Mириады oсеней

Благодаря присутствию Янь Уши им больше не нужно было ездить по главным дорогам, которые были более безопасными. Чтобы срезать путь, вместо того, чтобы проезжать через Чанъань, Янь Уши направился прямо на юг в префектуру Ло, а оттуда направился в сторону префектур Юй и Суй. Эта дорога значительно сокращала расстояние, но поскольку эти места находились недалеко от границы между Ци и Чжоу, они не были очень мирными. После стихийных бедствий в конце прошлого года территории, пострадавшие от засухи, расширились на тысячи миль, и каждое место было заполнено беженцами, спешащими к близлежащим складам с пайками. Янь Уши не нуждался в карете, поэтому он даже не арендовал ее. Он просто шел вперед сам по себе, по большей части с позицией: «Если ты можешь идти, то продолжай, а если нет, то все равно придется». Так они путешествовали несколько дней, один следовал за другим. Собираясь войти в столицу префектуры Сян, они встретили за пределами города еще одну группу беженцев. Эти люди были родом из префектуры Гуан. Из-за голода им пришлось преодолеть тысячи миль до более богатой префектуры Сян. Однако кто бы мог подумать, что областной инспектор здесь не только отказался открыть им городские ворота, но даже приказал солдатам быть строго на страже, не пропуская в город ни одного беженца. У беженцев не было сил попытать счастья в следующем месте, поэтому им пришлось остановиться и обосноваться на месте, практически ожидая своей медленной смерти. С точки зрения регионального правительства было совершенно понятно, что региональный инспектор префектуры Сян сделал это, потому что количество еды в городе было ограничено. Если он впустил бы беженцев, то ему пришлось бы взять на себя ответственность за их расселение. Но эти люди должны были находиться в юрисдикции других регионов. Поступая так, это только усилит давление на его собственную префектуру Сян. В тот день, когда в префектуре Сян больше не будет достаточно еды, в этом будут замешаны местные жители. В настоящее время император Ци, Гао Вэй, был занят поиском удовольствий и не был в настроении управлять национальными делами. Прежде чем продовольствие, выделенное Императорским двором, достигло места назначения, оно уже было истощено в результате многократных операций. Даже если бы региональный инспектор префектуры Сян принял всех этих беженцев в город, он не получил бы никакой награды или похвалы от Императорского двора. Префектура Сян уже находилась очень близко к горе Сюаньду. Если кто-то отправится отсюда на юго-запад, то за несколько дней он достигнет горы Сюаньду, расположенной рядом с префектурой Миан. Чем ближе они были к горе Сюаньду, тем лучше становилось настроение Янь Уши. Он даже замедлил темп, чтобы дождаться, пока Шэнь Цяо догонит его, и в то же время ему было очень интересно показать ему местные достопримечательности и культуру. На первый взгляд люди, не знавшие об их отношениях, вероятно, подумали бы, что это пара старых друзей путешествующих вместе. Он сказал Шэнь Цяо: - В период воюющих царств, префектура Сян принадлежала Чу, поэтому здесь сохранилась значительная часть культуры Чу. Это место можно было бы рассматривать как густонаселенную и богатую землю, но, к сожалению, Гао Вэй не был в настроение, чтобы управлять им. Несколько поколений тщательной заботы семьи Гао об этих местах, придут в упадок в его руках. Янь Уши, очевидно, не питал никакого уважения к императору Ци; он обратился к нему прямо по имени, как только открыл рот. Шэнь Цяо прищурился. Он смутно видел множество людей, собравшихся за пределами города, большинство из которых были стариками, детьми и женщинами. К счастью, погода еще не была очень жаркой. В противном случае из-за этого, вероятно, произошла бы крупная вспышка эпидемии. Он не мог не покачать головой и не вздохнуть: - Сколько тягот в крестьянской жизни! Янь Уши равнодушно прокомментировал: - На самом деле, эти сцены можно найти и в других странах. Такой голод появляется каждый год, особенно вокруг границ. Чтобы избежать ответственности и отвлечь давление, каждая страна очень охотно выталкивает беженцев в другие страны. Когда наступит благополучный год, тогда они объявят войны и схватят города соседних стран. Внутри стран часто происходят мятежи, и политические силы легко чередуются, меняя официальное название страны каждые несколько лет. Тогда, конечно, никто по-настоящему не задумывается об управлении страной, и Северная Ци просто более значима по сравнению с другими. Шэнь Цяо ответил: - Но я слышал, что Глава секты Янь занимает какую-то высокую официальную должность в Северном Чжоу, и их император во многом полагается на вас. Полагаю, в глубине души вы, должно быть, думаете, что Северный Чжоу с большей вероятностью объединит мир? Сцепив руки за спиной, Янь Уши медленно произнес: - Среди императоров никогда не из кого выбирать, будь то мудрые или неспособные. Единственная разница в том, что некоторые способны сдерживать свои желания, в то время как другие либо не могут, либо не хотят. Несмотря на то, что Юйвэнь Юн пристрастился к войне и убийствам, он запретил и буддизм, и даосизм, а также не любит конфуцианство. Он не склоняется ни к одной из партий, поэтому у него осталось много вариантов. Мне также нужна его помощь, чтобы объединить три секты. Семья Юйвэнь обосновалась на Центральных равнинах в течение многих лет. Несмотря на то, что их предками были люди Сяньбэй, они были котонизированы давным-давно. Все системы в Династия Чжоу такая же, как и системы Хань. Как император он не сильно уступает императору Южного Чэнь. После стольких дней, основываясь на слухах, Шэнь Цяо более или менее имел общее представление о силах этого мира. Дзен-Мастер Сюэтин, который пытался остановить Янь Уши той ночью в монастыре за облаком, раньше тоже был сторонником Северного Чжоу. Но он поддерживал бывшего императора-регента Юйвэнь Ху, а не нынешнего императора Юйвэнь Юна. Дзен-Мастер Сюэтин когда-то был учеником секты Тяньтай. Он был шисюном нынешнего Главы секты Тяньтай, Файи. Однако первоначальная позиция самой секты Тяньтай больше склонялась к Южному Чэну. Этот вопрос был связан с внутренними беспорядками внутри секты Тяньтай, и его рассказ мог бы привести к еще одной длинной истории. После того, как Юйвэнь Юн вернул себе власть, которая изначально должна была принадлежать ему, чтобы устранить остатки влияния Юйвэнь Ху, что было невозможно, он продолжал ставить буддийскую школу на самое низкое положение. Таким образом, в настоящее время Сюэтин и его ученики оказались в несколько неловком положении в Северном Чжоу. Они не утратили полностью свой статус, но пока Юйвэнь Юн находился на троне, Дзен-Мастер Сюэтин не смог бы вернуть себе былую честь и славу. Юйвэнь Юн полагал, что раз эти три школы имели свои собственные стремления, то в будущем, одна бы из них стала бы влиятельной. Это было именно то, чего Император не мг допустить, стремясь к независимости. Для сравнения, хоть и у Секты Хуаньюэ также было свое стремление, они с Императором считались лучшими партнерами для работы чем другие; они не требовали от Юйвэнь Юна продвижение своей идеологии и не пытались как-то повлиять на его мысли. Они разговаривали, пока шли к городским воротам. Обычным людям или путешествующим торговцам часто приходилось находить попутчиков для совместного путешествия, чтобы защититься от притеснений со стороны беженцев. Лучше всего было бы иметь в группе охранника-мужчину, потому что крайне голодные беженцы могли превратиться в бандитов. Когда они поняли, что просить милостыню бесполезно, они начали грабить. В самых отчаянных ситуациях, если в руки беженцев попадала красивая женщина или ребенок, они не только теряли целомудрие, но могли даже оказаться в горшках как тушеное мясо. В таких обстоятельствах Янь Уши и Шэнь Цяо стали весьма своеобразной и заметной комбинацией. У одного из них были пустые руки, а другой поддерживал себя бамбуковой палкой, судя по всему, только что оправившийся от серьезной болезни. Несмотря ни на что, они не были похожи на обычных путешественников. Время от времени по бокам появлялись беженцы, смотревшие на них тоскующими взглядами. С первого взгляда можно было сказать, что Янь Уши не из тех, с кем можно шутить. Беженцы не осмелились подойти к нему и попросить об одолжении, поэтому им оставалось лишь обратиться к, казалось бы, мягкому и добродушному Шэнь Цяо. Среди них были муж и жена, которые тащили по дороге троих-четырех детей. Практически это были не что иное, как кости, и едва ли можно было сказать, были ли они еще людьми. Они больше походили на марионеток или зомби - даже выражения их лиц выглядели мертвыми. Самому старшему ребенку было всего шесть или семь лет, а младшей - самое большее два или три. Она шаталась, но у родителей не было сил нести ее. Поэтому она схватила только край одежды матери и последовала за ней, дрожа на ходу. Если бы ситуация продолжалась так, самый младший ребенок в конечном итоге был бы первым, кого обменяли на детей из других семей, чтобы увеличить рацион ее родителей. Или, возможно, ее приготовят и съедят непосредственно ее родители. Для людей, живущих в военное время, когда возникали самые отчаянные обстоятельства, ради выживания можно было отказаться даже от кровного родства и семейной любви. Увидев проходящего мимо Шэнь Цяо, пара сразу же опустилась на колени, чтобы попросить у него еды. Шэнь Цяо на мгновение задумался, а затем пошарил по своей груди. Он достал блинчик, завернутый в промасленную бумагу, и протянул его младшему ребенку. Пара пришла в восторг. Они кланялись и благодарили его снова и снова. Муж выхватил блинчик прямо у ребенка и тут же откусил большой кусок. Увидев, что жена и дети жадно смотрят на него, после долгого колебания он наконец отломил небольшой кусочек и неохотно отдал его жене. Жена блинчик сама не стала есть после того, как взяла. Вместо этого она разломила его на несколько частей с предельной осторожностью и, как будто держала в руках какое-то сокровище, раздала их своим детям. Блинчик был небольшим и был проглочен после нескольких кусков. Другие беженцы на стороне позавидовали, увидев это. Все они жадно посмотрели на Шэнь Цяо. Муж умолял Шэнь Цяо: - Дети голодают уже много дней. Не мог бы этот благородный господин дать нам еще один блинчик, чтобы они могли добраться до города! Но Шэнь Цяо отказался: - Я тоже не богат. Я взял с собой только два. Отдал одну тебе, а вторую оставил себе. После того, как он услышал, что у Шэнь Цяо все еще есть еда, выражение лица мужа сразу изменилось. Когда он увидел, что в глазах Шэнь Цяо нет света и что ему приходится поддерживать себя бамбуковой палкой, из сердца мужа проросла злая мысль. Он бросился на Шэнь Цяо. Кто бы мог подумать, что даже не успев коснуться чужого рукава, как он уже полетит в противоположную сторону - он тяжело рухнул на землю, издав жалобный визг. Что касается Шэнь Цяо, то он все еще выглядел совершенно больным и слабым, как и раньше. И вообще невозможно было бы сказать, что он только что отправил кого-то в полет. Видимо, он не ожидал, что его сиюминутный альтруизм приведет к такому результату. Он посмотрел на жену и детей мужчины. Они уже сбились в комок от страха. Став свидетелями этой сцены, другие беспокойные беженцы, естественно, не осмелились действовать так опрометчиво. Мужчина с трудом поднялся на ноги. Он не просил о пощаде, а вместо этого выругался в ответ: - Если ты можешь забить меня до смерти, то сделай это! Такие люди, как ты, самые лицемерные. Вы просто хотите обменять наши поклоны и благодарность на благотворительность, не так ли? Тогда почему бы тебе не спасти нас до конца? У тебя явно есть еще один блинчик, почему бы тебе его тогда не вынуть?! Если не хочешь, то просто не начинай! Мы ощущаем сладость, но не насыщаемся - чем это отличается от нашего убийства?! Шэнь Цяо вздохнул. Он покачал головой, развернулся и ушел, не сказав ни слова. Все это время Янь Уши стоял не слишком далеко и не слишком близко от него, наблюдая холодными глазами и сцепив руки за спиной. Он не мешал и не уходил. Он как будто ждал Шэнь Цяо со слабой улыбкой на лице. Из-за умения, которое только что продемонстрировал Шэнь Цяо, остальные только беспомощно смотрели как он уходит. Янь Уши подождал, пока он подойдет ближе, прежде чем сказать: - Чашка риса - это доброта, но пикуля риса ведет к враждебности. Слышали ли ты об этих высказывании раньше? Шэнь Цяо вздохнул: - Это было безрассудно с моей стороны. Многие люди страдают. Я не могу спасти их всех в одиночку. Янь Уши высмеивал: - На самом деле ты подошел помочь семье, но даже отцу уже нет дела до жизни своих детей. Желания - это бездонная яма, которую невозможно наполнить. Он никогда не поймет твоей доброты. Если бы ты не смог защитить себя сегодня, тебя бы уже сварили в тушеное мясо. Шэнь Цяо серьезно задумался: - Если бы я не смог защитить себя сегодня, я бы не выбрал этот путь. Я бы предпочел пойти в обход и пройти немного дальше, чтобы избегать мест с беженцами. Это человеческая природа, искать преимуществ и избегать недостатков. Я не святой, и поэтому я не исключение. Просто я не могу найти в своем сердце силы видеть людей, страдающими. Он выбирал то, что было хорошо, и твердо придерживался этого, в то время как Янь Уши считал, что люди по своей сути плохи. Они не смогли прийти к соглашению, поскольку их убеждения с самого начала расходились. Это правда, что Янь Уши мог убить Шэнь Цяо с точки зрения боевой силы, но даже если бы он схватил Шэнь Цяо за шею, он не смог бы изменить образ его мышления. Благодаря этому маленькому эпизоду напряженная атмосфера между ними, которая наконец утихла, теперь полностью вернулась. - Господин! Сзади послышался тихий, слабый голос. Шэнь Цяо обернулся, но увидел только неопределенную фигуру. Оно было миниатюрным и невысоким - фигурка, вероятно, принадлежала ребенку. Ребенок подбежал и опустился перед ним на колени, трижды искренне поклонившись: - Господин, большое спасибо за то, что подарили нам блинчик. Папа был груб с вами, я... я мог только поклониться вам! Вы великий человек, что были щедрым. Пожалуйста, не обращайте на него внимания! Как он мог заставить ребенка беспокоится об этом? Шэнь Цяо вздохнул, затем шагнул вперед, чтобы помочь ему подняться: - Я не принял это близко к сердцу. Я слышал, что через несколько дней будет день рождения Будды. Люди в столице префектуры Сян поклоняются ему. В это время они откроют благотворительные киоски, чтобы раздавать товар, и они также впустят в город определенное количество беженцев. У вас все еще есть небольшой шанс на выживание. Глаза мальчика прояснились. Он неоднократно кланялся: - Спасибо, что сказали мне, Господин. Если в будущем будет шанс, я обязательно отплачу вам. Я подготовлю для вас табличку долголетия! Шэнь Цяо похлопал его по голове и мягко ответил: - В этом нет необходимости. Хорошо позаботься о своей матери и своих младших братьях, и сестрах. Мальчик энергично кивнул. Затем он прошептал: - Можете быть уверены. На самом деле я не ел блинчик, который дала мне мама. Я тайно передал его своей младшей сестре! Шэнь Цяо с грустью слушало его, и он внутренне вздохнул от того, насколько заботлив был мальчик. Немного подумав, он все же решил пощупать за пазухой и достать последний блинчик. Он передал его мальчику: - Возьми это и поешь. Не позволяй своему отцу узнать об этом снова. Ребенок был истощен и болен от голода, но с силой, пришедшей из ниоткуда, он отказался принять это несмотря ни на что. В конце концов, Шэнь Цяо пришлось силой сунуть его себе в руку: - Если ты продолжишь отказываться, когда это увидят другие люди, возникнут еще большие проблемы. К тому времени у мальчика не было другого выбора, кроме как принять это. Затем он опустился на колени и снова поклонился Шэнь Цяо, настаивая: - Господин, пожалуйста, назовите мне свое имя! - Меня зовут Шэнь Цяо. - Шэнь Цяо…- Ребенок повторил это пару раз. Вероятно, он принял слово «Цяо» за какое-то другое слово с другими значениями, но Шэнь Цяо не стал его специально поправлять. Мальчик ушел, оглядываясь несколько раз после каждого шага. Янь Уши сказал: - Уже поздно, давай скорее войдем в город. Шэнь Цяо на самом деле был немного удивлен, увидев, что Янь Уши на этот раз не высмеивал его. Он засмеялся: - Вам нечего сказать? Янь Уши холодно ответил: - Один человек просто любит делать глупости и не будет слушать, даже если я ему скажу. Зачем тогда мне тратить свои слова? Шэнь Цяо просто улыбнулся, коснувшись неловко своего носа, ничего не ответив. Это правда, что в этом мире было много злобы, но он не хотел отрицать существование доброжелательности и доброты только из-за злобы. Даже за эту небольшую доброту он чувствовал, что было очень полезно обменять на нее блинчик.