Расцветая в любви

- В прошлом году всё было проще, - хрипло смеется Шарль, слегка откидываясь спиной на стену боксов. Карлос кивает головой, слегка встряхивая волосами. - На самом деле, борьба Макса и Льюиса просто захватывала дух. Ты видел, что эти парни творили? Я бы душу продал, чтобы вести такую дуэль за чемпионство. - Уверен, что потянул бы? - Кто знает? Но точно бы попытался. - Проигрыш и есть проигрыш, независимо от того, кому. - Очень даже «зависимо». Проиграть семикратному чемпиону или парню без единого титула? Самооценка и всё такое. Да и вообще, - Карлос примостился рядышком, поддевая напарника под рёбра, - неужели ты бы не хотел такого заклятого соперника? - Не знаю, - Шарль повел плечами, - я бы хотел титул. И всё равно, как он достанется. Это же чемпионство. В статистике будет отражено оно, а не борьба на треке. - А ты всё делаешь ради статистики? А как же собственные амбиции? - Уж поверь, мне хватило их удовлетворения на Себе, - хмыкнул Шарль, ставя точку. Карлос не стал развивать тему, но, неожиданно придвинувшись, обнял Леклера за плечи, притягивая к себе. Парень не сопротивлялся и уткнулся носом в шею напарнику, наслаждаясь минутой спокойствия. Они неплохо поладили, на самом деле. Гораздо лучше, чем Шарль или даже сам Карлос могли ожидать. Бывают люди, с которыми легко и понятно. Они как незамысловатый детский паззл, который вроде и головоломка, но приятная для души. Сайнц оказался именно такой «приятной» головоломкой: интересной, мягкой и очень светлой. И Шарлю тянуло к нему, потому что к таким людям не может не тянуть. Может быть, оно и к лучшему? С Карлосом всегда было спокойно и просто. Он отвлекал от навязчивых мыслей о чемпионстве, о борьбе и о титулах. О накрывшей мир заразе, которая пугала Шарля до чертиков в животе, до хлопьев снега в позвоночнике и до горького привкуса на кончике языка. Потому что Шарль знал, что рано или поздно падет жертвой цветочной лихорадки. *** Шарль прекрасно помнит, как начался его персональный ад. Прекрасно помнит, как тело скрутило вязкой судорогой, как горло сдавило спазмом, как глаза остекленели от ужаса. Помнит, как мчался в ванную и, склонившись над ванной, после кровавого потока выдавил из себя бутон пиона, жестоко-темный и маняще-притягательный, испещрённый кровью, складывающейся в отвратительный узор. Помнил свой ужас, когда сжимал этот бутон в руках, а в голове набатом била мысль: «Теперь так будет всегда». И ещё он знал, что не сможет с этим бороться. Что скорее умрет, чем признается ему в любви. Что скорее захлебнется в собственном хрипе, чем скажет «Я тебя люблю» человеку, завладевшему его сердцем. Потому что точно знал, что взаимностью ему не ответят. Ведь это он. И Шарль молчал. Давился бутонами и скрывал, как долго мог скрывал ханахаки в своих легких и сердце. Но шило в мешке не утаишь, и именно Карлос первым нашел Шарля, скрюченного и измученного, в гостиничном номере. Именно Карлос мягко убаюкивал его, расположив у себя на коленях. Именно Карлос терпел его кровавый кашель и не злился за испачканную красную футболку. И именно Карлос наябедничал Бинотто, за что получил от Шарля надутые губки и обиды на пару дней. - Ты должен был молчать! Зачем, черт тебя дери, ты рассказал Бинотто? Чтобы я теперь чувствовал себя больным инвалидом и трусом? - Я хочу, чтобы Бинотто понимал, в каких условиях ты гоняешься, - парировал Карлос, скрестив руки на груди, - и я хочу, чтобы он не спускал на тебя всех собак. Вернее, коней. Шарль пытается, но не может не улыбнуться глупой шутке. - Шарль, я не хочу выставлять тебя слабаком, - Сайнц стремительно подходит к напарнику и заключает в объятия. – Я лишь хочу, чтобы ты остался жив и здоров. И желательно счастлив. Леклер чуть слышно всхлипывает и цепляется за испанца, как коала. Он действительно счастлив рядом с ним. Удивительная нежность, так несвойственная партнерам по команде, между ними выстроилась всего за несколько месяцев. Поддержка, которая легко могла перетечь в любовь, удушающе теплую и аккуратную. - Не волнуйся, Бинотто не проболтается лишним людям. Лишь уведомит тех, кого действительно необходимо. Согласись, спонсорам лучше знать, почему их любимец не показывает идеальный результат всегда. От тебя не избавятся, я обещаю. Ты нужен мне рядом в команде долгие-долгие годы, солнце. Леклер прижимается ближе и не отвечает. Касания говорят лучше слов, смешанное дыхание – лучше обещаний. Шарль с удовольствием выдрал бы свои цветущие легкие и вручил их Карлосу с запиской «Только будь рядом. Только не отпускай меня». *** - Мне страшно, - мягко цедит Шарль, утыкаясь Карлосу в грудь. – Господи, мне так страшно. Я не боюсь аварий на треке, не боюсь травм и боли, я даже не боюсь проиграть. Но мне до ужаса страшно не дожить до конца дня, захлебнувшись в огромных лепестках. - Кого ты любишь? – мягко проводит Карлос по волосам, перебирая темные пряди в успокаивающем жесте. – Уверен, он не откажет тебе. Тебя невозможно не любить. - Не могу, - всхлипывает Шарль, утыкаясь носом в ключицу. – Я не могу, не могу, не могу, мне больно, страшно и до остроты в ребрах плохо… - Тише, солнце, - Сайнц прижимает парня крепче, даря ощущение защищенности, - ты не обязан мне рассказывать. Если, конечно, речь не обо мне. Шарль молча всхлипнул, потираясь носом о ключицу напарника. - Ты всё равно меня не любишь, - всхлипывает Шарль, прижимаясь крепче, хотя куда крепче, казалось бы. – Я тебе дорог, но это не любовь. - Если это я, - взволнованно отвечает Сайнц, чуть отрывая от себя парня и заглядывая ему в глаза, - мы можем попробовать. У нас ещё есть время. Монегаск молчит, лишь смотрит огромными зелеными глазами на человека перед ним. Затем молча отстраняется и отходит к двери. Карлос тянется ближе, хочет что-то ответить, но его опережают: - Прости, Карло… Тихий щелчок двери и удаляющийся шум шагов, превращающийся в олений бег. Карлос обхватывает себя руками в немом вопросе: он ли это? Может ли он спасти человека, к которому привязан? А кто может?