Хранители хрустальной хризантемы

— Почему ты на меня так смотришь? — с любопытством спрашивает Кира. — Тебя ведь Кира зовут? — Не стану скрывать,— улыбается девочка. Анна задаёт ей неожиданный вопрос: — У тебя на затылке есть шрам? От падения с велосипеда? Кира бледнеет. Для неё это редкость: кожа и так не слишком смуглая, веснушки в самых неожиданных местах. Но сейчас как раз тот самый случай. Она всегда скрывает этот некрасивый шрам. Волосы растут неровно, приходится специальным образом укладывать их, как будто небрежно. — Не может же быть такого совпадения, правильно? — задумчиво говорит Анна. Под руку лезет котёнок, настороженный и удивлённый, что вместо одной хозяйки две новых. Киру, впрочем, он нехотя признаёт, а Анну обнюхивает весьма дотошно. Но у неё тоже почему-то запах Энни. Обнимались они, что ли? Почему люди так любят обниматься и тискать друг друга и котов? Девушки, конечно, были ошарашены. Все четверо, и мелькающие сквозь облака звёзды отражались в расширившихся глазах. — Кира? В голосе Анечки сквозило такое неподдельное изумление, что Кира рассмеялась и тоже обняла её. «Я, честно, не сомневайся. Привидений не бывает».— «Просто…» — На Энни и Анну девочка смотрела как на привидений. Анна отмывала ноги в успокоившейся воде. Энни, не выдержав, взяла её за руку, и они о чём-то безмолвно глядели друг дружке в глаза. Матовый шар засиял ярче, когда Анна подошла к нему. А когда отходила на несколько шагов, расстроенно затухал; девушки смеялись, когда она отбежала на сто метров, а потом бегом вернулась и очень волновалась, что сфера перестанет её признавать. Энни изучила всё внутри, когда Анна забрала свою холщовую сумку и снова присоединилась к тем, кто остался на берегу, и шар нервно мерцал. Анечка расплакалась: «Я вас правда вижу?» Вчетвером внутри машины тесно, но весело. Мотор урчит в зарослях, и Энни чуть виновато говорит, что хозяин машины очень обеспокоен в ночи и просит вернуть «Миуру». — Он, кажется, уже на пути к моему дому, ему не терпится увидеть, что она в порядке. До квартиры Энни они доезжают мгновенно, почти так же быстро, как Анна долетела до Земли. «Осталось ещё немного лапши и вина».— «Я же тебе ещё сыр из магазина приносила!» — «Сколько у тебя компьютеров…» Неловкие паузы быстро растворяются в ночном воздухе, и Анна, сидя по-турецки на кровати, играет на крошечной гитаре. Энни приносит такие же крошечные барабаны. «Я их ещё не видела у тебя!» — восхищается Кира. Анечка ревнует: одноклассница больше знает про Энни. Она несколько раз незаметно прикасается то к одной, то к другой сказочной подруге. На Киру она старается не смотреть. Как будто её тайные дневники достали и прочитали сокровенное. Гулкие басы заставляют стены мелко вибрировать. Котёнок, нахмурившись, пробует на вкус пальцы всех девушек по очереди, до каких дотягивается. Есть большое искушение вытянуть когтями юбку этой странной светловолосой, но шестое чувство подсказывает, что жизней всего девять, и лучше не рисковать. Энни озабоченно выскакивает на улицу вернуть машину, но возвращается почему-то с сундучком с конфетами и ещё одной бутылкой ежевичного вина, что направляет беседу в ещё более расслабленное русло. «А есть черничный сок?» — «Я тоже вино не буду, мне с утра в школу».— «Ладно, на потом оставим». Слово «школа» в эту ночь звучит кощунственно. Анечка рассматривает броши с синей птицей у подруг, совершенно одинаковые, и Анна рассказывает, откуда их взяла. Всё это не укладывается в голове, и Кира тайком делает пометки в записной книжке. Столько сюжетов и эмоций! Энни, устроившись на полу у ног Анны, держит её запястье обеими руками и рассматривает браслет, гибкий и поблёскивающий. «Не понимаю, кажется вообще монолитным».— «Капитан говорил, какая-то разница в отражении частиц, поэтому такая плотность информации».— «Я бы его так легко не отпустила, пока не расспросила бы».— «Ты думаешь, он хорошо разбирается?» Гитара молчит, Кира тихонько барабанит пальцами по крошечным ударным, но стены гулко вторят ей, вплетая свою мелодию. Анечка сидит с прикрытыми глазами, прислонившись головой к плечу Энни, тоже на полу. Она всё ещё не верит в происходящее. Она шепчет слова на староитальянском, и Анна, поддразнивая её, шепчет что-то в ответ, тоже непонятное. «Так»,— говорит Энни,— «это просто неприлично».— «Неприлично — это как ты одеваешься, когда сидишь за компьютером».— «Ужасно»,— невпопад отвечает Анечка,— «мне скоро пора, а я вас только увидела». — Я тебя отвезу, сейчас только найду какую-нибудь машину. А завтра все вместе опять встретимся. — А я рядом живу,— невинно сообщает Кира,— прямо в соседней квартире. — Дразнись, издевайся,— ворчит Анечка,— вот это точно нечестно и неприлично. Кира хохочет, прикрывая ладошками рот. — Ладно, из солидарности тоже пойду, только пять минуточек ещё побуду. Грузовичок-фургон прямо на углу дома — он уже тут года полтора ждёт неясно чего, сообщает Энни; она ловко подцепляет защёлку на старомодной голубой дверце, и обе устраиваются в узких сиденьях; Анечка растеряна, потому что как это так — угнать машину, пускай даже и ничью. «А бензин?» — «Я позаботилась об этом». На борту сочное выцветшее мороженое и надписи из каких-то особенно летних и калифорнийских слов. — Мне ужасно нравится этот грузовичок. Я его вижу каждый раз, пока еду в школу на автобусе. Получается, я каждый раз проезжаю мимо твоего дома? — Пристегнись, пожалуйста. — Хорошо, хорошо… — Получается, каждый раз.— Энни смотрит на неё, и глаза её янтарные искрятся; она ласково ерошит волосы на голове девочки. Анечка тайком рассматривает её запястье. Руки Энни спокойно лежат на рулевом колесе, оплетённом в два цвета. На пустынных дорогах мотор гудит одиноко, и это спокойно и тревожно одновременно; Анечка, всегда молчаливая, не может удержаться и говорит всё, что приходит в голову, просто чтобы убедиться, что всё это на самом деле. «Хорошо, что ты согласилась меня отвезти»,— говорит она,— «иначе бы меня два раза подряд прибили — мама и бабушка».— «Я знаю. Ты говорила, что у тебя строго с этим. Не переживай, я всегда буду стараться помогать тебе. И Анне».— «А Кире?» — это снова получается ревниво, и обе смеются. — Откуда ты знаешь? — спрашивает Кира. Она приподнимает волосы и даёт Анне ощупать свой шрам. Он небольшой, но кажется ей безобразным. — Глупо, но я просто это придумала. Девочка Кира в моих комиксах была слишком идеальной. Надо же было хоть чем-то это разбавить.— Она мягко расправляет рыжие пряди девочки, разбирает свою потрёпанную сумку — старую, ещё с Земли, и показывает Кире свои акварельные рисунки: маленькие, точные, красочные. «Откуда ты знала, что у меня нос с горбинкой?» — «Я не знала, я просто сидела и рисовала. Знаешь, сколько у меня было свободного времени… А велосипед я ей нарисовала, просто потому что сама люблю ездить на велосипеде».— «Цветочном?» — «…Откуда ты знаешь?» Анна заваривает ночной кофе на троих — Энни должна вот-вот вернуться. «Мне как-то было скучно. Лежала дома, болела. Друзей особо не было, я училась в другой школе и только перешла в этот класс. И я начала писать повесть. А главной героиней сделала нелюдимую девушку, придумала ей заграничное имя Энни. Сочиняла для неё всякое, как, знаешь, в компьютерных играх: одежду, черты характера, атрибуты. Внешность не стала придумывать, описала свою соседку. Представь, как удивилась, когда узнала, что эту соседку зовут Энни! Потом мы познакомились. Ко мне пристали какие-то придурки, а Энни мимо шла. Придурков ветром сдуло, кроме тех, кто остался валяться на газоне. Я и это описала… Чтобы ей не скучно было, я придумала ей двух подруг, Анну и Анечку. Понимаешь, да?» Кофе едва не выкипает, и Анна, подхватив джезву полотенцем, спасает ситуацию. «Я могла бы сказать, что такого не может быть, но я четыре часа как вернулась из космоса… Энни положительный персонаж?» «Очень положительный! Я сама перечитываю главы с ней, так она мне нравится»,— девочка краснеет и делает вид, что рыжие пряди растрепались и сами занавесили лицо.— «Она всегда такая рассеянная и сосредоточенная одновременно…» «Точно, это про неё. Она умница». Энни сосредоточена, Анечку слушает вполуха, но отвечает в тему; дорога ухабистая, темно, и слабые фары не спасают. На дороге какой-то нетрезвый гражданин, и Энни, чтобы его не сбить, пытается осторожно объехать, но того неожиданно заносит вправо, и девушка, выкручивая руль, пытается не наехать и не съехать в обочину — каких-то секунд не хватает, и грузовичок, дребезжа крылом и виляя, боком скатывается по насыпи; его подкидывает на камнях, и на несколько томительных мгновений девушки с ужасом осознают, что грузовичок в свободном полёте. Это почти как парение, в полной тишине ночного леса. Желудок сжимается, спина покрывается холодным потом. «Но слишком много совпадений»,— говорит Кира.— «Поэтому я выкидываю всякие дурацкие эпизоды. Один раз написала про аварию на машине и просто вычеркнула все строчки, чтобы всё хорошо закончилось». «Ты от руки пишешь, не на компьютере?» Усталый пёс, пробираясь к дому по неясным и полным шорохов и запахов тропкам, поднимает голову и видит летящий грузовик. И собирается дальше неторопливо трусить по дорожке, но раздаётся грохот, звенят на весь лес разлетевшиеся осколки стекла, и пёс, буксуя задними лапами и прижав уши, со всех ног несётся уже куда глаза глядят, скорее от неожиданности, чем от ужаса. Тишина. Томительные секунды. Колёса в пустоте вращаются по инерции. — Цела? Энни беспокойно ощупывает Анечку. — Погоди… Вроде всё нормально. — Поразительно. Стёкла вдребезги. Машина стоит, опасно накренившись, и Анечка первым делом пытается открыть дверцу и выбраться. Энни хватает её за ворот кофты и тянет на себя. — Ни в коем случае. Осторожно посмотри наружу. Сначала Анечка ничего не может понять. Внизу темно и пусто. Когда глаза привыкают, она понимает, насколько пусто: вода плещется глубоко внизу, из-под колёс топорщатся ветки, и всё. — Чёрт! — Спокойствие,— говорит Энни. — Ощущения во время полёта были похожи на то, что описывала Анна,— девочку трясёт, но она пытается взять себя в руки. Энни кивает. С её стороны дверцу заклинило, а окошки маленькие и забиты осколками. Надо придумать, как выбраться и не опрокинуть машину. — Анна чуть дольше летела, смогла насладиться. — Она говорила, что очень боялась. — Она честная, я ценю это. Мы с тобой тоже испугались, но не признаём это. — Во время полёта я просто не успела испугаться, а сейчас… А сейчас ужасно страшно,— признаётся девочка.— Мне можно шевелиться? — Без резких движений. Судя по тому, что мы не свалились ниже, всё не так плохо. Темнота уже не сплошная, хотя фары в какой-то момент и отказались работать. Отголоски далёких огней в ветвях, скрип и шум ветра, дыхание пустоты, а дыхания девушек не слышно: обе едва осознают, что можно дышать. Энни выглядывает в окна и хмурится. Обрыв отвесный, уступа не видно под колёсами, и лишь вековые ветви спасают. Под ногами скрипит стекло. «Осторожно, не поранься». — Интересно, там, в фургоне есть мороженое? Есть хочется… — Это от переживаний,— успокаивает девочку Энни.— Вот выберемся, пройдёт. Она садится обратно, кладёт руки на руль и тихонько барабанит по нему пальцами. Нужно спокойно подумать. — Слушай, у тебя есть какое-то заветное желание? — вдруг спрашивает Анечка. — «Заветное». Сразу видно, что ты много читаешь.— Энни улыбается уголками губ.— Хочу в центре Афин купить книжку на французском языке, а потом сидеть в летнем кафе, пить кофе, листать её и делать вид, что я что-то понимаю. И просто любоваться прохожими. И есть греческие булочки со шпинатом. — Почему именно на французском? — Помнишь, ты мне рассказывала о своей поездке в Грецию? — Надо же, ты запомнила,— удивляется Анечка.— Та самая книжка, с двумя босоногими девчонками на капоте машины на обложке? — Точно, она. Там цвета красивые. Как в фильмах Жана-Пьера Жёне. — Я тебе могу её подарить. — Я хочу свою. И хочу побывать в Афинах. И чувствовать на коже средиземноморское солнце. — Кстати, когда поедешь, слишком открытую одежду там не носи. Или мажься кремом,— советует Анечка.— Я чуть не сгорела в первый же день, такое солнце. — Надеюсь, эта информация мне успеет пригодиться. — А я хочу как вы. Быть крутым хакером. Уметь всё на свете. Разбираться в технике, как ты. Гулять босиком по космическому кораблю. Перечитать всю библиотеку, посмотреть, как Анна играет… Собирать цветы на других планетах. Путешествовать в прошлое. Следить за звёздным небом… А ещё хочу сидеть с вами на веранде, смотреть на дождь в саду... И есть что-нибудь вкусное! — У тебя много желаний. Это хорошо. Значит, хотя бы часть сбудется. Энни размышляет, нужно ли сигнализировать Анне. Но не представляет, как объяснить, где их искать, как добраться и спуститься… Поэтому стаскивает свои тяжёлые ботинки и взглядом показывает на обувь Анечки. «Тут оставим? Меня третий раз убьют, если я снова обувь потеряю».— «Доверься мне». Энни вешает ботинки за шнурки на пояс и осторожно, вынимая по пути осколки лобового стекла, выбирается на капот. Стряхивает стекло в пропасть. «Не поранься!» — «Всё хорошо. Давай руку». У Анечки получается не так ловко, как у Энни, но через несколько минут она тоже оказывается на широком капоте. Воздух обещает скоро светать, и уже видно, что капот голубой, выцветший на солнце. «Какой холодный»,— Анечка поджимает пальцы на ногах. Энни перемещается между ветвями, как тень. Она убеждается, что девочка на самом устойчивом сплетении веток. Крепко держась за ствол, пытается покачать машину из стороны в сторону, но та накрепко засела в ветвях. «Когда-нибудь мы её отсюда достанем».— «Да, а то вдруг там внутри мороженое».— «Не думаю, что оно ещё живо». Анечка в относительной безопасности, и хоть под ногами в десятке метров пропасть и вода, уже легче и хочется улыбаться. «Не расслабляйся. Десять-двенадцать метров, это почти пять этажей».— «Ого! Слушаюсь». Грузовичок застрял неуютно, накренившись, его жалко. Анечка дотрагивается до холодного бока ладошкой. Энни трогает её за локоть: «Сейчас буду показывать, за что держаться, слушайся и просто делай».— «А куда деваться… А почему мы не позвонили Анне? Она могла бы сюда спуститься на своём шаре».— «Я уже думала. Прыгать с машины в узкий проём было бы рискованно. Не переживай, мы справимся». Ветки скользкие, в предрассветной мгле их сплетения кажутся сложными и ненадёжными, и вверх пробираться ужасно неудобно: сучья норовят воткнуться под рёбра, ветки распрямляются и больно бьют по рукам; но скоро, упёршись исколотыми подошвами в очередную развилку, Аня видит землю. Осыпавшийся каменистый спуск, поросший редкой травой. Энни неуловимо оказывается рядом и придерживает её за талию: «Отдохни минутку, потом берись правой рукой за эту ветку… Правой! Хорошо. Поднимайся выше. Теперь ставь одну ногу сюда, только осторожно…» — она направляет девочку за щиколотку, стоя на нижней ветке.— «Отлично. Девчонки сварили кофе, у меня сигнал пришёл».— «Можно, я потом рассмотрю твои руки? На них целые мониторы…» — «Конечно. Перехватывайся левой рукой удобнее, я рядом. Всё, наклоняйся вправо и забирайся наверх». — Странный был сюжет, если честно,— говорит Кира. Кофе обжигающий, но вкусный, с миндальным привкусом.— Где ты так кофе научилась готовить… — На корабле, где же ещё.— улыбается Анна. Они вдвоём сидят на кухне, прямо на полу, подтянув к себе ноги. Котёнок устроился между ними, настороженно растопырив уши от подозрительного запаха кофе. Никак к нему не привыкнет. Бразильский ещё куда ни шло, а тут кенийский, «Вакер».— А почему странный? — По глупой случайности грузовичок, на котором едет Энни с подругой, падает в пропасть, и только по случайности застревает в ветвях. — Хорошо, что ты решила вычеркнуть этот эпизод. — А теперь я вообще остерегусь писать что-то такое сомнительное. Можно, ещё рисунки посмотрю? — Хочешь, я тебя нарисую? Кира вскакивает на ноги, едва не пролив кофе: — Конечно! Мне позировать? Или как? Боже, я волнуюсь, меня никто не рисовал никогда! А мне как переодеться? Давай я расчешусь хотя бы! Анна рисует девочку в образе космической амазонки. Рыжая в незначительных сиреневых доспехах, романтичная и опасная, с обнажённым стройным животом, с хрустальным цветком в руке и огромным огнемётом на плече. «С грудью ты мне польстила, но мне нравится!» Кира, приоткрыв губы, заворожённо рассматривает рисунок. Линии нежные, цвета почти прозрачные, дымчатые, но оружие тяжело и маслянисто блестит в свете далёких звёзд, и глаза цвета вечерних трав возбуждённо сияют. «Значит, у меня есть шанс побывать в космосе?» — «Почему нет?» — Анна допивает остывший кофе.— «Чем мне тебя подкупить, чтобы я смогла утащить этот рисунок себе?» — «Он твой». Мгновение, и Кира душит девушку в объятиях, и Анна смеётся. — Но где же наши девчонки… Кофе снова придётся варить. Она уже позвонила три раза; на третий раз Энни коротко сказала: «Перезвоню скоро» — и тут же отключилась. А телефон Анечки не отвечает. «Может, дома оставила…» — Телефон дома оставила,— растерянно говорит Анечка.— Надо же. — Точно, я же обещала перезвонить. Энни проводит пальцем по запястью; оно загорается оранжевым, и девушка рассказывает Анне, что дорога не очень ровная, поэтому так долго. «Сейчас»,— говорит она, «уже недалеко от пункта назначения, а потом я обратно». Сверчки поют где-то, и ранние птицы озабоченно и жалобно перекрикиваются в отдалении. Воздух серый, туманный. Вороны каркают по-осеннему, безысходно; девушки обуваются; сил нет, но время бежит слишком быстро. — Мы ведь и правда уже недалеко,— говорит Анечка.— Только с другой стороны. Я помню эти места.— Она рассматривает мерцающие линии и индикаторы на запястьях Энни. — Километр, от силы полтора. Пешком скоро дойдём. — А как ты потом обратно? — Смотри.— Энни показывает на несколько зелёных чисел на правом запястье.— Это номера ближайших машин, которые можно на время позаимствовать. Я потом верну, обещаю. Анечка поражённо качает головой. — Можно же просто вызвать такси… — И правда, я не подумала. — Ты как будто в другом мире живёшь. Но я не против, если что. Смотри, марсианский пейзаж какой-то.— Долина внизу и правда каменистая, смутных оттенков, а небо тусклое, вымытых голубых и абрикосовых оттенков.— Песчаной бури не хватает. Правда, как на Марсе? — Я же не была там. И даже Анна не была. — Как так, там же относительно рядом. — Если Анна возьмёт тебя с собой на работу, увидишь, насколько это «рядом» относительное,— улыбается Энни. — Всё равно есть хочется ужасно. И чего мы в фургончик не залезли? — Знаешь, машина стоит на углу уже года полтора. Не думаю, что там мороженое очень свежее было. Грузовичок так и остаётся висеть в сплетениях ветвей на крошечном каменном уступе. Утренний туман сгущается, поэтому девушки решают поторапливаться. — А что там с Пиццамэном? — А что с ним… Я только начала следить за одеждой, когда открываю дверь, как Пиццамэн перестал приходить. При очередном заказе Энни вспоминает и тщательно инспектирует одежду, прежде чем открыть дверь курьеру, а там вместо привычного мальчишки усталая девушка, и Энни делится с ней колой и горячим пирогом, а потом переводит на её счёт чаевые. Девушка растрогана и секунды три медлит, прежде чем повернуться и идти разносить следующие заказы. Она старается запомнить этот дом с грузовичком на углу. Дом необычный, этажи и вверх, и вниз. Щедрая заказчица с короткими чёрными волосами живёт на этаже, окна которого почти вровень с землёй, поэтому и закрыты занавесками. Девушка-курьер идёт по улице, залитой вечерним солнцем, и в плечах у неё необычное космическое чувство. Следующей ночью она просыпается от странных снов, любуется прозрачной луной, похожей на грейпфрутовый леденец, и долго не может уснуть. Выходит гулять по сонным улицам, но дома с грузовичком не находит, хотя адрес, как ей кажется, запомнила хорошо. Луна с неба куда-то уже исчезла; приходится купить сигарет и идти домой. Анна, лёжа на диване и любуясь звёздным потолком, перебирает струны на маленькой гитаре. «Чувствуешь запах сигарет?» — «Да, это на улице»,— Кира уже сонная, но, устроившись у кровати на коленках, торопливо записывает в блокнот сюжеты и даже пытается зарисовывать, чтобы ничего не забыть.— «Я уже скучаю по космосу. Но всё равно хочу при свете дня побыть тут ещё. Хотя бы несколько дней».— «А потом?» — Кира, замерев, смотрит на девушку. Та после душа, волосы обернула полотенцем и нашла у Энни в растерзанном шкафу самую большую рубашку.— «Господи, как же хорошо после душа. Побуду тут немного и на работу. Да и растения мои там, кто за ними ухаживать без меня будет… Бабушка не дождалась меня, мне тут и жить-то негде». В голосе Анны не звучит никаких эмоций, и Кира снова замирает. Она впервые слышит этот мягкий голос настолько сухим, как растрескавшаяся земля на сжигающем солнце. Анна рассказывает: до того, как покинула Землю, она жила с бабушкой-травницей, седьмая вода, но душа родная. И не могла с ней увидеться, даже когда попадала в прошлое. Так и не увиделась. Кира не знает, что сказать, и нерешительно берёт её обеими ладошками за руку. «Но я буду чаще сюда наведываться. Я просто не знала, что так можно. Так, не будем о грустном. То, что ты пишешь, хорошо заканчивается?».— «Вообще не заканчивается»,— вполголоса отвечает Кира. Она забирается на кровать и садится рядом с Анной. «Что будет, если не будет продолжения истории? Всё закончится или нет? Я не знаю…» — «Я тоже»,— потягиваясь, отвечает Анна.— «Кофе как-то не действует, засыпаю».— «Я думаю, это потому что ты пролетела несколько миллионов километров, выбиралась из болота, потом мы ехали на ужасно дорогой машине на коленках друг у дружки, и вообще ты немного попереживала сегодня».— «Да, насыщенный денёк выдался»,— соглашается Анна. Она прикрывает было глаза, но тут входная дверь раскрывается, и тихо, чтобы никого не разбудить, входит Энни. Кира подскакивает и бежит её встречать: — У вас всё хорошо? Ты так долго… Энни улыбается — Анна тоже оказывается рядом, закутанная в её рубашку. — Всё отлично. Мне кофе оставили? Анечка долго стояла на пороге своего дома и махала ей рукой. «Странная ночь»,— сказала она.— «Никогда такой не было». Энни обняла её, и девочка снова расплакалась, но чувствовалось, как напряжение отпускает её. Пришлось бережно успокаивать её, прижимая к себе: сложная задача для Энни. В сердце от этого что-то защемило, но потом Аня улыбнулась, и всё прошло. — Хорошо, что не оставили. Я и так неплохо взбодрилась. Там где-то пиво должно было оставаться. Завтра до обеда меня не будите, ладно? Ещё час я проработаю на внутреннем генераторе, расскажу всё, а потом мне надо будет на подзарядку. Кира улыбается: — Ладно, как расскажешь, я домой. Всё равно через пару часов уже вставать. И в школу… Она в жизни не признается, что умирала от страха за Энни, пока та не выходила на связь. — Несчастное существо. Прогуляешь, может? — Не могу: контрольная. Меня съедят и косточек не оставят. Энни с шипением вскрывает баночку и, ухитрившись не расплескать, валится на кровать. — Там в твоей повести нет ничего про летающие грузовики? Ладно, это не сильно важно. За окном рассвет расцветает чайной розой, гулким шумом утренних улиц, заполняющихся людьми; городские вороны запоздало возвещают прибытие нового дня, но смолкают, занятые своими вороньими делами. Машины все куда-то торопятся, сигнализация на магазинах и салонах красоты срабатывает пронзительно и тоже умолкает; трамваи неторопливо разгоняются, поблёскивая боками после ночного тумана; кто-то только ложится спать, кто-то спешит на работу, кто-то пишет стихи или курит на балконе; смешливая девушка пускает из раскрытого окна на втором этаже мыльные пузыри, и за ней тайком наблюдает школьник, рискуя опоздать на занятия. — Это ужасно. В гостях у самого крутого хакера в мире космическая принцесса, нас ждут в гости, а мы должны сидеть на физике. Почему мы не могли прогулять школу? — Да! — Анечка горячо поддерживает Киру вполголоса, эмоционально, насколько позволяет воспитание.— Почему? Рыжая красавица оказывается совсем не такой неприступной королевой класса, какой казалась два дня назад. Особенно сейчас, когда у обеих синяки под глазами после бессонной ночи — одна наспех закрашивала их, вторая просто занавесилась буйными медными волосами. Утром Аня расстроенно разглядывала ступни, все в царапинах и ссадинах, но к третьему уроку уже забыла об этом, потому что не могли наговориться с Кирой. — А правда, ты сто языков знаешь? И рисуешь сразу в десяти стилях? И музыку пишешь? Правда, что ты расшифровала крито-микенские таблички? Ты с Ромашкой встречаешься? Здорово! Вы целовались? А ещё говорили, что ты в Эдуарда влюблена. У тебя волосы родного цвета или так здорово покрасила? Такой загар красивый, когда успела, на море была? Классный лак, как цвет называется? — Ааааа! — с опаской высвобождая пальцы из ладоней Киры, говорит Анечка. — Остановись. Я не подозревала, что ты такая бурная. А можно все вопросы по очереди? То есть я, конечно, запомнила, но всё равно, давай мне передышку. Кира заразительно смеётся, и Анечка тоже улыбается. — После уроков вместе пойдём? И так понятно, куда. В просторные окна звенит город, и на душе очень хорошо. «Ты ведь совсем недавно в нашей школе?» — «Да, я в пригороде живу, месяц назад сюда перевелась. Под конец учебного года... Мою школу закрыли на ремонт». В школе девочкам приходится говорить шёпотом, а на шумных улицах всё равно никто не подслушает. День наполнен солнцем. — Подожди,— говорит вдруг Кира и останавливается.— Мне нужно сказать тебе что-то важное. — Что такое? — испуганно спрашивает Анечка, хватая её за руку. — Тут есть одна булочная. У меня с ней связаны хорошие воспоминания. Давай зайдём? Пожалуйста!