Миазмы прошлого

      – Ты рискуешь содрать с себя всю кожу.       Он замер, заслышав позади знакомый голос. Как, интересно, смогли бесшумно сдвинуть фусума в его комнату?       – Ну-ка, тут кое-что есть для тебя.       – Те же благовония? – он чуть повернул голову вправо: левой стороной оборачиваться к кому-либо давно отвык, дабы лишний раз не демонстрировать своё обезображенное естество.       – Не только они.       Второй прозвучавший голос заставил сердце дрогнуть.       – Яген, мы ведь просили не говорить раньше времени, – с мягким укором напомнил обладатель первого голоса.       – Мы? – наконец развернулся он к поздним гостям: сквозь оконные ваши проникала вечерняя мгла.       Сердце вновь трепыхнулось в человеческой груди: на пороге комнаты стояли трое самых дорогих ему цукумогами с доброжелательными улыбками на лицах.       – Нэ, ты почти месяц живёшь в цитадели, – начал Фукушима, держа в левой руке поднос с низкими баночками. – По правде говоря, мы давно хотели сделать тебе сюрприз, но...       – Пришлось повозиться дольше с приготовлением одного средства, – перебил Яген тачи. – Поэтому мы вручаем его только сейчас.       – Средства?       – Да, – пояснил танто. – Нам надело видеть, как ты морщишься, пытаясь содрать с себя эти шрамы. Соуза.       Самонджи, к коему обратились напоследок, взял из рук тачи поднос, аккуратно перенёс его пред взор застывшего на татами близ стены друга.       – Эта мазь поможет унять твою боль, – негромко сообщил учигатана, мягко, с просьбой не отказывать в глазах. – Втирай её аккуратно в кожу, и тебе станет легче.       Он неверяще смотрел на три полные баночки с беловатой вязкой массой внутри. Крышка на одной была вскрыта, высвобождая приятный травяной аромат. Но не запах, а искреннее желание помочь ему тронуло настолько, что глаза защипало.       – Ох! – Соуза спешно отступил на шаг, давая ему больше личного пространства, тогда как Фукушима в два громадных шага оказался рядом и перехватил его за рукав рубашки на предплечье.       – Ребята!.. – вырвалось у него сдавленно сквозь слёзы. – Спасибо вам за всё!       – Ну, ну! – Фукушима по-братски потрепал его по плечу. – Успокойся. Мы пришли, чтобы твою улыбку увидеть, не слёзы.       – Да, – подтвердил Яген, бесшумно приблизившись к ним. – Это – наш общий подарок тебе.       – Да, именно общий! – повторил за ним тачи. – Шокудайкири, Азуки и остальные тоже старались. Например, молчать до этого дня.       Признательность к братьям усилилась настолько, что слёзы вновь хлынули из глаз. Вот тогда Фукушима обхватил его одной рукой за спину и обратился к сопровождающим:       – Вы оба, идите и скажите, что подарок очень понравился.       – Справишься? – только и уточнил Яген.       – Да.       Соуза поставил поднос с баночками мази на низкий столик, после чего танто с учигатаной шустро выскользнули в галерею, задвинув за собой фусума. Он успел это заметить, тщетно стирая текущие слёзы ладонью. Но её затем перехватили другие руки.       – Ну же, успокойся! – с искренним участием обратился к нему Фукушима, попутно осторожно опуская на татами и садясь подле сам. – Тебе ведь понравился наш подарок?       Он согласно хмыкнул, вытирая очередные слёзы. Наличие рядом лишь одного из братьев помогло взять себя в ножны, но лишь на считанные секунды. Потом уже братские пальцы взялись убирать с его лица солёную влагу. Нежные жесты, осторожные, мягкие. Усилившие признательность и благодарность к тому. Плюс чуткое обоняние помогло уловить разнообразие цветочных запахов, исходящее от Фукушимы. Из сада недавно или опять принёс часть с собой?       – Спасибо, – поблагодарил он, стерев последние слёзы сам. – Я честно благодарен вам! Это – очень щедрый подарок!       – Ну, видеть улыбку на твоём лице чаще мне дороже, чем лицезреть отражение боли, – в знакомой манере отозвался брат.       – Но цветы ты принёс снова.       – Ох, ты их опять почуял? – слегка огорчились его словам.       – Прости.       – Не извиняйся. К тому же, ты ведь понимаешь язык цветов?       Он кивнул, поневоле заинтригованный услышанным.       – Тогда смотри.       Фукушима отвёл полу форменного пиджака, многозначительно глянул на него, затем начал по очереди вынимать из внутреннего кармана срезанные цветы и справа налево выкладывать их на татами. Жёлтый нарцисс, небольшой подсолнух, ярко-голубой колокольчик, гардения, две камелии – красная и... жёлтая.       – Фукушима,.. – хрипло вырвалось у него: горло враз перехватило и подсохло при осознании, что выразили при помощи цветов.       – Я хотел ещё прихватить совсем маленький кактус, но он уже немного колючий, – с извиняющейся улыбкой прибавил тот.       При упоминании кактуса внутри стало жарче прежнего, а смятение усилилось. Вдвое, поскольку к нему придвинулись ближе и слегка приподняли одну руку, потянувшись к его лицу.       – Нэ, Джиккюн, могу я?.. – негромко начал Фукушима, так и не закончив фразу, лишь просительно всматриваясь ему в глаза.       Он с неверием и замирающим от волнения сердцем следил, как брат нежно улыбнулся и наконец подался совсем близко, как ласково коснулся его губ своими. Осторожное касание, трепетное, просящее о многом. Сумевшее сорвать с него оковы зажатости и раскрыть уста навстречу новому неизведанному ощущению.        * * *       Утром разбудило не солнце, а почти невесомые, лёгкие поцелуи вдоль левых плеча и лопатки. Приятные донельзя. И тот, кто щедро дарил сии поцелуи, понемногу поднимался к его шее. Пока не шепнул над ухом:       – Доброго утра.       Он сонно улыбнулся, искоса глянув на благодетеля из-под длинной чёлки. Прижмурился, когда губами более страстно припали к его шее слева.       – Ксо, эта гарь меня возбуждает! – хрипло выдохнул Фукушима, приятно защекотав ему кожу дыханием, прижался снизу, позволяя ощущать, как понемногу напрягается свой второй меч. – Тебя... хочется.       – Ты ведь цветы любишь, – тихо напомнил он сам.       – Тебя тоже, – повторили в тон фразу, не раз прозвучавшую за ночь, ускоряя потирания снизу и начиная более тяжело дышать, под конец простонав: – Джиккюн!..       Он лишь улыбнулся, позволяя брату овладеть собой. В конце концов, ведь не каждый день признаются в любви только потому, что запах гари очаровывает не хуже внешности!