Три дорогих вещи*

      Змей уполз обратно в своё логово. У Гермионы было столько вопросов, а Том вёл себя так, будто они вернулись не из замурованной на тысячу лет части замка, а из Хогсмида. Он спокойно смывал с лица налипшую пыль и оглаживал мятую мантию, пока Гермиона пыталась прервать бешенный поток мыслей и вырвать оттуда хотя бы одну складную фразу. Начать она решила с выяснений того, как он нашёл это место. Но стоило девушке только открыть рот, как за дверью послышался стук каблуков. Том тут же шмыгнул в ближайшую кабинку. — Странно видеть тут кого-то в такое время, Грейнджер, — в туалет зашла Миртл. Её голос больше не звучал так резво, как на вечере, когда начатую ей травлю поддержали все. Это снова была робкая девочка, которую мог перебить достаточно уверенный шёпот. — Это место скоро станут называть туалетом изгоев, если и ты будешь ходить сюда, чтобы спрятаться ото всех, — когда Уоррен подошла ближе, Гермиона заметила, что её покрасневшие глаза блестят, а прорезаться голосу не даёт ком, залегающий в горле начинающего плакать человека.       Но для жалости в душе Гермионы сейчас совершенно не находилось места — слишком свежи были впечатления от собрания Клуба слизней, Тайной комнаты и поцелуя, за который она сгорела бы со стыда, когда Том не ответил, если бы успела почувствовать хоть один укол здравомыслия, прежде, чем он крепким объятием выдавил из её груди всё смущение. — Я бы не оказалась здесь, если бы ты не несла бред, — Гермиона отвернулась, пока Миртл была достаточно далеко, чтобы в плохом освещении не увидеть грязь на её лице и одежде. — Бред? Разве? Мне кажется все убеждены, что это правда, — она то ли фыркнула, то ли всхлипнула. — Мы могли бы быть подружками, если бы ты заметила спящую в кровати напротив тихоню-Миртл, если бы в библиотеке ты подсаживалась делать уроки к своему факультету. Но где ж тут заметишь скучную, обычную Миртл, когда есть обожаемый всей школой Том, верно? Да и зачем просить помощи у собственных однокурсников, когда есть всего один слизеринец, который наверняка знает больше, чем целый курс когтевранцев! — Миртл кричала, но не от ярости, а от бессилия. — Я не могу понять, ты ревнуешь? — насмешливо отозвалась Гермиона. — Плакса Миртл и Том Риддл, — она попыталась выдать сарказм, но получилась жалкая помесь детской дразнилки и жалобы, — Нет, Грейнджер, из-за его паршивых дружков я здесь! — заверещала Миртл, и Гермиона выкрутила воду на всю. Шум не заглушал недовольного писка девушки. — Я, когда узнала, что у нас новенькая, да ещё и магглорождённая, нашла все свои пергаменты с первого курса, чтобы помочь тебе. Я думала, нас теперь будет хотя бы двое, и эти потомственные полудурки увидят, что магглорождённые совсем не такие, какими они нас считают, и вся риддловская стая не стоит нас двоих. А что я получаю? — Миртл стукнула ладонями по бортику раковины. — Ты сразу же спеваешься с ними. Пока Миртл раскладывает на кровати готовые эссе и конспекты, ты идёшь с ними в библиотеку. А сегодня! Я же просто назвала Розье сволочью. В лесу! — она окатила лицо водой, пытаясь успокоиться. — В лесу. Он не слышал. Как я могла оскорбить человека, который не слышит, что я о нём говорю, а? — она брызнула водой в Гермиону и в ответ на немое возмущение сказала: — Ты натравила на меня этих тварей, за то что я говорю правду о твоём дружке, я бы хотела, чтобы в этой воде водились водные люди. — Ты даже не представляешь, что здесь водится… — вполголоса пробормотала Миона. — Что ты сказала? — Сказала, что ты дура, каких поискать. Ты напугала гиппогрифов, вот они на тебя и понеслись, а нам с Хагридом ты должна сказать «спасибо», если бы не мы, они бы тебя убили. Теперь вижу, что не следовало тебе эту услугу оказывать… Так рано. Надо было дать им немного поучить тебя вести себя спокойнее, — Гермиона дала выход своей злости. — Может, ты бы и не стала плаксой Миртл, если бы не устраивала истерики направо и налево. Тогда не пришлось бы ждать нового студента. Знаешь, если не отталкивать от себя людей вечным нытьём, не придётся постоянно ждать, пока в твою жизнь придёт человек, которого ты ещё не бесишь! — Гермиона закрыла кран и уже направилась к выходу. — Посмотрим, как ты запоёшь, когда вся школа узнает, что из Дании ты сбежала, чтобы смыть с семьи позор, — Миртл тоже выключила воду, чтобы её было лучше слышно. — Что за бред? — Уверена, Розье уже рассказал Тому, что у тебя там братик-сквиб, которого твоя семья предпочитает скрывать, — от слёз Уоррен не осталось ни следа. — Ради этого твоего выражения лица стоило выслушать все его оскорбления, когда я пыталась начать с ним разговор. Сегодня он и его компашка считают меня самой жалкой в школе, но что будет завтра, когда все узнают про уродца в твоей семье? — В это никто не поверит, — раздражённо оскалилась Гермиона, скрещивая руки на груди. — Розье уже поверил, — Миртл пожала плечами. — А остальные будут только рады очередному поводу тебя ненавидеть.       Том направился в общежитие Слизерина как только услышал хлопок закрывшейся за Миртл двери. Почти во всех комнатах уже было темно, только из-под двери в спальню седьмого курса пробивалась полоска света. Вся компания ждала своего предводителя, но никто не решился задать вопрос. Тогда Том заговорил первый. — Даниэль, — Риддл прошёл вглубь комнаты к своей кровати, даже не взглянув на Розье. Именно такого нарочито равнодушного тона все боялись. За кажущейся незаинтересованностью всегда скрывалась ярость, а спокойный голос был ничем иным, кроме как затишьем перед бурей. — разве тебе неизвестно, что общение с Уоррен и ей подобными позорит род волшебника? Грязнокровки повздорили, и ты позволил превратить себя в орудие в их идиотских склоках, — он говорил спокойно, но с трудом выполняющие привычные манипуляции по развязыванию галстука руки выдавали кипящие и вот-вот перельющиеся через край эмоции. — Грейнджер тоже грязнокровка, — Лестрейндж прошептал на ухо Нотту. В звенящей тишине комнаты это услышали все.       Глаза Тома вспыхнули красным он схватился за палочку и выпалил первое пришедшее в голову проклятье. — Если ты здесь самый умный, — снова спокойно продолжил Том, когда Даниэль отдышался от быстрого, но пронзительного приступа боли. — займи моё место. Давай же, Грейнджер почти достала дракона, из которого я собираюсь сделать инфернала, — юноши переглянулись и устремили шокированные взгляды на Риддла. — Валяй, руководи этим, — Том стянул рубашку за рукава, надел халат поверх майки и завалился на постель. — А пока ты додумаешься, где и как это провернуть, я отдохну, — он отвернулся на бок и накинул на себя одеяло. — Кстати, если я больше не обременён браздами правления, то кто-то другой должен придумывать, как извести грязь из школы. — Ты же собирался открыть Тайную комнату и использовать чудовище оттуда, — напомнил Чарльз. — Да, именно так, — отозвался Том. — А теперь спроси у своего нового лидера, как это сделать и что там за тварь. Нокс, — свет в комнате погас, а слизеринцы остались сидеть на кроватях. Они были в шоке от такого поведения Тома, хотя и понимали, что своё место он не отдаст, а просто пугает этим Лестрейнджа. Всех взбудоражила идея создать самое жуткое чудовище, о котором они когда-либо слышали. Каждый хотел что-то сказать, но боялся навлечь на себя очередную волну гнева. В эту ночь в спальне седьмого курса заснул всего один человек.       Днём Том пугал ещё больше, чем накануне. За завтраком, в обед, иногда на перемене он что-то записывал в тетрадь, а когда с ним пытались заговорить, он отмахивался и шипел, требуя ему не мешать. Каждая попытка заглянуть ему через плечо и узнать, о чём он пишет, была безуспешна. Только из-под пера вырисовывались линии, как они тут же растворялись в желтизне старой бумаги. Но Том упорно продолжал свой на первый взгляд бесполезный труд, периодически слышался шелест переворачиваемой страницы.       Однако никому, кроме товарищей, Том ничего не обычного не демонстрировал. Он так же приглядывал за нарушителями и снимал баллы. На уроках откладывал тетрадь в сумку и с обычным рвением учился. Никто не мог придраться к нему.       Гермиона тоже старалась как можно меньше времени проводить в реальности и постоянно чем то занималась. На завтрак она пришла с учебником по Зельям и не отрывала от него глаз. Слагхорн, сидевший за преподавательским столом, почувствовал себя из-за этого ещё более виноватым. За обедом она сидела со свежим выпуском «Ежедневного пророка». В этот раз насмешек избежать не удалось. — Ищешь некролог по своему братцу? — прицепился гриффиндорец, подошедший с кем-то поговорить. — Гриндевальд смоет позор с твоей семейки, если убьёт его. Только вот какое отношение он имеет к нашему миру? Полистала бы ты маггловские газеты. — Правильно, Гриндевальд окажет тебе услугу, превратив твоего братца в инфернала, — его поддержали из-за стола Когтеврана. — Хоть что-то волшебное в нём будет.       Самым глупым в этой ситуации было бы доказывать свою правоту, чуть более действенно, но не безопасно — подыграть и запугать их какими-нибудь жуткими подробностями к байке Миртл. Всю ночь Гермиона их придумывала, представляла, как выскажет всю ту жуть, которая пришла ей в голову, смеялась над ошарашенными лицами, но в итоге решила не нарываться. Не хотелось портить себе репутацию среди преподавателей в год выпускных экзаменов.       Миона свернула газету и вышла из-за стола под гоготание однокурсников.       По пути на последний на сегодня урок Гермиона встретила Тома, идущего в тот же кабинет. — Я убью эту суку, — зло шептала она. — Хагрид сегодня принесёт из Запретного леса драконье яйцо, и как только эта тварь вылупится, я скормлю ему Миртл — Не делай глупостей, тем более без особой надобности, — отвечал Том. — Я решу эту проблему сам. А ты принеси яйцо в туалет, его надо спрятать как можно скорее. И оставайся там, будешь нужна.       Вечером того же дня Гермиона пришла в назначенное место, но никого там не нашла. Она, очевидно, была первой. Воспользовавшись форой, она решила осмотреть умывальники. Шесть абсолютно одинаковых на первый взгляд раковин, такие же краны. Как понять, какой именно ненастоящий? Гермиона по очереди стала открывать каждый из них. Из всех поначалу текла тонкая непрозрачная струйка ржавой воды. Потом, немного пролившись, вода становилась обычной, такой же, как во всех остальных туалетах.       Когда из последнего крана после слабого рыжего потока не полилась чистая вода, Гермиона решила остановиться на нём. Она заглянула под раковину, сравнила с соседней — всё одинаково. Она набрала в ладонь воды и вылила её в раковину под неработающим краном. Она ожидала что-то услышать: необычный шум или злое шипение потревоженного змея. В крайнем случае вода бы вовсе не стекла в трубы. Но нет, пригоршня тихонько прожурчала, пока её втягивало водоворотом в канализацию, и исчезла в считанные секунды.       Гермиона положила ладони на вентили и открыла сначала холодную, потом горячую воду. Картина была всё та же: чуть капали грязные струйки и кран переставал работать. Она попробовала ещё раз, теперь вода просто не текла. Девушка крутила вентили туда-сюда в попытках спровоцировать хотя бы что-то необычное, пока не надоело. Миона уже смирилась с поражением и убрала руки от крана, когда заметила, что на коже неглубокими вмятинами отпечатался неразличимый рисунок. Тогда она наклонилась к вентилю и увидела на нём рельефное изображение, на втором — точно такое же. Ни на одном другом рукомойнике эта картинка не повторялась. — Этот никогда не работал, — знакомый голос нарушил тишину. — Вам, девочки, есть, о чём поговорить, — между словами Елены вклинивались не менее знакомые всхлипы. — Мне не о чем с ней разговаривать, — отвечала Гермиона, не поворачивая к ним лица. Все её мускулы напряглись от внезапного вторжения. В мыслях мелькнуло подозрение, что Елена может догадаться, что она ищет. Миона старалась поплотнее укутать в мантию драконье яйцо, но руки потряхивало от беспокойства. Тогда в голове зазвучал ещё один голос, единственный, знавший, какие слова подобрать, чтобы ослабить путы тревоги. Раз. — Да и она, кажется, желанием не горит. — Миртл извинится перед тобой, а ты убедишь своих друзей оставить её в покое, — приказала Елена, самым строгим, учительским тоном, который она могла из себя выдавить.       Волна негодования захлестнула бы Гермиону с головой, если бы голос не продолжал размеренно и спокойно считать. Она выждала паузу, достаточную чтобы её собственный голос зазвучал так же ровно, как тот, что в голове. — Моим друзьям до неё слишком долго опускаться, — хмыкнула Гермиона и пропустила ещё несколько секунд, чтобы начать с чётной. — Если её донимает кто-то со Слизерина, это не моя, а только её личная заслуга. И поделом. Я не буду никого убеждать, не буду просить Тома заставить своих однокурсников молчать, — трясучка в руках наконец прекратилась, и Гермиона добилась, чтобы яйцо устойчиво лежало под её свитером, плотно запахнула мантию и прикрыла живот сумкой. — Зачем, Елена? — она повернулась лицом к собеседнице и Миртл. — Чтобы от неё отстали? А отстанут ли от меня, когда она извинится? Нет, — Миона еле сдерживалась, чтобы не начать возмущённо размахивать руками, но помнила о необходимости беречь яйцо. — Она вообще что-нибудь может сделать, чтобы меня оставили в покое? Нет. Так зачем я буду что-то делать? — Именно это вы и обсудите, — растворяясь в стене, сказала Серая Дама.       Гермиона хотела начать разговор с предъявления обвинений, но Миртл, только что жалобно скулившая факультетскому призраку, мгновенно изменилась в лице, перестала давить на жалость и перешла в атаку. — Твои дружки, может, и не станут пачкать об меня руки, но стоит Малфою пальцем поманить и Хорнби сделает всё, что он скажет, — Уоррен подошла к умывальникам, Гермиона отошла на несколько шагов. Она старалась не пропускать в мысли ничего, кроме навязчивых цифр, но некстати вспомнилось обещание Тома решить проблему. Если это решение и есть, то действовать придётся самой.       Входная дверь приоткрылась. Спиной вперёд, оглядывая коридор на предмет свидетелей, в туалет зашёл Том. Миртл помолчала несколько секунд, а затем разразилась возмущённым криком, так истошно и неожиданно, что даже невозмутимый счётчик сбился и начал сначала. Она вопила про вседозволенность, требовала, чтобы он сейчас же вышел. Риддл произнёс всего одно слово: «империо»; и Уоррен с видом безвольной тряпичной куклы скрылась с глаз в ближайшей кабинке. — Закрывай глаза, — скомандовал он, подойдя к тому самому умывальнику со змеями на вентилях.       Том прошипел какую-то фразу на Парселтанге, и послышались гул и скрежет рукомойников, открывающих вход в Тайную комнату. Вскоре из огромной трубы стал доноситься скользящий звук ползущего Василиска. — Доставай яйцо, — приказал Том. Гермиона отпустила сумку, она упала на пол и прозвенела ударом металлической застёжки о каменный пол. Затем Миона наощупь находила пуговицы на мантии и, двигая пальцами под счёт, быстро и спокойно расстёгивала их.       Голос Тома в это время звучал в стороне. Он шипел по-змеиному, и ему отвечали. Они разговаривают, и это самый странный и жуткий разговор, который Гермионе когда-либо приходилось слышать. Звуки этого языка напоминали хлюпанье слякоти под ногами и свист урагана, смешанные с шуршанием бумаги, рассыпающейся крупой. Иногда можно было слышать интонации, и от этого было ещё более не по себе. Они понимают друг друга. Они воспроизводят звуки неживого, и в этом есть какая-то система, логика, понятная им обоим, но недоступная больше никому. Неприятная, холодная дрожь пробежала по спине Гермионы, когда она услышала что-то похожее на довольство в грозном шипении Василиска. — Держи, — перебила разговор Гермиона. Том забрал драконье яйцо. Василиск обхватил вверенное ему существо хвостом и обернулся вокруг него кольцами. — Уоррен, подойди, — приказал Риддл и безвольное тело вышло из своего укрытия. Её остекленевший, непонимающий взгляд встретился с хищными, голодными глазами змея. В помещении вдруг похолодало — одно тело остыло навсегда. Миртл с глухим стуком упала. Василиск что-то прошипел, Том ему ответил. Чудовище подползло к трупу, обхватило его языком, затянуло в рот и заглотило без единого движения челюстями. Василиск вдруг что-то выплюнул. Гермиона была счастлива, что не видела, а только слышала происходящее. Шипение, скольжение, глоток, шлепок куска сырого мяса — звуки отвратительной, но вполне заслуженной смерти. — Открывай, — разрешил Том, когда умывальники снова сомкнулись над трубой.       Первым, что увидела Гермиона, была кисть руки Миртл, валяющаяся в луже слюны Василиска. — Сожги это, когда я закончу, — Том впервые не приказывал, не требовал, а просто просил, будто была возможность отказать, но и мысль об этом не мелькнула в голове Гермионы. Её больше удивило, что не собирается сделать это самостоятельно. Риддл раскрыл принесённый с собой дневник, занёс палочку и принялся читать незнакомое Гермионе заклинание.       Первые строки звучали ровно, спокойно, пока он читал, откушенная рука будто напрягалась, то почти сжималась в кулак, то неестественно выгибала пальцы в обратную сторону. От каждого резкого движения брызги змеиной слюны смешанной с человеческой кровью разлетались во все стороны. Кусок плоти бился в конвульсиях, и плескался в вязкой жидкости будто рыбёшка на мели. Гермиона отступила и прижалась спиной к стене. гулкие шлепки в очередной раз заставили счётчик произнести: «Один». Подступила тошнота.       Том, кажется, тоже ощущал ком в горле, потому что его голос стал звучать ниже, будто что-то мешает ему говорить. Иногда он прерывался, чтобы вдохнуть поглубже, а вскоре стал произносить слова сквозь зубы, шипя, будто от боли. Гермиона опустилась по стене и села на пол, когда рука Миртл последний раз дёрнулась, грузным шлепком разметав густую рыжеватую смесь по сторонам и на одежду Тома.       Теперь голос юноши стал зловещим, будто не принадлежащим живому существу. Даже от едва различимого шёпота по стенам расползалось эхо. Отражаясь от холодных камней его голос ледяным металлом звенел в голове Мионы. Зашуршали страницы дневника. Риддл вытер рукавом выступивший на лбу пот и струйку крови из носа. Минута гробовой тишины — он пытался вдохнуть, но дуги рёбер сдавливали лёгкие, не пропуская воздух. Его голова закружилась и всё вокруг поплыло. В мыслях чётко звучали следующие слова заклинания, но он не мог произнести их. Гермиона тоже неосознанно затаила дыхание. Голос в голове замолчал.       Том отшвырнул дневник на пол и ударил себя свободной рукой по груди. С напряжённым кашлем изо рты брызнули несколько капель крови. Маг упал на колени, резко вдохнул и наконец продолжил. Всё вокруг — пол и стены, кусок убитой им девушки и будущий крестраж — потеряло чёткость очертаний. В размывающемся сознании резки были только строки заклинания, громом рокочущие в голове и рваным шёпотом срывающиеся с губ.       Произнеся последние слова, Том отпустил палочку и облокотился на обе ладони. Кости, раньше сжимавшие лёгкие, теперь будто вонзались своими острыми концами прямо в плоть. Риддл сжал челюсти, едва слышно проскулил, втянул сколько мог воздуха и словно застыл. Серая дымка вырвалась из его груди. В этот раз она была темнее, чем в день убийства Риддлов старших — мрак всё больше поглощал душу волшебника. Гермиона перестала пытаться понять происходящее, когда облако скрылось на страницах дневника. Она только старалась помнить, что ей поручено избавиться от улик.       Свечение от дневника погасло. Волшебник завалился на бок и перекатился на спину. Что бы сейчас ни происходило, оно закончилось. Гермиона звонко вдохнула, подскочила на ноги и бросилась к Тому. Не глядя вниз, она упала рядом с ним на колени и тут же почувствовала, как одежду пропитывает вязкий холод слюны Василиска. Она испуганно похлопала его по щекам. Раз пощёчина. Два, три, четыре. Том нахмурился, попытался что-то сказать, но выдавить из себя смог только недовольное, болезненное мычание. Он повернул голову на бок, приоткрыл глаза и осмотрелся, затем рукой указал на всё ещё валяющуюся на полу руку Миртл и с шумным выдохом выпал из реальности. — Инцендио, — дрожа, произнесла Гермиона. Палочка выпалила лишь сноп быстро погасших искр. — Инцендио, — шёпотом, но ровно смогла произнести Миона, и огонь всё же загорелся. — Коллопортус, — она указала палочкой на дверь.       Когда огонь догорел, Гермиона убрала пепел и лужи с помощью очищающего проклятия, им же прошлась и по одежде обоих. Она сняла мантию, сложила её несколько раз, подложила Тому под голову, нашла ближайшую опору для спины и погрузилась в размышления. Она всматривалась в его лицо, прокручивала в голове детали произошедшего и пришла к ужасающему выводу: в первый выходной в Хогсмиде Том был не пьян.       Если бы она знала тогда, что такое состояние — последствия совершённого убийства, она бы и не подумала помочь. Но сейчас, наблюдая своими глазами почти всё произошедшее она была впечатлена и благодарна. Впечатлена мощью чёрной магии, которая до сих пор холодила воздух. Благодарна за отмщение. И несмотря на всё услышанное и увиденное нахождение в запертой комнате с человеком, на душе которого два, а то и больше, убийства Гермионе казалось спокойным и безопасным. Она тряхнула головой и впервые по собственному желанию остановила своеобразный метроном.       Гермиона упёрлась виском в деревянную перегородку между кабинками, пропустила вдох и втянула воздух одновременно с тем, как поднялась грудь Тома. Воздух, недавно сотрясаемый галдежом ссоры, гвалтом расступающихся и становящихся на свои места рукомойников, шарканьем ползущего Василиска, с трудом отличимым от его змеиного говора, болезненным хрипом Тома, теперь наполнился тишиной. Отголоски всех этих звуков растворились в расслабляющем безмолвии.       Вдох — выдох. Возбуждённая нервная система заставляла подёргиваться пальцы на руках, потихоньку сбрасывая электрическое напряжение в теле. Последние импульсы покалыванием тысячи маленьких иголочек прокатились по спине, плечам и вискам. Тёплые мурашки защищали от окружающей сырой прохлады.       Вдох — выдох. Мышцы расслабились. Разгладились морщинки на лбу и на переносице. Заострённые переживаниями черты лица умиротворённо разгладились. Гермиона бы задремала, если бы не вовремя проснувшаяся бдительность, с новой силой растолкавшая едва уравновесившиеся эмоции.       Сумерки за окном сгустились и превратились в непроглядную ночь. Отбой был не меньше часа назад, и усталость тянула Гермиону и Тома не к мягким кроватям, а к каменному полу. Только накатившее расслабление отхлынуло так же быстро, чтобы дать Гермионе возможность внимательно наблюдать за Томом и заметить первые признаки пробуждения раньше и убраться отсюда, чем кому-то приспичит сходить ночью в туалет или игроки в Квиддич начнут собираться на утреннюю тренировку.