Кленовый яд

      Когда идёт дождь, всё становится печальным. Чувства ностальгии, не обязательно счастливой, терзают уже естественно, уже привычно, солью бередя старые раны. Лёд в бокале коньяка остужает бьющееся до сих пор из-за желания мести собственное красное сердце. В горло льётся обжигающая жидкость, стакан за стаканом. И человек, поглощающий эту горечь чуть ли не залпом, в какой-то одержимой надежде, что станет легче, что он сам станет счастливее, когда-то потом – обязательно, кривит губы. Причинять боль себе становится каким-то благословением, жертвой даже. И жертвует он собой сейчас уже не надеясь, что мир станет лучше. В такие моменты единственное, чего хочется, чтобы физическая боль заменила душевную, чтобы с каждым годом нарастающее беспокойство исчезло уже да хоть в том же дожде.       В такие моменты невозможно быть счастливым без дорого человека рядом.       Невозможно улыбаться и наслаждаться мокрым, прилипчивым чувством холода, без внутреннего согревающего огня. По крайней мере ему. И он понимает это прекрасно, пусть и не говорит в слух. Поэтому в стакане не какао. Поэтому бар забит древесным горьким виски десятилетней выдержки. Поэтому в холодильнике давно не было домашней еды…       Серое небо, такое бескрайнее и неизменно туманное красит даже самые яркие цвета в безжизненно серые оттенки.       Прозрачные капли, частые и одинаковые не дают ответов, остужая лишь мысленный рой адских пчёл в голове. Их по-другому не загнать в улей. И свои жала они по-другому не спрячут в восковой гуще. Жужжащих сук не убьёшь этим, лишь разозлишь. И, когда дождь, наконец, закончится, они сами выйдут из своей временной клетки вновь, открывая себе путь к тонким нитям иссыхающих нервов.       И как бы больно ни было, будет только хуже.       Стакан коньяка ставят на стол аккуратно, чтобы взять его снова в руку через минуту. Из коробочки 9 на 6 сантиметров выскакивает тонкая палочка смерти прямо в губы, чтобы быть зажжённой маленьким огоньком на кончике грубого пальца. Изо рта вырывается дым дорогих сигарет, из сердца – заглушенная печаль.       Пей больше, да кури чаще! И думай, думай о гибели всего мира и собственной, той, которая унесёт за собой все ёбанные невзгоды, ржавчиной иссыхая…       Дверь тихо открывается и в комнату, ступая тяжёлыми шагами по чёрному полу входит кто-то, тяжело выдыхая и облокачиваясь плечом на косяк. «Кто-то» держит в руках кипу документов, и взгляд устремляет в потолок, выуживая из своего пиджака пачку сигарет марки VIP.       Человек даже не оборачивается. Он знает, что тот только что сделал – выучил привычки за все годы сотрудничества.       Чиркает зажигалка.       «Он» затягивается дымом, ожидая то ли начала разговора, то ли разрешения говорить. Они равны. И в честной битве глотку перегрызут друг другу одновременно. Но будущий собеседник, пьяный и разъярённый, определённо будет сильнее. У них обоих в дождливые дни портится настроение, опускаясь ниже нуля делений на 100. Вот только вошедший в такие дни лишь скалит зубы и действует опрометчивее обычного. Вот только человек с бокалом в руке – оставляет после себя разорванные трупы невинных.       — Сезон дождей в этом году слишком жесток. — глотая горький виски говорит мужчина ничего не значащую фразу. Тихо, почти не слышно озвучивая её вслух, чтобы хоть как-то отвлечься от других, убивающих его с самой бессонной ночи мыслей. Тех, что болью в голове отдаются с каждым своим появлением. Но рой этих самых мыслей затих. Специально для него, того, что сейчас, сидя на вычурном кресле собственной огромной квартиры, пялится в громоздкое окно на серо-красные блики Токийского города со стоэтажной высоты. Ему не весело, но и не грустно. Не хорошо, но уже и не так плохо.       — Надеюсь, он не будет жесток к нам. — иронично отвечает ему холодный голос с хрипотцой, и мужчина на это скалится.       Они не друзья, не товарищи, но он бы доверил ему свою спину. Сошлись в целях, в сумасшествии, во вкусах и виденьях мира. Сошлись, да так и не разошлись. Потому что идти больше – некуда.       Он – такой же, как ты. Ты – такой же, как он. Ты знаешь о нём всё, он – всё о тебе.       Это не любовь, не романтика. И никто из них не чувствует что-то к другому. Только доверие и, возможно, зеркальность. Отражение себя же, немного размытое частями, не однородное для других, но чёткое и понятное для них двоих.       Тебе весело? И ему. Так и должно быть, когда вы боретесь за собственное понятие справедливости. Только их справедливость – объективна. Но верящим в другую сторону этого не понять.       Историю пишут победители, герои.       Ну а они пишут лишь посредственные детективы и боевики, такие странные и до ужаса тёмные, что другие, «нормальные», просто кривят лицо в отвращении.       — Сколько? — спрашивает мужчина в кресле, запуская руку в свои чёрные волосы. Он уже устал от этого, устал от постоянных дождей и интриг. Но продолжать – надо.       Цель ещё не достигнута.       — 13 гражданских пострадали. — в голосе у двери холод и изнурение, в голове – что-то непонятное. Кроваво-красные глаза опускаются к документам, скучающе сверяя свои слова с текстом. — Общественность продолжает искать прорехи в политической системе, но из-за смерти 2-х героев они слишком лояльны и... Вот блять..! — человек замолкает, хмуря брови. Он раздражённо бегает по тексту глазами, выхватывая важную информацию, руками напряжённо сминая документы.       — Шига..?       — Динамайт выступил с речью в защиту героев. Даби, дело плохо. — мужчина подходит к сидящему в кресле и сам грузно откидывается в соседнее. — Герой №3, как всегда, на высоте. После спасения тех сирот к нему постоянно прислушиваются, даже если сейчас он не в форме. Держи. — Шигараки передал ему документы, хватая со стола бутылку виски и делая глоток из горла. Будто это поможет успокоиться. — Щенок снизил общественное недовольство в 15 раз двумя предложениями, и мы не сможем на это повлиять. Вообще никак. — мужчина раздражённо рычит, с грохотом ставя бутылку на стол. — У нас нет на него компромата, потому что он всегда в открытую творит дичь, которая всем кажется его «изюминкой». Даже избиение чиновника одобрил не только суд, но и патриоты, после того как в его защиту начали выступать сотрудники и приближённые того ублюдка. — мужчина затянулся сигаретой, постукивая пальцами по столу.       Этот чиновник был и их целью. Мерзотный тип, спонсирующий молоденьких героев лишь после жёсткого траха с оными. Они хотели выложить это анонимно, подорвав мнение о целой пачке «справедливых и праведных» выблядках, но не вышло. С одной стороны – это хорошо для них. Один из главных спонсоров геройских отщепенцев подох в муках. С другой – мальчишка встал на сторону своих шлюховатых товарищей, уверяя, что их принудили к этому, а все деньги уходили на благотворительность. Он либо не знал правды, безоговорочно веря своим коллегам, либо…       — Он, блять…       — До отвращения очарователен в своей невинности, да? — Даби расслабленно откидывается в кресло, читая. Шигараки со вздохом кивает. Да. Он бы не встал на сторону кого-то столь грязного и высказался бы в осуждающей форме, выталкивая их вперёд к людскому осуждению. Пацан бы не пощадил их, знай, что эти суки сами шли в постель чиновника за лёгким заработком. Какой бы мразью тот политикан ни был, но он, этот горделивый мудак, не лёг бы с теми, кто его не хотел. Да и все его «пассии» оставались довольны проведёнными ночами.       Динамайт был обманут, это точно.       Глупый, верящий в справедливость маленький герой…       Они давно хотят переманить его к себе, но не получается. Все приглашения в их компанию он игнорирует, и на встречи не соглашается ни в какую. Они видели его пару раз на улицах города в гражданском.       Этот бета любил дождь.       И чтобы случайно пересечься с ним хотя бы взглядом, нужно было выходить на улицы в ту погоду, что сейчас бушевала за окном. В ту погоду, которая уничтожала их изнутри каждый ёбанный раз. Эта мысль вызывала у мужчин и раздражение, и какой-то странный трепет.       Но близко к нему подойти было всё равно нельзя.       По разным причинам.       То он был слишком далеко, то в чужой компании, то…       Их будто что-то отталкивало. Будто потухающий огонь рубиновых глаз строил пред ними невидимую стену до самого неба. Стену из дождя, запаха крови и грусти.       Щенок в каждое их случайное пересечение выглядел сломленным и разбитым. Он отражал их пороки и чувства даже лучше, чем кошмары, приходящие в морось. Он сам был кошмаром, вызывающим природный страх и иррациональное желание защищать у двух альф. И ведь казалось бы – такие дни были лучше всего, чтобы переманить его на свою сторону.       Но они боялись, что это ОН переманит их на свою сторону.       В документах говорится, что этот бета что-то поджёг, кого-то избил и кого-то ранил. Что на каждом интервью он выглядит всё спокойнее, но отстранённее. Что увидеть его можно только в кругу близких друзей, и что мешки под его глазами от переработок скоро достигнут дна кратерного озера Тадзава. Эта строчка вызвала у мужчины смешок. Да… Этим он и нравится людям. Никакой пощады к себе, всё – для них.       Даби просматривает краткие новостные сводки, графики влияния юного дарования на мнение людей, читает страницу за страницей, пока Томура нетерпеливо ждёт ответа.       — Он нам нужен. — внезапно говорит Даби, и Шигараки усмехается.       — Будто бы я не знаю. Этот щенок лучше всех остальных героев подходит под наши критерии, и…       — Он убил Дайзо Ворута. Того самого, которого мы пытались отследить на протяжении пяти месяцев, чтобы прикончить лично. Новость опубликовали сегодня утром и раскрыли детали расследования. Раньше просто говорилось, что его взяли под стражу, но сейчас… Он очень хорош. Даже лучше, чем герой №1. Он нужен новому миру. Он нужен нам.       Шигараки смотрит на серьёзное лицо напарника.       Воздух давит его феромонами, и мужчина от этого начинает громко хохотать.       — Динамайт не пойдёт к нам. — говорит он, отсмеявшись и затягивается сигаретой снова, смотря на уже потухший бычок в руке собеседника. — Мы уже пробовали. Ничего из этого не вышло. Даже зарплата в 3 раза больше, чем у геройской организации не соблазнила его. Глупый ребёнок… — Томура немного расстроено выдохнул дым из лёгких, облокачиваясь на спинку кресла.       Пацан был слишком… Праведным. Он никогда бы не предал свои идеалы только из-за денег и славы. Идиот. Но этим он и привлёк их. Не будь мальчишка на противоположной стороне, они бы спелись с ним не хуже, чем друг с другом.       — Мы не…       — Мы не пробовали вербовать его под дождём. — напряжённо говорит черноволосый мужчина, передавая бумаги напарнику.       Там пишут что-то о том, что герой совсем сломался, что стал реже выходить из дома, и что с наступлением лета тот всё меньше присутствует на заданиях.       Томура со вздохом тушит сигарету о стол.       Даби хмуро допивает коньяк.       Они встают одновременно, поправляя свои костюмы и направляясь к выходу. Время обсуждения закончилось. Им пора на совещание геройской организации по поводу ухудшения ситуации в городе из-за потопов.       Шигараки отправляет сообщение контакту «Бешеная сука», информируя о том, что скоро решится, кто из героев будет направлен на урегулирование безопасности улиц. «Бешеная сука» отправляет стикеры окровавленных ножей.       Психопатка.