особенно не хотелось. Смотреть, как все вокруг влюблены и счастливы было мягко говоря неприятно, а смотреть, как Эндрю уходит с каким-нибудь очередным парнем было еще хуже. Нил категорически отказывался называть это ревностью, Эндрю ему не принадлежал. Это чувство скорее было легкой грустью из-за ухода Эндрю. С ним вечеринки имели хоть какой-то смысл, с ним можно было пошутить над тем, как падает нынешнее общество, без Эндрю Нилу просто становилось скучно на них. Так что Эндрю может пойти один, Нил, возможно, что-то испечет дома и развалится на диване перед телевизором на весь вечер. Однако, услышав отказ Нила от вечеринки, Эндрю тоже сказал, что не пойдет. На недоуменный взгляд Нила, он просто пожал плечами и бросил: «Нет настроения для нее сегодня», – а следом продолжил: «Может киномарафон?» Так после школы они оказались в комнате Нила. Комната его была небольшой, но светлой, и выходила окнами на западную сторону, по вечерам солнце заливало ее закатными лучами, каждый раз окрашивая стены во всевозможные оттенки. Сначала желтый, что золотом ложился на все поверхности, переходящий в оранжевый, что заставлял рыжие пряди Нила разгораться под этими лучами, а заканчивался танец красок пурпурным светом, что окутывал комнату волшебным образом, перед тем как последние лучи покинут небосвод, открывая путь звездной ночи. Но до заката было еще рано, и пока солнце мягко освещало его книжные полки, заставленные разнообразной литературой. Среди них был “Маленький Принц”, любимая книга Эндрю, которую тот подарил ему в этом году. Рядом стояла небольшая коллекция диорам из LEGO, которые ему дарили друзья и пара суккулентов от Стюарта. Письменный стол расположился напротив окон и был завален тетрадями с конспектами, кружками из-под чая и бумажками с небольшими рисунками Нила, которые он рисовал отвлекаясь от домашки. Двуспальная кровать, наспех заправленная с утра, находилась у дальней стены с маленькой тумбочкой около нее. Стены украшали пара гирлянд и в основном больше ничего. Бросив свои рюкзаки около входа, Эндрю улегся на кровати, проверяя новости, пока Нил переодевался и ходил за закусками к фильму. Когда он вернулся, Эндрю принял полулежачее положение под боком Нила, и они включили первую часть Людей Икс, которую пересматривали уже в пятый раз, споря между собой как и при первом просмотре. У Эндрю есть привычка комментировать киноляпы и сюжеты. Просмотр фильмов с ним всегда превращается в дискуссию и поддразнивания как режиссеров, так и друг друга, как только закуски заканчиваются. Иногда их спор становится настолько абсурдным, что они начинают придумывать еще более нелепые сценарии того, как можно было бы поступить в фильме. Вот и сейчас Эндрю что-то бурчит про нелогичность поступков, укладываясь головой на грудь Нила и закидывая на него ногу, в то время как Нил просто поддакивает, забывая про фильм, и запускает руку в мягкие волосы Эндрю, нежно почесывая кожу головы. С такого расстояния он может уловить тонкий мятный запах его шампуня и почувствовать, как движется грудь Эндрю там, где он слегка прижимается к нему, и Нил наконец-то расслабляется, не заметив, как был напряжен все это время. Здесь, в тепле и уюте, с Эндрю под боком он чувствует, что может снять всю тяжесть с плеч. Он просто впитывает все ощущения, что испытывает сейчас и выдыхает медленно и размеренно, позволяя себе еще больше раствориться в кровати и полуобъятиях самого дорогого человека, пусть он об этом и не знает. Как бы не было тяжело быть так близко к Эндрю, Нил все равно очень любил такие моменты. В плохие дни именно объятия и мягкие касания лучше всего помогали, давали чувство заземления и отгоняли плохие мысли, как огонек светлячка в непроглядном тумане, говорили о том, что человек, держащий тебя за руку, будет с тобой в любой день несмотря ни на что. В то время как Стюарт дал Нилу физический дом — место, куда он может прийти в любое время, Эндрю стал домом его сердца — только с ним он чувствует себя самим собой. Эндрю как-то подвинулся, и его макушка начала щекотать Нилу нос. Он попытался увернуться от нее, но прядка стала мешать еще больше, и Нил предпринял попытку сдуть ее в сторону. Это привлекло внимание его друга. Эндрю повернулся в его руках и приподнялся, поставив руки по бокам от Нила, практически нависая над ним: — Что ты делаешь? — спросил он, озадаченно нахмурившись. — Пытался сдуть прядку, — на последнем слове голос Нила стал тише, потому что в том пространстве, что оставалось между парнями, не было места для более громкого ответа. Их лица находились в считанных миллиметрах друг от друга, они буквально дышали одним воздухом, и солнце выбрало именно этот момент, чтобы озарить комнату золотым сиянием. Волосы Эндрю искрились в этом свете, светлый ореол красиво обрамлял его лицо, и Нил сглотнул, что казалось слишком громким в возникшей тишине между ними, поднимая глаза, только чтобы столкнуться с горящим лесным пожаром во взгляде Эндрю. Его взгляд прямо-таки искрил напряжением, и Нил видел себя в расширенных зрачках напротив, видел, как у него самого радужка почти скрылась. Губы Эндрю слегка приоткрылись, и его язык мазнул по нижней губе, делая ее блестящей от слюны. Если бы он не смотрел на Эндрю в тот момент, он не смог бы заметить, как его глаза скользнули вниз к губам Нила. Он чувствовал на своем лице горячее дыхание Эндрю и готов был поклясться, что Эндрю качнулся вперед, прежде чем резко остановиться. Нил открыл рот, чтобы спросить в чем дело, но быстро захлопнул его, увидев, как глаза Эндрю испуганно расширились и парень резко отстранился. Щеки Эндрю горели ярким румянцем, когда он оставил Нила на кровати, которая моментально стала холодной и слишком пустой без него, а по венам Нила кто-то разлил жидкий азот, замораживая внутренности. Комната как будто потеряла свои краски и все тепло, что было минуту назад. Словно кому-то надоели яркие оттенки и он включил черно-белый фильтр. Нил столкнулся со взглядом Эндрю, в котором отражались его собственные эмоции — непонимание, паника, неуверенность. Это мгновение прошло, когда Эндрю помотал головой каким-то своим мыслям и начал собирать свои вещи, а на оклик Нила пробормотал что-то про то, что обещал Би быть дома пораньше, хотя Нил помнит, что он говорил, что она будет у подруги допоздна, а Аарон ушел на вечеринку. Мозг Нила крутился со скоростью света, прокручивая момент снова и снова, как задачу по математике, где верное решение казалось совершенно неправильным и невероятным. Вот и Нил отказывался верить в то, что подсказывал ему разум. Его мысли прервались на секунду, когда он услышал хлопок двери где-то внизу. А может быть так и закончится их дружба? *** Бля-бля-бля-бля-бля. Это было единственным словом, которое крутилось у Эндрю в голове, когда он влетел в свою комнату и отбросил рюкзак в сторону, как будто это он виноват в том, что его дружба с Нилом летит в тартарары. Как будто это рюкзак был в секунде от того, чтобы поцеловать своего лучшего друга. Боже, да простит его Рене, он так облажался. Нил был таким идеальным. Он был чертовой мечтой, которой не суждено сбыться. Нил всегда видел его насквозь, всегда мог уловить перемены в его настроении, всегда терпеливо слушал и никогда не осуждал. А в его объятиях все тревоги сходили на нет. С каждой его улыбкой и лучезарным блеском в глазах Эндрю влюблялся в него все больше. А каждое мягкое касание заставляло его сердце стучать под 200 ударов в минуту. Ему до невозможности сильно хотелось поцеловать эти губы, что уничтожали своим красноречием любого, кто хоть как-то задевал его семью и друзей. Пальцы Эндрю дрожали от потребности провести ими по этим непослушным кудрям. А маленькие веснушки на плечах Нила распаляли желание соединить их в созвездия своими губами и руками. Хотелось прожить с ним всю жизнь и обязательно встретиться в следующей. Но он был его лучшим другом, а лучшими друзьями просто так не становятся. Это долгий путь, это выстраивание доверия по кирпичикам, долго и не без трудностей, но они с этим справились, и Эндрю не хотел потерять его из-за своих внезапных чувств, поэтому молчал и старался скрыть их от него. Однажды Нил уже отдалялся от него, и ему это не понравилось. Может быть, они смогут уладить всё, как в прошлый раз? Может быть, Эндрю стоит вернуться и объясниться? Может, они сделают вид, что этого странного момента не было? Но… Эндрю снова прокрутил этот момент в голове. То, как до невозможности красивое лицо Нила оказалось в опасной близости к его. Как солнце превратило его глаза в ясное летнее небо. Как сладкое дыхание Нила от всех этих фруктов касалось его волос. Эндрю чувствовал, как температура его тела повышается прямо пропорционально ударам сердца, когда взгляд Нила прошелся по его лицу, безошибочно скользя к губам. У него пересохло во рту второй раз за последние полчаса, когда он снова и снова вспоминал то, как близко был Нил, какие жалкие миллиметры были между ними, чуть двинься и коснешься манящих губ… Его мысли прервал звонок в дверь, за которой оказался Нил и тут же начал тараторить что-то так быстро, что невозможно было разобрать слов в этом бесконечном потоке, и Эндрю просто затащил его внутрь, прикрывая Нилу рот, а заодно и дверь. — Ты тараторишь, Нил. Пойдем в комнату, — последнее слово Эндрю произнес с вопросом в голосе, сейчас почва под ногами была немного неустойчива, и он не знал, захочет ли Нил вообще идти с ним, но Нил быстро кивнул, и они двинулись по лестнице вверх. — Эндрю… — начал Нил. — Нил… — одновременно с ним произнес Эндрю. — Можно сначала я скажу? — Ладно, — Эндрю махнул рукой, предлагая начать, а сам тем временем уселся за письменным столом, смотря в стену, чтобы не видеть, как Нил будет говорить, что они больше не могут дружить. Потому что теперь Нил знает о чувствах Эндрю почти вырвавшихся наружу, но он все равно увидел их в его глазах, Нил всегда умел хорошо читать его. Сейчас Нил скажет, что не может ответить взаимностью на чувства Эндрю и из-за этого все будет неловким, разрушив их дружбу. Нил глубоко вздохнул, а затем начал говорить: — Слушай, извини, я понимаю, что мы друзья, и мне очень жаль, если я заставил тебя почувствовать себя неловко из-за моих чувств, — сбивчиво произнес Нил, перекручивая пальцы между собой, когда Эндрю повернулся к нему на слове «чувства». — Я не хотел, чтобы они всплыли на поверхность и как-то негативно влияли на тебя и на нашу дружбу, но потом был тот момент, — он на секунду поднял взгляд, сталкиваясь с пронзительным взглядом Эндрю, и покраснел сильнее прежнего, — и извини, если мне всего лишь показалось, но я почувствовал, что как будто ты чувствуешь то же самое, поэтому я пришел сюда, чтобы ты объяснил мне. Если я ошибся, все в порядке, но я очень не хочу, чтобы мы становились чужими друг для друга. Ты мой лучший друг, я не хочу терять тебя, мне нравится тусоваться с тобой, — Нил облизнул свои пересохшие губы, — и, если это возможно, мы могли бы тогда забыть этот момент. Мысли роем носились в голове Эндрю, крича и визжа какими-то нечленораздельными звуками, а в центре этого всего мигала большая красная табличка с одним вопросом, перекрывающим все остальные: «Он нравится Нилу?» Этому великолепному парню, который занимал его мысли и являлся во снах? Его лучшему другу, в которого он давно влюблен? — Нил, какие чувства? — Эндрю встал со своего места и в два шага преодолел расстояние между ними, протянув руку к Нилу, но не позволяя себе дотронуться. Его глаза бегали по лицу Нила в поисках ответов, в поисках подтверждения, что они думают об одном и том же, а затем Нил поднял свою руку и прижал пальцы Эндрю к своему пульсу, который бешено стучал под его подушечками, и просто произнес: — Ты мне нравишься, Эндрю. Так-так сильно… Я думал, что это очевидно, — он слабо улыбнулся ему и опустил свою руку, которую тут же подхватил Эндрю, не дав ей упасть и переплел их пальцы. Нил быстро опустил взгляд к их соединенным ладоням и удивленно посмотрел на Эндрю, — Что ты... Эндрю огладил свободной рукой лицо Нила, подцепляя его нижнюю губу, что все еще была слегка влажной, и чуть потянул его на себя: — Ты мне нравишься уже 2 года, Нил, — тихий вздох опалил его, когда он притянул Нила еще ближе, продолжая: — Можно я тебя поцелую? Голубые глаза напротив сверкнули синим пламенем, а Эндрю проследил за тем, как кадык Нила дернулся. Время замедлило свой ход и остановилось; щебет птиц за окном прекратился, люди и машины замерли, и в этой тишине было слышно только громкое биение двух сердец в распахнутых друг для друга грудных клетках, открытых и ожидающих, что сделает другой. Стоило только Нилу произнести тихое «да», боясь разрушить момент, как Эндрю припал к его губам и просто растворился в них. И такое понятие как «время» вообще перестало существовать, вместе с ним пропало и пространство, и материя, осталась только одна сбывшаяся мечта. Только Нил. Нил и его мягкие губы, в которых Эндрю совсем потерялся. А тогда ли это произошло? Кажется, Эндрю был потерян в Ниле с самой первой встречи. Еще тогда глупенький рыжий мальчик с умным ртом и огнем в глазах поразил его, а Эндрю осознал, что не отделается от него. С каждым днем этот мальчик завоевывал его доверие, а вместе с тем и его сердце. Эндрю чуть вздрогнул, когда Нил осторожным движением языка мазнул по его губе, и Нил отстранился, почувствовав это. Его дыхание было прерывистым даже от такого короткого поцелуя, а радужка глаз практически полностью скрылась за широкими зрачками. Боковым зрением он видел, как ладонь Нила зависла над его плечом и слегка кивнул, тут же чувствуя жар через одежду и тонкие пальцы, поскользившие от плеча к шее. Пока пальцы Нила запутывались в коротких волосках на затылке, Эндрю ловил каждую эмоцию Нила: как в его глазах плескался трепет вместе с нежностью, от которой пальцы на ногах Эндрю поджались, а желудок сделал сальто и упал куда-то вниз, на его мягкую улыбку, от которой по телу разливалось тепло. Эндрю подался вперед, толкая Нила к двери и вновь целуя его. В этот раз сильнее, в этот раз жарче, в этот раз передавая все чувства, что Нил вызывал в нем. И получая в ответ то же. Эндрю приоткрыл рот в коротком вздохе, и Нил тут же проник своим языком внутрь, по телу пробежал табун мурашек. Удивленное «ой» затерялось в бесконечности чувств, напоминая Эндрю о настоящем лишь коротким сжатием их переплетенных рук. Он расцепил их, направляя руку Нила к своей талии, а сам опустил руки на шею Нила, целуя глубже, чувственнее. Он чувствовал, как Нил старается держать себя в руках и не прижиматься к нему, но Эндрю хотел, чтобы он прижался к нему теперь, когда это возможно. Поэтому он толкнул своими бедрами вперед и прошептал, едва отстраняясь от губ: — Это да, если ты хочешь. — Из его горла вырвался полувздох-полустон, когда Нил притянул его ближе, соприкасаясь практически каждой частью тела. Он чувствовал биение сердца своей грудью и ощущал, как явно реагирует его член на давление бедер Нила. Эндрю слегка толкнул своими бедрами вперед, касаясь затвердевшего члена через ткань штанов, и почувствовал, как рука на его затылке дернула его за волосы, а Нил тихо всхлипнул, поэтому Эндрю толкнулся снова, отстраняясь от губ Нила, чтобы взглянуть на него. Нил был совершенно разбит. Эндрю смотрел на него и не мог поверить, что это из-за него, что из-за него Нил тяжело дышит, сквозь припухшие губы, из-за него скулы Нила горят ярким румянцем, а на голове полный бардак. Эндрю опустил взгляд ниже и увидел маленькие бусины сосков, что выпирали через футболку, и погладил один, получая в ответ протяжное: — Эндрю… — А затем более осознанное: — Эндрю. Эндрю, можно я…, — голос Нила звучал как после внезапного пробуждения, хриплый, совершенно растерянный. — Можно что, Нил? — Эндрю мягко провел носом по шее Нила, вдыхая терпкий запах дезодоранта и кожи, ощущая мурашки, бегущие по ней. — Можно я прикоснусь к тебе? И только потому что это был Нил, Эндрю кивнул и сказал: — Да, Нил. — Он подцепил пальцем край футболки Нила. — Я сниму? — Да, — произнес Нил. Эндрю потянул футболку вверх, помогая Нилу снять ее через голову, а когда она наконец была отброшена в сторону, он прикоснулся большим пальцем к правому соску, нежно потирая его круговыми движениями, наслаждаясь всхлипами Нила, который потянулся к узелку на спортивках Эндрю, расслабляя пояс. Первое касание Нила к его члену через тонкую ткань боксеров отозвалось дрожью в теле и резким выдохом. Пальцы Нила медленно прошлись по стволу к головке, задержались чуть-чуть и потерлись о кончик, несомненно, ощущая влажность от выступившего предэякулята. Он толкнулся вперед, когда Нил слабо сжал его в руке, двигая рукой вверх и вниз, Эндрю прижался ртом к груди Нила, посасывая чувствительный сосок и улыбаясь протяжному стону сверху. Он целовал его грудь, поочередно теребил меж пальцев твердые бусинки и прижимался к ним языком. Тем временем рука Нила проникла под ткань, приспуская белье вместе со штанами ниже. Эндрю как будто оказался в одном из своих лучших снов, таких, где не хочешь просыпаться, надеясь продлить счастливые моменты подольше, и вот теперь это был не сон. Руки Нила на нем — это всё, о чем он мог когда-либо мечтать. Руки Нила на его члене — это то, о чем он не смел даже мечтать. Она была слегка грубой и сухой, но с тем, как аккуратно и мягко Нил обхватил его, как нежно он растирал капельку на его головке, это было совсем неплохо и все же… — Нил… — выдохнул Эндрю, опаляя своим дыханием нежную шею, — там на третьей полке за книгами смазка, — он кивнул на шкаф слева от Нила. Нил осоловело моргнул и оглянулся на полки рядом, он убрал руку, что все это время путалась в прядях Эндрю и пошарил за книгами, стараясь не уронить их и наконец натыкаясь на небольшой тюбик с лубрикантом без запаха. И когда уже мокрая ладонь Нила коснулась его разгоряченного члена, легко скользя по всему стволу, Эндрю прикусил его плечо, чтобы не застонать, но Нил опустил голову и коснулся легким поцелуем шеи Эндрю, и тот издал гортанный стон. Эндрю чувствовал что горит, пока Нил продолжал целовать его шею, под челюстью и над ключицей, потирая чистой рукой тонкую и нежную кожу за ухом Эндрю, не прекращая при этом двигаться вокруг члена, слабо скручивая руку и касаясь большим пальцем уздечки. Его член запульсировал в пальцах Нила, когда он стал близок к разрядке, и Нил, поняв это, притянул его к себе, жарко целуя и приговаривая: — Давай, Эндрю, я держу тебя, — удовольствие пробежало по телу Эндрю и он сжал плечо Нила, чтобы удержаться на ногах, кончая на руку и живот Нила, Нил застонал вместе с ним, придерживая его за талию. Пару секунд была тишина, разбавляемая вздохами, а потом Эндрю чуть отстранился, чтобы взглянуть на парня и охнуть от его развратного вида; губы совсем опухли от настойчивых поцелуев, глаза немного ошалело сияли в сумраке комнаты, грудь часто вздымалась, а по животу расползались белые полосы. Взгляд Эндрю опустился еще ниже и он спросил: — А ты? — Он видел, как Нил смущенно опустил голову и пробормотал в ответ: — А я тоже уже всё. Так что, надеюсь, ты не против если я стащу у тебя пару штанов? Потом, когда они уже успели прибраться, переодеться и разлеглись на кровати Эндрю, тот вдруг сказал: — Ты все еще мой лучший друг. — Ох? — Нил повернулся в его объятиях и привстал на локти, непонимающе смотря на него, — Я думал, мы… — Ты все еще мой лучший друг, — повторил Эндрю, — и я надеюсь, ты согласишься быть еще и моим парнем. — Ох, — они оказались в том же положении, что и ранее днем в комнате Нила, только теперь наоборот Нил нависал над ним, и он, видимо тоже поняв это, ухмыльнулся и в этот раз сократил расстояние между их губами, коротко целуя, — Конечно, соглашусь, — а потом ярко улыбнулся и произнес: — Знаешь, что? — М? — Я влюблен в тебя, Эндрю, — и он прижался губами к покрасневшим от смущения щекам Эндрю, чмокнув сначала в одну, а затем в другую, а после прижался крепким поцелуем к нему и повторил: — Влюблен. — И я в тебя влюблен, Нил, — Эндрю любовно заправил кудрявую прядь за ухо Нила и притянул его к себе, чмокнув в макушку, когда тот опустил свою голову на грудь Эндрю. Вот так для них прошел День всех Влюбленных, к которому они не хотели быть причастными, но через год и через пять именно этот день будет для них годовщиной отношений, и, может быть, они никогда не будут дарить друг другу плюшевых сердец и красных медведей, они все еще будут бесконечно влюблены друг в друга.