Хранители хрустальной хризантемы

«Если вы это читаете, значит, у меня не получилось спрятаться». Девушка недоверчиво смотрит на строчки. — Анечка! — с ударением на последний гласный, с двумя разными тонами. Рассохшиеся половицы в коридоре ритмично скрипят, и Анечка мгновенно прячет листок под учебник алгебры. Ей нужно учить уроки, но она не может оторваться от головоломки, которую подкинула ей Энни. «Посмотри, это узоры, или камни такие, или это может быть на каком-то языке?» И девушка, забросив всё, даже любимый вкусно пахнущий учебник португальского, возится с непонятными значками, выстраивает их в разном порядке, считает закономерности, и через час хмурится, не понимая, это шутка или что это вообще такое. Мама заходит, убеждается, что дочь сидит за уроками, приносит две ватрушки и чай, и девушка, нетерпеливо постукивая пятками по полу, ждёт, пока снова останется одна. Ватрушки возмутительно вкусно пахнут, приходится одну съесть, а вторую припрятать, чтобы не отвлекали. В окошко светит тёплое солнце и кричат что-то соседские мальчишки, близнецы-бандиты возрастом шесть лет на двоих; скоро лето, и за уроками сидеть обидно, когда тут столько интересных дел, и девушка встряхивает тёмными своими волосами с рубиновым блеском и пытается сосредоточиться на учебнике. Хрустальные её капельки-серёжки с гранатовым пятнышком тихо дрожат под музыку, доносящуюся из соседнего дома, под глубокий царапающий душу вокал. «На исландском языке», — определяет она. Аня, даром что лучшая ученица в классе, совершенно не любит школу. С учителями не заладилось, они считают её заносчивой выскочкой, а ведь она просто хочет иногда поделиться тем, что вычитала. Подруг в школе нет, одноклассницы вредные, а Эдуард, мальчик, который нравится и которому она почти довязала шарфик цвета пыльной розы, совсем редко о ней вспоминает. Поэтому она читает — много и со вкусом. Аня вообще-то нравится мальчикам, но краснеет каждый раз при знаках внимания, хотя тайком пишет чувственные рассказы и публикует их в сети под псевдонимом. Для рассказов девушка тщательно изучает анатомию, психологию и исследует иллюстративный материал, поскольку не обогащена опытом. А потом шокирует одноклассниц своими познаниями. Завистливые девочки за глаза обзывают её «заучкой» и «ванилькой», ну а что делать, если она и правда любит сидеть на подоконнике, пить кофе и читать Ремарка? Подоконник широкий и удобный, под синим пледом уютно, и девушке нравится, что из-под него только пальчики ног видны. Про кофе Анечка знает всё. И историю, и две с половиной сотни рецептов, а по оттенку аромата она различает места сбора зёрен. Готовит настолько фантастически вкусный кофе с миндальным ароматом, что одноклассницы ещё больше её терпеть не могут. А как можно не любить Ремарка, особенно если читаешь его первое издание, ещё на датском языке, засаленную книжечку возрастом под девяносто лет? Книжку Ремарка для Анечки достал Ромашка, одноклассник со светлыми ресницами, растерянным взглядом и в очках с карикатурно толстой оправой. Он безнадёжно влюблен в девушку. Она говорит Роме, какой он хороший друг, и мальчик уныло бредёт домой, срубая палкой ни в чем не повинные лопухи. Энни в шутку укоряет её: «Смотри, через двадцать лет ты увлечёшься им, а ему уже будут нравиться юные студентки. Я просчитала вероятности». — «Двадцать лет»,— ужасается Анечка, — «это же больше, чем вся моя жизнь». С Ромашкой стыдно на людях: он такой нелепый. Но смешной и трогательный, когда рассказывает, как хотел бы работать капитаном звёздного лайнера. Девушка вплетает в крупную вязку кремовые нити с признанием в любви, только на тибетском языке. Эдуард всё равно не заметит и не поймёт, а ей приятно. Анечка, в очередной раз расчесав волосы, уже отросшие, ниже плеч — на солнце с рубиновым оттенком, в сумерках цвета кофейного, чуть тронутого сливками,— подпирает щёки руками и расстраивается, что ей не дают настоящей работы, а только позволяют быть переводчиком. («Вдумайся, ты позволяешь нам понимать, что мы вообще делаем»,— пишет Энни. — «Ну да, ну да… Просто ты хакер, ты умеешь всё на свете, Анна вообще на космическом корабле, а я сижу дома и решаю алгебру. Печаль».) Энни просит её разобраться в инструкции на блоке связи, написанной на каком-то невнятном языке; присылает стихотворение из игры на придуманном наречии, чтобы быстрее пройти квест. Анечка сидит на постели за маленьким настольным пианино, поджав под себя ноги, задумчиво перебирает рукописи и клавиши, расшифровывает всё и отсылает перевод. А потом красит ногти на ногах нежно-персиковым цветом, под оттенок пижамы. И проводит по губам новой помадой, тоже нежного утреннего оттенка, хотя губы у неё и так красивые и выразительные. Она живёт в небольшом одноэтажном доме, ночами выходит, накинув на плечи покрывало и взяв латунный фонарь, и бродит по колено в синей седой траве, вглядывается в рисунки на луне, высматривает движущиеся звёздочки и гадает, которая из них — корабль Анны. А потом спускается к реке и любуется отражениями ив в воде. Вдыхает запахи дыма и шашлыков с задних дворов, переплетающиеся с ароматами свежей воды, читает при свете фонаря, возвращается порой под утро. Задние дворы — другой мир, почти интимный. Там хранятся домашние вещи, сушится одежда, постельное бельё. Там детские игрушки, посуда после вечеринок, забытый велосипед и прощальные поцелуи. Однажды на рассвете, возвращаясь к себе, Анечка увидела красивую смуглую девушку с длинными чёрными волосами, едва знакомую и совершенно обнажённую — она принимала душ прямо на открытом воздухе, во дворе дома. От вида её мокрого тела, кофейно-карамельного в свежем туманном воздухе, и от неожиданной утренней красоты девочка застыла, ошарашенная и заворожённая, не в силах отвести взгляда, и девушка улыбнулась ей, заметив. И просто продолжила купаться, а Анечка, скрывшись, долго не могла уснуть. Днём она учит уроки, делает дела по дому, а в отсутствие взрослых продаёт молоко — у бабушки есть постоянные покупатели, и если бабушка где-то по делам, то Аня берёт трёхлитровую банку, уже набранную, и отдаёт в обмен на положенную сумму. Мальчишка лет десяти приходит по утрам и во все глаза смотрит на неё, не в силах вымолвить ни слова, совсем забыл, зачем пришёл. Аня улыбается: она знает, что вызывает восхищение у мальчиков, но не до такой же степени. Деньги он отдаёт, не отрывая от девушки взгляда, и удивительно, как он ни разу не споткнулся со своей трёхлитровой банкой, постоянно оглядываясь. Один раз это уже было — зимой, уже с полной банкой молока, он поскользнулся, выходя со двора, и разбил банку. И сбежал, ужасно расстроившись, хотя бабушка звала его и собиралась бесплатно налить ему другую банку. После этого случая долго не приходил, стеснительный. Посёлок маленький, все друг друга знают, и новые знакомства не такие уж частые. …Знакомство с новой подругой происходит странно — ночью после грозы. После школы Анечка сидит за выщербленным столом, которого стесняется, потому что считает его слишком деревенским. Ест блинчики с черничным вареньем, читает и временами прерывается на грусть от обыденности своей жизни. Стол накрыт клетчатой клеёнчатой скатертью, края которой тихо шуршат от ветра, и скатерть эта особенно печалит взгляд. Хочется сорвать её, уставить стол, мраморный, конечно, в прожилках, хрустальными бокалами, свечами, графинами, сидеть напротив красавца Эдика и загадочно улыбаться, поблёскивая кофейными с ореховым оттенком глазами и приоткрытыми губами, позволять накрыть рукой свою ладошку и тихонько таять; только где же взять мраморный стол и весь этот хрусталь? Да и не на веранде же полуночничать при свечах, потому что полы и тут скрипят, и краска облупилась, и даже одно стёклышко, цветное, зеленоватое, треснуло в углу. Стёклышко поскрипывает, потому что ветер крепчает, и опытная в этих делах Аня бросается убирать со стола и закрывать двери и окна; но окна непослушно распахиваются под порывами, и скатерть всё порывается подняться и улететь. Девушка прижимает её края, снова захлопывает окна и крепче закрывает их на шпингалеты. А когда дождь и ветер расходятся так, что уносят развешенное бельё, снимают крышу с сарая у соседей и заливают стёкла, грозясь выдавить их, девушка стоит у самого окна на похолодевшей веранде, охваченная одновременно ужасом и восхищением, сжав в руках какое-то полотенце, смотрит на бурные потоки воды и гадает, не смоет ли дом. Её унылые настроения точно вымывает начисто, и она даже думает, не выбежать ли под дождь прямо так, босиком, уже заранее замирает, ощущая, как тонкое цветочное платье будет облеплять её тело, но в этот момент под напором ветра со звоном выскакивает увечное стёклышко и вдребезги разлетается у самых ног. И пока Анечка, стараясь не загнать осколки под кожу, прибирается, дождь как-то незаметно утихает, солнце как ни в чём не бывало начинает светить сквозь торопливо разбегающиеся облака, и даже птицы начинают что-то неуверенно сообщать в ветвях. Осколки ещё долго находились под ногами, и под вечер девушка всё же наступила на один, вытаскивала его ногтями и рисовала йодом на подошве сеточку, морщась от запаха. Трава ещё какое-то время была мокрой по щиколотку, но солнце и тёплый ветер быстро всё высушили, и в закатном малиновом свете Анечка ходила по двору и подбирала сметённые прищепки, тряпки, кормушки и даже прикручивала почтовый ящик на место. На душе почему-то было легко и мечтательно, и перед сном девушка долго любовалась чистым звёздным небом. Тогда-то ей и приснилась хрустальная хризантема. Огромная, во всё небо, но прозрачная и лёгкая, тихо звенящая на горячем ветру. Неожиданный сон, потому что ей совсем редко снится что-то сказочное. Внутри цветка — весь мир, и она сама, или весь мир и есть этот цветок, и она тоже этот цветок, и мелодичный звон хризантемы раздаётся внутри её груди, волнует, окутывает потоками тёплого ветра. От этого звона Анечка просыпается, с улыбкой лежит, глядя в светлый потолок, весь в причудливых тенях от веток, и тогда только понимает, что это сообщение на телефон пришло, поэтому и звенело, и звук ещё не остыл в жарком ночном воздухе. «Тебе тоже приснилась хризантема?» Анечка встряхивает головой и считает, что её разыгрывают. Номера она не знает, совпадение её пугает, и она сидит, съёжившись на постели в своих розовых пижамных шортах и короткой футболке, влажной на спине, снова и снова перечитывает короткое сообщение на телефоне, пока не решается ответить. «Кто ты?» — и томительные секунды ожидания. «Меня зовут Энни. Мне тоже как-то приснилась такая хризантема. Большая, звенящая, во всё небо. Созвонимся?» Девушка, ошарашенная, долго не понимает, что ей делать. Кто такая Энни? Почему она знает про сон? Это точно был сон? Голова пухнет! Но Энни звонит ей, и девушка босиком выбегает в сад, прячется за деревьями. Находит на веранде старый плед, заворачивается в него. Трава всё-таки влажная, ночью это ярче чувствуется. Энни просит её посмотреть в небо. «Теперь чуть правее. Ещё немного правее... Сейчас одна из звёзд три раза вспыхнет ярче, а потом будет светить бледным зеленоватым светом. Это Анна. Это её корабль. Условный сигнал раз в сутки, что всё в порядке. Каждый вечер я жду этого сигнала. Теперь ты тоже можешь знать, где Анна». Звезда действительно мигает. «Как ты меня видишь?» — спрашивает Анечка. «У меня везде камеры, а в комнате шестнадцать мониторов». — «А кто такая эта Анна?» — «Сейчас всё расскажу. Будет долгий рассказ, приготовься, я не мастер говорить красиво и понятно». У неё голос песчаный, словно чуть осипший, но до чего же красивый и тёплый. Как лёгкий южный ветер летним утром. Через час, под едва заметно светлеющим небом, Анечка тихо раскачивается на качелях в саду и недоверчиво перечитывает переписку — когда закончили болтать голосом, девушка ещё долго забрасывала Энни вопросами,— хмурится, спорит сама с собой, улыбается, верит и не верит. И засыпает под мерное поскрипывание стареньких качелей, когда бледная зеленоватая звёздочка уже скрылась с небосвода. Бабушка, ни свет ни заря уже при параде, укутывает голые ноги девочки пледом, качая головой, и отправляется по своим загадочным бабушкиным делам. Наутро острая разница между деревянным столом, скрипучим полом, балбесами-одноклассниками — и космосом Анны с виртуальным миром Энни слишком чувствительна, и блинчики не лезут в горло, слишком взбудоражена. Хорошо, что выходной, в школу идти не надо. Теперь жить чуть сложнее, но интереснее, хоть сомнения и одолевают временами: так ведь не бывает? Бабушка ворчит, что Анечка глаза испортит за своими бумажками и телефонами, мама просит её для разнообразия помыть посуду и полы, а порой заходит, когда девушка расшифровывает древние тексты или, что хуже, на сеансе связи, и приходится изобретать что-то на ходу. Девушка терпеть не может обманывать. Но как объяснить, что тебе пишет взломщица компьютерных сетей с просьбой от космической принцессы? Если удаётся подключиться к спутнику или усилить сигнал за счёт слабо нагруженных вышек связи, Энни приглашает поболтать всех втроём — сама за монитором, Анна по браслету или в каморке переговорной, Анечка с телефоном. Часто не поговоришь, к сожалению, чаще только буквами получается. Анна ругается на Энни за беспорядок и постоянные игры, а с Анечкой обе старшие подруги разговаривают ласково, почти как с маленькой, не разрешают ей пить на выпускном. Анечка смешно смущается, потому что припрятала маленькую бутылку сладкого вина. Нелегальным поставщиком, конечно, был Ромашка, который знает, как в её доме с этим строго. Энни говорит: «Лучше я привезу тебе пиратских напитков: малагу, ром и шерри». Это всё потому что Анечка обожает читать про корабли и пиратов. Анна возмущается: «Не смей её спаивать!» Энни невинно замечает: «Твой капитан ещё не угощал тебя древним синим вином из отцветших лепестков из созвездия Ориона?» Анна краснеет, даже буквы в чате становятся малиновыми, потому что, конечно, угощал. И неловко оправдывается. Голос её мелодичный и нежный — лёгкий ветерок колышет цветы, блики по глади воды на солнце,— даже если она сердится. Анечка заслушивается звучанием и иногда теряет нить разговора. В самом начале знакомства, когда девушки ещё не знали, что звонок их по видеосвязи выбивает пробки по всему городу, и беспечно болтали, Анечка обучала Анну итальянскому языку пятнадцатого века. «Мне нужно кое с кем пообщаться»,— стесняясь, объясняла Анна. «Такой певучий и складный язык, гораздо красивее, чем современный»,— горячо поддержала её девочка и с энтузиазмом взялась за дело. Над Энни, устраивающей сеансы и сидящей с ногами в кресле, они по-доброму подшучивали: — Ты всегда в таком виде разговариваешь по видеосвязи? — Чёрт…— Энни бежит за футболкой и торопливо её натягивает. Когда выяснилось, что городские электростанции не выдерживают напряжения от межзвёздных звонков, пришлось ограничиваться текстовыми посланиями и иногда голосом. Сейчас Аня настолько взволнована расшифрованным текстом, что ей срочно хочется созвониться с загадочными подругами. Приходится торопливо писать, досадуя на опечатки и слишком умную клавиатуру телефона. «…Вероятнее всего, я потерял управление несколько лет назад, а может, несколько тысяч лет назад. Проследите, чтобы я не столкнулся с вашей планетой, и разбудите меня после полудня».