Жнецы

      Утро субботы встретило Такемичи нещадным похмельем и обнимающими его горячими руками, затмившими собой все неудобства. Прижиматься к кому-то кожа к коже все еще было странно, но Такемичи не мог думать об этом, ибо любая мысль сопровождалась отголосками боли в висках.        Он старался даже лишний раз не шевелиться, беспокоясь о том, что движения разбудят успешно подавленную тошноту. В голове же было на удивление тихо и пусто, чему Такемичи даже обрадовался. Мало приятного было в том, чтобы нагружать и без того воспаленное сознание.       При попытке вспомнить что было вчера, Такемичи завис и тупо уставился в одну точку. Напрягая мозг он почувствовал усилившееся давление на виски и сдавленно промычал, зажмуривая глаза.        Но вскоре боль утихла, оставив на своем месте неприятный осадок. Так и не открыв веки, Такемичи ни сделал этого и после того, как в голове вспыхнули урывчатые воспоминания.        Дорога, шум работающего двигателя, неоновые огни ночного Токио... Обжигающий вкус алкоголя, стремящегося из глотки вниз по пищеводу. Снова смазанные огни перед глазами, парковка, лестничная клетка...        Почти не понимая хронометраж событий, Такемичи через чур явственно вспомнил то, как горели пламенем кровоточащие губы. А затем...        Ханагаки распахнул веки. Сердце заколотилось быстрее и громче, разгоняя по сонному телу плазму огненной крови. Вдохи-выдохи участилось и ему пришлось задержать дыхание на несколько мгновений, чтобы попытаться вернуть себе контроль.       Мелькавшие против воли воспоминания все еще были отрывистыми, словно плохо вырезанные кадры из фильма, склеенные воедино. Но это не помешало Такемичи ощутить то, как жар заливает лицо и становится немного душно.        Голос за сегодняшнюю ночь успел охрипнуть и даже дыхание было шелестящим, отчего хотелось прокашляться. И возможно всего этого не было бы вовсе, не будь Ханма таким настойчивым.        Остаться с ним — это целоваться до потери пульса, а затем – точно зная, что, наверное, не вспомнишь наутро – скидывать друг с друга одежду. Взгляд плыл от количества выпитого, но это не мешало снова и снова встречаться губами, изредка промахиваюсь и очерчивая щеку или подбородок.        Голова идет кругом, но каждому из них мало. Недостаточно прикосновений, недостаточно близости.        Пальцы путались в волосах, язык и руки скользили по коже с поразительным напором. Пульс грохотал в ушах и мешал расслышать казавшиеся несвязными слова.        Постепенно твердость стены, в которую Такемичи упирался позвоночником, сменилась приятной мягкостью матраса. Зато вот тепло ладоней никуда не делось, оставшись на полу обнаженном теле несмываемыми отпечатками.        Снова и снова картинка обрывалась, чтобы возобновиться следующими красками, смазанными и нечеткими. Будто облитые водой, они двоились, но осознать случившееся все равно удавалось.       Такемичи помнил, как Ханма вжимал его в матрас, держал за волосы, кусал плечи и оставлял синяки на запястьях. Контролировать силу своих до одури крепких рук в таком состоянии было просто невозможно и Такемичи его всецело понимал. Потому что помнил, как успел оставить на его спине красные полоски от собственных ногтей.        Скрип пружин мешался с хриплым, прерывистым дыханием. Темноту спальни освещал свет из коридора, который до сих пор был включен. Такемичи вздохнул.        Наверное, будь его воля — вообще не вспоминал бы об этом. Но это уже случилось и Такемичи оставалось лишь сжать пальцами свои волосы, будто вместе со скальпом пытаясь содрать с себя стыд.        Пообещав себе больше никогда не притрагиваться к алкоголю, он медленно – стараясь не вызвать новый приступ головной боли – перевернулся на спину. Тепло чужого дыхание коснулось плеча, а обнимавшие его руки все еще тяжелили тело.        Только прислушавшись к тишине Такемичи услышал то, как дышит Ханма. Настолько это было тихо.        На мгновение даже почудилось, что Такемичи расслышал стук его сердца. Но он быстро убедился в абсурдности этой мысли, когда вновь услышал лишь глубокий вдох и последующий за ним чуть хриплый выдох.        Усмешка напросилась сама собой и Такемичи не удержался, дергая уголками губ. Оказывается, эта проблема коснулась не только его. Пусть, кажется, Такемичи сорвал голос первым. И вскоре вырывающиеся из глотки стоны стали глухими и обрывистыми, потому что горло у Ханагаки отзывалось на редкость неприятной пульсацией.        Щеки вновь запылали и Такемичи приподнялся, не встречая сопротивления. Напротив — Ханма сам убрал руки, почти тут же с невнятным мычанием перевернувшись на другой бок, спиной к нему.        Покачав головой, Такемичи выпрямился, игнорируя колющую боль в висках, и принялся шарить рукой по полу в поисках одежды. Глаза упрямо слипались, но Такемичи был достаточно твердолобым для того, чтобы не позволить этому случиться.       Найдя белье и штаны, в поисках футболки он не преуспел и тут же припомнил, что расстался с ней еще в коридоре. Тихонько вздохнув, Такемичи неторопливо оделся, чувствуя вместо пластичности мышц твердость и неповоротливость камня.        Сидя на краю кровати, Такемичи растер пальцами шею и плечи в жалкой попытке вернуться в хоть какую-то норму. Пусть туман в голове и подсказывал — это ужасно безнадежная затея, не имеющая никакого смысла.        И Такемичи послушал; опустил плечи, чувствуя под ногами прохладу пола. Снова тронув чувствительную кожу на шее он в очередной раз скривил губы от мимолетной боли. Желания знать, из-за чего возникало это ощущение, не было.        Не найдя в себе сил для того, чтобы подняться, он обернулся на спящего Ханму. Сначала он не заметил, но теперь эта деталь бросилась в глаза первой — на спине у него красовались короткие темные полоски.        Такемичи опустил взгляд к своим рукам и увидел запекшуюся кровь под ногтями. Отвернувшись, он, сидя на краю, с усилием моргнул и растер лицо руками.        Голова все еще неприятно гудела, но встать все равно пришлось. Чувствовал себя Такемичи ужасно и явно не помешало бы для начала просто умыться.        При подъеме матрасные пружины тихо заскрипели, ноги подкосились и чтобы не упасть, Такемичи медленно опустился обратно. Перед глазами все поплыло и он почувствовал, как от желудка к горлу подступает тошнота.        Зажав себе рот ладонью, Такемичи даже перестал дышать пережидая приступ, и тяжело сглотнул, кривясь от горького вкуса желчи. В ушах раздался короткий звон и Такемичи не сразу понял, что завис.        Проведя рукой по лбу, он передернул плечами и снова предпринял попытку подняться, слыша сонную возню где-то позади. Шуршание одеяло смешалось с шумом крови в барабанных перепонках и Такемичи упрямо зашагал вперед, потому что его снова затошнило.        Вылетев из спальни с грацией пушечного ядра, он миновал гостиную и пересек коридор, что есть силы дернув на себя дверь туалета. Закрылась она также быстро, как открылась, и вскоре Такемичи упирался коленями в кафельный пол, сгибаясь пополам в приступе рвоты.        Одной рукой он пытался удержать волосы, а другой опирался о холодный керамический каркас унитаза. Желудок нещадно скручивало и находящиеся на исходе силы призывали лечь на пол, свернуться калачиком и молиться.        Но спустя менее, чем минуту незапертая дверь отворилась, а позади послышались шаркающие приближающиеся шаги. Влезший на бочок унитаза уже одетый Ханма придержал ему волосы, а Такемичи снова согнулся, выплевывая остатки содержимого желудка.        С трудом сплюнув густую слюну, Ханагаки тяжело задышал и подался назад. Руки Ханмы соскользнули с его головы и Такемичи вытер рот, медленно поднимаясь, чтобы побыстрее умыться.        Открутив вентиль, он заправил волосы за уши и набрал в ладони воды. Ощутившийся холод позволил взбодриться и уже вытирая лицо полотенцем Такемичи чувствовал себя чуть менее ужасно, чем пару минут назад.        Оперевшись рукой о раковину для большей устойчивости, он взглянул на Ханму, оставшегося на том же месте. Тот, приподняв голову, упирался затылком в стену и подставлял лицо свету лампочки, горящей под потолком.         — Эй, – позвал Такемичи в попытке привлечь его внимание. Медленно опустив голову, Ханма нехотя разлепил веки и уставился на него с застывшим в глазах вопросом. — Спасибо. Что подержал волосы.       Ханма на это лишь отмахнулся и поднялся на ноги.       — Шагай давай, я тоже не прочь умыться. Херовит, что пиздец.       Слабо кивнув, Такемичи покинул туалет и, недолго пораскинув мозгами, отправился в ванную. Холодный душ — вот, что ему сейчас нужно после этого марафона мерзости.        Скинув с себя одежду, Такемичи залез в ванную и задернул шторку. Крутанув кран, он едва не взвизгнул от ледяной воды, хлестанувшей по спине.        Игра с температурой хоть и была не долгой, но успела вытянуть из Такемичи оставшиеся силы и вскоре он просто сидел на дне керамической конструкции. В меру холодные струи приводили в чувство быстро и спустя всего пару минут Такемичи, весь дрожащий, стирал с кожи влагу.        Оглянувшись, он даже не задумался о том, чтобы надеть одежду уже отправленную в корзину. Обмотав полотенце вокруг бедер, Такемичи тряхнул мокрой головой и надавил на ручку, выходя в коридор. Прохладный пол заставлял поторопиться и он почти не ощущал накатывающего волнами головокружения.        Преодолев гостиную, Такемичи ввалился в пустую спальню и распахнул шкаф в поисках одежды. Пусть вся она пропахла табаком, Такемичи было уже ровным счетом наплевать. И потому он натянул первое, что попалось под руку, будучи явно не в силах придираться.        Перекинув через плечо мокрое полотенце, Такемичи оглянулся, мельком осматривая спальню. Вчера момент для этого был не подходящий, а больше он сюда никогда и не заходил.        Уставшие и еще не до конца проснувшиеся глаза бесцельно скользили от одной детали к другой, так и не сумев зацепиться хоть за что-то. Единственное, что подметил Такемичи так это то, что комната у Ханмы была просторнее, чем его собственная.        Отвернувшись, Ханагаки вышел за дверь, уже слыша шум чайника на кухне. Снова сунувшись в ванную, он закинул полотенце сушиться.        Прежде чем выйти, Такемичи посмотрел в находящееся напротив двери зеркало. Взгляд качнулся от мокрых волос до висящей на нем одежды на пару размеров больше положенного. И вдруг зацепился за шею.        Аляпистые темные пятна и следы от зубов покрывали ее почти полностью и разглядев это в полной мере, Такемичи лишь вздохнул, после чего развернулся и пошел прочь.       Зайдя на кухню он сделал всего пару шагов, прежде чем тяжело рухнул на стул, с грохотом впечатывая его спинку в стену. Сразу после послышался облегченный вдох, будто, чтобы сделать это, Такемичи пришлось пробежать марафон.        В мышцах гуляли краткие волны усталости, сильнее прибивавшие его к мягкой сидушке. Холодный пол под ногами почти не ощущался и Такемичи показалось, будто ступни намертво онемели.        Со свистом втянув носом воздух, он прикрыл глаза на несколько мгновений, стараясь прийти в себя. Давалось это тяжело. Сказывался шум в голове и непривычная тяжесть, свинцом заливающая каждую клеточку.       Прошло не меньше нескольких минут, прежде чем Ханма поставил что-то на стол перед ним. Открыв глаза, Такемичи ожидал увидеть кружку с чаем и потому раскрыл рот, чтобы озвучить свое состояние, но увидев стакан с водой и лежащую рядом таблетку, тут же закрыл.       — Что это? – спросил Такемичи, не спеша напрягать руку. Любые лекарства отзывались в мозгу яростным отказом даже если Такемичи понимал, что этот страх иррационален. Пусть и не полностью лишен смысла.        Севший напротив Ханма закинул в рот идентичную таблетку и залпом осушил свой стакан с водой, после чего нехотя ответил:       — Пей, легче станет. Я проверял.        Потерев пальцами лоб, Такемичи положил капсулу на язык и запил несколькими глотками. До этого казалось, что его точно в очередной раз стошнит, если в рот попадет хоть что-то, но сейчас Такемичи почувствовал себя немного лучше.        Слова отчего-то давались тяжело, но он все равно упрямо проговорил:       — Спасибо, – и, чуть погодя, ворчливо добавил. — Пить с тобой никогда больше не буду.       — Ты первый из горла херачить начал, я тут не при чем, – парировал Ханма с легкой полуулыбкой на губах. Если бы у Такемичи были силы, то он бы непременно закатил глаза.       — А кто меня на слабо по твоему брал?        — Ты будто отказаться не мог.        Фыркнув, Такемичи отвернулся, но вставать и уходить не торопился. Наверное потому, что далеко он точно не уйдет, да и на стуле сиделось вполне комфортно. Так что можно было и потерпеть немного.       — Сам трезвым оставаться не захотел, еще и меня приплел, зараза, – пробормотал Такемичи с откровенным недовольством, рвущимся наружу даже в таком состоянии.        В ответ Ханма усмехнулся и, чуть поразмыслив, сказал:       — Не совсем об этом, но не могу не спросить... Почему ты не решил сделать первый шаг?       Чтобы окончательно понять смысл заданного вопроса, Такемичи потребовалось около бесконечно долгой минуты. И когда его мозг в полной мере осознал сказанное, то завис.        Гулко сглотнув, Такемичи понял, что занервничал. Взгляд ураганом заметался по кухне в поисках ответов, пока сердце увеличивало темп перекачки крови.        Это точно был не тот вопрос, который он ожидал услышать. Тем более сейчас.       — Да я не думал никогда... – затараторивший голос внезапно надломился и Такемичи замолчал на несколько секунд. Набрав в легкие воздух, он снова заговорил. — Как я вообще мог в серьез об этом думать? Я никогда с людьми то нормально не общался, а тут ты...        Снова затихнув, он рвано вдохнул и с усилием моргнул. От волнения периферия зрения поплыла и чтобы удержать свой взгляд на месте, Такемичи пришлось изрядно постараться.        — Будто я понимал, что такое «любить». И на самом деле я думал, что ты мне всечешь, как только я заикнусь об этом.        После недолгого молчания он все же перевел свой взгляд на Ханму. Тот через чур уж довольно улыбался и Такемичи тут же понял; такая реакция была вызвана его словами. Именно поэтому Ханма слушал не перебивая. Эта речь доставляла ему неимоверное удовольствие.        Закрыв лицо руками, Такемичи обречено вздохнул под тихий смех с другого края стола.       — Я тебя понял, Хана, можешь не объяснять, – махнув рукой, Ханма снова посмеялся. — Но я что, правда создаю такое впечатление?       Опустив ладони, Такемичи придирчиво осмотрел сидящего перед ним Шуджи и утвердительно кивнул, после чего начал загибать пальцы.       — Постоянно с кем-то дерешься, тебя позвали Богом Смерти, имеешь садистские наклонности, тебя забавляют чужие страдания... – ненадолго задумавшись, Такемичи все же произнес. — Я бы еще добавил «сила есть — ума не надо», но так и быть, не стану.       — Ты же в курсе, что сказал это вслух? – вздернул брови Ханма, ничуть не обидевшись на его слова. Такемичи в ответ лишь сверкнул белозубой улыбкой и подвел итог:       — Так что в общем и целом... Да. Ты вполне мог бы зарядить мне в нос, если бы я сказал что-то такое.        — Пф... Ясно, – закатил глаза Ханма, безуспешно скрывая рвущуюся наружу усмешку. — Надо было сделать вид, будто я не такой жестокий. Может, так быстрее бы дело пошло.       — Иначе ты бы мне не понравился, – сказал Такемичи прежде, чем успел подумать, и тут же сохранил невозмутимое лицо, будто так и задумывалось. Ханма ему, разумеется, не поверил.        Тишина между ними воцарилась всего на несколько мгновений, прежде чем Шуджи, потерев пальцами щеку, деловито протянул:       — Я, конечно, подозревал, что ты мазохист...        — Заткнись, пожалуйста.        Сжав пальцами стакан с недопитой водой, Такемичи осушил его одним жадным глотком и со стуком отставил в сторону. Прокатившаяся по пищеводу прохлада успокоила его, и Такемичи медленно поднялся, опираясь руками о столешницу.        Он даже не заметил того, как неприятный шум в голове и раскатистая пульсация в теле наконец стихли, и передвигаться стало ощутимо легче. Было ли дело в глухом недовольстве, перетекающим в беспощадную ярость — Такемичи не знал, и, пожалуй, знать не хотел.        Забрав пустые стаканы, он шагнул к раковине, бездумно сполоснул и убрал их в шкафчик. До скрипа закрутив вентиль, Такемичи отошел обратно к обеденному столу, оперевшись об него руками, и уставился на Ханму сверху-вниз, будто ожидал какой-то реакции.        Тот улыбнулся краешками губ и по-птичьи склонил голову на бок. Горящие глаза вспыхнули немым вопросом, ответ на который Такемичи не знал.        Качнув головой, он убрал пальцы со стола и дернулся назад, разворачиваясь и не находя в себе решимости уйти. В воцарившемся молчании позади скрипнули ножки стула.        Поднявшись, Ханма неслышно обошел его и встал напротив, вынуждая Такемичи отступить на шаг и упереться бедрами в столешницу. Открыв было рот, чтобы что-то сказать, Такемичи тут же сомкнул губы, звонко клацнув зубами.       Подхватив Ханагаки за бедра, Ханма поднял его так, будто тот ничего не весил, и усадил на край стола, при этом расположив руки так, что Такемичи даже при всем желании не смог бы дернуться вбок. Уперевшись ладонью в его плечо, Такемичи подавил обреченный вздох и сказал:       — Отъебись.        — Как грубо, – фыркнул Ханма, не сдвинувшись ни на дюйм. Ханагаки сжал пальцами воротник его футболки, уже начав думать о том, что стоило бы отвесить Ханме профилактический подзатыльник. — Что? Уже думаешь над планом моего убийства?       — Даже знаю, куда спрячу труп, – отозвался Такемичи с наглядным безразличием.         — Скинешь в реку?        — Какая разница? Ты все равно умрешь. К тому же не хочу свидетельствовать против себя.        Взявшись рукой за шею Ханмы, Такемичи притянул его к себе для недолгого поцелуя, после чего воспользовался короткой заминкой и спрыгнул на пол.       — Эй, – окликнул его Ханма с отголоском обиды, но даже не глядя Такемичи точно знал, что сейчас тот улыбается.       Обернувшись через плечо, Ханагаки послал ему воздушный поцелуй и удалился, уже не пытаясь сдержать рвущейся наружу улыбки.

***

      До самого вечера Такемичи только и делал, что приходил в себя после сегодняшней ночи. О ее событиях решено было не говорить; обоим хватило ума ни поднимать эту тему. Потому что шея у Такемичи и спина у Ханмы все еще отзывались пульсирующей болью.        Ханагаки даже успел поспать пару часов, прежде чем проснуться в вечерней темноте из-за сработавшей за окном сигналки. Уснуть после этого снова не получилось, так что Такемичи решил снова привести себя в порядок.        Одежду он так и не сменил, зато волосы расчесывал с докучливым упрямством, потому что те никак не хотели распутываться. В итоге, угробив на эту пытку около пятнадцати минут, в конце концов Такемичи остался доволен.        Следующий час или даже полтора он провел на кухне в компании Ханмы, сигарет и чая с кофе. Вернуться в домашний уют было приятно, о чем Такемичи без задней мысли сообщил. Шуджи в ответ с пониманием кивнул и вдруг сказал:       — Майки сегодня созывает собрание. Так что вернулся ты очень даже удачно, Хана. Можем заскочить, если хочешь.       Тосва совсем выскользнула у Такемичи из головы. Вспоминая о ней лишь редкими моментами, в основном он был сосредоточен на своем возвращении домой сразу после больницы. Сейчас же, освежив в памяти еще одну свою привязанность, Такемичи стало стыдно.        — Было бы здорово, – отозвался он тихо, справляясь с накатившим унынием. — Надеюсь, Майки по мне скучал.        Подняв взгляд и увидев на лице Ханмы странное подобие улыбки, Такемичи не решился говорить что-то еще и просто замолчал. А уже спустя пару часов они вышли на ночную улицу, в вязкой тишине неторопливо двигаясь к назначенному месту.        Заброшенный храм за месяц ничуть не изменился. И мелькавшие вокруг черно-золотые куртки заставили Такемичи испытать какое-то странно чувство, очень похожее на радость.        Оно было тяжелым и в то же время окрыляющим. Придавливающим к земле и вздымающим к небесам. От этого ощущения Такемичи едва не подпрыгивал на месте. А Ханма, заметив это, лишь усмехнулся, едва заметно качая головой.         В толпе показалась светлая макушка и все органы внутри стянуло в тугой узел, отчего Такемичи с трудом смог сглотнуть вставший в горле ком. Закрыв глаза всего на секунду, отрыв их он встретился с двумя темными радужками.        Смотреть на них раньше не хотелось. Такемичи будто что-то душило. Но сейчас ему было спокойно и он не заметил, как надломились губы в счастливом, обнадеживающем выражении.        Майки сделал шаг вперед. Такемичи лишь мимолетом заметил то, как отошел Ханма, чтобы не мешать их разговору.         — Ты улыбаешься, – констатировал Сано с легким удивлением. — Впервые... Так.        Не сдержавшись, Такемичи рассмеялся. Прижимая руки к животу, он опустил голову. Стянутые в хвост волосы не помешали обзору, и он снова поднял глаза на Майки, утирая легкие слезы.        Тот тоже улыбался. Спокойно так, с упоением. И смотрел внимательно, впитывая это выражение на лице Такемичи.       — Ну, я теперь, вроде как, свободен, – заметив мелькнувшую во взгляде Майки иронию, Ханагаки поспешил добавить. — Никакой больше безудержной агрессии. Обещаю.        — Не знаю почему, но я тебя верю, – взгляд Майки заметно смягчился и Такемичи стало немного спокойнее. Он снова заулыбался.        Сжав рукой его плечо, Сано вдруг сказал:       — Я рад, что однажды заметил тебя.        И Такемичи растаял.        — Взаимно, Манджиро.        На том они и разошлись каждый в свою сторону. И почти тут же возле Такемичи вырос Ханма, приобнимая его за плечи с ухмылкой на губах.       — Ну что? Обменялись любезностями?       — Не переживай, тебя не обсуждали, – усмехнулся в ответ Такемичи, не стряхивая с себя его руки. Было даже что-то приятное в этих прикосновениях...       Впервые в жизни он чувствовал себя таким нужным. Будто то, где он находится сейчас и есть его место, к которому Такемичи стремился всю свою сознательную жизнь.       И кажется, что теперь у него есть все, что он так долго искал и в тайне желал, лежа в кровати перед сном. Скажи кто-то полгода назад, что ему удастся обрести счастье, Такемичи бы не поверил.        Но раз уж его жизнь сложилась таким причудливым образом, то он ни за что не позволит этому исчезнуть.