Два медведя в одной берлоге

      Ночная Казань. Крыша высотного здания. Артур привязал верёвку к поручню, да понадежней, и неуверенно подошёл к Волку. Ему самому было очень страшно. Кертис стоял закрыв глаза, наслаждаясь прохладным ветром, что холодил кожу. — Я готов. Пронзи мое сердце Валькирия. — Едва слышно прошептал стоящий.       Артур растерялся. Поднял взгляд на черное небо, где пробегали быстро тучи. Последнее, чего бы он сейчас хотел, это пришествия волшебной девы, от блеска доспехов которой может возникнуть северное сияние. Уж к этому он был точно не готов. Хотя облака как раз были их «лошадьми», а с их грив падали на землю дождь и росы. Он тоже знаком со скандинавской мифологией. Кратко посмотрев на Яшкина, Артур все же рискнул спросить: — Тебе плохо? Я надеюсь тебе-то можно вопросы задавать. — Лучше не надо. — Волк медленно открыл глаза. В них не было страха. В них было только отчаянье с большой печалью, уставившееся на небо. — Я не люблю разговаривать. А сейчас не хочу.       Артур опустил взгляд с обрыва. Немного жуткий пейзаж. Ночная Казань блестела свежими снежными барханами на улочках. Машин почти не было. Ни одного человеческого силуэта внизу. Город крепко спал. Сейчас час ночи. Только на другом берегу реки пробуждалась новая, другая жизнь. Тишина, стоявшая вместе с ними на этой крыше не угнетала. Она являлась приятным собеседником. Ахтямов с опаской косился на то, как Волк встал на одну ногу, вторую приподняв над обрывом. Его покачивало. Он стоял с гримасой вековой усталости, изуродованный вечной болью и тяжелой судьбой. Артур не имел понятия о том, что он за свои тридцать лет пережил. Но явно не просто так Кертис был таким. Закрытым. Молчаливым. Максимально никаким. Неконфликтным. Незаметным. Он хотел бы узнать что его сделало таким. Артур прекрасно умел избегать ошибок посмотрев и послушав чужой опыт. — Я могу тебе чем-то помочь? — Столкни меня. — Прошептал дрожащим голосом Волк. — Я больше не могу так. — Вот, про что говорил Дима. Нет. — Артур говорил очень медленно и осторожно. И на английском. Как мог. Сейчас надо как можно меньше его расшатывать. Он в очень опасном положении. И даже нога, повиснувшая над пропастью сейчас, это не такая большая проблема. Говорить с человеком на его языке — самый простой способ расположить к себе. Дать чувство безопасности. И что, что он звучит как торгаш на рынке. Зато Кертису так будет лучше. — Этого я точно не сделаю. — Тогда скажи мне, что я в порядке. — Волк поднял голову, уставившись снова на небо, — Я бы так хотел, чтобы хоть кто-то сказал бы мне, что я в порядке. — Душевные увечья не бросаются в глаза. Ты в порядке. Тебе не обязательно говорить, что ты крепко стоишь на ногах и у тебя с головой все хорошо. Это и так видно. По тому, как ты ведешь себя. Ты можешь не тратить драгоценные слова и говорить еще меньше. Все это видят. Видят, что ты в порядке. А еще из тебя очень хороший лжец. Давай сделаем шажочек назад. Я тебя прошу. — Кертис отрицательно покачал головой. Артур с опаской поднял голову, вместе с ним уставившись на небо. — У нас северного сияния не бывает. И ты не тот город себе выбрал в ожидании девиц с щитом и мечом. Тебе бы на север.       Кертис едва заметно улыбнулся. Закрыв снова глаза пошатнулся. Артур схватил его за пуховик, не став рисковать им. Они услышали громкий жалобный вскрик Яшкина за спиной. Артур жестом показал ему молчать. Дима дернулся до них, но верёвка его далеко не пустила. Он заскулил, забродив по небольшому пяточку. Снова начал бесноваться. Усевшись снова на корточки, сложил руки на крышу, и, набрав полную грудь воздуха громко завыл на луну, что периодически выглядывала к ним с небес. Волк закинул голову, приоткрыв рот, и едва слышно завыл вместе с ним. Артур улыбнулся. Отряд псовых понял друг друга. Кертис с трудом заставил себя сделать шаг назад. Отойти от края. Шумно выдохнул через нос. — Кертис. — Осторожно позвал его Артур. — Я понимаю, что ты доверился мне, раз я вижу сейчас тебя в таком состоянии. Скажи мне что ты чувствуешь. Скажи, чем я могу помочь тебе? — Я так давно не слышал этих слов. — Волк растерянно пожал плечами. Отвел глаза, наконец, от звездного неба, в котором так, кажется, и не нашел ничего, что дало бы ему надежду или спокойствие. Артур замер, смотря в его глаза. Как ему идет этот фон в виде ночного города. Он стоял в чужом слишком большом пуховике, слегка растрепанный ветром. Его мягкие волосы аккуратно касались мягкой кожи. Он немного бледноват. Сильно расстроен. В его взгляде одна боль. — От сестер последний раз. Я не знаю что тебе ответить. Я вижу твой взгляд. Ты разочарован во мне? — Ничуть. Я очень боюсь за тебя. Я не хочу тебя потерять. Что ты забыл тут? Зачем ты здесь? Встретить боль, что приносит темнота? — Волк растерянно кивнул. — Почему ты постоянно смотришь в окна? Тебя ведь не пейзаж привлекает.       Он вдруг опустил руку, указав вниз. Артур опустил голову. Облака торопливо скакали мимо луны, перегораживая отраженный солнечный свет от ее серебристых боков. У них на доли секунд появились тени. Длинная тень Кертиса Артура немного смутила. Он растерянно уставился на него. — Ты тоже это увидел, да? Я ниже тебя, но моя тень длиннее. Ее почти никто не видит. Все считают что я просто так странно шучу. Всем кажется что все хорошо. Это смерть, притаившаяся внутри меня. — Его рука переместилась к краю, изящно выгнувшись, кончиками пальцев указала вниз, — Не тянет тебя туда? Нет ощущения, что что-то тянет к тебе оттуда руки?       Артур повернул голову, уставившись к обрыву. Понадобилось немного времени для проведения эксперимента. Нет. У него не было ничего такого. Было немного страшно. Но он прекрасно знал, что это вполне естественный страх, когда руки немного холодеют, покрываясь легкой испариной, и сердце биться быстрее начинает. Человеческий организм не первое тысячелетие существует. Точно знает, что желание сигануть с таких обрывов ничем хорошим не окончится. Рептильный мозг точно все просчитывает. Его не обманешь. Но его туда не тянуло. И он не боялся обрыва. Мог, кажется, спокойно сесть на край. Он повернул голову, смотря на Диму. Он боялся высоты. Они как-то один раз разговорились про Петербург, и Артур поинтересовался уже было тем, с каких крыш город интереснее всего выглядит, и получил самый странный ответ в своей жизни. Что Яшкин никогда не соглашался на предложение побывать на крыше. Ротенберг часто звал его погулять по крышам в Петербурге, но эти мысли приводили его в истерику и никогда этот разговор дальше не продолжался. Он никогда на них не бывал. Хотя его Яшка жил не только в России, но и в других странах крыши все открыты, Дима никогда на них не бывал. Он объяснил это тем, что у него было ощущение, что его что-то утянет с этой крыши. — Меня тянет туда. Но я который год не могу сделать последний шаг. Я пробовал напиться. Но даже это не помогает. Внутренний барьер слишком высокий для меня. — Тихий, едва слышный голос Волка был полон страшного отчаянья. — Везде, где я остаюсь больше, чем просто на выездные матчи, я нахожу себе такую крышу. Не важно где она будет. Мне спокойнее просто от того, что я знаю, что она есть и она всегда открыта для меня. Слова Димы про то, что за вечером пришла ночь, а с ночью пришла боль — не просто слова. Яшкин читал мой личный дневник. Это мои слова. Иногда боль нестерпимая. Я никогда толком не осознавал, что был так сильно истощен, пока не стало слишком поздно и я не почувствовал боль внутри. Я долгое время кормил эту боль сам этого не осознавая. Я был страшным человеком. — Его руки вдруг изящно изогнулись. Он замер, с отвращением взмахнув руками, словно они были все испачканы и с них что-то капало, — Я жил в грехах. Я спал с другими людьми за деньги. Я страшно пил. Я… — Он отвел взгляд, резко замолчав. Снова стряхнул с рук «грязь» — эти руки никогда не отмыть, сколько бы я не пытался. Я долгое время даже не знал как выбираться по крутой восходящей лестнице, что должна была увезти меня с бездны. Но когда я вылез из этого всего, я понял что потерял самое важное. — Взгляд его серых взгляд вдруг замер. Он тихо признался, — Я осознанно отказался от всех человеческих чувств. Закрылся в себе окончательно. Я стал таким, каким ты меня привык видеть. Таким, каким я должен быть. Молчаливым и незаметным. Что я есть, что меня нет — не должно быть никакой разницы. Я отвергал все чувства, не важно, плохие или хорошие. Это было все осознанным решением, стать таким. У меня не было любви ни к себе, ни к кому-либо другому. Нейтральный. Максимально никакой. Считал, что это поможет мне. Я сбежал с одной страны, забыл про целый континент. Прибежал зажмурившись в незнакомую страну потянувшись за рукой близкого друга, что в итоге предал меня. Я поклялся больше никому никогда не открывать свою душу. Жизнь в другой стране убивала меня еще быстрее. Пустота просто сожрала меня. Иногда голод берет верх. Я все еще человек, как бы мне не было противно это признавать. Четыре года все мои физические контакты были за десять тысяч евро за ночь, либо когда меня в очередной раз кто-то приложил бы плечом об лед или об борт. Я решил, что пора снова бежать, ведь легче не становилось. Еще и люди, которым ты доверял, имеют свойство предавать. Вместо улучшения моего состояния мне становилось только еще хуже. Я слаб. Очень сильно слаб. Никчемный. Жалкий. Убогий. Вместо стабилизации без того шаткого состояния я находил только больше вопросов и страшных дьяволов, что прятались в людях. Когда получать легкие деньги больше не было необходимости, я отодвинул и эту часть от себя. Я бежал зажмурившись до границы, надеясь, что никто ни о чем не узнает. Но за мной тянется моя длинная тень. Мои шаги меня выдают. Я попал туда, где живу до сих пор. Мое счастье, что я попал в команду к Бруксу и Стефану, что могли погладить меня по голове, и пообнимать, чтобы не было никакого вреда. И я прекрасно прожил в таком состоянии полтора года в своем странном городе на горе, убивая в себе остатки человеческих чувств, считая, что так будет лучше. Лучше не становилось. Все что мне удалось сделать, это просто крепко встать на ноги. Лучше не стало, но и хуже больше не становилось. Но потом я встретил Никиту. Было очень весело поддаться на чужие разговоры. — Кертис вдруг улыбнулся, — Он дал мне то, что я так давно не чувствовал. Он дал мне чувство что я нормальный, когда я человек. Не когда я фарфоровая идеальная куколка с красивыми голубыми или зелеными глазками, одетая максимально нейтрально и не говорящая ничего плохого. Он был со мной человеком. И я позволил себе быть человеком с ним. Моя клетка, в которой я столько времени держал это чудовище, что запачкало мне все руки, оказалась стеклянной. Никита дал мне то, чего я так давно не чувствовал. Чистой и искренней любви, пришедшей от легкого чувства странной влюбленности. Так поступают люди. Случайно встречаются в компании общих друзей. Ради шутки начинают общаться друг с другом. А потом в одно прекрасное утро ты понимаешь, что пора признаться в том, что ты любишь другого человека. Клетка оказалась стеклянной. Когда Никита стал ко мне близок, катаясь ко мне даже против моего желания, когда он водил меня по городу, рассказывал свои дурацкие истории, это было так хорошо. — Кертис закрыл глаза. От улыбки не осталось и следа. Голос стал тише. — Но стеклянная клетка бьется внутрь. Я пропустил момент опасности. Никита ведь не пришел один. У него за спиной есть такая же команда как и у меня за спиной. — Он разжал руки, резко выдохнув и дрожащим голосом сказал, — Четыре раза я проливал слезы от боли. Первый раз в пятнадцать лет. Маленький и хрупкий мальчик, живущий в странном двухэтажном доме в не самом хорошем районе на стыке спального и промзоны. Измотанный криками младшего брата, что только пришел в эту жизнь, и склоками старших сестер. Я просто был обычным школьником с дурацким увлечением, что так любят в Канаде. Но хоккейная форма смотрится на мне странно. Шестеро мальчишек старше меня наблюдали за нашей тренировкой в школе. А потом подкараулили меня. И не сделали ничего хорошего. — Кертис растерянно покачал головой, — Я не помню как вылезал из этого кошмара. Сколько литров слез я пролил в реку кормилицу. Сколько раз я совал голову в петлю. Но я, к сожалению, продолжал жить дальше. Восемнадцать лет настал второй случай, запачкавший мои руки в крови. Снова слезы. Снова и снова эта чернота сжирала меня. Только убив в себе все человеческое, перестав доверять и доверяться людям, став одиноко стоящей закрытой личностью, я смог вылезти. Прожил с восемнадцати до тридцати совсем спокойно. А потом встретил чудовище тридцатого декабря прошлого года. Которое дало мне расплату за мою доверчивость к людям. А следом получил еще раз. И еще больнее. Слезы проливающиеся от боли, словно разлитая кислота. Она уродует тебя и все вокруг, оставляя глубокие воспаленные раны. Я оттолкнул от себя Никиту, хоть и через боль. Мне надо снова закрыться и стать никаким. Я слишком дорого заплатил за свое «человеческое». Это все всегда имеет плохой исход для меня.       Волк вдруг замолчал. Опустил голову, поджав тонкие губы. Ветер трепал его черные волосы. Его дыхание было спокойным. Артур стоял перед ним молча слушая его приятный нежный голос, не смея его перебивать. Ему больше ничего не надо было дополнительно объяснять. Он все прекрасно понял. У него тоже была хорошая память. И слова других людей наложились на рассказ Волка. Артур задумался, как бы сказать то, что он думает, да еще и на чужом языке. Он на русском-то не мог толком объясниться. Но все же рискнул: — Это не твоя расплата. Это просто воля тех, кто на большом ткацком станке перегоняет случайные события в веревочку твоей судьбы. Ты не платишь за то, что ты человек. Ты в этом не виноват. Я слышал, что с тобой случилось последние два раза от других. Я думаю твоя судьба скорее плата для других. То, как с тобой поступил Дима, очень сильно навредило ему. Я слышал, как навредило Никишину, что тот сам потянулся за выпивкой, да ещё и меня следом утянул. Сказал, раз Яшке помогло, значит и ему может. Я был просто рядом, смотря чтобы он сильно не напился и, если что тянуть его домой. Но он каждый раз успевал водкой или абсентом разбавить моё мартини и несколько вечеров уже у меня хер знает как закончились. А так пил он лишь бы забыть что он делал. И Бардаков мне признавался, что его выходки его едва не толкнули на то, чтобы уйти за наркотиками следом за Сашей. Его едва Толчинский удержал чтобы не сделать страшных вещей. Ты не пробовал никогда под таким углом на все смотреть? Что это расплата за чужие грехи. Ты скорее жертва, чем агрессор. То, что с тобой происходит, происходит не от того, что ты плохой, а от того, что у тебя окружение такое поганое. — Артур растерялся, почувствовав на себе его взгляд полный непонимания. — Ты для всех желанный подарок. В тебе нет чудовища. Я не знаю, чем запачканы твои руки. Но последнее, чем ты являешься, это чудовищем. Ты жертва. — Я убил двоих людей, Артур. Я именно что чудовище. Это расплата.       Ахтямов в шоке уставился на него, распахнув глаза. Кертис поджал губы. Снова тишина влезла в диалог, усевшись между ними. Ветер стал сильнее. Серые глаза смотрели на него не моргая. Сколько же в нем боли. Артур был в шоке с того, что слышал. Боялся, что он может в любой момент сказать ему о том, что он устал разговаривать, и снова замолчит. То, что он сейчас слышал от него, больше ни от кого не слышал. Это то, о чем, наверное, больше никто не знает. — Тогда… — Да. Второй раз. — Он показал ему руки. — Они грязные. Липкие. Никогда не отмыть. Вонючие. На вкус словно монету лизать. То, что со мной происходит, это моя плата. Я не могу уйти. Вся моя жизнь разбита в дребезги. Я стою на очередной крыше. Чувствую, как мое собственное тело тянется к обрыву. И чувствую как чернота из бездны обрыва тянется ко мне. Но я обречен замереть на последнем шаге. Я свяжу петлю. Найду себе место поудобнее. Даже на табуретку встану. Но сил сунуть голову в петлю у меня уже нет. Я обречен держаться за петлю и никогда не сделать последнего движения. Набрать в рот таблеток и не суметь их проглотить. Лечь в ванную с лезвием, но не смочь и первого надреза сделать. Я обречен на это. — Он растерялся. — Столкни меня. Сделай мне приятно. Просто возьми и толкни меня. Стань для меня тем, кто даст мне самое дорогое, что у меня может быть. — Я не могу пойти на это, Кертис.       Волк опустил голову. Встал спиной к обрыву, снова замолчав. Пауза продлилась долго. Облака быстро скакали по ночному небу. Кертис с надеждой поднял взгляд, снова уставившись в черноту. — Я становлюсь героем, отправляясь в логово дракона. Все идут туда за лаврами и славой. Я иду за смертью. Все получают увечья и смерть, падая перед всесильными драконами. Многие сдаются, вышвыривая доспехи в репейник, а меч ломая об собственное колено, признавая, что к поединку не готовы. А я получаю лавры героя. Никому из нас не обрести того, ради чего они встают перед чудесным вершителем судеб. Никто кроме меня не летал в Петербург умирать. Но я знал, что этот волшебный антагонист чужой истории обладает оружием, способным убивать. Я его не боюсь, потому что я жажду смерти. Я выводил его, надеясь, что он даст мне то, что я хочу. Предложит мне то, что я хочу. Как всем предлагает. Но он даже попасть по мне толком не смог. Снова я обречен на страдания, но не достоин смерти. Никто не может на это пойти. — Он хмыкнул. Потер трясущимися замерзшими руками лицо и тихо сказал, — Забудь про все то, что я тебе сказал. Ночью меня легче всего развести на разговор. Солнечные лучи меняют меня не меньше, чем Яшкина. А ты еще и поймал меня в самом уязвимом положении. Утром я стану таким же как обычно. Но ты тайны мои сохрани. И никому не говори того, что видел. Не говори того, что знаешь. Особенно Диме или Никите. Аңлашыламы?       Артур растерянно кивнул. Волк же изящно развернулся и пошёл до Димы, прихватив за собой Артура, крепко взяв его за руку. Дима сидел на коленях, уперев руки в крышу, с грустным видом смотря на лучших друзей. Кертис встал перед ним. Слегка согнув спину, уперся руками в ноги, смотря с улыбкой на него. Артур задумчиво застегнул куртку. Ветер поднялся очень приличный. Холодно. Накинул Диме на голову капюшон. — Ночь приносит боль. — В слезах сказал Яшкин. — Я боюсь за тебя. Мой хозяин. Я тебе навредил. Я плохой. Прости.       Артур встал рядышком с ними. Он не мог просто забыть слова Кертиса. Они надолго еще его будут увлекать на раздумья. Надо сделать из всего сказанного нужные выводы и никогда в таких ситуациях не оказываться. — Ты хороший, Яшкин. Ты сам это знаешь.       Он уставился на него, вытянув руку назад, что крепко держала его. Заскулил, словно от сильной боли. Снова дёрнулся. Попытался схватить Кертиса, но тот увернулся от его руки. Артур замер. Зачем он так с ним поступает. — Ты должен все вспомнить.       Яшкин опустился перед ним на колени и сказал: — Ты Волк. Волчонок. Что ещё? — Имя.       Дима вдруг улыбнулся и сказал довольно уверенно: — Кертис Волк. Ты из Екатеринбурга. Ты ходишь в красном. Твой номер четырнадцать. — Кертис поднял голову, улыбнувшись Артуру. Дима уставился уже на него и сказал, — Артур Ахтямов. Вратарь из Нефтяника. Или из Ак Барса. Или зелёный или красно чёрный. Тридцать первый или первый. — Его речь была отрывистой. Серьёзной. — Друзья. Лучшие. Близкие. Единственные не предатели.       Артур громко и счастливо похлопал. Кертис облегчённо выдохнул. — Я хорошая собака? Я правильно помню? — Когда они вдвоём счастливо кивнули, Яшкин сам улыбнулся, — Мои. Хочу гулять. Пошлите гулять? Хочу гулять.       Кертис потрепал его по волосам. Артур отвязал верёвку и вручил её хозяину. Дима помчался быстро вниз. Артур с Кертисом побежали за ним, рассмеявшись. Выбежали из дома и пошли гулять по ночному морозному городу. Гуляли молча, не давая Яшкину уходить далеко. Рассматривали пейзажи спящего города, которому не было до них дело. На очередном повороте, Артур тихо спросил: — Ты поедешь домой когда ему будет полегче? — Пообещай мне, что ты не скажешь ему, что я был тут. — Почему? — удивился Артур. — Ты же помогал мне. И очень сильно. Я вообще без тебя бы с ним не справился. Признайся, что у меня не было вообще никаких шансов с ним справится. Ладно, моё счастье, что я Ники удержал. Но он все свое «бешенство» оставил на Яшке. А мне только и оставалось следить за его дурачествами и проверять как он спит, да периодически будить, чтобы кошмары не сжирали. — Ты бы и сам справился. Я тебе нужен был, скорее, просто для уверенности рядом. А не говорить — потому что сейчас так надо. Меня тут не было. Он все равно не вспомнит. Радулов ему об этом не скажет. Никишин тем более. Не подводи меня. Не говори ему об этом. — Хорошо. — Артур растерялся и когда Волк вручил ему верёвку остановил взгляд на нем. — Кертис, почему ты такой? Тебе слишком больно? Чем я могу тебе помочь. — Мне уже ничего не поможет. Я перепробовал все способы, что придумало человечество для таких как я, а все без толку. Я не хочу об этом говорить. — У моей девушки, у Ани, тоже такое было, как у тебя. Я пришёл в её жизнь в момент, когда она лишилась всего. Я часто вытаскивал её из ванной, не давая распороть себе руки. Я понимаю, что люди способны на такое, только загнанные в полное отчаяние.       Он отвлёкся, придержав Яшкина за верёвку, не дав убежать не в ту сторону. Они свернули в очень опасный райончик, в котором легко можно было словить ножичек в пузо при невнимательности, даже самой маленькой. А он ещё и не с самой серьёзной компанией гуляет в позднюю зимнюю ночь. Смазливый низенький мальчик иностранец, и странный парень на поводке явно не внушат чувства опасности каким-нибудь местным хулиганам. Дима дёрнул рукой сильнее, и полез на высокий снежный склон, что оставили коммунальщики до утра. Толи они были сильно заняты, а толи рабочий день закончился невовремя. Пришлось оставить эту кучу снега и камней под окнами давно спящей многоэтажки. Её горные склоны доходили ростом до середины окон первого этажа. Артур отпустил верёвку максимально далеко, давая ему подурачится, а сам смотрел на Кертиса, что стоял рядом с ним безразлично смотря куда-то вперёд себя. Кажется, ему надо помочь хотя бы в том, чтобы отвлечься от плохих мыслей. Сам он уже явно с трудом с них вылезет раньше, чем солнце встанет. Так, наверное, и мечтает о своих Валькириях, что пронзят его сердце и заберут к себе наверх. Серые глаза то и дело останавливались на бегущих тучах в небе. — Почему ты уверен, что тебе ничего не поможет? — Потому что я перепробовал все, что было. Это остался последний вариант. А, ну да, есть ещё один. Но я боюсь его… — Какой? Чего можно боятся, когда ты не боишься смерти? — Наркотики. — Кертис кивнул, указав на Диму, что провозгласил себя царём горы, — Я таким как он не буду. И я не знаю даже примерно что со мной получится. И как это вообще будет. Но… Да, это остался последний вариант. Я боюсь его. Боюсь превратится во что-то такое. Но я никогда ничего такого не употреблял. Один раз попробовал травку покурить, так меня отключило на три дня. Я даже боюсь представить, что со мной будет после того, если я приму то, что он принимает. Но, — он пожал губы, с неохотой признав, — это тоже способ выйти из моей тупиковой ситуации. Много кто такие состояния гасит наркотиками и алкоголем. Я сопротивляюсь, хоть уже и не знаю зачем. — Не стоит, Кертис. Это того явно не стоит. — Артур растерянно кивнул. — Я боюсь за тебя. — Это тоже не стоит делать. Пока что я слабак. — Он поднял взгляд. — Почему вы все считаете, что я люблю его? — С такой заботой и всепрощением относятся только те, кто любят другого. Я никому не скажу об этом. Просто… — Просто что? — Кертис усмехнулся, смотря на то, как Дима скачет по снежным склонам, ловко балансируя на острых гранях кроссовками, а то и на одной ноге. Фокусник. — Будто будет какая-то разница, люблю я его или просто дружу с ним. Прощать и заботится обязан каждый за того, кто считает человека близким. Я с ним не первый год знаком. Я видел его всяким. — Его серые глаза безучастно смотрели за Яшкиным, что кубарем скатился ниже по склону, и, недовольно поплевавшись песком со рта, полез обратно. — Он меня не помнит совсем. И, кажется, я сам в этом виноват. Был слишком глупый, когда его надо было остановить. Я жалею об этом. Мои грехи перед ним ничем не искупить. — Он закрыл глаза и шумно вздохнул, — Артур, не заставляй меня говорить. Это тяжело вспоминать. Очень больно. Сейчас не до этого. — Есть разница. — Артур кивнул. — Ладно. Я понял. Тебя бесполезно трепать. Если не хочешь, не скажешь?       Кертис кивнул. Дима оступился и рухнул с горы. Артур расхохотался, когда он выскочил из сугроба и отряхнулся, словно собака от воды. Он счастливо поскакал, стряхнув остатки снега. Вдруг замер. Артур крепко сжал верёвку и повернул голову, уставившись в ту же сторону, что и Дима. Он вдруг начал тихонько рычать.       К ним шла группка людей из шестерых людей, одетая в спортивные костюмы, и со спортивными лицами. Артура словно ледяной водой окатили. Кажется, они только что накликали на себя беду местного разлива. Какая-то мелкая бандитская группировка. Казань может быть бесконечно красивым туристическим местом, но в некоторые районы все равно лучше лишний раз не заходить. Артур единственный был местный, что прекрасно знал об этом правиле. Но все равно пошёл сюда. А теперь, кажется, обрек всех на проблемы. Кертис растерялся. Вытащил поводок из трясущихся рук. Артур взвыл. Вдруг кто-то из группы по-татарски спросил быдловатым гонором, сплюнув на снежный покров вязкую слюну: — Эй вы трое! Чё забыли в нашем районе, лошпинаты?!       Артур растерялся. Сделал пару шагов назад и упёрся спиной в Яшкина. Он обнял его сзади, сам шумно дыша. Кертис осторожно повернул голову к Артуру, вопросительно смотря на него. — Мы мимо идём. — Ответил тут же на татарском Артур. — Куда, в стриптиз? — Загоготали парни. — Слышь, дай закурить?!       Кертис сжал поводок, и вдруг сказал: — Бежим!       Они бросились бежать. Кертис с Димой быстро убежали вперёд, а вот Артуру скорости явно не хватало. Он пытался бежать быстрее, но не получалось. Бандиты бежали за ними. Яшкин резко остановился и присел. Артур моментально заскочил ему на спину, крепко ухватившись за него. Руками обнял за шею, а ноги вытянул вперёд, давая Диме их крепко держать. Он уже много так раз ездил «верхом» на большой черепахе. Уже знает, что делать, чтобы не свалиться с него. Жаль поводок был не у него. Эту кобылу тяжело удержать. Кертис усмехнулся, быстро несясь по незнакомым улочкам вместе с ними. Артур только успевал давать команды Диме, чтобы донестись на нем верхом до дома. Они быстро побежали через мост, и, свернув с него сразу налево, промчались до Кремля. Бандиты отстали. Видимо были не так и голодны до наживы. Яшкин выдохся, и остановившись, заскулил, отдернув руку и остановил Волка. Стоял задыхаясь, крепко держа Артура на себе. Сам Кертис прикрыл рот рукой, стараясь не глотать ледяной воздух. Дрожащим голосом спросил: — Ненавижу этот чёртов город. — Взвыл Волк, — Почему тут какие-то сомнительные и мутные личности ходят?! Чего они хотели?! — Нас. — Улыбнулся Артур, крепко обнимая Яшкина за шею, — Наши деньги и телефоны. Не в тот район свернули. До меня долго доходило. — Он потрепал Диму по волосам, и тот высунул довольно язык, словно собака радуясь почесываниям за ушком, — Я же тебе сказал не ходить туда. — Там великая гора! — Гордо сказал Яшкин.       Кертис уставился на него с улыбкой. Яшкин стоял на фоне белоснежного Кремля с чёрным небом. Его карие глаза смотрели ему в ответ. Ему ничуть не было тяжело с Артуром на спине, и, кажется, он был очень счастлив. Волк даже засомневался на какой-то момент в его трезвости сознания. Присмотрелся к нему. Нет. Все было в порядке. Взгляд нормальный. Вполне ясный. И зрачки не расширенные. Нет. Он адекватный. — Ты не заметил, что он с нами нормальный? — Заинтересованно Артур, словно прочитав его мысли и поняв, что они думают одинаково. — Просто я слышал от ребят, что он дикий и беснующийся адовый долбоеб. Но ведь он сейчас не такой. . Может он ещё принял? — Я тоже так подумал. Но нет. Он нормальный. — Кертис заставил Диму наклонить голову. Внимательно осмотрел его. — Нет, с ним все хорошо. — Кертис улыбнулся. — Может он просто чувствует себя с нами в безопасности, да и мы его не бесим своим существованием? Ведь когда Радулов приходил, он моментально менялся. Он в этих состояниях не умеет прятать эмоции. Держись крепче. Попробую что-нибудь ему сказать, что нельзя.       Артур кивнул, обняв Яшкина и руками и ногами. Кертис осмотрелся, примерно прикидывая, куда, если что, можно дернутся. Мягким жестом пригладил свои растрепанные волосы и спросил: — Как ты себя чувствуешь, Димка? — Пить хочу. — Он слегка наклонился голову. — Ты не боишься меня? — Кертис отрицательно покачал головой. — Я хочу чтобы ты остался рядом со мной. Ты хороший хозяин. Ты не бьёшь меня. Не унижаешь. Не кричишь, если я не виноват. — Он медленно опустился на колени. Артур пошатнулся, и упёрся ногами в асфальт, мягко обнимая Диму за шею. Тот же внимательно осмотрел руки, что сильно тряслись. Стянул одно из своих колечек с пальца и протянул Волку. — Будь со мной всегда. Я чувствую себя рядом с тобой в безопасности.       Кертис впал в ступор, не зная как на это реагировать. Артур счастливо улыбнулся, и, уткнувшись носом в светлые волосы, прошептал: — Пиздец. Так вот как это происходит?! Бля, я думал это выглядит как-то романтичнее.       Дима покорно стоял на коленях перед Кертисом, ожидая его решения. Артур поднял взгляд. Он впервые видел Кертиса таким — растерянным и не знающим, что делать. У него не было слов. Он стоял, опустив руки, и смотрел на него в ответ, не моргая. Казалось, только Яшкин мог поставить его в такое неловкое и безвыходное положение. Артур задумался. Никто не мог гарантировать, что отказ не приведёт Яшкина в бешенство. А согласиться Волк, скорее всего, тоже не сможет. Тупик. Страшный тупик, в котором не захочешь оказаться. — Я не могу его принять, Дима. Ты должен найти человека лучше. — Я не могу найти лучше. Я знаю тебя давно. Я знаю тебя другим. Помню другим. Лучше тебя только младшая Жаба за спиной. Но мне его родители не простят. — Артур стеснительно прикрыл руками лицо. У него теперь погоняло «младшая Жаба»? Как это мило. Яшкин умел делать комплименты. Дима продолжал протягивать трясущуюся руку с кольцом. — Забери. — Я знаю человека лучше. И ты тоже знаешь его. — Мне больно. Они делают мне больно. — Он опустил руки, перейдя на шёпот, — Почему? Почему ты отказываешься от меня? Я плохой? — Нет. — Тут же сказал Волк, — Я плохой. Тебе нужен другой человек. Лучше. Лучше чем я. Я не смогу с тобой быть долго и не смогу быть рядом. Я знаю того, кто тебе нужен. Он скоро придёт к тебе. Он извинится перед тобой. Примет тебя всяким. Ты должен пока просто подождать. Дать ему время. Ты будешь с ним счастлив. Он твой человек. А мне рядом с тобой не место. — Отведи меня к нему. Я хочу. — Он растерялся. — Я хочу быть нужным. Быть полезным. Чтобы мне не делали больно. Быть любимым. Быть важным кому-то. — Его голос надломился от очаянья. Яшкин зажмурился и прислонил голову к земле, начав заливаться слезами. — Почему все делают мне больно?! — Взвыл он, — Что я должен сделать, чтобы этого больше никогда не чувствовать?! — Артур закрыл глаза. У него сейчас у самого слезы побегут. Сколько же боли было внутри Димы. И сейчас, получив в очередной раз отказ от человека, от которого не мог его принять, этот отказ причинил сильную боль ему. — Я просто хочу быть с тем, кто меня любит! Просто любить кого-то в ответ! — Он резко дёрнулся, упёрся руками в снег и подполз чуть ближе к Кертису. — Ты любишь меня?       Артур попытался оттянуть его за верёвку подальше. Волк молчал, смотря на него, не зная что ему ответить. Сейчас, кажется, никто не был ни к чему готов. Тупиковый диалог двух загнанных в страшное отчаяние людей. — Не говори ему. — Прошептал Артур, — Не надо.       Ахтямов крепко держался за верёвку. Она стёрла Яшкину запястье до крови. Но он явно этого не чувствовал. Сейчас любая физическая боль перекрывалась страшными кровоточащими душевным ранами. Дима мелко дрожал, ожидая ответа. И спустя пару минут у Волка в голове, кажется, нашлась такая фраза, что не сделает раны ещё больше. — Я люблю тебя, именно поэтому не могу с тобой так поступать. — Кертис взял его за протянутую руку и одел колечко обратно. — Послушай меня, Дима. Придёт человек лучше чем я. Он не бросит тебя. Не сделает тебе больше больно. И ты будешь с ним счастлив. И я тебе буду не нужен. Мне рядом с тобой не место. Ты достоин другого человека. С которым тебе будет гораздо комфортнее. Пока просто подожди. Немножко осталось. — Я верю тебе. — Дима уставился на свои руки. — Дай мне ещё. Я хочу ещё. Оно болит. Чем больше думаешь, тем сильнее болит. Внутри болит. Я закрываю эту боль только одним способом. — Он поднял голову, смотря на Волка. — Болит. Дай. — Не думай о том, что болит. — Кертис поднял взгляд, улыбнувшись Артуру приятной улыбкой, показав всем видом, что все нормально, — Ну что, младшая Жаба, веди нас. А то мы не местные. И грамоты не знаем. Только, пожалуйста, не через хулиганов в этот раз!       Дима дождался, пока Артур обнимет его за шею и поднялся на ноги. Вернул поводок Кертису. Они пошлепали по городу до дома. Яшкин задумчиво осматривался, покорно волочась с Артуром на спине за Волком. Они вернулись домой под утро. Артур слез все же со спины Яшкина и, переодев его, повёл спать. Дима устроился рядом с Никишиным, и закрыл глаза. Артур мягко погладил его по волосам и, пожелав спокойных снов, пошёл вон из спальни, привязав его на всякий случай.       Порылся в холодильнике и нашёл себе еды. Уселся довольный чавкать, читая очередное большое полотно текста о том, что предсказывают карты в руках его возлюбленной. — На повестке дня — одна хуйня, как говорил классик. — Гордо сказал Артур, увидев, что ему не пожелали карты ничего хорошего. — Ну и пожалуйста! Ну и помру в своей вышке квакавши!       Он поел и подпер голову рукой, в раздумьях сам смотря в окно, где голубое небо бледнело поднимая солнце над горизонтом. Положив тарелку в посудомойку, вышел из кухни, кратко посмотрев на Кертиса, что сидел на диване укрыв плечи пледом. Не став его беспокоить, Артур пошёл спать к себе.       Проснулся от громкого крика Яшкина и страшного топота. Откинув одеяло, Артур торопливо добежал до двери и выглянул из нее. — Больно! — Кричал Яшкин, промчавшись мимо. — Иди сюда. Ну иди сюда! Я поделюсь болью! Она вкусная! — Место! — Вскрикнул Кертис.       Яшкин явно не услышал приказа. Схватив Волка за руку, дёрнул на себя. Попытался его раздеть. Кертис укусил его, получив по лицу, снова попытался дать отпор. Артур зажмурился. Он боялся сунуться к нему. Дима перестал слушаться приказов. Видимо чувства были настолько острыми, что последний рубеж защиты не сработал. Артур закрыл дверь, вжавшись в неё спиной. Какой ужас. Его самого всего трясло. Он не может его бросить.       Оглядевшись, схватил полотенце и высунул руку с ним. Раздался громкий топот. Дверь моментально распахнулась. Артур упал на пол сжав в руке полотенце. Медленно поднял взгляд на Диму, что уставился на него злобно оскалившись. Он был уже в одних пижамных штанах, что явно сильно выдавали его желание. Артур свёл ноги вместе. Тут же резко дёрнулся, не дав схватить себя за ноги. Яшкин кинулся на него. Схватил больно за бедра, и впился поцелуем в шею. Артур упёрся руками в его плечи. Почувствовал, как острые зубы вцепились в шею. Яшкин сунул руку ему под пижамную рубашку и схватил за штаны.       А вот и Волчонок пришёл ему на помощь. Кертис связал ему ноги, и кинул длинный хвост Никишину. Они вдвоём просто стянули Яшкина с Артура. Ахтямов растерянно отполз от него на безопасное расстояние. Яшкин дёргался, громко крича, явно недовольный тем, что его связали. Кертис уселся на него сверху. Наотмашь получил кулаком по лицу. Никишин схватил руки, ногой вжав Яшкина за плечо в пол. Кертис связал крепко руки.       Артур не знал чем помочь, беспомощно за ними наблюдая. Яшкин скинул Волка с себя. Взмахнул руками, скинув с них путы. Никишин с трудом удержал Диму на полу, сам едва не рухнув следом. Кертис снова заскочил на него снова получил по лицу. Зажмурился, крепко схватив за запястье. По губам потекла кровь. Яшкин замер. Никишин шумно выдохнул, вжимая его всем весом за плечи в пол. — Успокойся. — Прошептал Кертис, сжимая его руки своими. — Послушай меня.       Яшкин дёрнулся. Никишин уже явно не знал что делать, чтобы удержать его. — Послушай мой спокойный голос. Ты слышишь его? Спокойней. — Мне больно. — Так же тихо сказал Дима. — Дай мне дозу. Я успокоюсь. Дай мне её. Ты делаешь мне больно. Почему ты делаешь мне так больно? — Твой организм слаб. Но ты сильный. Я могу тебе ещё дать, но тебе это не надо. Ты справишься без этого. — Мне больно. Оно режет меня внутри. Оно так больно. — Я верю тебе. Тихо, родной. Тихо. Молодец. Хороший мальчик. — Я собака. — Яшкин зажмурился, отрывисто дыша. Разжал руки, явно расслабившись. — Нет. Ты человек. У тебя есть имя. — Я — Яшкинкс. У меня прозвище. Я собака. Глупая никчемная собака. — Он дёрнул руками и вскрикнул, — Больно. Это так больно!       Он выдернул свои руки из чужих оков и с силой толкнул Волка с себя. Саша тут же уселся сверху, пока Кертис торопливо собрал веревку, связывая быстро петлю. Яшкин скинул и Ники, со всей силы лягнул следом. Саша сполз по стене, растерянно уставившись на Яшкина. Кертис кинул аркан, что оказался на шее у Димы. Слегка потянул ее, чтобы петля затянулась. Дима недовольно дернулся. Перевернувшись на живот, громко вскрикнул. Волк снова заскочил на него сверху, словно на лошадь. Второй рукой схватил за волосы. Яшкин замер, положив свои руки на шею, словно не понимая что его душит. Как только до него дошло, он сунул пальцы под веревку. Резко уселся уже на колени, скинув очередного наездника с себя. Волк получил следом ногой, рухнув рядом с Сашей, что растерянно уставился вперед, до сих пор не придя в себя. Яшкин стащил с себя верёвку и резко подскочил на ноги. Злобно огляделся. Артур поджал боязливо ноги, сидя под окном, мелко дрожа от страха. — Крысеныш. Шлюха. Слабак. Сборище бесполезных идиотов. — Агрессивно сказал Дима. Он был весь взъерошенный, покрытый яркими красными пятнами. — Слышь ты, хамло! — Возмутился Никишин. Кертис растерянно повернул голову, уставившись на него с непониманием, — Ты за базаром следи, наркоша угашенный! — Кертис осторожно отполз от него в сторону, примерно прикинув что он хочет сделать. Саша едва заметно указал на веревку в ногах Димы. — Хули скачешь?!       Яшкин развернулся к нему. Сжал руки в кулаки. Кертис аккуратно стянул верёвку, вытерев кровь об рукав. Только он попытался встать, как Яшкин дёрнулся до него. Схватив за худи поднял на ноги. Вжал с силой в стену. Начал его душить. Волк ворочался, пытаясь дать ему отпор. Никишин Диму отдёрнул от Кертиса. Они начали драться друг с другом. Волк же растерянно упёрся руками в пол, тяжело дыша. Едва успев опомнится, схватив верёвку, быстро снова связал петлю. Никишин отскочил от Яшкина, и тонкие ручки ловко накинули петлю на шею Яшкину. Дима вскрикнул, когда крепкая удавка начала его душить. Оступившись, рухнул на пол, пытаясь её снять. Саша уселся на него сверху, но у Димы не было планов сегодня подрабатывать лошадью. Громко крича, он ворочался. Кертис сжал в руках верёвку, наблюдая за тем, как Никишин пытается на нем усидеть. — Да усыпи ты эту дрянь! — Вскрикнул Саша, увернувшись от взмаха сильных рук. — Волк, блять! Усыпи! Давай свои лекарства, блять, ебни его! — Ему рано! — Парировал Артур. — Только ближе к ночи. Нам нельзя его сейчас усыплять. — И что ты предлагаешь?! — Вскрикнул Никишин, — Ебать, — Яшкин истерично заорал, снова дернувшись, едва не скинув Сашу с себя. — Твою мать, да успокойся же ты! — Больно! — Срывался в истерике Яшкин.       Никишин схватил верёвку из рук Волка, и потащил её на себя, затягивая петлю. Яшкин дёргался, заливаясь истеричным криком. Бил ногами по полу. Но чем сильнее петля затягивалась, тем меньше сил у Димы оставалось. Никишин вцепился в веревку, с трудом держа ее в руках. Когда перестал дёргаться, по хорошему можно было бы и веревку отпустить, но Саша продолжал упорно тянуть верёвку на себя. — Ты его задушишь! — Вскрикнул Артур. — Не надо. Саша, стой!       Артур толкнул Никишина в сторону, и растерянно уставился на Диму. С трудом ослабил петлю, что оставила ярко-красный след. Кертис уселся рядом и приложил руку к шее, смотря в глаза Артуру, стараясь хоть что-то почувствовать. Вдруг отрицательно покачал головой. Саша растерялся, попятившись назад. — Блять… Я что, убил его?! — Прошептал Никишин, — Блять! Я убил его!       Он побежал вон. Кертис едва заметно улыбнулся, лишь проводив его взглядом и, перешёл на шёпот, едва слышно сказав: — Все нормально, он живой. — Артур улыбнулся ему в ответ. Волк взял его за руку и аккуратно приложил его пальцы к шее. Артур опустил голову. И правда. Едва чувствуется. Он провел пальцами по синюшному следу на шее. — Ты вовремя его остановил. Дима уже потерял сознание, но еще не умер. Молодец. Можно пока выдохнуть. — Я боюсь. Мне страшно. — Прошептал Артур. — Дамир сказал нам чуть-чуть надо ещё подержаться. Завтра утром ему должно полегчать. — Он тяжело вздохнул и показал Артуру седые пряди, — Будешь учится красить его.       Артур впал в ступор. Растерянно повернул голову Димы к себе и, приподняв её, присмотрелся к седым волосам, лежащим на бледной руке Волка. Закрыв глаза, он тяжело вздохнул и прошептал: — Димка. Мой любимый Димка… Я боюсь за него. — Ничего страшного. Ему же тридцать один скоро будет. — Он улыбнулся. — У меня тоже есть. Много у кого в тридцать уже пара седых волос появляется. У кого жизнь тяжелая, уже целые пряди. Дедушка у тебя уже, а не папа, Артур. Твой дедушка Дмитрий Алексеевич. — Кертис, что мне делать?! — Взвыл Артур, смотря в его глаза, — Как… Ну вот как ему помочь? Что за человек, который будет любить его? О ком ты говорил?