Цветок сердца моего

— Что случилось? Говори! — восклицала я — Поверь, сам не знаю. — ответил мне Сюмбюль, — Мне рассказывали так: Валиде-султан отправилась к повелителю, поговорить с ним о каком-то важном деле и вдруг потеряла сознание. Недавно она пришла в себя, но не может говорить.       Эта история выглядела в точности так, как ее описал мне Сюмбюль-ага. Но, лишь я знала по какой причине с Валиде произошло это несчастье. Нет, есть ещё один человек — Хюррем. Если конечно она уверена, что с Валиде это случилось именно по вине Нигяр. — Ты не задерживайся здесь, ладно? Валиде теперь нужен покой. — сказал мне Сюмбюль, — А я пойду, у меня еще дела в гареме.       Когда присутствующие разошлись, и уволокли за собой Хатидже-султан, захлебывающуюся слезами, в покоях стало тихо. Я подошла к Валиде и положила поверх ее ладони свою. — Валиде. — шмыгая сказала я, — Прошу, не покидайте нас. Вы есть великая госпожа, которая мне сделала столько добра, о котором я мечтать не смела, которая подарила мне счастье и благополучие. Это все — вы, Валиде.       Госпожа лежала на своей роскошной постели, безмолвно глядя на меня глазами, полными того же прежнего достоинства. Это была величайшая султанша из всех, кого я когда либо знала за свое время. На самом деле, тогда я не знала, что у нее есть преемница. Тогда и сама Валиде этого не осознавала. Следующая величайшая Валиде находилась совсем рядом, и никто не мог подумать, кто ею окажется. — Когда-то вы спасли меня от казни, а я столько лет встречалась с Сюмбюлем-агой, и никто об этом не знал. — прошептала я, — Вы сохранили мне жизнь, вы не оставили меня — я этого никогда не забуду, госпожа.       Валиде смотрела на меня тем же пронзительным взглядом. Я встала с кровати, поклонилась и покинула покои госпожи.       Выйдя из дверей ее покоев, через некоторое время я оказалась в покоях Хюррем. Она ходила по периметру помещения, не находя себе места. Я сразу заметила, что ситуация ее насторожила. Когда она увидела меня, сразу похорошела. — Здравствуй, Атес. — тихо сказала она, — Если ты пришла, значит тебе все известно. — Да, Хюррем. — ответила я, — Но почему ты не была у Валиде? Там была Хатидже-султан, Махидевран и Гюльфем. Говорят, даже повелитель являлся. — Мне все это не нравится. — говорила Хюррем, — Если Валиде-султан.. покинет нас, то вся власть в гареме перейдет к матери первого наследника. — Ты хочешь сказать что.. — Да, именно так. — продолжила она, — Надеюсь, что Сулейман этого не допустит. Она ведь не сможет даже жалование девушкам выплатить!       У меня внутри все похолодело. Если Махидевран станет управлять гаремом — это будет катастрофа. Пока казначей гарема Гюльфем, возможно, не все будет так плохо. Если конечно ей на замену не придет Гюльшах. — Что делать Хюррем? — беспокоилась я, — Нельзя допустить того, чтобы Махидевран управляла гаремом!       В ответ она жестом велела мне прекратить, слегка опустив веки. — Мы подождем. — спокойно сказала Хюррем, — Только без паники. Удача всегда на моей стороне.       Уверенность этой девушки меня всегда восхищала. Она не знала страха и достигала своей цели любыми способами, какими только можно было достигнуть.       На самом деле прошло не несколько дней. Дни превращались в недели и месяца. С Валиде не происходило никаких особых изменений. Все надежды были на то, что возможно она поправится. Я регулярно заходила к ней, следила за ней, помогала, даже давала ей с золотой ложечки лекарства в течение двух месяцев. Где же были все те ее верные слуги, которые вечно занимаются гаремными делами? Их нет. Рядом была только я.       Махидевран-султан уже с самодовольным видом расхаживалась по гарему, словно предвкушая свою будущую власть. Я так молилась, чтобы Валиде поправилась, но все оставалось по-прежнему. — Ты плохо выглядишь, подруга. — говорила мне Фахрие, — Ты бы шла в покои, отдохнула. — Какой мне теперь отдых, Фахрие? — тихо отвечала ей я, — Дела плохи. Если Валиде нас покинет, то Махидевран-султан станет гаремом управлять. Она ненавидит меня и сделает все чтобы от меня избавиться.       Мы с Фахрие сидели на диванчике в гареме и как всегда обсуждали все подряд, когда было время. — Если самая глупая госпожа доберется до власти — она не успокоится, пока не исполнит своих прихотей. — прошептала девушка — Это ведь только между нами, верно? В гареме слухи не распускают? — Пусть только попробуют влезть в то, что их не касается! — фыркнула она — Ты хорошая калфа и превосходно поддерживаешь порядок! — улыбнулась я, — Однако Махидевран-султан вряд ли обрадуется тому, что ты со мной дружишь. — Титул для меня ничего не стоит. Это только работа. Дружбу на него я не променяю. — ответила Фахрие — Я вижу, что ты очень преданная. — отметила я, — В тебе много хороших качеств, Фахрие. Я дорожу нашей дружбой.       И вправду: она была столь красива, сколь и умна, и очень отважна. Жаль, не все были так отважны, как она. Все качества были в ней: смелость, ум, жизненный опыт, привлекательная внешность, преданность, честность, умение общаться, умение учиться, умение служить. Ее тёмно-синие глаза всегда были полны разума, волосы выросли и стали даже длиннее, чем у меня. Теперь она носила шелковое платье и красивый платок, персикового цвета. Мы всегда понимали друг друга с полуслова, она замечала мое настроение, поддерживала и давала советы.       Часто я вспоминала Нигяр, сличала в Фахрие ее черты. Нигяр была такая мудрая и отзывчивая. Подумать только, что с ней стало сейчас. Любовь к Ибрагиму-паше ее кардинально изменила. Но в этом никто не виноват, кроме нее. Главное в дружбе — преданность. Без нее дружбы не существует. — Я пойду к Валиде. Мало ли что там может случиться без меня. Она требует постоянного ухода. — сказала я — Только не переусердствуй! — предупредила девушка, — Так тебе недалеко на месте Валиде оказаться. — Знаю, Фахрие, знаю. Но не бросить же мне ее.       Я по привычке отправилась в покои Валиде. Только сейчас я по-настоящему понимала, сколько я провела здесь времени. Целая моя жизнь прошла в ее покоях. Войдя в них, я увидела прикованную к кровати госпожу с закрытыми глазами. Я ужаснулась и подошла ближе, тогда она открыла сонные глаза. Открыв колбу, я налила на золотую ложечку лекарство. Женщина выпила его, и я с облегчением выдохнула. Ей стало словно заметно легче. — Валиде, вы обязательно выздоровеете. Вы не покинете нас, да? — говорила я, — Вы будете так же прекрасно и царственно сидеть на своем троне и отдавать приказы. Улыбаться, верно?       Госпожа не отвечала, а лишь глядела на меня глазами, полными благодарности. Я сдержала слезы, хотя глаза чуть-чуть намокли.       Дверь приоткрылась. В покои вошла Нигяр. Вот кого-кого, а ее совсем не желал видеть никто здесь. Валиде посмотрела на нее со злобой и начала лихорадочно дышать, стараясь захватить побольше воздуха. — Валиде, — поклонилась Нигяр, переведя взгляд на меня, — Атес, я тебя повсюду ищу. В гареме есть кое-какие дела. — Что мне дела в гареме? — резко возразила я, — Посмотри, в каком Валиде состоянии! Ведь госпожа из-за тебя слегла и не может слова сказать, я знаю. — Я здесь не при чем. О чем ты? — тихо ответила девушка — Прекрати строить из себя ничего непонимающую, Нигяр. — сказала я ей, — Я очень молюсь, что Валиде поправится, в отличие от тебя. — Я тоже буду рада, если Валиде поправится.       Госпожа начала вдыхать воздух еще неистовее и выпучила на Нигяр рассвирепевшие глаза. Я направила ее к двери. — Ступай, Нигяр. — велела я, — Госпожа не желает видеть тебя сейчас, посмотри.       Девушка сначала окинула взглядом меня, потом Валиде, и, ничего больше не сказав, вышла из комнаты.       Я подбежала к госпоже и опустилась около ее кровати, заключив руку Валиде в свои ладони. — Валиде, прошу вас, успокойтесь. — говорила я, — Пожалуйста, не нервничайте. Все хорошо, дышите.       Она сделала еще несколько нервных вдохов, даже на момент смогла приподнять голову, но тут же беспомощно упала на подушку. Я смотрела на Валиде с неутомимой надеждой. Она посмотрела на меня и вдруг сжала мою ладонь. Для меня это было чудом, и я смотрела на нее не отрываясь. — А-Ааа.. — еле слышно проговорила она — Госпожа. — Ааа-Атт-тесс. — прошептала она с усилием, — Спп-пасибо. Ттт-тебб-е.       Я как зачарованная смотрела на госпожу, стараясь привести ее в чувство. Она продолжила, ее голос становился все тише, его было практически не слышно. — Будь счастлива. — закончила Валиде и глаза ее закрылись       Ее ладонь похолодела и отпустила мою руку. — Госпожа. Госпожа! — окликала ее я, — Валиде! Валиде..       Слезы хлынули ручьем, я ничком упала на позолоченное одеяло, продолжая сжимать в ладонях ее холодные, как лед, руки.       Тяжелее всего на свете сейчас мне было терять этого человека. Это невосполнимая утрата в моем сердце. Мой наставник, моя госпожа, моя Валиде-султан. Я плакала так, что не слышала ничего вокруг себя. А ничего и не происходило. Только смертельная тишина царила в покоях госпожи, пока дверь снова не открылась.       Я почувствовала, как знакомые родные руки обхватили мою талию и подняли меня на ноги. Это был, конечно, Сюмбюль-ага. — Аллах.. Аллах милостивый, Атес, какое горе! — восклицал он дрожащим голосом, вытаскивая меня из покоев, — Идем, идем.. Тебе сейчас не здесь надо быть.       Его слова доносились до меня издалека и практически не слышно. Я ничего не чувствовала в этот момент. Он проводил меня до самого гарема. Только тогда я пришла в себя, когда меня окружили рабыни с вопросами: «Атес-калфа, что случилось?» Ничего им не отвечая, я прошла мимо на второй этаж. Сюмбюль семенящими шагами последовал за мной. Я встала на самую середину белокаменного балкона, недалеко от входа в покои госпожи. — Слушайте меня все. — говорила я громогласным голосом, который сейчас не дрогнул ни разу, — Смерть наш дворец посетила. Валиде-султан.. предстала перед Всевышним.       Девушки ахнули, услышав такую новость. Хуже всего было то, что эту новость пришлось сказать мне. Недалеко от меня на балконы высыпали госпожи и вскрикнули от ужаса. Хатидже-султан в истерике чуть не снесла меня с ног. Скоро это и повелителю сообщили.       Во дворце стоял жуткий траур и скорбь по ушедшей Валиде чуть ли не месяц. Я постаралась с этим смириться и вернулась к обычным делам в гареме и у шехзаде. Без поддержки Валиде все были как будто беспомощны, каждому было страшно. И причины на то были. — Фахрие! — я ворвалась в гарем, — Что здесь происходит?! Что случилось?! — Девушек из гарема отсылают, Атес. — ответила подруга, — Сбылось то, чего мы опасались больше всего.       В гарем вошла Махидевран-султан в темном платье, обшитом зелеными и золотыми цветами. Вся в блистании дорогих камней серёг и ожерелья она предстала перед нами. — Так вот, — начала Махидевран-султан, — Гаремом теперь я управляю. Повелитель так распорядился. И это значит, что мои решения исполняются беспрекословно. Вы все уезжаете в старый дворец. — Фахрие.. — поразилась я, — Это что, правда..? — К сожалению, да. — ответила она — Это какой-то вздор! Нелепость! — воскликнула я, решительно выступив вперед к самому входу — Госпожа, — начала я, — Позвольте мне вмешаться. В гареме я очень давно и знаю здесь все тонкости, все входы и выходы. Вы не можете просто так сослать всех девушек в старый дворец, поскольку они ни в чем не провинились.       Махидевран подошла ко мне. Ее глаза метали искры злобы. — А тебе какое дело, что я делаю? Твое дело лишь подчиняться! — прошипела она — Это несправедливо по отношению к другим рабыням. — ответила я — Тебе ли судить? Жалкая рабыня. — продолжила Махидевран, вспыхивая еще больше, — Ступай и за своими вещами. Я сейчас же отсылаю тебя в старый дворец и наконец-то избавлюсь от те.. — Махидевран-султан! — прозвучал сзади меня вкрадчивый голос       Я развернулась. К госпоже решительными шагами шел шехзаде Селим. Он остановился рядом и отвел меня рукой в сторону. — Что-то не так, шехзаде? — спросила она — Атес-калфа — моя служащая. Она очень давно в гареме, еще с моего рождения. Я вырос у нее на глазах и я не позволю, чтобы вы о ней так говорили, как я услышал только что. — вступился за меня Селим, в глазах которого разгорался хищный огонь, — Вы не имеете права ссылать из дворца моих служащих, к тому же ни в чем не повинных. Это право остается за мной.       Госпожа стояла, разинув рот от удивления. Я восхитилась столь благородным поступком шехзаде: заступиться за меня перед Махидевран-султан, когда я всего лишь калфа султанского гарема. — Это ненадолго, шехзаде. — ответила она — Если вы еще раз позволите себе подобное оскорбление достоинства не только других, но и своего собственного, то я буду вынужден сообщить об этом повелителю. — закончил Селим       Взрываясь от злости и унижения, Махидевран-султан убралась восвояси. Шехзаде прошел к выходу из гарема, я покорно последовала за ним. Он развернулся и с глубоким уважением посмотрел на меня. — Госпожа. — улыбнулся Селим, продолжая глядеть на меня — Что вы, шехзаде! — удивилась я, — Какая я госпожа? Я всего лишь ваша служащая.       Он помотал головой. — Нет, Атес-калфа. — отрицал он, — Я помню вас с рождения, вы всегда были со мной. Вы мне практически как мать. В моей душе и памяти вы навсегда останетесь как достойнейшая госпожа, человек с добрым и чистым сердцем. Если вам будет тяжело — я в любую минуту дарую вам свободу. Хотите прямо сейчас? — Нет, шехзаде. Мне ни к чему пока свобода. Мне негде жить и нет человека для счастливой семьи. — ответила я, — Здесь прошла моя жизнь, здесь и закончится. Нет моему сердцу больше пристанища.       Он благосклонно покачал головой, жестом уступая мне дорогу. Я еще раз поблагодарила шехзаде, поклонилась и направилась к Хюррем-султан. Думаю, этот случай ее очень обрадует.       Когда я пришла, она явно была не в духе. Ситуация ее сильно накаляла и определенно не давала ей покоя. — Здравствуй, Атес. — бросила она, — Что тебе? — Чудесный случай, Хюррем! — улыбнулась я, — Шехзаде Селим только что вступился за меня, когда Махидевран вот-вот хотела сослать меня в старый дворец и всех девушек. Твои дети также умны и воспитанны, как и ты сама! — Мне приятно, дорогая. — ответила она, — Но, только я еще ничего не знаю. Причем здесь Махидевран?       Я удивилась тому, что до нее все еще не дошли последние новости. Только я начала говорить, как двери покоев распахнулись еще раз и в них вбежал запыхавшийся Гюль-ага. — Госпожа, — поклонился он — Гюль-ага, — поприветствовала его Хюррем, — Ты верно тоже спешишь рассказать последние новости? — О, да.. Махидевран-султан теперь по приказу повелителя гаремом управляет. Госпожа весь гарем чуть не угробила, если бы шехзаде Селим не заступился. — пробормотал он, — После кончины несчастной Валиде-султан все пошло крахом! Эта ужасная женщина уже сослала Шекера и Сюмбюля-агу.       Последняя фраза несколько раз пробила в моей голове. Я уставилась на Гюль-агу огромными глазами, подумав, что он в чем-то ошибся. — Сюмбюля сослали? — спросила я — Вот только пару минут назад они с Шекером-агой покинули дворец, Атес-калфа. — жалобно говорил Гюль-ага, — Они отплывут в Эдирне, где когда-то жил и я. О, Аллах, как это ужасно!       Я в ужасе закрыла лицо руками. Все мысли в голове смешались. Сердце забилось так сильно, словно колокол на верхушке башни. — Хюррем, — поклонилась я, — Прости, мне нужно скорее идти.       Она ответила мне «ступай», но я этого не услышала. С шумом распахнув двери ее покоев и схватив по пути накидку из жёсткого льна, я побежала по второму этажу и спустилась по деревянной лестнице во дворик. Девушки гарема высыпали, с интересом глядя на меня. Никто не сказал мне ни слова. Я пробежала мимо ароматных цветов дворцового сада и вышла за ворота. — «Хоть бы успеть.. Хоть бы они не отплыли..» — думала я       Обойдя лавки торговцев, стоящих как всегда на рынке, я направилась со всех ног на пристань.       Она находилась недалеко от рынка. Вдалеке виднелось маленькое судно. Я добежала до пристани так быстро, что в конце пути упала на холодный песок близ моря, но все равно опоздала. Было сложно разглядеть кто был на судне, но там было немного человек. Двоих из них я сразу узнала. — Сюмбюль! Шекер-ага! — закричала я, стараясь скорее перевести дыхание       Сердце болезненно сжалось. Я встала на ноги и подбежала еще ближе, сколько смогла. Золотой песок посыпался с моей одежды. Я опустилась на самый краешек деревянного мостика, от которого отчаливали корабли. — Сюмбюль.. — повторила я, понимая, что он меня уже не услышит, — Этого не может быть! Этого не может быть!       Я протянула руку вдаль и провела ладонью по старинным деревянным доскам, волосы упали на щеки.       Теперь никто не мог мне помочь. За такое короткое время я потеряла двоих самых важных людей в моей жизни. Валиде-султан была для меня госпожой и наставником, а Сюмбюль для меня всем на свете. Я так плакала из-за смерти Валиде, а теперь я до сих пор не могла поверить в то, что Сюмбюль не рядом со мной. Ни единой слезинки не упало с моей щеки. Как сказано было в какой-то книге: «Когда женщина не может плакать, это страшно.» Мой Сюмбюль-ага, где ты теперь, часть моей души. Может ты ждешь помощи, а вокруг чужие люди. Как жестоко судьба поступает с нами. Даже если что-то было не так, мы были вместе. Мы всегда были вместе. А теперь тебя нет. Перед глазами прошла вся жизнь. В каждом моменте был он. Аллах дал нам на краткий миг рай на земле, а теперь отнял его.       Я не знаю сколько прошло времени, когда смогла прийти в себя и с трудом поднялась на ноги. — Цветок сердца моего, Сюмбюль-ага. Прощай. — прошептала я, оглянувшись на пристань       Я вернулась во дворец под вечер. Тогда он мне казался исчадием ада, источником бед и несчастья. И мне пришлось туда вернуться, ведь мне было некуда больше идти. Мимо рынка, мимо ворот, мимо сада я шла, ничего не замечая. Когда вошла во дворец и повернула направо в гарем, там уже стояла Махидевран-султан.       Конечно, выглядела я не очень замечательно: волосы спутались, а с накидки сыпался песок. Все это было мне не важно. Я даже не поклонилась госпоже, когда вошла в гарем. — Атес-хатун! — окликнула она меня, — Тебе следует поклониться перед управляющей гарема. Шекеру и Сюмбюлю-аге также не хватало воспитания. Надеюсь они уехали далеко и надолго! Ты будешь следующей.       Поддержавшие ее несколько девушек одобрительно усмехнулись. Я не прислушалась ее приказу, а только подошла и взглянула в ее глаза, пылающие ненавистью. — Вы сами все это устроили, Махидевран-султан! — ответила я, — За мной стоит второй наследник престола — шехзаде Селим. Попробуйте сослать меня и отправитесь следом. Только уже навсегда.       Госпожа яростно вдохнула воздух и вышла из гарема. Гюльшах грубо схватила меня за локоть, но потом, по приказу Махидевран, отпустила. — Ты много себе позволяешь, Атес-хатун. — продолжала она, — Твоего Сюмбюля-агу давно стоило сослать. От чести гарема и следа не оставили вы оба. — Честь гарема портите только вы госпожа. Хотя бы тем, что ссылаете невинных людей то в старый дворец, то в Эдирне. — прошептала я, — В вас нет души, вы и меня лишили. Берегитесь, Махидевран-султан. Раньше у меня было сердце, теперь у меня сердца нет!       Она заметно напряглась и не могла ответить мне больше ничего. Я развернулась к ней спиной и отправилась в свои покои, не реагируя больше ни на что, кроме своих эмоций. Они с Гюльшах долго пожирали меня глазами.       Так недели шли одна за другой. Они превращались в месяца. Время шло очень долго и мучительно. Сюмбюль совсем не откликался, я даже писем от него не получала.       На закате солнца я сидела на деревянном мостике, свесив с него ноги, которые вот-вот коснулись бы воды. Приезжие корабельщики ничего мне не говорили, они уже привыкли к моему присутствию. В этот раз я взяла с собой уд, наигрывая на нем разные старинные мелодии. Каждый раз проводя пальцами по струнам, звук выходил волшебный и красивый, как этому меня учил Сюмбюль-ага. — «Я уплываю и время несет меня с края на край. С берега к берегу, с отмели к отмели, Друг мой, прощай.» — наигрывала я, — «Знаю, когда-нибудь с дальнего берега давнего прошлого Ветер весенний ночной принесет тебе.. вздох от меня..»       Я с глубокой печалью вздохнула. В тишине, которую нарушал рокот волн, музыка звучала в такт тихо и спокойно.       Когда я в последний раз провела пальцами по струнам и они затихли, тишину прервал голос Гюль-аги. — Атес, вот ты где. — шепнул он, подходя ко мне — Уходи, Гюль-ага. — сказала я, — Чего тебе? — Фахрие-калфа меня за тобой послала. — дружелюбно ответил он, — Говорит, что ты совсем плохо работаешь.       Я промолчала, издалека слушая его голос под шум воды. Гюль-ага сел рядом со мной на мостик. — Каждый день ты сюда приходишь. — заметил он, — Ты правда не можешь его забыть? — Ах, что такое забыть? — вскинулась я, — Как его можно забыть. Он все время у меня перед глазами. — Прошу тебя, Атес, не переживай так. — прошептал он, — Сюмбюль даже не представляет, как ему повезло. Такой, как ты, никто не найдет в целом мире! — Душа болит, Гюль-ага. — отвечала я, — Не за себя я, а за него переживаю. — Ничего, ничего. Не переживай, ничего не случится. Сюмбюль не из тех, кто попадает в неприятности! — говорил он, приглашая меня идти с ним, — Теперь идем во дворец, отдохнешь. — Не до отдыха мне нынче, Гюль-ага.       Хоть слова Гюль-аги доходили до меня с большим трудом, я все же противиться не стала.       Солнце совсем смеркалось за горизонтом, когда мы добрались до дворцовых дверей. На входе меня встретила Фахрие и отблагодарила Гюль-агу. — Атес, где же ты так долго пропадаешь! — восклицала она — Да это не важно, Фахрие. — махнула рукой я, — Расскажи, что здесь нового. — Все очень плохо. — отвечала девушка, — Махидевран-султан ужасно загружает нас работой. Новые повара на кухне абсолютно ничего не умеют. Казна пустеет. Все это ничего хорошего не предвещает. — Чтож, ясно. — закончила я, — Пойду, загляну к Хюррем-султан.       Откровенно говоря, самочувствие было так себе хорошее, но к Хюррем нужно было зайти. Тем более она всегда в курсе всех событий и никогда ничего не упустит. Когда я пришла, она радушно пригласила меня присесть. — Атес, я рада тебя видеть. Как раз думала послать за тобой. — сказала она, — Что с тобой, ты что плакала? Выглядишь довольно неважно. — Плакала — не то слово. — говорила я ей, — Сюмбюля ведь эта змея сослала в Эдирне. Я теперь места себе не нахожу. Все это время я принимала это как данность, что он всегда будет со мной и ничего не случится, а теперь.. Хюррем, мне так плохо. Земные блага меня не интересуют. Я писала ему письма, но они к нему не доходят. Хоть бы увидеть его еще раз, хоть бы голос его услышать.       Хюррем дослушала меня до конца очень внимательно. — Атес, я знаю, это тяжело. Я сама не раз с этим сталкивалась. Но ты справишься, я знаю. Ты же сильная, оставайся такой.       Я стала кивать головой и постаралась перестать думать об этом. — Так вот, зачем я тебя позвала. — начала рассказ Хюррем, переходя на шепот, — У меня есть один хороший человек – Рустем-ага. Ты с ним знакома? — Нет, не знакома. — ответила я, — Правда, что-то слышала о нем. — Он мой верный слуга и отличается сообразительностью. Советую тебе с ним познакомиться. — говорила она, — Я решила, что нужно избавиться от Махидевран. Но сделать это я хочу через шехзаде Мустафу, ведь он первый наследник. Таким образом, дорога будет расчищена.       Я с интересом слушала ее, она продолжала. — Тебе ведь известно, что повелитель уехал в поход и взял с собой шехзаде? — спросила она — Конечно известно, ведь шехзаде Селим тоже поехал в поход. — Да, верно. — говорила Хюррем, — Завтра я отправлю Рустема-агу в Манису, он собьет Мустафу с пути, и тот начнет делать ошибки. Возможно, они будут стоить ему жизни и тогда правлению Махидевран придет конец. Как тебе такой план? — Великолепно придумано, Хюррем. — поддержала ее я, — Но, только это должно быть правдоподобно, иначе могут обвинить тебя и Рустема-агу.       Она жестом дала понять, что беспокоиться по этому поводу абсолютно не стоит. — Завтра я поеду в Манису и отправлю письмо. Думаю, все пройдет замечательно.       Мне очень понравился план Хюррем. Она всегда находила способ из всех обстоятельств. После последней фразы мне в голову пришла идея, но я немного боялась попросить ее выполнить. — Хюррем, скажи, я могу попросить у тебя кое-что?       Она уставилась на меня своими огромными зелеными глазами. — Что именно? — Когда поедешь завтра в Манису, можешь заглянуть по пути в Эдирне? — попросила я, — Если встретишь там Сюмбюля – передай ему мое письмо. — Почему бы и нет. Ведь это для тебя так важно. — кивнула головой Хюррем — Письмо я передам тебе завтра утром. Благословит тебя Аллах, Хюррем! — Хорошо, я все сделаю. Можешь идти. — улыбнулась она       И, попрощавшись с Хюррем, я вернулась в свои покои.       Луна весело играла со звездами за окном. Я закрыла шторы, зажгла свечку и обмакнула перо в чернила. На небольшом отрывке пергамента начали появляться буквы.       «Сюмбюль, я не получаю твоих писем. Я уверена, что они до меня не доходят, как и мои до тебя. Все вокруг стало пусто и темно, жизнь утратила прежнюю яркость и смысл. Месяц стал луной, стал не раз, а я так и жду тебя. Я прихожу на пристань и пою песни в свете луны. Может быть, ветер принесет их на твой остров. Они исполнены слезами; я скучаю. Весь дворец опустел, гарем без тебя умолк. Не слышно там смеха и веселых разговоров. Но, больше всего скучает мое сердце. Эта женщина не просто сослала тебя в Эдирне, она пытается разрушить наши чувства. Если бы она знала, как я люблю тебя. Если бы она знала, какая это боль — видеть, как умирает огромная любовь. Сюмбюль, я хочу лишь увидеть тебя. Хочу снова услышать твой голос. Прошу тебя, напиши хоть одну строчку, иначе не будет мне больше покоя.»

— Всегда любящая тебя Атес

      Я перечитала его несколько раз. Если бы я написала еще что-то, а мне очень хотелось, то листок бы оказался для этого слишком маленьким. — «Завтра утром передам его Хюррем.» — подумала я и задула свечку       Наутро все было готово. Хюррем приготовили карету и она уже собралась ехать в Манису. Так красиво смотрелась корона на ее голове, золотые сережки и тёмного цвета платье. Я окликнула ее и она подошла ко мне, укутанная в фиолетовый шелковый платок. — Все готово к поездке в Манису. — сообщила Хюррем       Я протянула ей свиток пергамента. Она спрятала его в тканях роскошного платья. — Ты ведь заедешь в Эдирне, правда? — переспросила я — Обязательно. — ответила она, — Я сделаю все, как ты сказала. — Ну, хорошо. — сказала я, — Счастливой дороги.       Я проводила Хюррем с хорошими словами и надеялась, что все обойдется хорошо, но вышло все совсем иначе. Весь день в гареме был шум, так как Махидевран как всегда ко всему придиралась. На днях она даже привезла большой сундук платьев только для своих прислужниц, а остальным рабыням не перепало ни монетки. Такое себе правление было у Махидевран-султан. Да и авторитетом среди девушек она уже не пользовалась. Ее прислужницы только приводили гарем к бунту, а поддерживающие Хюррем девушки старались не обращать на них внимание. Все эти вопросы неоднократно обсуждались между мной и Фахрие. Она тоже не была довольна Махидевран-султан, хотя призналась, что когда-то служила ей. Теперь же, она предпочла Хюррем-султан потому, что быстро разобралась в том, кто заслуживает большего уважения.       Пока мы вдвоем с Фахрие скучали, дворец в Эдирне жил своей самобытной жизнью. — Сюмбюль-ага, хватит тебе валяться! Вставай, покажись народу! У тебя что, дел нет? — говорил Шекер-ага, увлеченно занятый завариванием кофе       Сюмбюль-ага повернул голову в его сторону. — Не хочу ничего делать, Шекер. — Ну, тогда съешь что-нибудь. — предложил он снова, — Давай, давай! А то, глядя на тебя, можно подумать, что в Османской Империи голод. — А глядя на тебя, Шекер, можно подумать, что голод в стране по твоей вине! — ответил ему Сюмбюль, — Отвяжись ты, я всю ночь не мог уснуть. — Всю ночь не спал? Колыбельку что-ли качал? — засмеялся Шекер — Если бы.. — говорил Сюмбюль, — Не хочу ничего есть и ничего делать.       Шекер-ага вышел из-за кухонного столика и выпучил на Сюмбюля большие карие глаза. — Если ты не хочешь есть, значит дело и вправду серьезное. — удивился он, — Я такого никогда не видел!       Кухонные двери приоткрылись. — Сюмпуль-ага, явилась Хюррем-султан. — сказала молодая служанка, — Она ожидает вас в покоях. — Аллах милосердный! Хоть кто-нибудь в этом дворце запомнит мое имя? — проговорил он, — Я Сюм-бюль-ага! Запомни ты, непонятливая!       После всего этого Сюмбюль-ага отправился к себе в покои. Хюррем радостно улыбнулась, увидев своего верного слугу. — Госпожа. — поклонился он — Сюмбюль-ага, как я рада тебя видеть. — сказала она       Она жестом пригласила его присесть рядом, он еле заметно улыбнулся. Хюррем заметила, что он уже не такой жизнерадостный как раньше. Прежний румянец изчез, огоньки в глазах пропали и они потускнели. — Ты плохо выглядишь. — шепнула Хюррем, положив ладонь ему на руку, — Тебе нездоровится, Сюмбюль? Что с тобой? — Вы впервые спросили, что со мной, госпожа. — сказал он тем же шепотом, когда по щекам прокатились две слезинки, и ресницы намокли, — Теперь можно и умереть. — Ну что ты.. Если тебя не будет, гарем осиротеет. Я же без тебя не справлюсь. — отвечала госпожа, — Мне Атес очень много говорила о тебе. Без тебя она потеряет опору. Подумай о ней, Атес ведь так тебя любит.       Сюмбюль поднял глаза на Хюррем. Она вытащила свиток пергамента. — Она передала мне письмо. Пришло время отдать его тебе. — сказала она, — Соберись силами и постарайся держаться.       Сюмбюль взял свиток пергамента в свои ладони и прижал к груди. По щеке пролилась еще одна слезинка. — Это трудно. Очень трудно, госпожа. — шмыгнул он, — Я писал ей письма, но не получал ответа. — Можешь написать и я ей передам. — предложила Хюррем — Сейчас я не успею ничего написать. — говорил Сюмбюль, — Передайте только, госпожа, что я всегда буду ее любить.       Да, такая уж это была любовь, что и сказать было нечего. Однако Хюррем сразу же после Эдирне поехала в Манису к Рустему-аге. Возвратилась она во дворец сама не своя. Мы с Фахрие отвлеклись от своих обыденных разговоров и стали расспрашивать ее обо всем. Она не говорила ни слова. Лишь переступив порог своих покоев, все новости вышли на поверхность. — Я приезжала в Эдирне. — сказала она, — Сюмбюль-ага получил твое письмо. В ответ он не успел ничего написать. Передал лишь одну фразу: «я всегда буду ее любить»       Я сделала глубокий вдох, руки похолодели. Сердце забилось быстрее. Хюррем продолжала рассказывать. — После того, как я покинула Манису, нет мне покоя. — говорила она, — Рустем делает все правильно. Пришла ужасная новость, Атес, Сулейман тяжело ранен.       Она тут же залилась слезами. Я напряглась. — Хюррем.. — прошептала я, — Но, если повелитель не вернется из похода, то престол займет шехзаде Мустафа. Что с нами будет.. — Он вернется, Атес. — сказала госпожа, — Вернется, я знаю.       Дни продолжались. От повелителя не было вестей. Хюррем все молилась. Ее мысли полностью были заполнены новостью о состоянии повелителя. Она очень переживала, почему нет вестей. Махидевран ходила на удивление очень радостная. Ее прислужницы и она только и говорили о том, что скоро на трон взойдет шехзаде Мустафа.       Мне эта новость, конечно, совсем не нравилась. Как мысли Хюррем были заполнены Сулейманом, так и мои мысли были заполнены Сюмбюлем.       Всё напоминало мне о нем. Резная, деревянная дверь его покоев, теперь пустующих, в которую я постучалась в первый раз, когда решила стать мусульманкой. Величественные и царственные покои Валиде, в которые я в былые времена возвращалась наутро после вечеров и ночей проведенных вместе с ним. Диванчик в гареме, на котором я сидела когда впервые угостила его виноградом и познакомилась. Вечнозеленые деревья дворцового сада, ставшие свидетелями наших поцелуев когда луна занимала верхушку минарета. Лазарет, в который каждый день приходили его письма с фразами «Я верю, что ты сможешь». Рынок, на который мы ходили вместе и знали каждую лавку, каждого торговца и купца в лицо. Каждый уголок дворца и сада. все было пусто без него. Все исчезло. Все ушло. Все померкло.       В то время, когда Махидевран гаремом правила, было очень трудно держаться, а теперь, если она еще и Валиде-султан может стать, силы были совсем на исходе.       Тогда, в один вечер я отправилась на рынок. Небо уже становилось темнее; птички, летавшие весь день, разлетелись по домам, но я ничего не чувствовала и не замечала. Пройдя пару метров я постучалась к знакомому торговцу — Якубу-эфенди.       Дверь спокойно отворилась. В его лавке всегда царила тишина и тайна. На каждой полке лежали разные товары из разных стран. Он поприветствовал меня. — Здравствуй, я тебя помню. — отметил он, — Взгляни какие у меня заморские вещички. Во всей Турции таких не найдешь.       Его слова доходили издалека, но когда он прекратил рекламировать свой товар, я сделала несколько вдохов. — Яд мне дай, Якуб-эфенди. Самый сильный. — прошептала я       Он достал с полочки пузырек с прозрачно-персиковой серебрящейся жидкостью. Я положила ему на стол несколько акче и пошла во дворец.       Стало темно. В гареме я никого не встретила, поднялась на второй этаж и добралась до балкончика, выходящего на дворцовый сад. Я сжимала в ладонях пузырек с ядом. — Прости меня Джевхер. — подумала я в этот момент, — Когда-то я чужими руками ее отравила, а теперь своими руками отравлю себя.       Перед глазами прошло столько лет, что я и сама не поверила в эти невидимые годы. Пальцы прошлись по пробке и она поддалась. Я открыла пузырек и поднесла его к губам. — Прости меня, Сюмбюль. Лучше я погибну сейчас, чем потом, когда Махидевран будет праздновать победу.