Приоритет

      На этот раз Гона никто не разбудил. Он сам проснулся и слегка удивлённо оглядел светлый коридор. Посмотрел на потолок сквозь тощие пальцы.       Солнце приветливо заглядывало в окно на противоположной стене, мягко освещая окружающие предметы: белые, как мрамор, стены с едва заметными багровыми разводами, четыре двери из красного дерева, табурет и на нём пустую вазу из голубого фарфора с отколотым кусочком. В золотом сиянии солнечных лучей всё это напоминало разве что рай. Тем более этой осенью нечасто можно увидеть солнце, и теперь Гон завороженно поглощал глазами каждый миллиметр пространства вокруг себя.       Тут он посмотрел на игральные карты под одной из дверей, блики от солнца на них переливались особенно сильно. «Что эти бумажки здесь делают?» — подумал мальчик. — «Старшие ребята называли такие картами и играли с ними по каким-то очень сложным правилам».       Гон поднялся на ноги, и с удовольствием отметил, что усталость прошла и двигаться стало немного легче, хотя есть всё ещё хотелось. Медленно, но уверенно Фрикс добрался до дальней правой двери, и… в страхе отшатнулся. Он каждой клеточкой своего тела ощутил до боли знакомую ауру, которая могла означать одно: он там.       Не став тратить время на ненужные раздумья, мальчик осторожно приоткрыл створку двери и, наперекор всем своим инстинктам, которые кричали делать ноги, протиснулся в тёмное помещение. Тут же створка позади него захлопнулась, оставляя Гона один на один с мраком. Как новорожденный котёнок, Фрикс подслеповато обводил взглядом всё вокруг, в тщетных попытках уловить движение чего-либо.       Щелчок       Розовая подсветка осветила комнату по контуру плинтуса, позволяя мальчику хоть как-то её осмотреть. Почти нет мебели, нет окон — только диван у дальней стены и темный силуэт на нём. Судя по чудовищной ауре, это тот самый Хисока, странный человек, на удивление добрый к Фриксу. — Знаешь, меня бесит, когда не стучатся. Может мне тебя на шашлык отдать? — интонация низкого голоса застала мальчика врасплох даже больше, чем сам вопрос.       Знакомая, до чего знакомая нотка злости в голосе. Раздражение. В детском доме Гон часто раздражал всех, и из-за этого получал ремнем, палкой или любой другой вещью. Почти всегда его кидали на пол и начинали пинать и топтать. Иногда на побоях не останавливались. Мальчика обливали кипятком, в худшем случае пытались утопить.       Кареглазый знал, что раздражение порождает страдания. И разрядом молнии его мозг воссоздал в памяти абсолютно всю боль. Все крики. Весь ужас. Безысходность накрыла с головой, и Гон уже не видел, как упал на колени и вжался лбом в пол. Не заметил, как по щекам потекли горячие слёзы. Пустой живот связало в узел, из глотки рвались тихие хрипы, дышать было невозможно. А потом потемнело в глазах.       Из кошмарного сна Фрикса вытянула широкая ладонь, мерно хлопающая его по щеке. Ее обладателю, видимо, надоело ждать, и он шлепнул посильнее. — Очухаешься может? М? Или продолжишь бесконечно падать в обморок? Так или иначе, — горячее дыхание обожгло лицо мальчика, — я заставлю тебя проснуться. Это будет весьма интересно.       С этими словами ладонь скользнула ниже, проведя ногтем по тонкой шее, переходя на открытые ключицы и с интересом залезая пальцами под майку Гона. Последнюю тут же распороли чем-то, по ощущениям похожим на нож, и бесцеремонно сорвали с худощавого тела.       Наверное, увиденное ошарашило Хисоку, потому что помимо нездоровой худобы и бледной кожи его тело уродовали всевозможные шрамы, ожоги и порезы всех калибров и размеров. Однако над собой мальчик услышал то ли вздох, то ли стон. Во всяком случае, он выражал только крайнее удовлетворение. Было страшно и одновременно интересно: что же с ним будут делать дальше? — М-м, такой худенький, побитый мальчик… — и снова этот неоднозначный вздох, — совсем ты меня не бережёшь, так тебе скажу. «Не берегу? Что я сделал, пока был без сознания? Ему плохо из-за меня?» — у Гона в голове не укладывалось, что он мог как-либо навредить Хисоке, но если это так, то ему точно не поздоровится. — Простите… — еле слышно пролепетал мальчик, приоткрыв глаза. Потом добавил уверенне, — я н-не хотел как-то навредить вам или сделать больно… правда, совсем не хотел… — А? Так ты живой все-таки? Удивительно, хах. — Тут Моро наклонился и коротко коснулся губами его лба. — Ладно, подлатаю тебя.       Из ближайшего шкафа Хисока вытащил бинты, осмотрел их, а потом, хмыкнув, засунул обратно. Достал белый потертый тюбик, красную баночку и пачку ваты. — Давай, Гон-кун, покажи мне, где болит. Я постараюсь быть нежным с тобой. — с этими словами он прищурил и без того узкие глаза и хитро улыбнулся.       А «Гон-куну» на эту пошлую шутку оставалось только встать прямо на диван, чтобы их головы были примерно равны и показать области с самыми свежими ранами.       На удивление, Хисока действительно был осторожен и мазь наносил максимально бережно. Вот только всё время норовил залезть Фриксу в шорты или цемнуть в щеку. Это немного озадачивало мальчика, но он всё равно был безмерно счастлив. Как-никак о нём заботились, и даже не нужно было знать причину.       «Конечно, это всё неправда и потом мне достанется за наивность, но так приятно, когда хотя бы изображают неравнодушие». — думал мальчик, пока Хисока одной рукой вытирал кровь с его спины, а другой бесстыдно мял бедро Гона. — Ну вот и всё. А теперь завершающий штрих — моя банджи-жвачка, — Моро провёл пальцами по торсу Фрикса, вдоль ног и рук, по спине и бокам. Там, где прошли его руки оставалось слегка липкое, непривычное ощущение. — А… что это? — осмелился подать голос мальчик. — Аура в совершенном виде, именуемая «хацу». — не поленился объяснить Хисока, между делом щупая ремень шорт младшего и как бы невзначай подцепляя его ногтём. — Моё хацу по свойствам напоминает жвачку и резину: эластичная и липкая масса. Не даст ранам открыться, и не будет сковывать твои движения… во всяком случае, пока я того не захочу, хахах. — Ох, хорошо… — «или сейчас, или никогда»— решил мальчик, — спасибо большое! Ам… — тут же осёкся он, — простите, я слишком громкий… — Всё нормально. — как ни в чём ни бывало отмахнутся Хисока и прищурился, явно над чем-то думая. — Что-то ещё хочешь сказать? — Ах, да… — Гон стал судорожно подбирать слова, которые будут звучать вежливо. — Н-ну… эм… зачем? — А? Что зачем? — Моро недоумевающе вскинул бровь, не отвлекаясь от своего основного занятия, а именно попыток вслепую расстегнуть непослушный ремень. — П-помогать. Ну… лечить, мазать… это н-не просто так, да? — мальчик уже втянул голову в плечи, готовясь к побоям за разоблачение. — Не просто так, говоришь? — старший наконец справился с ремнём и теперь медленно-медленно вёл ногтём всё ниже по оголенной коже. — Хочешь сказать, что я делаю это для чего-то очень плохого? — Хисока, видимо, по-своему понял эту фразу, отчего засмеялся и вдруг широко лизнул губы кареглазого. — Можешь не бояться, что-то «очень плохое» не настигнет тебя сейчас. И уж поверь, я постараюсь, чтобы оно тебе понравилось.