Пиковая масть

Лихорадит душу,

Я обиды не прощаю,

Я разрушу

План твой, обещаю!

© Песня "Отражение" - Король и Шут

      На протяжении ста тридцати лет и по сей день Пиковые поголовно истреблялись. И первые двадцать лет после конца войны никто и не думал о том, что они могут быть отличным оружием. А если и думал, то боялся осуждения за собственные мысли.       Однако годы шли, и сейчас королевства понимают, что им скоро будет невероятно трудно удержать на этой Земле мир. У Союза Единых Королевств нет цели: земля почти едина, бизнес почти един, рынок почти един. И никакой масштабной конкуренции. Бессмысленное существование и деградация.       Куромаку, как ни странно, придерживался того же мнения. Чистокровный Трефовый, который сумел обуздать свою силу на 97%, что, надо сказать, являлось рекордным числом, был вынужден к своему двадцатилетию жениться на представительнице более слабой масти. И ему даже посчастливилось, что Николь оказалась невероятно интересной девушкой, а брак с ней даже пробудил в нём некоторые эмоции. Хотя последнее было очень трудно отнести к плюсам.       Куромаку был мэром самой крупной области королевства под названием Зонтопия, а также правил ещё и соседними областями, и по совместительству владельцем прибора по определению мастей, мужем гения, сам был гением… а ещё он был лидером восстания.       Союзу Единых Королевств было непросто удержать мир и порядок, и союз разваливался на глазах, постепенно расшатываясь и деградируя. И мэр Курограда это прекрасно понимал. При данных условиях возвращались давно забытые проблемы: взять хотя бы неравенство, вновь начавшее поглощать общество. Союзу Единых Королевств не к чему стремиться, у него нет цели. Таким образом вскоре и Трефы будут под угрозой, как век назад Пики, а спустя ещё век умрут и Червовые. Значит, равенства можно добиться лишь через разлад и кровопролитие. Как и раньше.       Однако сейчас даже гениальному Куромаку застелил глаза гнев — казалось бы, давно забытое им чувство.       — Так ты пришёл… хе-хе… слышал от охранников о смерти твоей сестры. Как там её? Куро? Кира? А, точно, Клео… Прими мои соболезнования, Куромаку.       Однако Куромаку лишь с ненавистью посмотрел на говорящего. Он всю ночь составлял теории о том, кто же мог погубить Клеопатру, — которая, надо сказать, также была не из слабых, ибо смогла обуздать силу на 88%, — при этом основываясь на известных данных, и абсолютно все теории шли к одной и той же персоне.       Риккардо де Карли. Пиковый. Оружие восстания… на данный момент.       Куромаку, с трудом контролируя себя, вплотную подошёл к решётке и крепко обхватил руками прутья.       Сидящий на железном стуле исхудавший человек в тюремной одежде, закованный цепями, не пошевелился.       — Это же ты, — со сквозящей в голосе ненавистью прошипел Куромаку, — чего ты добиваешься? Я отлично помню тридцатое сентября двадцатипятилетней давности… и спустя все те годы заточения ты ещё стремишься сломать мне жизнь? Твои действия нелогичны на 95%, а странны, смею заявить, на все сто. По каким причинам ты продолжаешь убивать мою семью, а не меня самого?       Риккардо расхохотался сиплым смехом.       — Ты же боишься меня, Куромаку… нет, младший брат, — пакостно улыбнулся тот, — ты обуздал свою Трефовую силу почти полностью, а я свою Пиковую — меньше, чем наполовину. И даже так я намного сильнее тебя. Но и при данном раскладе, поверь мне, я не могу убивать на таком огромном расстоянии. Иначе давно порвал бы уже эти противные цепи. И это правда, что я с превеликим удовольствием убил бы и тебя, как тогда твоего… нет, нашего проклятого отца. Как сейчас нашу сестру. Соболезную. Я её даже не знал.       Да… когда Куромаку было пятнадцать лет, случилась трагедия: на одном из дебютов бывшего мэра, отца Куромаку, тот оказался убит. Виновного, в свою очередь, нашли довольно быстро: всего за пару месяцев после похорон бывшего мэра. И этим виновником оказался так называемый Риккардо де Карли, до того момента скрывающийся в доме тогда ещё шестнадцатилетнего художника Червовой масти.       — А что, если я скажу тебе, что это ложь? — Риккардо странно посмотрел на Куромаку. — Я не убивал Клеопатру. Насчёт нелогичности ты прав, и я с превеликим удовольствием убил бы тебя, а не других наших родственников.       Куромаку промолчал.       — Разумеется, я был в курсе событий, — Риккардо гаденько улыбнулся, — но не участвовал в них напрямую. Что, если я скажу, что убийца — кто-то из моих старых друзей?

*

*.................*

      Девятнадцатое сентября.       — И как это понимать?       Чарли Батлер был мужчиной средних лет со взъерошенными блондинистыми волосами, в салатовой рубашке с принтом «CH» и зелёных шортах. На контрасте с довольно неплохо сохранившимся лицом и «сорвиголова» внешним видом Чарли можно было дать двадцать пять или тридцать, но никак не сорок один год. Всё портили разве что сильные синяки под глазами, свидетельствующие о том, что художник в последнее время очень мало спал.       — Мы вынуждены опросить вас по делу Риккардо де Карли, — ровным голосом повторила полицейская лет двадцати пяти, одетая в фирменную коричневую форму с чёрным галстуком. — Моё имя Куромаджи, а это товарищ Курохонки, — она указала на стоящего рядом с собой мужчину в очках.       — Какого чёрта? — нахмурился Чарли. — Разве Риккардо не упекли в психушку, тюрьму или куда-то там двадцать пять лет назад?       — Всё верно, — кивнула Куромаджи. — Однако…       — Что «однако»? — передразнил Чарли. — Убежал? Умер? Я не имею к этому никакого отношения. Когда мне было шестнадцать лет, я был психологическим ребёнком и не понимал, что плохо скрывать преступников у себя дома. Вы — конечно, не именно вы двое, а другие полицейские — ещё тогда сожрали у меня и моей бабушки кучу нервов. Так что мой ответ — нет. Я не буду ни на что отвечать.       Куромаджи открыла рот, дабы сказать что-то, но Курохонки жестом её остановил.       — Тогда мы вынуждены объявить вас как подозреваемого. Согласно сто восемьдесят девятой статье УК ЗК отказ равносилен зачислению в данный список.       — Тьфу ты! — сплюнул Чарли. — Мне не нужны проблемы. Сами посудите — для чего мне помогать сбежать или что там сделать этому идиоту?       — Вы пока что ни в чём не обвинены, — сдержанно вздохнул Курохонки, — а просто будете опрошены, ибо были знакомы с Риккардо.       — Он действительно сбежал?       — Нет, — с минуту подумав, ответила Куромаджи. Сказать по правде, она не верила в виновность этого одинокого художника, ну либо он слишком убедительно лгал. — Погиб один человек. И Риккардо сознался, что знал об этом, но сам не убивал.       — Кто погиб? — поинтересовался Чарли. Он наконец перестал делать вид, что является жертвой необоснованного допроса.       — Товарищ Куромаку не велел говорить.       — Понятно, — цыкнув, вздохнул Чарли. — Ладно, спрашивайте, что хотели, и проваливайте. У меня ещё картина не закончена.       — Нет-нет, — торопливо произнесла Куромаджи, — на допрос вы должны явиться послезавтра с так называемым «защитником» в сорок восьмой участок.       — Откуда я возьму этого «защитника»? — раздражённо фыркнул Чарли. — Нет уж. Денег у меня мало, на адвоката не хватит. Государственный мне не нужен. Лучше сейчас опросите. А то я до завтрашнего дня уж точно не закончу картину; на нервах, знаете ли, вдохновение не приходит. Заходите в дом.       Полицейские, предварительно что-то занеся в протокол, вошли в небольшую двухкомнатную квартирку Чарли.       Располагалось жилище Чарли в микрорайоне Л. на улице Д. в пятиэтажном доме на последнем этаже и представляло из себя логово какого-то помешанного художника — если судить по одной комнате, по крайней мере. В приоткрытом зале примерно в двадцать квадратов размером всюду были разбросаны пустые и перемазанные тюбики, банки и коробки, а некогда голые стены выглядели так, будто в комнате случился огромный разноцветный бум, ибо абсолютно всё было перемазано краской — и лишь напротив распахнутого окна (чистого, на удивление!) без штор располагался мольберт с поставленным на него холстом. Куромаджи вновь застрочила в протоколе.       Зашли на кухню — очень маленькое помещение с большим окном, тоже, как ни странно, открытым. Вдоль правой стены тянулась столешница, там же была серая раковина, заваленная немытой посудой. Чарли открыл один из верхних шкафчиков.       — Вам чай, кофе или цикорий? Не волнуйтесь, не отравлено, — напоследок хмыкнул Чарли. Внешне он был абсолютно спокоен, однако его нервозность выдавало постукивание костяшками пальцев по коричневой столешнице.       — Кофе, пожалуйста, — кивнула Куромаджи, внимательно следя взглядом за действиями Чарли: а вдруг действительно отравит?       — Итак, — Чарли сел на шаткий белый стул, — что спро́сите?       Куромаджи приготовила ручку, дабы начать активно писать, и спросила:       — Что вы, Чарли Батлер, делали шестнадцатого сентября после второй половины дня?       Опрос длился полтора часа, но, как в принципе и ожидалось, ничего не дал. Ничего опрометчивого Чарли не говорил, а в ночь убийства из квартиры не выходил и не вылезал с почти стопроцентной вероятностью, судя по показаниям соседей и уличных камер.       — Вот и всё, — порядком уставший за эти полтора часа, Чарли выпровождал полицейских из дома. — Моральной компенсации не будет, да?       — К сожалению, нет, — ответил Курохонки. — Приносим извинения за беспокойство. Это наша работа.       — У меня тоже работа есть, — грустно вздохнул Чарли, — концы с концами вполне нормально свожу. Так что убийство Клеопатры мне тупо не нужно.        Кромаджи резко остановилась в дверях. Взглядом пробежавшись по протоколу, она резко обернулась.       — Пожалуйста… не могли бы вы пойти с нами в участок?       Чарли с удивлённым выражением лица моргнул.       — Зачем?       — Вы… — Куромаджи судорожно вздохнула, — Вы задержаны по подозрению в убийстве.

*

*.................*

      На входе в сорок восьмой полицейский участок Куромаджи и Курохонки встретил не вахтёр, как это бывает по обыкновению, а сам начальник собственной персоной — Курон был необычайно низким мужичком для своих тридцати двух лет. Обычно его глаза источали только некую осуждающую серьёзность, однако сейчас Курон был хмур и будто чем-то обеспокоен.       — Вы привели подозреваемого? — странно посмотрел начальник на дуэт молодых полицейских. — Разве я не говорил вам назначить слушание на послезавтра?       — Тут такое дело, товарищ Курон, — почесал в затылке Курохонки, — Чарли Батлер самолично настоял на том, чтобы мы выслушали его в его квартире. Впрочем, держите отчёт. Он скажет вам больше, чем я, да и более внятно.       Курон с серьёзным видом принял от помощника документ, после чего минут десять внимательно вчитывался в содержимое. Однако под конец едва подавил удивлённый возглас:       — Невероятно. Это, как выразился бы товарищ Куромаку, странно на 73%. Недавно товарищ Курокайхо привела Родефа — он, идентично Чарли, тоже сначала имел нормальное алиби, а в конце сказал что-то, что выдало его.       — Подождите, Родефа?! — встрепенулся Чарли, вмиг округлив глаза. — Он жив? Когда Де Карли жил со мной и ему надо было что-то сделать тайком от меня, он ссылал меня к… к так называемым одноклассникам, но при этом наказывал не упоминать его при них, и Родеф… у него вроде как была дислалия и шиза, из-за чего его упекли в психушку… мне говорили, что он там умер. Так это неправда? Его выписали? Родеф правда… жив? — последнее предложение прозвучало бессвязно, тихо и даже как-то жалко.       — Ну, насчёт шизофрении вы, конечно, ошибаетесь, — серьёзно изрёк Курон. — А выписали Родефа ровно десять лет и восемь месяцев назад.       — Почти одиннадцать лет… — вероятно, если бы Чарли не подхватила Куромаджи, он бы сполз на пол. — Подождите! Мне надо с ним увидеться!       — К сожалению, вы являетесь подозреваемым, поэтому не можете, — сочувственно проговорил Курохонки.       — С чего это?! — начал закипать Чарли. Куромаджи уже не держала его. — Разве вы сами не сказали, что, мол, я вне подозрений и так далее?!       — Так вы не помните? — вдруг осенило Курона. — Пожалуйста, прочитайте третью строчку снизу.       Чарли начал читать конец протокола. И с каждой секундой его глаза округлялись всё больше.       — Это ложь, — не совсем уверенно фыркнул Чарли. — Я не помню такого.       Курон прикрыл веки, будто стараясь выбрать подходящую формулировку.       — Родеф утверждает то же самое. Он, как и вы, выдал себя последней фразой.       — Что прикажете делать, товарищ Курон? — спросил Курохонки, с деланным интересом наблюдая за тем, как Куромаджи помогает сесть шокированному Чарли на диван.       — Дождёмся товарища Курохико, он должен привести Мим — Трефовую, ранее водившую дружбу с Риккардо де Карли. Если ситуация будет аналогичная, то мы будем вынуждены, так сказать, «копать глубже». И известить об этом товарища Куромаку.       — И чьё убийство так всполошило нашего холодного мэра? — хмыкнул Чарли.       Курон и Курохонки перекинулись взглядами.       — Его сестра, Клеопатра, — после минуты раздумий изрёк Курохонки.       — А, ну тогда понятно, — хмыкнул Чарли. — Ради «простого народа» он вряд ли стал бы так подрываться.       Курон, осуждающе взглянув на Чарли, уже хотел что-либо возразить, однако его прервала открывающаяся со скрипом входная дверь.