Хранители хрустальной хризантемы

Металлическая поверхность кажется шероховатой и почти тёплой на ощупь. Вот только было бы кому провести по ней рукой и ощутить, насколько она холодная. Серебристо-бирюзовый металл, в свете звёзд оранжевыми и зелёными бликами — во все стороны, сколько хватает глаз, посреди пустого пространства. Звёзды огромные, почти живые, и ни одного звука. По шершавой металлической поверхности скатывается хрустальная капля — такая прозрачная, что сквозь неё тонкий серебристо-синий рельеф почти не преломляется. Она неторопливо, не оставляя следа, сбегает и неожиданно останавливается, едва заметно вибрируя. Маленькая она или большая, непонятно, потому что не с чем сравнить. Капля застывает, остаётся совершенно неподвижной, и в ней, как в новогоднем шаре, что-то становится видно. Ряды керамических, глиняных и гранитных горшков с цветами — рядами, как в оранжерее. И больше ничего, глубокая пустота. Внутри замершей капли почти темно, и растения едва можно разглядеть, но все они разные. И листья разноцветные: сотни неуловимых оттенков зелёного, и тёплых, и в седину, глубокие синие, почти фиолетовые, а ещё дальше — тёмно-бордовые, приглушённо-оранжевые, как переспелая хурма. Некоторые растения цветут, и цветки такие, похожие на величественные хризантемы, сложно найти где-то ещё: прозрачные, хрустально звенящие, с тонкими орнаментами, как древние письмена на амфоре, вспыхивающие сиреневыми искрами, покачивающиеся в джазовом ритме. Цветы спокойны, но они начинают что-то чувствовать, тянутся листьями вглубь прозрачной тёмной галереи, и через несколько мгновений оттуда появляется девушка. Тут только становится понятно, какая огромная эта капля на металлической поверхности. Девушка внутри неё кажется крошечной, а горшки с цветами рядом с ней — большими, по пояс ей, по грудь, а иные и по плечи. И листья, такие просторные, что под ними впору прятаться от дождя, приветливо шумят, колышутся навстречу девушке, роняют тягучие капли сока ей вслед, шумят одобрительно, как ученики при появлении полюбившейся учительницы. Кривизна поверхности почти не ощущается, настолько большая эта капля-оранжерея. Девушка ходит по стеклянной галерее, оставляя босыми ногами мимолётные следы из конденсата — они тут же тают. Некоторые из растений выучили её имя, и когда она приближается к ним, гудят и шелестят застенчиво: «Анна». Анна — хранительница. Она собирает цветы с самых разных планет. Цветы узнают девушку по тихому шороху её длинной юбки и светлой блузки с открытыми плечами и короткими рукавами-фонариками, по слабому аромату черники, по мягкой поступи. Нежные льняные волосы до пояса плавно подлетают при каждом шаге: воздух тут сложный, густой и прозрачный одновременно, насыщенный, влажный, веющий тихими бризами, такой, чтобы всем растениям жилось спокойно. Девушка любит порядок. Она замечает, что у особо беспокойных цветов горшки сдвинуты, и, упираясь плечом, отодвигает их на место. Листва ворчливо колышется, но этим цветам просто хотелось пораньше увидеть Анну, вот они и пытались сбежать из высоких тяжёлых горшков. Шаги девушки бесшумны, но цветы всегда ждут и издалека чувствуют её приближение, ластятся, выползают, оплетают щиколотки и колени широкими стеблями, колются, но Анна терпит, зная, что им просто хочется внимания. Давным-давно она гуляла — в любимой юбке и в блузке с рукавами-фонариками — по заброшенной оранжерее за городом, набрела на стеклянную галерею и обнаружила крошечную комнату с панелью, прозрачной, с едва видимыми кнопками, с неясными знаками. Нажала на одну из кнопок, с готовностью засиявшей бирюзовым, и с ужасом смотрела сквозь прозрачные стенки, как Земля удаляется, исчезает внизу, в облаках, в пустоте. Была ли оранжерея древним космическим кораблём, как попала она в пригород, где жила девушка, никто, конечно, уже не узнает. Со временем Анна начала понимать надписи на безвестном языке, разобралась с управлением, поливает все цветы на корабле, даже те, которые по ночам выбираются из горшков и, шелестя по полу, оставляют мокрые следы, потому что слишком любопытны. Анна шлёпает по лужам, водворяет цветы на место, отчитывает их. Она строга, но растения беспрекословно её слушаются и больше не думают бунтовать. Девушка босиком, потому что сандалии оставила на Земле, в заброшенном здании, пробираясь к необычным сиреневым цветкам. Тёплые лужи её не пугают, а ходить по гладкой и прочной стеклянной поверхности приятно. Изнутри почти светло — звёзды, мелькающие метеориты, неясные мерцающие скопления освещают для неё космическую оранжерею, как праздничные гирлянды. Только снега и зимы тут не бывает, но девушка не слишком расстраивается: новогоднее веселье раз в год тут всё равно случается, в другой части корабля, в нескольких километрах отсюда: можно доехать на велосипеде и пить шампанское в каютах, украшенных сияющими огоньками. Когда она нашла на корабле маленькую кладовую со старыми вещами и велосипедом, радости её не было предела. Она обняла велосипед как родной, отчистила его до блеска, и, чуть подобрав зелёную пёструю юбку, ездила по всему кораблю. Нажимать босыми ногами на потёртые прорезиненные педали тоже приятно, с силой упираться в них пальцами, чтобы разогнаться поскорее, или звенеть в заедающий звоночек на руле — это напоминало домик в пригороде, где был такой же цветочный велосипед, и девушка каталась на нём по лесным тропинкам, по широкой грунтовой дороге, оставляла у обочины, набирала землянику. Оранжерея — её призрачное королевство: стекает каплей и появляется там, где нужна девушке. Анна приходит туда подумать, отдохнуть, послушать шелест листвы, почти такой же, как в перелесках в пригороде. Иногда цветы поют, чувствуя её настроение — тибетскими голосами ветров, хрустальным перезвоном, гулкими нижними регистрами, переливающимися высокими,— у них задумчивые песни без слов, со странными мелодиями. Тогда девушка танцует, и юбка, разлетаясь, овевает её ноги, а следы из конденсата, узкие и трогательные, не спешат таять, замирая во времени, и Анна просто закрывает глаза, отдаваясь движению и ощущению полёта. А потом опускается на колени, упирается тонкими ладонями в прочное стекло и смотрит задумчиво в сияющую пустоту. Капли по её щекам стекают и оставляют едва заметные дорожки, а капля на металлической шероховатой поверхности неподвижна, и корабль всё движется куда-то, хотя со стороны может показаться, что он просто висит в пространстве. Но смотреть со стороны, конечно, некому. Вместе с велосипедом они нашли ответвление коридоров с надписью «Будущее» — к тому времени непривычные буквы девушка уже умела разбирать. Она выбирает нужный год и знакомится с пассажирами космического туристического лайнера, который будет построен через двести лет. Встречается с капитаном, добрым и вежливым молодым мужчиной. Он джентльмен, слушает девушку и поэтому не дарит ей букеты цветов, водит в корабельный кинотеатр, а иногда приглашает в крошечный наблюдательный пункт, любоваться рождением свежих галактик; преподносит украшения, найденные им на планетах с древними цивилизациями. Девушка к украшениям вполне равнодушна, но кулон с голубой прозрачной птицей всё же носит на цепочке на груди. Время от времени Анна заходит в зал с надписью «Прошлое», чтобы не взрослеть, потому что на старых фотопортретах красавицы всегда юные. Изучает там историю, знакомится с Леонардо да Винчи, неуверенным в себе человеком — именно поэтому он так много работал, чтобы доказать матушке, что чего-то стоит. Возвращается девушка посвежевшая и улыбчивая. Леонардо — хороший друг, он делает зарисовки, рассказывает массу интересного на своём торопливом тосканском итальянском, а портреты дарит ей. Зал с прошлым позволяет ей не слишком удаляться от Земли, потому что каждый раз после такого посещения корабль снова оказывается недалеко от орбиты. И можно подавать световые сигналы: три раза яркими огнями, а потом бледным зеленоватым светом. Ночевать тоже удобно в прошлом, в какой-то комнатке без определённого времени, два миллиарда лет назад или что-то вроде этого: много интересных событий за иллюминатором, хорошо засыпать под эти огни, и просыпаешься юной и свежей. Анна поправляет едва заметный браслет на запястье, подкрашивает губы блеском, наносит неуловимыми движениями тени, чтобы самой себе казаться загадочной и серьёзной. По ночам листает комиксы и трогательные грустные истории про влюблённых девочек, расстроенно шмыгает носом и пьёт черничный сок, и её губы становятся фиолетовыми. Девушке нравится быть одной, да и не чувствует она себя одинокой, когда столько цветов вокруг, а когда всё же чувствует, то у капитана для неё всегда свежий смородиновый чай. Капитан печалится, что не может видеться с Анной почаще: она знает выход в будущее, а он в прошлом оказаться никак не способен, и никто из пассажиров не знает, что их ещё пока нет. Только когда Анна решает, что пора увидеться, она заглядывает в будущее. В прошлом ей нравится больше, но там нет капитана. Анна любит принимать ванну в пахучей дубовой бочке, в которой она помещается почти целиком, если поджать ноги, только худенькие плечи наружу торчат. Вода расплёскивается по всему полу в маленькой комнатке, обшитой деревом,— тут пахнет баней и цветками календулы. Потом девушка голышом идёт в просторный голубой зал с мозаикой и принимает там прохладный душ, надевает свежие светлые одежды, почти прозрачные, и идёт работать космической принцессой: надо же на что-то жить. Дубовую бочку она обнаружила в тысяча семисотых годах в Подмосковье, голубой зал располагается в тысяча девятьсот шестидесятых на Манхэттене, и это уже привычно; вот только у девушки не получается попасть в своё время и в свой дом в пригороде, потому что сейчас её там нет, а значит, и быть не может. Принцессой Анна работает, конечно, только для вида: у молчаливых высоких жителей одной дальней планеты, изящных, с алебастровой кожей, она в почёте, но её интересуют мощные телескопы, которые они построили. Вместо церемоний она частенько сбегает в горы, к обсерватории, и часами наблюдает за движением светил, опасным и неуклонным. И ещё в этот телескоп видно Землю. Анна делает увеличение подробнее, рассматривает свой дом в пригороде, бабушку, которая пропалывает клубнику, потирая поясницу, и уходит по своим неведомым делам. Нечасто её видно… Потом планета отворачивается другим боком, и девушка возвращается к созерцанию звёзд. Но в этот раз её что-то беспокоит: встав коленками на низенькую табуретку, она приникает к особо мощному телескопу, хмурится, а потом вытаскивает из кармана драгоценного церемониального платья свой старенький телефон и набирает сообщение: «Там довольно большой бездомный астероид, рассчитай, пожалуйста, время и место его столкновения с Землёй. Я попрошу капитана сбить его». И пересылает координаты. Ответ приходит через две минуты.