Не так уж плохо

На улице было довольно поздно, но при этом ещё достаточно светло. В небольшом частном доме горел свет и слышалась ругань. Ничего необычного, это частое явление в весьма «неблагополучном» районе Бирмингема. Соседи всегда жаловались на постоянный шум, доносящийся из этого дома, но полицию перестали вызывать уже давно. Они привыкли к регулярным спорам и перепалкам этой многодетной и разношёрстной семьи. "И что они опять не поделили?" — пронеслось в голове Маккини Миллера, только что зашедшего на порог "своего" дома и наблюдающего за пререканиями своей матери — Реббеки Нэвил — с её очередным "бойфрендом" Тери Джостена на кухне. Не сосчитать, сколько раз мать с ним расходилась и вновь сходилась. Впрочем, это был секундный интерес, уже через мгновение он забил болт на их ругань и пошел в гостиную, где нашёл своего хныкающего младшего брата, сидевшего на диване и поджавшего под себя ноги. Он являлся отпрыском этого ненавистного Миллеру, ублюдка Тери. Но чадо же не виновато в том, что его папочка такой козёл, и не должно отвечать за проступки родителя. Ребёнок и вправду был похож на своего папашу: кучерявые, огненно-медные волосы, лезущие куда только можно и нельзя, прилипли ко лбу от пота. Это лето вышло достаточно жарким, в отличие от прошлого, а единственный вентилятор, который был у них дома, сломан, и чинить его никто не собирался. Лицо покрыто россыпью веснушек, словно каждая веснушка — это маленький поцелуйчик солнца, оставленный в качестве подарка или награды за заслуги в прошлой жизни. Тонкие брови домиком украшали детское лицо и делали его ещё более невинным, почти ангельским. Длинные, пушистые, рыжие ресницы доставали своими кончиками до бровей, если широко открывать огроменные, ледяные, словно бездонные омуты глаза. Носом, маленьким, акуратным и слегка вздёрнутым, он пошёл в мать, как и мимикой. Мальчик, прикусив нижнюю губу, хлюпал носом и едва сдерживал слёзы. На ноге виднелась большая ссадина, из которой вытекали крупные капли алой крови. — Хей, малец! Как день прошёл? — окликнул его юноша, садясь рядом на старенький диван. — По мне не видно? — с явной долей сарказма и яда ответил он старшему. Манерами тоже в отца пошёл. — Такой маленький, а уже такой вредный! Я же нормально спросил, чё грубишь-то? — наигранно обиделся Маки, наблюдая за тем, как маленькая, тёмно-красная капелька спускается вниз по лодыжке мальчика и почти доползла до обивки дивана, пока её не остановили маленькие кончики пальцев. Ребёнок проигнорировал заданный ему ранее вопрос. — Ладно, что с ногой? — задал новый вопрос Маки, смотря на большую, болезненно выглядящую ссадину под коленом. — Задело "цепной реакцией", — процедил конопатый мальчонка, показывая пальцем в сторону кухни, где собачились его родители. — А почему не обработал? Ты же умеешь, —спросил старший. — Аптечка в ванной. А в ванной Сет, — замявшись на половине предложения, промямлил Нил. — Колется опять, что ли? Наркоша малолетний, — зло выдавил черноволосый паренёк, вставая с дивана и направляясь в ванную. Он поднялся по старой, скрипучей лестнице, проходя в глубь тёмного коридора, через немногочисленные комнаты. Учитывая количество жителей этого дома, комнат было довольно мало. В самой большой комнате жили старшие: Алекс и Дэйв Колленсы, а также Зак Митчел. Их комната была минималистичной: три кровати, выставленные в ряд; шкаф с общими шмотками, весь в наклеенных на скотч вкладышах из упаковок жевательной резинки и конфет, наклейках и маленьких фотографиях, призванные замаскировать убогость и искореженность мебели; деревянный стол, находящийся около стены и подоконника. На столе находились тетради, книги, пара-тройка ручек и пустая банка из-под содовой. Стол стоял так потому, что перекрывает пятно неизвестного происхождения на обоях. Далее находилась комната девочек: Молли и Рейчел Хоуп. В отличие от комнат своих братьев, их была меньше, но светлее. Обычная двухспальная кровать, напротив кровати — белый шкаф-купе. Чёрный туалетный столик стоял рядом со шкафом. На нём лежали расческа, вся в тёмно-русых и золотистых волосах; пара флакончиков дешёвых, сладких духов; набор кисточек для макияжа, разбросанных по всему столику; рем для рук без крышки, которая потерялась ещё недели две назад; три помады, аккуратно лежащие вместе. Одна помада тошнотворно-малинового оттенка, лежала без колпачка рядом с полу-пустой гигиеничкой с ароматом персика. Девочки были младшими в семье, не считая Нила. Им по четырнадцать. Напротив девичьей была комната Марка и Сета, которая больше походила на притон или холостяцкую берлогу, нежели на подростковую комнату. У Марка был довольно тяжёлый характер. Все привыкли к нему и к его "выходкам", но где-то с пол года назад его поведение значительно поменялось. Многие жители дома догадались, что тут не обошлось без "увеселяющих" веществ и "волшебной" травы. Маккини считал, что именно Марк виноват в зависимости Сета. Соседи по комнате же, подсадил парня на дурь. Минуя свою с Нилом комнату, на двери которой красовалась наклейка с ярко-желтой в чёрную полоску надписью "Не лезь, убьёт", и комнаты членов своей семьи, Миллер направился прямиком к ванной. Громкий стук до сих пор не снятых чёрных, громоздких ботинки, что достались по наследству от Зака, оглушительно раздавался в окружающей темноте. Иногда посторонним казалось, что в ней можно потеряться; но не Маки, ведь он рос в этом доме все семнадцать лет своей жизни и успел изучить его вдоль и поперёк. На вопрос "а почему нет света?" ответит любой жилец. Единственный источник света перегорел ещё три дня назад, но никто не удосужился поменять лампочку. Сильный, настойчивый стук обрушился на хлипкую дверь, что была заперта изнутри на самую простую защёлку, которую можно найти в любом хозяйственном магазине Бирмингема. — Эй, Сет! Открывай! Я знаю, что ты там! — прокричал разгневанный Маки за дверью. Не услышав ответа, он стал стучать ещё чаще и агрессивнее. — Сет, ответь! — не унимался юноша, сбивая костяшки в кровь. Ответа не последовало. Стук не прекращался. — Сет, кончай молчать! Либо открой, либо ответь! — к насилию над дверью добавились сильные пинки ногами об порог. Через пару минут подобных действий дверь поддалась и перед раздражённым парнем предстала следующая картина: на старом, потрескавшемся кафельном полу, оперевшись спиной о ванну сидел Сет, руками схватившись за голову. Он был бледен как мел и бормотал бессвязную чепуху, которая больше походила на неразборчивый лепет двухлетнего ребёнка, чем на осмысленную речь пятнадцатилетнего парня. Зрачки его были расширены, а глазные яблоки покраснели. Выглядело всё это довольно жалко. — Ты что принял, придурошный? — пытаясь поставить младшего брата на ноги, бормотал себе под нос Маки. — Мать узнает, нам обоим влетит! Маки прислонил Сета к кафелю на стене и попытался привести его в чувства. Спустя время решив, что это занятие бесполезно, он сам поднял Брайана себе на плечи, дотащил до его комнаты и уложил на кровать. — Болван, завтра тебе хуже же будет, — процедил Маки, направляясь к выходу из комнаты его младших братьев. Он уже привык к тому, что Сет сначала бездумно закидывается новой дозой чего-либо, а потом ноет что-то про ломку или отходняк. Маки спустиля обратно на первый этаж и жестом показал Нилу, чтоб тот шёл за ним. Мальчик двинулся вслед за старшим братом в ванную комнату, намереваясь обработать "боевое ранение". Высокий подросток достал аптечку с верхней полки в ванной комнате и приблизился к ноге рыжего мальчонки, который сидел на бортике ванной, опираясь на него руками и подставляя ногу ближе к рукам брата для удобства. Миллер бережно обработал рану антисептиком и нежно наклеил пластырь на ссадину. — Вот и всё! Доктор Маккини Миллер к вашим услугам! — воскликнул парень, поднимаясь с корточек. — Спасибо, — тихо, почти беззвучно, но так, чтобы старший услышал, сказал голубоглазый мальчик, вставая с бортика ванной и направляясь в свою комнату.