Вспомни

Утро. Небо окотила тусклая субтильная пелена угрюмых туч.

Зарядка. Завтрак. Все по расписанию. После завтрака развлекательные игры. Из репродуктора заиграла короткая музыка, оповещая о новом объявление. Юный голос оповестил: «Доброе утро, товарищи! В 11:00 состоится общий сбор у уличного малого амфитеатра. Убедительная просьба не опаздывать и соблюдать дисциплину. Всем спасибо за внимание и хорошего дня!» Объявление разошлось по всей обширной территории лагеря. Дошло и до дальней части, где расположено озеро. Там, в компании щебечущих о чем-то своем птиц, и шелеста ветра, в лодке лениво расположился Рома, кончиками пальцев рассекая водную гладь, а напротив Бяшка, — снова задремал. В такую погоду всегда тянет на дрему. Тусклые тона вокруг как-то успокаивающе действуют на Игорька и он никак не может сопротивляться. Или же не хочет. Настроения хулиганить сегодня особо не было, так что оставалось только меланхоличное самобичевание. На пристани послышались неторопливые шаги. И через пару секунд над Пятифаном повисла тень. Ее черные, как смоль пряди тонких волос спали на плечо, глазки игриво засверкали. Полина села на край причала. Заметив спящего Бяшу заговорила шепотом: — Скоро собрание. — Знаю. — Ромка ответил в обычном тоне, будто и не беспокоясь о чужом сне. — Этот, — он кивнул на друга, — спит без задних ног. Его бы и гул тысячи серен не разбудил. Полина захихикала, прикрывая тонкие губы ладонью. — Знаешь, я все думаю о той лисе и Тоше. Так много вопросов хочется задать, а по сути и некому. Брюнетке на протяжении предыдущих нескольких дней не удавалось думать о чем-либо еще. Мысли и вопросы о зверях настолько поглотили ее, что казалось будто голова от огромного потока мыслей, навалившихся разом в один момент, ну, просто взорвется. Она думала о тех событиях, когда открывала на рассвете глаза, думала, когда делала зарядку, когда убирала постель, когда умывалась, завтракала, одевалась, смотрела на бледное отражение в зеркале, не находила покоя ни в одну секунду. Одни и те же размышления, возможные причины существования этих чужих обоим мирам странников, причины, по которым они застряли меж пространства и времени, навсегда оставшись юными хранителями покоя своей темной чащобы. И что связывало их с теми легендами, которыми дети пугают друг друга под сумраком тускнеющего фонаря, накрывшись простынями? Что скрывалось за этими масками сказочных героев, в мире которых всегда побеждает добро и справедливость? Добились ли они справедливости в своей сказке, или клыкастое и беспощадное зло все же одержало верх? Что таится во мраке за фасадом из сосен-великанов? Что же произошло в том прекрасном далеко, путь к которому очернен прожженной травой? Горн вырвал из вновь поглотивших раздумий. Морозова потрясла головой, стараясь хотя бы так избавиться от навязчивых мыслей. Она посмотрела на Рому более точно, наконец сконцентрировавшись. Горн прозвучал второй раз. Девочка перевела взгляд на спящего и убедилась в правдивости о его крепком сне. — Действительно ничего не берет. Вот это я понимаю удивительный дар! — Ага, но у него тоже есть своя «ахелесова пята». — И какая же? — Полина поддалась вперед в предвкушении. — Он воя боится. Любого причем. — Рома набрал воздуха полную грудь и как завыл! — Аууууууууууууу! Бяша резко подскочил, отчего вся лодка ходуном пошла. От того, что барахтался в ней — оба чуть в воде не оказались. А Ромке хоть бы хны! Он заливается смехом, злорадствующе, как обычно, отт коликов прикрывая живот. Полина тоже упала на спину, не в силах сдержаться и от смеха замахала ногами, так же схватившись за живот. — Вот эт умооора! — уже плача прохрипел Пятифан. А бедный Игорек глядит на него выпученными глазками. Хлопает мокрыми ресничками, и как вцепился-то в лодку. Ну не оторвали бы просто. Горн призвал в третий раз. — Давайте поспешим. А то потом наругают. — предложила пионерка. У малого амфитеатра уже все собрались. Созвали, как оказалось, только три отряда, темы собрания не касались самых маленьких и те пошли с вожатыми купаться у речки. Строение конечно прозвано амфитеатром очень громогласно, но на деле это небольшая сцена с полукуполом. Совсем махонькое строение по сравнению с тем же амфитеатром в естественных масштабах. На подмостке, рядом с пианино, готовясь к речи стоит Лиля Павловна. Она неохотно что-то обсуждает с вожатым Позовым, по совместительству еще и музыкальным педагогом. Вокруг расположились и остальные воспитатели, обсуждая что-то между собой, пока Лиля Павловна занята. Катя застолбила место для Полины, а мальчикам пришлось протискиваться, чтобы найти свободные места. Сели. Старшая вожатая вышла вперед и с присущим ей педагогическим строгим тоном начала свою речь: — В первую очередь, приветствую вас, мои юные товарищи, на нашем первом собрании в этом месяце. Неделя уже позади, а впереди нас ждет много интересных мероприятий, встреч и вечеров. Для начала хотелось бы, чтобы отряды выбрали себе председателя совета отряда, а также председателя дружины. Тут наступила гробовая тишина. Кому была охота горбатиться летом, так еще и руководить дружиной? Да впрочем особо никому. От того все и молчали, опустив взгляды, дабы никого из них не приметили. — Что же это в самом деле, никто не желает? Первый отряд переглянулись, пошептались около минуты. Единогласно пришли к мнению. — Ну что, первый отряд. Жду вашего кандидата. Сперва встала высокая, худенькая, с рыжими кудрями девочка, лет шестнадцати. — Представьтесь, пожалуйста. — Я Марта Лебедева, уважаемая Лиля Павловна. — отчеканила она. — Решением первого отряда пришли к общему мнению предложить в кандидатуру нашего товарища — Дениса Володина. Пионер встал следом, как только его представили. Происходящее не могло оставить кого-то незаинтересованным, ведь должность непростая, и хочется знать этого смельчака в лицо. Высокий парень, тоже лет шестнадцати, с очень тонкими и острыми чертами лица, которое украшают впадины скул, с невероятно грустными серо-голубыми глазами, пухлыми губами, возле которых по левую сторону родинка. Невероятно аристократичного вида юноша. — Лиля Павловна, имею честь сообщить о том, что я уже имею навыки работы в дружине. И готов взять на себя все полномочия и обязанности. А голос заворожил всех еще больше и приковал внимание даже мальчиков, что уж говорить о девочках — они и вовсе рты пооткрывали. Старшая вожатая поправила очки и разглядев пионера с ног до головы согласно кивнула. — В таком случае назначаю вас председателем дружины. Остальные два отряда чего ждут? Тут свое слово решил вставить Шастун. — Если позволите, — подошел к педагогу, — я бы хотел предложить на роль ответственной в третьем отряде Сашу Коткову. Она очень способная, имеет хорошие лидерские навыки и могу уверить вас — она не подведет. Покрасневшая девочка уверенно подскочила с места, стараясь не подавать виду, что слова Антона ее от неожиданности смутили. Хотя стоило бы давно привыкнуть к похвале от педагогов. — Что ж, прекрасно. Второй отряд? — Предлагаю Эрика Сёмгина. — отозвалась Оля. — Ответственный, очень умный и честный мальчик. Я ручаюсь. — Замечательно. Раз мы разобрались с должностями, то теперь хочу перейти к более приятной части. Сегодня вечером у нас будут танцы. С 18:00 до 20:30. Соблюдение режима все же никто не отменял. Горячие аплодисменты и крики радости не стихали пару минут. А предвкушение романтического вечера охватило абсолютно всех.

Обед. Тихий час.

Рома никак не может сомкнуть глаз вот уже полчаса. Голова была занята мечтательными фантазиями, в которых он, как истинный джентльмен, приглашает госпожу Морозову на медленный танец под старую французскую музыку, а огромная белая луна освещает только их, в пустующем мраке, где нет чужих перешептываний и трепетных касаний, а есть только он и скрипачка. Дверь скрипнула и послышались шаги. За эту неделю Рома научился различать шаги вожатых. Если Оля ходит тихо, аккуратно и торопливо, будто семенит за кем-то, то Арсений наоборот — вальяжно, даже можно сказать по графски, широко и шумно. И в этот раз это был Попов. Видимо, ходит проверяет, все ли спят. Ну а Пятифан и скрываться не стал. Сел на кровать, нагло сверля старшего взглядом. — Рома, ты чего не спишь, а? — злобно прошептал Попов, встав напротив и запустив руки в карманы. — Арсений Сергеич, может я вам помогу чем-то, к танцам подготовиться? — Раз не спишь, то думаю можно. Там как раз оркестру разрешили порепетировать. Морозова вроде как тоже с ними. Рома услышав эту фамилию с головой накрылся одеялом, походя на бабочку в коконе, свернулся в позу эмбриона и лёг. — Я со стыда помру. Оставьте меня лучше здесь, а когда буду готов — вылезу. Вожатый вздохнул и сел подле. — Слушай, я все понимаю. Страшно, думаешь, что ничего не выйдет и вдруг над тобой посмеются, вот так возьмет и расхохочется тебе в лицо. Потом обидно, наверно, будет. Как ни странно, но Арсений попал в самое яблочко. Страх был, и Рома старался игнорировать это чувство, заглушать, как он делает обычно в самых опасных ситуациях. И это работает, но не с Полиной. Не получается до конца перестать тревожиться, не переживать о том, что может подумать объект воздыханий. А мысль о романтическом вечере и вовсе топила в пучине ужаса. — Но, если ты решишься, если все же наступишь на глотку вот этим лживым ожиданиям и признаешься, то поймешь, что все самое ужасное позади, оно, по сути, уже произошло. Мальчик высунул голову, внимательно слушая «наставника». — Пока ты бездействуешь кто-то решается на этот смелый шаг. Так а чего ждать? Терять нечего. Полина хорошая девочка, она, я уверен, все поймет, и даже если вдруг, вдруг, предположим, она не ответит взаимностью, то не изменит своего отношения. Ваша дружба останется, может не будет как прежде, и какие-то мелочи изменятся, но зато ты будешь горд тем, что был честен перед ней. Это много стоит. Рома наконец полностью вылез из-под своего укрытия и сел рядышком. Подумал, и сказал: — Дайте мне пять минут и я буду готов. — Отлично. — Арсений потрепал мальчишку по голове и покинул комнату. Как оказалось, тихий час пропускает не один Пятифан. Оркестр действительно репетирует, да только Поли среди них нет. Возле сцены стоят представители первого отряда — вожатый Володя и тот самый Денис, а-ля «самое красивое личико лагеря». Пока нет старшей вожатой можно и побездельничать. Украшать амфитеатр пришли всего три педагога и, к сожалению Арсения, среди них не оказалось Шастуна. Позов, сидя за пианино, наигрывает что-то быстренько и несколько раз, а затем чиркает в нотной тетради, снова играет и снова редактирует. — Товарищи, — окликнул Попов, — я с помощничком. Поручения есть? Музыкант внимания не обратил. Разговор вожатого и пионера прервался и Исаев невнятно ответил: — Да, вроде. Если честно без понятия. — полубоком обратился к пианисту, — товарищ Позов, вам что-нибудь известно? — не услышал. Тогда Володя крикнул — Товарищ Позов! Тот с силой надавил на клавиши и резко развернулся. — Я. Тут. Редактирую! Твою мать! — не постеснялся он выругаться. — Какая-то безмозглая и слепая обезьяна своими кривыми лапами накарякала тут ноты, а я переписывать должен! Не мешайте мне, ироды! — прорычал он. Арсений с ужасом прикрыл Роме уши. — Боже мой, Дмитрий Темурович, соблюдайте субординацию. — Я вам, Арсений Сергеевич, эту субординацию сейчас в одно место засуну. — Грубиян. — пробурчал Попов. Пианист криво улыбнулся и вернулся к своему делу. Дети, ставшие свидетелями «милой» беседы стоят с отвисшими до пола ртами. Все от того, что Позов имел образ вполне доброго и понимающего педагога, и конечно же он таковой есть. Да, бывает строг, но теперь ребята точно знают одно — его лучше не злить, а то даст словесного ремня, похлеще настоящего отцовского. Конечно, минут через десять все же пришла Лиля Павловна, раздала поручения и снова пропала. Денис и Володя стали таскать скамейки, освобождая место для танцев, Позов закончил правки и присоединился к оркестру чуть дрожащих детей, которые после того диалога вожатых теперь бояться хоть в одну ноту не попасть, а Рома и Арсений принялись украшать сцену и фонари флажками. Тучи только больше стали сгущаться, накрывая небо серой патокой. Переживания Ромы по поводу вечера усилились от такого неприятного природного фактора. Через полчаса они с вожатым все закончили и решили посидеть с остальными. Оркестровый коллектив отправили отсыпаться, хотя бы часик. Пятифан залез на край сцены и свесил ноги. Попов пристроился рядом. — Сильно расстроен? — Не. Появилось время все обдумать. — Правильно мыслишь, Ромка. Денис с Володей все вели свою беседу. Не ясно о чем именно они говорили, но видимо нашли общий язык, раз болтают уже третий час. Их диалог прерывался максимум на двадцать минут, и то, потому что пионеру пришлось сбегать за другой нотной тетрадью для Позова. И вот спустя два с половиной часа Володин ушел в корпус, а Исаев решил присоединиться к представителям второго отряда. — Арсений Сергеевич, можно у вас кое-что спросить? — Да-да, Володя? — Это по поводу, — Денис покосился на Пятифана, а затем метнул взгляд на Попова. Тот быстро сообразил и одобрительно кивнул. — Уверенны? — все же решил уточнить друг наш сомневающийся. — Более чем. — Хорошо. По поводу Оли Борисовны. — Что вас интересует? — Она и интересует. — Оу, что ж, тогда все понятно. Что конкретно вас в ней интересует? — Абсолютно все. Вот какая она, с вашей точки зрения? Попов задумался и во всех красках, с чистой душой и добрыми намерениями расписал личность Петровы. Ее смекалку и бесконечную доброту, сильный характер и решительность, ее понимающую натуру и способность не стесняться своих слабых сторон, не бояться показаться бессильной, а в скором времени, почти сразу, найти в себе новые силы двигаться вперед. Она умеет быть терпеливой, однако воспользоваться этим не даст. А Исаев слушал не отрываясь. Да точно загипнотизированный. Впервые чья-то персона так восхищала его и вдохновляя. Он готов был часами слушать о всех достоинствах этой девушки и с большой готовностью принял бы и все недостатки. Попов и их выделил, дабы Володя не потонул в мире грез и в образе лучшей на земле девушки. Да, говоря о другом человеке, тем более о том, который симпатичен нам как личность, мы зачастую можем возносить его, рассказывая о положительных сторонах, о том всем, что нас в нем так притягивает, но так же и важно замечать иные черты характера. Арсений особенно хорошо осознал это, оказавшись в театральной среде. Неприятный опыт научил его выбирать себе друзей с умом и приглядываться к людям, не верить всему, что слышишь и проверять эти слухи на достоверность, насколько это возможно. Рома же оказался не менее завороженным. Только его начал восхищать вожатый, которого до сегодняшнего дня он на дух не переносил. По большей части его раздражала предвзятость и строгость, дурацкое желание все контролировать, но в этот момент вспомнил слова папы о том, что за некоторыми действиями человека может стоять что-то большее. Да, мальчик не может знать причин, но может отнестись с пониманием, не отрицая того, что все же ничего в итоге не оправдывает человека. Каким бы трудным не было его прошлое. Отец часто это повторял, а понял Рома, кажется, только сейчас. — Но вот мой вам совет, Володя. Вы лучше сами узнайте Олю. Уверяю, позже вы найдете, что добавить к моим деферамбам. Как говорится: «красота в глазах смотрящего». — Спасибо, Арсений Сергеевич. Вы мне все же очень помогли. — Обращайтесь. Так, — он взглянул на наручные часы, — нам пора. Скоро подъем. Не будем опаздывать. — Согласен. — сказал Исаев. К ним присоединился Позов и они вчетвером отправились по своим корпусам.

Полдник. Ужин. Все начались готовиться к танцам.

Катя, взбудораженная, роется в чемодане, пока Полина мечтательно любуются пейзажем, сидя на подоконнике. Даже не приоделась. Это первый бал в сезоне, а их за три месяца предстоит не мало. Надо же хотя бы на нескольких первых покрасоваться. Смирнова наконец-то нарыла подходящий наряд. Приложила платье к груди и побежала к зеркалу любоваться. Распихала всех стоящих и вырвалась вперед под недовольства соседок-пионерок. В комнату зашла Коткова и первым делом зашагала к Морозовой, не найдя ничего интересного в сборах. — Чего сидишь тут, не готовишься? — Да как-то не хочется пока. — не отрываясь от наблюдений пробормотала брюнетка. — Взгляни наверх, там же и кусочка неба не видно. Саша подняла голову. Действительно. Тучи окончательно заволокли небосвод. — И то правда. — она еще какое-то время следила за природой вместе со скрипачкой, но смех девчонок отвлек. Причина потешек конечно не ясна, но выглядели они в этот момент такими живыми и счастливыми, и Саше вдруг показалось, что свет, исходящий от них мог бы разрезать тусклую грозовую пелену и осветить своим сиянием весь лагерь, чтобы только у них так ярко светило над головами. — Но знаешь, Полин. Девочек огорчать не хочется. Кате особенно будет с тобой весело, думаю, она даже с большим энтузиазмом принарядила бы тебя. Полина оторвалась от картины за окном и рассмотрела свою подругу. Уголки губ потянулись вверх и на лице расплылась теплая улыбка. — Знаю, она такое любит. Как раз прибежала и Смирнова. Она уже успела надеть свой наряд и пришла показаться подруге, и заодно услышать ее важное оценочное мнение. — Ну что, как вам? — Выглядишь просто прекрасно. — Спасибо, Сашенька. — Пойду и я собой займусь. — она похлопала Морозову по плечу и ушла к остальным. — А ты что скажешь? — А я скажу…, — начала Полина. — Подожди. Я знаю! Ты скажешь: «Ой, Катенька, тебе в этом платье надо в джаз клубе петь! Ты прям как певица из Нового Орлеана.» Скрипачка покраснела и захихикала. Не ожидала, что за все время их дружбы она стала такой предсказуемой. Или может это просто Катя ее слишком хорошо знает. — Знаешь, именно это я и хотела сказать! — Знаю-знаю, ты всегда так говоришь, когда я надеваю мамины платья и ожерелье с жемчужинками. Сейчас еще перчатки достану и вообще замечательно будет! — Ой, согласна. — Согласна она. Иди лучше собирайся, а то я тебя ждать не буду. — Бегу! Пока девочки третьего отряда во всю готовятся, мальчики из соседнего корпуса разносят свою комнату: кто на кровати прыгает, кто подушками бьется, кто лениво наблюдает за происходящим, а кто-то от окна оторваться не может. Рома уже собранный сидит на подоконнике и нервно следит за происходящим наверху. Бяша сел напротив, выплевывая из рта прилипшее к языку перо. — Ромка, ты чего? — Да волнуюсь я, что гроза будет. Тогда и танцы перенесут. — Да, неприятно тогда будет, на. — Да не то слово. Бяша поглядел на опечаленного друга, а затем очень мелодичным и в каком-то роде задумчивым тоном продекларировал: — Моя бабуля мне однажды сказала: «Игоречек, надо иногда не пережидать грозу, а научиться танцевать под дождем». Рома, не ожидая услышать столь глубокую фразу из уст друга, уставился на него. — И что ты мне предлагаешь под ливнем танцевать? Не понял он весь смысл высказывания Игорька. И тот удрученно вздохнул, а затем слегка стукнул друга по макушке. — Дурак ты, Ромка. Вот потом поймешь, на. Я то в своем познании уже преисполнился настолько, что мен уже и понимать ничего не надо. — Сам-то понял, что сказал сейчас? — вздернув бровью упрекнул Ромка. — Тьфу на тебя, Пятифан. — ответил Бяшка и спрыгнув вниз побрел к кровати.

18:00.

Вот и подошло время танцев. Муз. руководитель и его юные коллеги настраиваются на вечер, а Денис аккуратно сложил в небольшую стопочку пластинки, проверил патефон. Отряды собраны. Заиграла торжественная музыка. Под аплодисменты на подмосток амфитеатра вышла Лиля Павловна. Она учтиво поклонилась и поправив микрофон чинно произнесла: — Всем добрый вечер. Снова рада видеть вас на первом за смену, не побоюсь этого слова, балу. Очень надеюсь, что ваше веселье не перейдет рамки дозволенного и вы сможете сохранить дисциплину. Коткова наклонилась к Кате и прошептала: — Твоя мама всегда такая педантичная, Смирнова? Блондинка хмыкнула и добавила: — Еще одно слово и я мне придется нарушить общую дисциплину. Саша цокнула и отошла на пару метров в сторону, подальше от потенциальной угрозы. — Это было грубо, Кать. — подметила Полина. — Никто не смеет говорить что-либо о моей маме. Никакие Саши и Маши. А скажут — сразу в челюсть получат. Папа успел меня научить парочке приемов. Морозова лишь приобняла ее и хмурый вид Кати сменилось на милое выражение лица, как бы говорящее: «вот дурашка». — Как мне повезло с подругой. — вполголоса заявила Смирнова. — Согласна. Я такая на свете одна. Катя смешливо шикнула. — Да и ты тоже. Скрипачка, и по совместительству лучшая подруга на всем белом свете, положила голову на плечо Кати. Вожатая закончила свою речь и музыканты динамично разрезали тишину своей игрой. Все оживились и пустились, как говорится, в пляс. Первой композицией оказался ритмичный джаз. Юркий саксофон ворвался с первых аккордов начал затейливую игру с виртуозным пианистом, а барабаны отбивают ритм, сохраняя баланс в этой потехе. Ноги двигаются параллельно чужим, а плечи забавно подскакивают то вверх, то вниз, партнеры меняются местами и все по новой. В танце кокетливости больше чем в любой романтичной сценке, которую вы могли бы наблюдать, а игривости и того больше. И пока каждый присутствующий наслаждался момент свободны, когда ты можешь позабыть о любых правилах и двигаться настолько нелепо насколько это возможно — один остался в стороне. Рома исподлобья наблюдает за счастливыми сверстниками, а сам закрылся от окружающих жестом скрещенных на груди рук, стоя под тенью большого ясеня. Как-то не идет веселье, когда на душе кошки скребут. Первое произведение завершилось кульминацией, после чего последовали оглушающие овации. Музыканты откланились и через всего минуту подготовки вновь разорвали воздух яркими красками мелодий Нового Орлеана. Толпа всполошилась и понеслось. Даже активнее первого раза. Видимо то был разогрев. После третьей такой композиции гости вечера явно выдохлись, как и артисты. На сцену вышел Володя. Прошагал к микрофону неуверенно, а от волнения еще и ладони вспотели. Незаметно вытер их о рубашку. Мгновение, чтобы собраться. Вдох и выдох. Кивнул Позову. Его руки нависли над клавишами и выдали первые тихие, печальные аккорды короткого вступления. Стараясь не выдать дрожи в голосе, Володя неуверенно, чуть ломаным английским пропел первые слова: — You don't know… what love is. Until you learn the meaning of the blues… Никто сперва не понял, что это медленный танец, поэтому по парам разбиваться стали неспешно, стараясь не шуметь. Оля замерла. Ей прежде не доводилось слушать подобную музыку в живую. По радио пару раз конечно мелькало, пока они с мамой готовили ужин, или просто пили чай перед работой и учебой, но музыка служила лишь фоном. Оля никогда не пыталась понять смысл слов, не прислушивалась к мелодии и виртуозным умениям исполнителей. Но сейчас. Сейчас Оля ловит каждый момент, каждую нотку и аккорд, слушает томный и приятный тембр Володи и теряет связь с миром. Он в миг будто перестал существовать. И при этом ее окружало столько любви, столько легкости. — You don't know how lips hurt… Until you've kissed and had to pay the cost… Рома, стоя в стороне и наблюдая за зачарованной вожатой и видевшим среди всей толпы только одну девушку Исаевым, осознал, что настал тот самый подходящий момент. Пятифан отыскал среди сотни чужих лиц Полину. Она стоит в сторонке вместе с Катей на другом конце этого громадного пространства. И кажется поймала его взгляд. Мальчик сделал шаг вперед. Затем второй. Скрипачка тоже пошла ему на встречу, не отводя глаз. Пока они уменьшали расстояние между друг другом, они непрерывно следовали этой тонкой, никем не видной нити. Остановились. Полина поправила темно-синее платье в мелкий горошек. Рома сжал кулаки, скрывая в этом жесте страхи и переживания. «…Do you know how lost heart fears

The thought of reminiscing?

And how lips taste of tears

Oh, they lose their taste for kissing…»

Ливень. Ожидаемый, однако не самый желанный и неподходящий для такого момента. Дети, огорченные упущенным вечером, разбежались по разные стороны, стараясь как можно скорее укрыться от непогоды. Володя оставил микрофон и, схватив Олю за руку, повел за собой, не скрывая радости от произошедшего. Впрочем, Петрова была рада этому не меньше. А Морозова и Пятифан так и остались на месте. Ничего сейчас не имело значения. Ни ливень, ни последствия их пребывания под ним. Ни-че-го. Ни оклики друзей, про которых они забыли на время. Совсем ничего. — Мы же до ниточки промокнем, Рома. — прошептала Полина. — И не страшно. Я на танец хотел пригласить, позволите? — Музыки нет. Подожди-ка. — девочка быстренько добежала до сцены, юрко на нее заползла и отряхнув руки достала одну из пластинок. Включила. Прибежала обратно и не желая больше ждать вложила чужие ладони в свои. — Я не против. Она обвила руки вокруг Ромкиной шеи, уложила свою голову. Пятифан сперва опешил, а затем еле касаясь приобнял скрипачку. Поняв, что бояться вовсе нечего сжал ее чуть крепче и опустил голову вниз. У Полины отличный музыкальный вкус, что вовсе не удивляло, но Рома окончательно убедился в этом. А еще, он впервые почувствовал ее так близко, тепло исходившее от нее, и аромат. Аромат ежевики. Да. Утренней ежевики, с которой после проливной ночи скатываются капельки, поглощая рассветные лучи. Она пахнет спокойствием и теплыми вечерами у камина, как в тех фильмах про любовь. Пахнет, как прослушивание музыки в приглушенных тонах тусклого освещения, которое обеспечивают только свечи. Как невероятно искренние объятия, которые дарит только мама, вкладывая в них всю свою любовь, безмерную любовь. Полина оказалась для Ромы всем самым приятным и ласковым в этот самый миг. Однако, песня закончилась и из мира грез вытащил шутливый крик Бяши: — Эй, Ромео и Джульетта, на! Вы там долг еще? Если не яд, то простуда, да? Полина аккуратно отошла в сторонку. — Спасибо за танец, это было великолепно, и прекрасный дружеский жест. Короткий поцелуй в щечку — кульминация вечера, который явно удался. Душа готова была покинуть тело, но Пятифан смог совладать с собой. — Давайте скорее вернемся, а то правда заболеем еще! Они побежали по лужам как можно скорее. Промокшие, но счастливые. Ливень не стих до самого утра. А на рассвете пейзажи вокруг лагеря выглядели особенно красиво. Арсений, сидя на крыльце корпуса, подумал, что стоит иногда вставать чуточку раньше, хотя бы чтобы насладиться началом нового дня с чашечкой кофе. Когда на тебе тонкий свитер, и ты тщетно пытаешься согреть ноги, которые толком не укрывают шорты-бермуды. — Местечко найдется? Попов так задумался, что и не заметил возникшего из ниоткуда собеседника. — А, да, конечно. Ты еще спрашиваешь? — Да ну, мало ли. — усаживаясь впритык к парню пробурчал Антон. — Чайку заварил. Зеленого. — Мне кофе больше по душе. — заявил Арсений, показательно хлюпнув напиток. С таким еще звуком, будто душу высасывал из несчастных перемолотых зерен. — Слишком горько, как по мне. — ответный и более громкий хлюп заставил Попова поперхнуться и кофе попало не туда, куда следовало, а чуть из носа не полилось. Благо рукавом успел прикрыться. Их совместное дурачество обошлось им же боком. Вот казалось бы, взрослые люди, а паясничают, как дети малые. Антон пододвинулся ближе, прилип вплотную. — Ты мне танец должен кстати. — оповестил Шаст, укладывая голову на плечо брюнета. — Ты мне кстати тоже. — Арсений наклонился к Шастуну, нежно коснулся щеки кудряша своей холодной ладонью и приподнял его голову так, чтобы можно было увидеть блеск янтаря в глазах. Кончиками пальцев он ощутил как загорелись чужие щеки. Заметил как тот нервно сглотнул. Попов хмыкнул. Еще больше сократил между ними расстояние, изучая чужие эмоции, и ловя знаки. Чуть раскрывшиеся губы Шастуна послужили призывом к действию. Аккуратный. Нежный. Еще ощутимый, но такой желанный поцелуй. Антон затаил дыхание, прикрыл глаза. От легкого возбуждения сильнее сжал в руках кружку. Ему вдруг стало интересно как сейчас выглядит Попов. Наверняка он смотрит своими бесконечно бездонными голубыми глазами, улыбается ему в губы, и загадочность этой улыбки не передал бы даже Да Винчи. А черные локоны, как всегда, непослушно спадают на лоб, отчего тот постоянно поправляет прическу. Будь его воля, он бы и такой момент поставил на паузу лишь бы убрать надоедливые пряди. Попов неохотно оторвался от сладких губ, пропитанные вкусом зеленого чая, прерывая поцелуй первым. — Я уже скучаю по нашей обыденности. — вполголоса произнес брюнет свое признание. — По нашим вечерам, прогулкам и теплой пастели. — И я. — Шастун накрыл своей ладонью графскую, сжал ее чуть крепче. — Но мне хорошо там, где есть ты. А это главное, когда ты чувствуешь себя как дома рядом с кем-то. Да и тем более, мы тут на две смены. Они пролетят быстро, вот даже моргнуть не успеешь. — накрыл вторую ладонь. — Все будет хорошо. Обещаю. Они просидели так еще около двадцати минут, болтая о всяком, даже немного сплетничая. Опустошили свои кружки, договорились о встрече на выходных, и разошлись. Арсений не покидал крыльца до тех пор, пока стройный силуэт не исчез в дали. А когда Шастуна вовсе не стало видно, то с печалью вздохнул, дав себе пару секунд на грустинку, а затем собрался с мыслями и большими шагами зашел в здание, громко прокричав: — Подъем! Подъем!

И вот, новый день. И снова подъем, зарядка, завтрак.