Kiss of the Cobra King

      — Роб, а как давно ты не выходил прогуляться по деревне? — внезапно спросил Эрион в один из дней.       Его с самого утра мучал этот вопрос, ведь он не видел, чтобы возлюбленный куда-то выходил, кроме как на базар.       — Не знаю, — ответил безучастно Роберт, занятый прополкой грядок от сорной травы.       По одному его замученному виду был уже ясен ответ. Не выходил. Очень давно не выходил. Эрион не мог это так оставить, Роберт должен был хоть немного развеяться, выпить пива с друзьями, посмеяться с шуток. Он же таким темпом никогда не излечит свою тоску.       — Не хочешь сейчас прогуляться? — аккуратно начал Эрион.       Роберт глянул на него с непониманием:       — Зачем?       — Ну как, зачем? Развеяться, отдохнуть, с друзьями увидеться, — пытался убедить его Эрион.       Ему было больно видеть это. Роб был не похож на того мальчишку с солнечной улыбкой и столь заразительным смехом, которым был раньше. Эриону уже стало казаться, что он начинает забывать этот чудный звук.       — Друзья… Не хочу, — Роберт заупрямился, будто маленький ребенок       — Ну, хорошо, не с друзьями, так можешь один пройтись, — чуть ли не умолял Эрион.       — Корова не доена, — нашел себе дело Роб.       — Ничего, я подою, — убеждал его Эрион.       — Куры не кормлены, — Роберт всеми силами пытался найти повод никуда не идти.       — Покормлю, — а мужчина все не сдавался.       — Грядки не политы, — Роберт понимал, что у него заканчиваются аргументы, и в голосе все более слышалось смирение.       — Полью, все сделаю, не волнуйся, — Эрион хотел было взять Роберта за ладони, но с горечью передумал.       «Я сделаю все что угодно, чтобы ты был счастлив: чтобы ты снова солнечно улыбался, чтобы снова смеялся во весь голос. Я сделаю все возможное и невозможное», — зазвучало в мыслях Эриона продолжение его слов. Спустя ещё полчаса уговоров Роберт все же решился прогуляться по селу.       Он шел, вернее плелся, как оживший мертвец. Роб согласился уже просто для того, чтоб Эрион оставил его в покое. Роба не радовал ни вид чистого неба, ни сочность цветов, растущих в соседских дворах, ни яркое, но не палящее солнце, словно он действительно был ожившим мертвецом. И правда, он умер тогда, когда услышал последний вздох Хью. Роберт словно забыл, что существует такая эмоция, как радость.       Юноша шел, сам не зная куда. Просто смотрел себе под ноги, пересчитывал травинки на дороге и пинал камешки, так неосмотрительно оказавшиеся у него под ногами. На пути Роберта встречались и сельские жители. Многие пытались завести с ним разговор: в тысячный раз выказывали соболезнования насчёт брата, участливо хлопая по плечу, спрашивали о странном мужчине, приходившем к нему; интересовались, не забросил ли Роб магазин, и сетовали, что там все зачахло, жалели, что не могли полить из-за закрытой двери.       От новых вопросов и раздосадованных оханий настроение Роберта портилось все сильнее. Он ускорил шаг. Затем тряхнул головой, поправляя упавшую на глаза челку, и вдруг остановился. Пустой взгляд зацепился за небольшое строение. «Цветочная лавка» — гласила старенькая, но аккуратно вырезанная табличка. Магазинчик Роберта.       Прежде чем юноша успел что-то решить, его ноги уже свернули к двери. Та со скрипом открылась, с радостью принимая своего хозяина спустя долгое время разлуки. Юноша скользнул рукой по столу, когда зашёл. Хлопья пыли прилипли к ладони, придавая коже унылый серый цвет.       Интуитивно, не понимая, что делает, Роберт вынул из ящика тряпку и принялся вытирать столешницу. Без воды уборка шла плохо, и юноша понес стоявшее рядом ведро к колодцу. Затем продолжил наводить порядок. Он действовал, не задумываясь, будто кукла, выполняющая данные ей поручения. Вытереть пыль, затем поменять воду в ведре и вымыть до блеска пол, полить цветы… Вот только цветов уже никаких не осталось. Завяли все.       Мама никогда такого не допускала. Даже если уходила надолго, то просила знакомых присмотреть за растениями.       Роберт посмотрел на горшок, в котором раньше росли васильки. Любимый цветок его матушки. Она постоянно разговаривала с цветами. Наклонялась и шептала им, как сильно их любит. Если это видел отец, то неизменно в шутку возмущался, говоря что-то вроде «Вот лучше бы мне все это говорила, а не сорнякам каким-то», а потом приносил ей именно эти цветы в букете.       Роберт улыбнулся краешком губ от этих воспоминаний. К сожалению, теперь все эти цветы было невозможно спасти. Вздохнув, юноша продолжил убираться. Теперь он освобождал горшки с безнадежно засохшими растениями. Роберт вспомнил, как раньше матушка выносила эти цветы под дождь во двор. Как они любили это, сразу зеленели и распускали новые бутоны.       Юноша подошёл к столику продавца. Дерево, грубо сколоченное в высокую стойку, было шершавым, и прикосновение к нему кончиками пальцев было приятным. Рука прошлась по месту с выраженными вмятинами. Было чувство, словно какой-то горе-мастер забыл, как держать инструменты. Каждый след был особенным и отозвался теплом в сердце. Роберт вспомнил, как они появились.       Юноша тогда совсем до стола не доставал, но уже был очень любопытным. Все норовился помочь крайне сосредоточенному отцу. То «Папа, дай гвоздь забью», то «Папа, можно доски попилю?». В конце концов отец дал ему старенький маленький рубанок, и Роберт был доволен.       Юноша остановился и на его лице появилась печальная улыбка. Родителей не стало очень давно. Скончались от хвори. Сначала мама, а потом и папа вслед за ней, то ли от той же болезни, то ли от тоски.       Затем за ним с Хью присматривала соседская бабушка, согласившаяся взять их на попечение. А потом и ее не стало от старости.       Роберт снова окинул взглядом остатки растений. Вдруг замер. Глаза зацепились за какой-то зелёный проблеск. С замиранием сердца он подошёл поближе, почти не дыша. Среди увядших, покореженных засухой, ветвей выглядывал маленький росток. Будто феникс, возродившийся из пепла. На землю рядом с хрупкими еще листочками ритмично падали капли, не давая умереть растению. Видимо, в ослабшей со временем крыше образовалась прореха, через которую проникала дождевая вода, капающая в горшок.       Роберт не мог поверить своим глазам. Удивительно, но это было именно то растение, которое больше всех нравилось Хью. Будто это его душа подавала ему знак, хотела что-то сказать.       — Хью.? — прошептал Роберт. Словно отвечая, росточек слегка покачнулся.       Роберт печально улыбнулся, пригладив нежные лепестки. Затем взял лейку и полил цветок, подумав о том, что обязан сохранить ему жизнь.

***

      Эрион полол сорняки, когда услышал звук открывшейся калитки. Роберт вернулся с прогулки. Эрион поспешил выйти навстречу юноше.       — Как прогулка? — задал он вопрос, отмечая, что выглядит Роб в разы свежее.       — Неплохо, — Роб слегка улыбнулся, что повергло Эриона в шок. Впервые за все время его нахождения здесь тот улыбнулся.       — У тебя настроение улучшилось, — аккуратно заметил мужчина. — А что у тебя в руках? Эрион заметил, что возлюбленный держит в руках горшок с небольшим росточком.       — Воспоминания, — с загадочной улыбкой сказал Роберт и прошел к дому. — Любимый цветок Хью.       — Любимый? — у Эриона перехватило дыхание. — Как называется?       — Гладиолус, — затем Роберт заинтересованно принюхался, входя в дом. — А чем так пахнет?       — Ухой, садись за стол, — обратился к Робу Эрион, разливая по тарелкам обед.       Они сели есть. Впервые за долгое время Роберт был не против беседы. Он все ещё разговаривал не так эмоционально, как раньше, но то, что он не был ужасно печален, было хорошо.