Два медведя в одной берлоге

      Казань. Середина дня. Яшкин открыл глаза, недовольно что-то промычав, отмахнувшись от того, кто старательно будил его. — Да вставай, ебаная ты сука! — Возмутился странный голос, — Подъём! — Иди нахуй, кто бы ты не был!       Яшкин недовольно перевернулся в кровати, растерянно оглядевшись. Он спал ногами к изголовью, на чьем-то теплом теле. Повернул голову в сторону. Перед ним стоял Шипачев. — Ну наконец-то наша спящая красавица очнулась. Принца тут оставим. Погнали, у нас криминал. — Что случилось? — Глупо похлопав глазами спросил Дима, и лег обратно на теплое тело. Когда получил по лицу моментально все понял. Он лежал на Никишине. — У нас Северсталь. Нам пизда, подъём! — А хули тогда дергаться. — Он закрыл глаза, — Бля, я не хочу… — Блять, у меня что, четвертый ребенок появился? Я тебе не Радик — я нянчится не буду. — Шипачев дал ему по морде, не дав снова уснуть. — Радик тоже мне так говорил. — Усмехнулся Дима. — Ладно, блять, похеру мне кто там будет. Иду я.       Вадим сложил руки на груди, ожидая пока Дима свалится с кровати и поднимется на ноги, с трудом соображая что происходит переоделся. Они с Вадимом уставились на черный портфельчик, стоящий около кровати. Дима хмыкнул, и, отодвинув подкроватный ящик, пихнул портфель на его законное место подальше в тьму, и снова закрыл ящик. Жестом показал молчать, положил Сашу нормально в кровать, укрыв одеялом, побрел за Вадимом.       Снова разминка, снова игра. Дима с грустью смотрел на свою капитанскую джерси в холодных бледных руках. Услышав звонок телефона, принял его, увидев эмодзи свиньи. Натянул джерси на себя и подпер голову рукой, уставившись на свои коньки. — Привет, детка. Вадиму должен уже, как земля колхозу. Он долго с тобой нянчится будет? — Я отойду однажды. — Растерялся Дима. — Как там Ляма? — Ага, ты со своим пристрастием к алкоголю и наркотикам отойдешь уже только в мир иной. Ляму психбригада чем-то усыпила. Лиза сидела мне так же сопли жевала два часа. Я ничего не понял, что она мне говорила. Что понял: у Никиты была истерика, вот его усыпили, как, сука, собаку, а потом он очнулся. Ей врачи сказали, что он может снова начать орать. А он просто проснулся и лежал. И, говорит, ни есть, ни пить ему ничего не надо. Он просто лежит. Уже второй день. — Может до него тоже дошло что произошло? — Осторожно спросил Яшкин, и принялся обматывать крюк изолентой. — Ты тоже по голосу спокойней стал. — Я прочитал весь его дневник, да. Мне стало полегче. — Что же там такого было написано? — Я не буду тебе говорить. Просто… он давно понял, что Ротенберг за ним будет охотится, — он недовольно вздохнул, увидев, что трясущиеся руки обмотали крюк как попало, и принялся все делать с начала, — и он писал о том, что он боится его, но будет делать вид, что этого не было. — Лучшее что умел Кертис, это притворятся, что ничего не было. Никишин издевался над ним, что довел его до слез и мольбы о помощи, сука, наступает утро, а он ведет себя словно ничего не было. Я не знаю, как так можно. — Потому что он не первый раз переживает такие ситуации. Сань, я не знаю знаешь ли ты, — он резко поднялся и быстрым шагом ушел из раздевалки, уйдя в соседнюю раздевалку Ирбиса. Усевшись на ближайшую лавку, тяжело вздохнул, — но я в Питере не только с Никишиным спивался и марафонил… Я… — Я видел это. Рома показал мне все. — Саша тяжело вздохнул, — Ты знаешь, мне кажется, что если бы ты так поступил со мной, я бы тебя не то, что не простил, но и просто убил бы тебя в ответ. А он тебе ничего не сделал? — Он хмыкнул, услышав от Яшкина отказ, — Я не знаю, как он стал таким. Я попытался себя поставить на его место. Я ведь уже попадал под тебя, когда ты был в ярости и брал свое, даже не смотря на то, что я просил тебя меня не трогать. Ты не останавливаешься. Тебя если переклинило, то тут уже ничего не сделаешь. Тебя никаким способом не поймать, не остановить. Тебе никак не противостоять. Я даже не представляю, что бы со мной было, если бы ты меня еще и под наркотиками и алкоголем взял. А учитывая то, что ты там был не один… Это такой же пиздец, как и то, что вытворяет Ротенберг. Ты понимаешь это? — Я понимаю, что я животное. Что я чудовище. Я не знаю, как это контролировать. Но я не поступаю так без причины обычно. Меня это напрягает. Кертис не предатель. Он никогда не делал мне в ответ ничего плохого. Он даже не журил меня, как это делал Дамир. Не знаю, почему я с ним так поступил. — Перекармливать сладостями, видимо, тебя тоже опасно. — Радулов тяжело вздохнул, — Я не знаю, что с тобой делать, Дима. Только плохое ты к себе не воспринимаешь. Если и кнут, и пряник брать, то ты все пряники сожрешь, а кнутом тебя не напугать. Если давать тебе только пряники, ты однажды их пережрешь и ебнешься. — Я просто хочу, чтобы Кертис был жив. Вот и все. Я просто надеюсь и просто верю в твои слова, что Рома, не знаю, промазал. Но вчера среди ночи припиздил Никишин. И дал мне его паспорт в руки. Он был весь в крови. — Кровь светлая была или темная? — А я откуда знаю? — Дима нахмурился, недовольно потопав ногами. В коньке что-то мешалось. Он снова его развязал. Стянул носки. Думал проблема в них. Но нет. Взгляд замер на коньке. — Ты думаешь я присматривался? Какое это вообще имеет дело? — Кровь может с разных вен политься и сильно по-разному. Сейчас уже не узнаешь — она когда высохнет тут уже не понятно. Ты можешь порезаться так, что с тебя вытечет крови как со свиньи, но если она будет светлая, то ты не помрешь. А если она будет темная — умрешь и очень быстро. — Саша вдруг усмехнулся, — Очень полезно общаться с Артуром. Он умный парень, оказывается. — У него девушка медик. — Он тяжело вздохнул, — Блять, Сань, тут опять записка в коньках. — Ого. — Радулов издал наигранный испуганный вздох, — Чё пишут? Тридцать тысяч штраф если увидят телефон в руках? Заплати и давай дальше пиздеть, пока я тут не одичал в этой душегубке московской.       Дима развернул записку, положив ногу на ногу. Снова все тот же шрифт. — Следующий выбор должен даться тебе гораздо проще. Р. предлагает тебе выбрать, кто тебе важнее из твоих друзей — Шипачев или Мэйсек. У тебя два дня на раздумья. Он сказал, что иначе все повторится. — Растерянно прочитал Яшкин. — Блять. Я полагаю Брукс тоже не был у него на приеме. Не смей Брукса отправлять на следующую смерть. Шира мне переебет — последних зубов лишусь. — Тебе уже Шипачев не нужен? Мне оставь, мне нужен, блять, кто меня на игры будить будет? — Дима тяжело вздохнул, — Сука. Ебаные игрища, блять. Сань, может мне выпросить обратно свой паспорт и ебнуть его? Я не хочу. Я устал решать кто из вас мне ближе. — Да подожди ты, блять, не тарахти как ебаный советский холодильник, без тебя голова раскалывается. — Радулов, судя по звукам, поднялся со скрипучей больничной койки и начал бродить из стороны в сторону, — Сука. Хорошо, я понял. Он вывел ближний круг детективов. Я при смерти и очень надолго по бумагам, Кертис в гробу. Ляма, Ахтям, Жафа на больничном. Дальний круг детективов остался стоять. Да, там ебнулся обратно в наркотики Саня. Последние двое остались, которых не забрызгало. — Если я правильно понимаю логику, и если я все верно понял из дневника Кертиса — Шипачев был на приеме у Ротенберга так же как и ты. До того как Жаба откинула лапки в Питере, они с Бруксом были втроем, кто не был на ковре у Ромы. Чисто логически я должен пихнуть Брукса, потому что, блять, другая команда, хули мне. Но Кертис прилепил на него погоняло ссыкла. Он один не рискнет туда ехать. Мы с Бруксом ебанутые оба, отбитые наглухо. Он заебет и не поедет один. Он же с Да Костой приехал, потому что ссыться один в Казань соваться, а спать со мной хочет. В Питер, да еще и к Ротенбергу, он точно не поедет. И мне придется отправить к нему снова сопровождение. Я не знаю, в курсе ли он, что Никишин снова рядом со мной и я буду его снова отучать от наркоты. Опять же, смотри, видишь логику. Он же тоже хорошо изучил мое окружение. Ему все про всех рассказали, и скорее всего у него в голове такая же картина из детективов. Если вас с Кертисом, самых ближних ко мне, он уводит насмерть, и да, я думаю, что тебя хотели именно убить, а не просто отправить на больничный, если средний круг попадал с переломами рук и ног, то дальние… дальние могут просто ебнуться сами от испуга. У Шипы все в порядке с головой? — Ну мы с ним пару часов назад разговаривали, был да. Был нормальный. Дальше не знаю. Он же дальше с тобой пересекся… — Блять! — Яшкин рассмеялся, — Сука, долбоеб блять. Ладно, я понял твою реплику. — Он подпер голову рукой и закрыл глаза, продолжая думать в слух, — Он не будет пачкать об них руки. Они же никак почти не влияют на меня. Но они тоже в круге детективов. Брукса легко запугать, как считал Кертис. А вот с Шипой большой вопрос. Он мог уже сдаться перед Ротенбергом, и тогда все что останется Роме сделать, это выкинуть какую-нибудь ебень, с которой Вадим не справится. Не знаю даже что это может быть. Не знаю даже примерно. Чем вообще можно удивить человека, который является и твоим и моим близким другом? — Что мы будем делать, если Кертис жив? — Отправим его домой пить его любимый чай. Что с ним еще можно сделать? — Пристегнуть его за руку к Мэйсеку и отправить его обратно в Питер. — Он вдруг рассмеялся, — Я че-то подумал, ну, что перемахаюсь с Широй. А Шипа мне дороже. — Слышь, Радулов, ты не ахуел ли? — Искренне удивился Яшкин, раскрыв глаза. — Ну да, так-то прихуел. Но если Шипа для тебя дальний круг общения, то он вообще-то меня подпирает. Если Шипу в этом ебаном Питере ебнут — я ебну уже тебя, потому что я не готов его потерять. На берегу тебя предупреждаю. — Мы все друг с другом связаны. — Прошептал Дима, — Казань изначально другая. Мы все общаемся близко, ходим друг к другу в гости, толкаемся, гогочем и бухаем и ебемся… В других командах все не так. Кертис считал, что крыса кто-то из моего близкого окружения. Он не рискнул написать фамилию. Но что если… — Ты хочешь сейчас повесить клеймо крысы на кого-то, кто был в Петербурге на приеме у королевы? — Я пытаюсь понять, кто пытается нас с тобой наебать, что он там реально был по тем же основаниям, как и другие. — Дима щелкнул пальцами, — Радулов, Ротенбергу не обязательно самому лично на тебя из-за угла выскакивать, чтобы напугать. Он прекрасно пользуется другими людьми. Он же менеджер. Он умеет думать. Он ко всем ключ подберет. Все детективы знают, что все уже побывали на приеме у Ромы. Каждый какую-то цену отплатил. Но никто никому ни о чем не говорит. Брукс единственный, ага, теперь поправка — единственный из живых, остался, кто там не был. Его могли не трогать, потому что они с Волком дальше всех по карте от Петербурга. А могли не трогать… — Потому что он был крысой? — Радулов задумался. Снова уселся на кровать, что жалобно скрипнула, — Нет, Кертис был близок к тебе, поэтому я повесил на него этот ярлык. А Мэйсек тебе в качестве шлюхи. У шлюхи свои шлюхи бывают. Мне нравятся ваши отношения. Поебались, комплименты поговорили друг другу и разбежались. Я всегда подозревал что список снайперов и ебанутых одинаковый. — Дима усмехнулся, прикрыв глаза, — Ты очень интересно с ним общаешься. «Просто флирт», да? — Яшкин едва слышно согласился, чем посмешил Сашу, — Вариант про отдаленность от этого ссаного Питера тоже не работает, потому что Жафярову ебнули во Владивостоке. Вот уж город рядом с Питером. Мне кажется, что Рома на это не смотрит. Ротенберг знает о том, что мы обсуждали даже в раздевалке… Такого не услышишь из других команд. — У тебя нет ощущения, что мы с тобой понимаем о ком идет речь, но и у одного из нас не поворачивается язык озвучить это в слух? — У меня есть такое ощущение. — Перешел на шепот Радулов, — Восемьдесят… — Седьмой. — Растерянно сказал Дима, — Сань, но это не может же быть он. — Я понимаю. Я думаю мы оба с тобой снова ошибаемся. — Саша издал тяжелый вздох. — Все, кто были вне нашей Казани автоматически отваливаются. Ты сам понимаешь, что у нас с тобой выбор резко сужается. У нас сразу уходят и Дамир, и Кертис, и Брукс, и Саша, и… — Он взял паузу, — Я не хочу этого говорить еще больше, но Жаба тоже может быть под подозрением. У него нет ничего такого, что Ротенберг мог ему предложить, от чего он не смог бы отказаться? — Рома всегда найдет что предложить. Я никогда не подумаю на тебя, на Кертиса, на Дамира и на Артура, что кто-то из вас предатель. — Тогда посчитай сам кто остался, если чужаки не подходят. — Вадим и Никита. — Растерянно сказал Дима. — Нет. Нет, блять. Нет. Я не готов, сука, не готов ни на одного, ни на другого. И Жабу я тоже в обиду не дам. — Он прислушался. Раздался вызов на лед, — Сука, Северсталь ебаная. Не могла еще подождать. Нахуй вы всрались мне такие красивые именно сейчас! — Потому что у тебя такая работа. Давай, Яша, бегом на фронт. Я пока буду думать что делать дальше. Иди домой и ничего не бойся. Не пугайся, что я могу долго не отвечать или что-то такое, я вечно в отключке после этих обезболивающих. Давай, капитан, не проебись там по дороге.       Дима лишь кратко усмехнулся, и побежал до раздевалки. Бросил телефон в куртку, схватил клюшку и едва успел за собственной командой, что уже поскользила на лед, едва не оставив его за бортом январских баталий. Пришлось действовать быстро, и перестраиваться на ходу. Они безуспешно пробились весь первый период об чужую оборону, так ни разу даже не пригрозив вратарю в черно-желтом звоном штанги. На первом перерыве Дима вместе с тренерами встал обсуждать все происходящее около монитора с моментом из игры. Кажется, до него дошло, как это все можно переломить. Он донес свои догадки Билялетдинову, и тот, вместе с Бабенко решил дать очередным планам и идеям Димы воплощение на льду. Они перетасовались в своих тройках, и со второго периода ушли героями, забив две шайбы. Снова очередные догадки и мысли о том, что происходит. Команда всех внимательно слушала. Дима видел по лицам, что все уже никакие. Команда чужаков слишком быстрая и слишком сильная для них. Все защитники сидели с такими лицами, словно вернулись с фронтовой границы. Он мог только развести руками и сказать, что дальше будет только хуже.       Они все снова пошли на лед. Последний период обернулся кошмаром. Казань пропустила одну шайбу прямо в первые пять минут. Едва успела потушить вспыхнувший пожар около ворот Тимура, кулаками по морде чужих нападающих. Хулиганы пошли отсиживать обоюдный штраф за драку. На середине периода преимущество в счету улетучилось, прихватив с собой все надежды на очередную победу Ак Барса. Они встали в оборону, снова не в силах пробиться дальше синей линии. И Череповец каждый раз их наказывал за желание дойти до чужих ворот, где вратарь уже примерз к воротам, уснув еще на середине второго периода. Только барс высовывал любопытный нос, как тут же по нему получал от рыси, что кидалась в ответ. На последних пяти минутах они пропустили еще две шайбы сверху.       Казань получила тотальное поражение, а Яшкин получил первое поражение на капитанском посту, с чем его все дружно поздравили и пожурили. Он смог только руками развести. Команда слишком быстрая, слишком легкая и агрессивная. Они против них бессильны.       Он переоделся, и пошел домой уставший. Едва успел повесить куртку и отставил ботинки, прежде чем его настигла очередная странная мысль. Уставился на пол. Он снова был один в доме? Достав телефон, заинтересованно спросил у Артура, где его носит и какого черта он не лежит со своим больным боком, как и полагается людям на больничном — дома на печке с пачкой чипсов. Откинул телефон на полку, и устало вздохнув, пошел мыться. Лег сразу спать, будучи совсем без сил. Среди ночи начал ворочаться. Пришлось дотянутся до второго одеяла. Слишком холодно в квартире. Еле как доспал до утра. С утра сходил на тренировку. Сбежал первый, не став как обычно слушать ни про команду-соперника, ни про состав. Кто попадется, тот сам виноват. Ворвался оголодавший в дом, и, бросив вещи, быстрым шагом скрылся на кухне. Торопливо закидал в себя еду, без сильного разбора. Сверху упившись сладким горячим чаем, улегся спать. Среди ночи, услышав стук в дверь, торопливо натянул на себя ближайшие вещи. Получился полностью черный стильный наряд. Он растерянно покачал бедрами. Он продолжал тощать. Пришлось еще сильнее затянуть теплые флисовые штаны, чтобы они не упали. Торопливо дошел до двери. Открыв дверь, даже растерялся, когда увидел перед собой Сафонова, который держал за воротник Ахтямова, второй рукой придерживая Никишина. — Бля, только не запой. — Растерялся Дима, и, мягко приобняв Артура, прижал его к себе, — Ты где их нашел? — Там же где и себя. — Усмехнулся Илья. Переступил порог с Никишиным на руках, — В запое. Димка, я видел как ты усрался с Северсталью. Забей на них. Там Пилипенко тот еще черт. Его хер догонишь. Только смирится.       Дима усадил Артура на его кровать. С грустью провел по бледной щеке мальчишки. Он едва дышал через рот, сидя закрыв глаза. Он потерянно протянул трясущиеся руки, давая Диме себя раздеть. Свалившись на бок кровати в одних трусах натянул на себя одеяло, спрятавшись в него с головой. Яшкин молча собрал в охапку его вещи. Отнес до постирочной. Подхватил под руки уже Сашу, и, ногой закрыв дверь в спальню к Артуру, усадил Ники на диван. Сафонов уселся на ручку дивана, заинтересованно за ним наблюдая, и сказал: — Не пизди их. И меня тоже не надо. Они классные ребята. Твое воспитание только лучше их сделало. У меня к тебе новость есть хорошая. А то ты сильно расстроенный.       Дима кратко вопросительно посмотрел на него, стягивая с Саши его грязную одежду. Задумался, во что бы его переодеть. Сходил до комода, и одел бедолагу в свою черную пижамку с месяцем и луной. Аккуратно подхватив под руки, положил спать уже к себе в кровать. Они с Ильей сели на кухне. Сафонов приобнял кувшин с водой, и тихо сказал: — Артуру предложили вернутся в состав вместо Мифтахова. — Яшкин тут же улыбнулся, — Только проблема небольшая есть. — Какого же рода? — Удивился Дима? — Там впереди только кромешный ад. — Сафонов сделал несколько глотков прямо с кувшина. — Там у нас завтра Сибирь, потом Авто, потом Авангард, потом ещё какие-то черти, а потом, ближе к концу, последние пять матчей это просто Локо, СКА, Металлург, и Адмирал с Амуром.       Дима закинул голову, и, запустив руки в волосы, задумчиво начал стучать ногой по полу. Пора признать, что дела в команде и правда очень плохие. — На каком мы месте сейчас? — Всё там же что и в ноябре. На седьмом. — Усмехнулся Илья. — Если нас не скинут ещё ниже, то повезёт. Если выиграем большую часть, как прикинул Ахтям вчера, то мы успеем залезть так, чтобы из дома начать. Пошатнуть Металлург или Авангард у нас не получится, но Авто и Салават вполне реальные жертвы на сдвиг. Кого-нибудь пинком под зад, и начнем из дома. Ну… Если сможем.       Дима недовольно покачал головой. Беда. Страшная беда. Он закрыл глаза, начав качаться на стуле. Создателям расписания снова хочется оторвать руки. Зачем было так с ними поступать? Какой дьявол страшно угорал над Казанью, выставив такой финал к регулярному чемпионату? Как вылезать, тоже неизвестно. Радулову наверняка плевать, что они будут проигрывать. Он должен остаться капитаном и тянуть команду так сильно, как у него хватит сил. Надо будет позвонить Саше, узнать о его планах на оставшуюся жизнь. Он задумчиво пощелкал пальцами, продолжая качаться, испытывая судьбу.       В голове всплыла мысль о том, что он до сих пор не сказал ничего Бруксу. Раз у них скоро игра, им со Стефаном наверняка интересно, где их маленький мальчик. Он хмыкнул. Хорошо, когда у Волка был больничный, то он команде был неинтересен. А ведь он скоро должен закончиться. И когда он не выйдет с больничного, вопросы появятся к нему. Как в этом признаться и себе, и им? Что с этим делать? Абсолютно всё неясно и непонятно. Было больно принимать, что он лишился поддержки сразу с двух сторон. Лишь бы его Саша был здоров. Кажется, что лишиться сразу близкой поддержки с двух сторон было самое страшное испытание. Но внутри было странное чувство. Словно не стоило больше лить слезы. И что он сможет справиться сам. Будто они дали ему всё, что могли и хотели, и ему этого стало достаточно. Повернув голову, вдруг хмыкнул, уставившись на проход в коридор, услышав громкий хохот Ники. — Чего случилось? Кто там ему стендапы хуячит? — Просто так обычно не смеются. — Дима растерянно покачал головой, и тяжело вздохнул, — Он не только пьет, Илья. Долгая история. — Та я уж понял, раз он у тебя прописался, что у тебя тут реабилитационный центр. — Еще раз будешь спаивать мне Ахтяма, я тебе вторую руку сломаю. — С улыбкой сказал Дима, — Не трогай моих мальчишек. Квась один. А лучше вообще не надо. А ты че Ляму не прихватил? — Я пытался до него дозвонится. На пятый или шестой раз взяла трубку Лиза, и сказала, что он не пойдет гулять. На мой закономерный вопрос почему, она сказала, что ему херово. Но… — Илья растерянно обнял кувшин с водой, словно домашнее животное, мягко поглаживая его по пластиковым бокам, — я слышал как он плакал у нее на фоне. А у него что-то случилось серьезное? Ты тоже какой-то сильно задумчивый. С командой что-то? Или что у вас общего? — Очень долгая история, Сафа. Еще дольше чем с Ники. — Дима подпер голову рукой и задумчиво спросил, — Давно звонил? — Ну вчера. Не помню. Спроси что-нибудь полегче.       Дима жестом показал ему помолчать, и, прижав телефон к уху, решил позвонить Лизе Лямкиной напрямую. Проще пойти в обход и так быстрее будет, чем пытаться дозвонится до Никитки, и все равно попасть на Лизу. А вот и уставший женский голос. Дима зажмурился. — Привет, Димка. Чего звонишь? — Я хочу узнать, как там Никитка. Мне Радик сказал, что случилось, правда, я ну ничего не понял. Ты так устало звучишь. Как ты там? — У меня уже трое детей, и все плачут. У Алинки ветрянка, у Полинки зубки режутся, а Никита… — Она вдруг всхлипнула, — Дима, я не знаю что с ним. Ты понимаешь, я же его, вот, как от тебя забрала, он нормальный был. Мы поговорили с ним, обсудили все. Я простила его. В очередной, блять, раз. Сама виновата, что такого дурака люблю. — Она тяжело вздохнула и что-то налила себе, — Мы просто спали, как он среди ночи как начал выть, да еще так громко. Знаешь, словно ему так больно было. Он впал в такую страшную истерику. Девочек мне напугал. Я пыталась его успокоить. Но он просто скулил, не в состоянии ничего сказать. Вот я ему психбригаду вызвала, когда обычная скорая сказала, что у него просто с головой неладно. Я в курсе, что у него с головой неладно, я с ним со школы общаюсь. Но не настолько же, чтобы так орать. Вот последнее время он просто просыпается, лежит и просто плачет. Я не знаю, Димка, мне страшно за него. Может у него случилось чего? Так никто не звонил, чтобы, ну, ему что-то сказали, и ему от этого плохо стало. — А он с гипсом сейчас? — Нет. Просто нога сильно опухшая, и ему ходить больно. Но не настолько, чтобы он в гипсе гонял. — Яшкин растерялся. Он точно от кого-то слышал, что у Никиты был сапожок на ноге. Лиза хмыкнула, — Он же по ноге получил на игре. Шайбой вроде получил. Там, вроде, ничего серьёзного, я не знаю, я с ним не была, когда он в травме был. Но сказал, что до конца месяца полежит. Ты знаешь что могло случится? — Я без понятия, как и Радик. Меня на игре не было. Я пропил ее. — Задумчиво сказал Дима, — А что, ну, ему не легче, да? — Ну он орать перестал, просто плачет, вон, даже сейчас. Есть не хочет. Мой обжора, и не хочет. Я сама с ума сойду. Хорошо, хоть у меня ситуация и то лучше, чем у Ани с её Сашкой. Тот вообще только очнулся, они-то там тоже надолго. Хотя, зная Радулова, этот пёс сбежит обратно даже через форточку с тридцатого этажа. — Если ему полегчает, скажи мне об этом. Я боюсь за него. — Хорошо. Обязательно скажу.       Он завершил вызов и задумчиво уставился на экран телефона. Стоило бы позвонить Бруксу. Просто взять и сказать ему, что случилось. Раз Никитке не легче, значит, их догадки с Сашей не подтверждались. Но ему стало легче душевно. Он не хотел плакать. Возможно, потому что у него других проблем прибавилось. И стало не за боязнь за других. Надо было дождаться, пока Ники очнется, у него спросить, что он видел. Но пока он это сделает, тысячу лет пройдёт. А так как он был под дозой, не факт, что он вообще что-то помнит. Рома, как обычно, очень постарался, чтобы его никак не забрызгало. — Так какой план у тебя? — Никакого. — Пожал плечами Яшкин, — ну у меня есть идея… — Не дай Сане залезть обратно на свою должность. — Тихо сказал Илья, перебив его. Снова похлебав воды, обнялся с кувшином. Яшкин тут же растерянно остановил взгляд на нем, удивившись его словам. — Если Саня опять встанет капитаном и начнёт эту херню исполнять, которую мы видели с Авто или с Адмиралом, нам пизда будет. Мы все, поиграв под твоим командованием, поняли, как это хорошо, когда капитан тебя слушает, защищает и дает такие советы, которые реально помогают. Я тоже хочу научится этому. Я слышал, что тебе говорили. И что Саня говорил и что Вадик. Но ты… Не слушай их. Они не правы. Ты хороший капитан. Скажем так, что пока у Казани лучше точно не будет на этот сезон. Ты даже пьяный за нас всех в ответе, хотя сам себя уже не помнишь. Ты нас защищаешь и бережешь. С тобой в капитанах у нас будет шанс вылезти. Но только шанс. Ты сам понимаешь, с каким трудом нам эти победы даются. А последнее время вообще перестали.       Дима растерянно кивнул и тихо сказал: — Я не хочу быть капитаном тут. Я бесполезный. Даже с Северсталью не справился. — А много ли с ней кто справлялся? — Усмехнулся Илья. — Ты зря об этом думаешь. Они все не правы. Я на стороне Артура, который тебя обожает. Я тоже тебя обожаю. И я рад, что у тебя такой большой контракт. Не знаю что будет в следующем сезоне, но ты в одиночку сможешь нас дотащить до победы. — Я не буду Радулова толкать. Если он мне уступит, я пойду. — Ты обязан сам его столкнуть. Он тебе не уступит. Со мной ЗХБ разговаривал. Я… Чуть-чуть больше знаю, чем ты. На два предложения. — И что ты мне хочешь сказать?       Сафонов замолчал, отодвинув от себя кувшин. С трудом встал из-за стола, и встав очень близко, прошептал на ухо: — Если Радулов останется капитаном, то мы не залезем в плей-офф, даже если расшибемся, а ты будешь в каждой игре по четыре шайбы забивать. — Он увидел шок в глазах Димы, и, схватив его за футболку, начал жадно целовать. Дима растерянно приобнял его, усадив себе на ноги. Схватил за волосы и обняв за шею. Илья с трудом отстранился, и, искренне улыбнувшись, прошептал, — Оставайся мальчик с нами, будешь нашим королём. — Хочешь меня видеть в капитанах? — Твоё счастье что когда я пьян у меня словесный тормоз отключается. Очень сильно хочу, Яшка, и не я один. Все хотят. Мы надеемся на это. Все хотят в этом сезоне подержать кубок в руках. Но Радулов нам его не отдаст. — Илья снова его начал жадно целовать. Пауза провисела ещё пару минут, пока здоровая рука Ильи мягко скользила по крепкой спине. Он снова отстранился. Все же слез с его ног, и пошатываясь пошёл на вход, вскрикнув, — все, делай чё хочешь! Обязан разъебать Сибирь. Я матч из принципа посмотрю. — С запоя вылезти, братец. Если я приду через три дня к тебе в гости, а ты пьяный, я тебя выебу. — А если буду трезвый, ты отдашься мне?       Дима с улыбкой кивнул. Сафонов гордо накинул куртку и побрел вон с квартиры, хлопнув дверью.       Яшкин задумчиво потёр лицо, не зная что делать. Все умоляли его стать капитаном. Но даже главный тренер не уверен в том, кто пойдёт в лидерах. Пока про плей-офф не было и речи, кроме как залезть повыше. Даже если не он будет крайним, сделает так, чтобы у Радулова не получилось навредить. Он тяжело вздохнул. Вымывшись, перекусил и пошел проведать мальчишек перед сном. Сил не было даже просто нормально жить. С трудом дотащился до Артура. Присев рядышком, мягко погладил его по черным волосам. Бедолага. Неизвестно с чего Артур сам начал пить. Явно не от большого желания. Его мальчишка не такой. Он склонился к нему и принюхался. Что-то термоядерное. Завтра ему хреново будет, это точно. Слегка отодвинув одеяло, повернул его голову и, увидев серебряную цепочку на шее, растерялся. Кулончик. Аккуратно приподнял пальчиками серебряную подвеску. Какой-то чудный зверек. Присмотрелся. Какая красота. Волк? Тяжело вздохнул. Даже если Кертис не нужен был ему, было много людей, которые от него зависели. Укрыв мальчишку одеялом, он мягко поцеловал его в лоб, и, пожелав шепотом спокойной ночи, дотянулся до батареи, включив ее. Беззвучно вышел из комнаты, закрыв следом дверь.       Побрел до своей спальни. Улегся рядом с Ники. Обнял его, положив голову на крепкое плечо. Саша едва слышно что-то простонал, отмахнувшись от него, продолжив с довольной рожей спать. Дима аккуратно переплел пальцы с его рукой, почти сразу же провалившись в сон.       Проснувшись с утра уставился на прилетевшее сообщение, которое ему прислал Бабенко. Перевернулся на бок, тяжело вздохнув, уставился в яркий экран. Придется приводить Артура в чувство, ему сегодня стоять на воротах. Выбравшись из кровати, укрыв Ники одеялом, заглянув на кухню за водичкой, пошел до Артура. Усевшись рядом с ним мягко его разбудил. Артур растерянно уставился на него. С благодарностью кивнув жадно выхлебал ледяную воду, держа стакан двумя руками. Дима с улыбкой его рассматривал. Птенчик маленький. Растрепанный, сонный. — Иди помойся, приведи себя в порядок. Нам на игру сегодня с Сибирью. Сейчас я тебе что-нибудь придумаю. — А я как сюда вернулся? — Он растерянно потрепал черные волосы. — Пиздец, Ники сам ухлопался еще в мое мартини ебанул абсента. Я дальше ничего не помню. — Дима рассмеялся, — Я сейчас умру, можно? — Нельзя. Тебе надо сегодня быть идеальным. — Я помню, да. — Ахтямов взвыл, закрыв руками лицо. — Боже, как мне плохо. — Поэтому Волчонок и не дал тебе сильно напиваться. Тебе если мешать что-то такое, то очень осторожно. — Я соскучился по Кертису. — С грустью признал Артур. — Словно что-то не хватает в душе. — Он показал ему подвеску, — Он всегда со мной. Все в Нефтянике так страшно угорали надо мной. А именно на те матчи, где я его не снимал, мы побеждали.       Дима тяжело вздохнул, смотря на подвеску в тонких аккуратных пальцах. Артур перевернулся на бок, тут же громко завыв, снова схватился за голову, рухнув в кровать. Яшкин провел рукой по его теплому плечу, тихо сказав: — Ничего, у меня есть пару способов пробудить тебя. Давай, иди мыться. — Поможешь мне? А то мне…       Яшкин сразу кивнул, не став и причину слушать. Артур обнял его за шею, прижавшись к нему. Дима с трудом поднялся и понес его на руках в ванную. Усадив в нее, уперся руками в бортик и сказал: — Если не сможешь помыться, позови, я помогу. Можешь ванную набрать, только не усни в воде.       Артур растерянно кивнул. Дима прикрыл дверь, отправившись на кухню. Приготовил завтрак, даже все расставив на столе. Усмехнувшись принялся сервировать яичницу с беконом и солёными домашними огурчиками. Вкусная еда любого человека в чувства приведёт. Красиво нарезал овощи сделав подобие фигурок животных. Услышав жалобный голосок, пошел до Артура. Помог ему помыться. Достав с ванной, вытер ему волосы, и притянув одежду, помог одеться. Артур с благодарностью прижался к нему, и тихо сказал: — Спасибо, Димка. Я тебя обожаю. — Полегче? — Артур кивнул, прижавшись к нему, повиснув на шее. — Давай, иди завтракать. Все тебе — чтобы все съел. А я пойду пока посмотрю что со старшим.       Ахтямов стянул с кровати красный плед, и укутавшись в него, став похожим на пустынного странника, поволочился на кухню. Яшкин же уселся рядом на кровать, где спал Никишин. Его опасно будить. Но и не разбудить и не узнать его состояние будет плохо. Их не будет долго, он может очнутся и впасть в истерику. Тяжело вздохнув, все же разбудил Сашу. Тут же зажал ему рот рукой, увидев его испуганный взгляд и тихо сказал: — Спокойно. Ты ужрался тройной дозой. — Дима крепко взял его второй рукой за руку, стараясь не обращать внимания на то, что Саша сжал его руку со всей силы. Сделал голос очень приятным, говоря медленно, с едва заметной улыбкой на лице. Он знает как страшно в таком состоянии просыпаться. Не то что-то скажешь не подумав — потом за грехи не расплатишься. Надо выглядеть так, словно ничего не случилось и узнать откуда начинать рассказ. — Спокойно. Ты прилетел с Питера. Помнишь об этом? — Саша растерянно покачал отрицательно головой. — Так, хорошо. Ещё назад отказываемся. Рома накормил тебя очередной дозой у себя в кабинете, помнишь это? Две недели назад. — Ники уже кивнул. Дима очень осторожно отпустил вторую руку, увидев что он перестал быть напуганным, уже смелее сказал, — Тебя Кертис к нам отправил. Вот ты у меня дома в Казани живёшь. И ты слезаешь с дозы. — Я хочу ещё. Мне плохо. — Взвыл Ники, вцепившись ледяной мокрой рукой в руку Димы, — Дай! — Я знаю. — Яшкин растерялся. Если сказать ему, что дозы нет, это будет истерика. А если сказать что доза есть, он заебет скуливши и выпрашивать станет. У него-то была тут доза. И много. Но он не даст ее, даже если Ники переклинит в сторону агрессии. — Мы с тобой бросаем. Так что никакой дозы. Нет, не дам, Ники. Даже не упрашивай.       Никишин закрыл глаза, и, перевернувшись на живот, укрыл голову подушкой, начав тихонько выть. Надо было бы ему помочь. Только вот как? Алкоголем снова залить больной организм? Явно плохая идея. Может переклинить. С собой на игру его не потянешь — команда этого не поймет. Кому-нибудь его вручить? Хмыкнув, провел рукой по спине. — Чего-то хочешь? — Дозы. Побольше. Иначе я тебя разъебу сейчас. — Взвыл Саша, — Дай, не издевайся надо мной. — Нет, этого не будет. Тебя не тошнит? — Яшкин прислушался к недовольному бубнежу. Его обычно страшно тошнило. Но с Сашей явно было немного по-другому. — Саша, послушай меня. — Никишин недовольно выглянул из-под подушки. Дима тут же осмотрелся, и, поднявшись с кровати, закрыл шторы, погрузив комнату в полный мрак, чтобы солнечный свет не раздражал. Залез с ногами на кровать. Протянул ему свои теплые сухие руки, и, склонившись, тихо сказал, смотря в его глаза, что все покраснели. Кажется, он был готов расплакаться, — Я знаю как тебе сейчас плохо. Я разделяю эту боль. Я тоже был на этом месте. Ты должен понять, что дальше будет только хуже. Лучше, конечно, поесть тебе. — Саша схватил его за руки, и, дернув на себя, вцепился в него. Громко взвыл, ударив по спине. Дима поджал губы, закрыв глаза. Перетерпеть боль. — Тихо, мальчик мой. Будет очень плохо. Но это стоит того. Я не могу сейчас тебе помочь. Твоему организму очень плохо. Могу только покормить, если захочешь. Нам надо будет с Артуром топать на игру. Ты справишься? — Дай выпить. Меня отрубит, да я просплю подольше. — Саша взвыл, — Дима, мне плохо. Я не могу. Это так больно. — Я знаю. Если хочешь, можешь наводить беспорядки. Побей посуду, можешь поорать, порыдать. Алкоголя в доме нет. Дозы в доме нет. Можешь не искать — бесполезно. Ты совсем ничего не помнишь что с тобой было? — Никишин растерянно отрицательно покачал головой. Блять. А попытаться стоило. — Нет, Саша, я не могу тебе ничего дать. Могу привязать тебя, если сомневаешься в себе. Ближе ко дню может стать так больно, что можешь в окно вылезти. Тебе надо перетерпеть. Было раньше когда-то такое? — Ты лучше знаешь. Я тебе себя доверяю. — Растерялся Саша, тихо скуля, — Сделай как посчитаешь нужным. Я постараюсь потерпеть. — Ты не против, если я тебя привяжу? Всего одну руку. Просто чтобы с тобой все хорошо. — Саша согласился, вытянув руку из одеяла. Дима указал на его айфон лежащий на тумбочке, — Если будет совсем плохо — позвони мне. Я придумаю что можно сделать.       Саша растерянно смотрел на него, поджав под себя ноги. Тяжело дышал, словно еще пару минут, и он просто расплачется сейчас. Дима задумался. Сходил до постирочной, с веревкой вернулся обратно. Снял аккуратно золотые дорогие часы с запястья, спрятав их в прикроватную тумбочку. Крепко привязал Никишина рукой за изголовье. Вдруг его осенило. Он жестом показал Саше подождать и тут же торопливо пошел на кухню. Артур кратко поднял взгляд, с улыбкой завтракая. Дима оперся о столешницу, включив чайник, смотря на него в ответ. Ему явно полегчало. Он налил кипяток, и, кинув пакетик с ромашковым чаем и мятой, следом кинул четыре кусочка сахара. Его маленький сладкоежка — Никишин скорее чай в сахар добавлял, чем сахар в чай. Но этого должно быть достаточно. Размешав все, вернулся в спальню. Уселся рядышком с Сашей и вручил ему кружку. Никишин покорно начал хлебать предложенную выпивку, сжав кружку одной рукой. Дима же привязал вторую руку покрепче, и спрятал остаток длинной веревки за изголовье. Забрав кружку из руки, прошептал: — Хочешь чего-нибудь? — Хочу чтобы так больно не было. Может ты меня чем-нибудь отвлечешь? — Раздеться перед тобой? — Дима рассмеялся, — Чем тебя еще отвлечь можно? — Я тебя уже видел. Знаю каким ты можешь быть. — Он задумчиво почесался. — А давай. — Угараешь надо мной? — Яшкин потрепал его по волосам, — Мне ща идти и разъебываться на лед. Вы Сани все такие — кинете меня, а я вылезай как хочешь. Сань, а скажи мне свое мнение — я был хорошим капитаном? — Я сначала долгое время над Жафяровым стебался, что он побежал за тобой в Казань. — Никишин прикрыл другой рукой лицо, усевшись на кровати и сгорбив спину, — А не так давно до меня дошло, что я… тоже хочу. Я хочу прихватить бедолагу Бардака, прихватить Толчи, Фальку, и всех-всех наших пацанов, и просто побежать за тобой. Ты не просто хороший капитан. Я рядом с тобой даже рядом не стою. Я помню, что Рома мне весь прошлый год говорил, что я ему тебя напоминаю. Он сказал, что я просто временный заменитель. Что я просто, ну, шутка, видимо. Меня на целую кучу народа поменяли, ты меня закрывал собой весь прошлый сезон. Я понял почему Жираф за тобой побежал. Я как-то, ой, да, я помню обрывок диалога с Жабой. Он сказал, что будет жить с Казанью, пока ты будешь у Казани. И если тебя выгонят, он пойдет за тобой следом. Правильно Бардак сказал, что Яшкин в нашем составе был великий. Я представляю, каким бы ты ахуенным был в этом сезоне и без крика Ромы на фоне. Ты был бы не великим. Ты был бы легендарным. Тебя и так весь Петербург на руках носил. И с такой грустью все тебя отпускали. Ты бежал без оглядки, зажмурившись, ведя себя как слепой лось бегущий через горящий лес, — Саша улыбнулся, — тебя вела судьба. А Петербург, его люди, наша вся команда, наши люди, да, черт возьми, весь город в слезах провожал тебя. Ты очень хороший капитан. Не просто так Казань схватилась за тебя сразу на много сезонов вперед, хотя тут в Лиге так не принято. Ты этого стоишь. — Думаешь? — Уверен в этом. Дима, я хочу с тобой поговорить. — Яшкин растерянно поднял карие глаза, смотря на него. — Дима, я сейчас себя и правда старшим ребенком ощущаю твоим. — Он дернул рукой, и прошептал, — Я больше не могу. Не могу держаться. Я на грани того, чтобы сдаться ему. — Это от того, что внутри тебя что-то есть, что беснуется и расшатывает тебе психику. Вот зачем ты пошел пить и зачем ты мне мелкого споил? — Я не помню.       Дима молча смотрел на Сашу. Он взвыл, снова дернув рукой. Рухнув на бок, вытянул привязанную руку, и, зажмурившись, поджал ноги. Яшкин укрыл его одеялом и сел поближе. Взял его за руку. — Нет. Это от чего-то происходит. Тебе некомфортно? Может ты… — Я хочу чтобы ты был рядом со мной. Чтобы снова ты защищал меня. Я хочу прятаться за твою могучую спину, зная, что ты только умерев, позволишь меня обидеть. Когда ты ушел, я остался с Ромой наедине. И он не в восторге от этого, так же как и я. Да, я держался. Очень долго держался. Молчал на его издевки. Молчал на его унижения и втаптывания в грязь. Я весь прошлый сезон видел к чему это приводит на твоем примере. Я знал, что стоило только один раз оступится. Один раз сдаться — и за мной сгорит мост назад. У меня не останется другого пути кроме как идти дальше по этому скользкому пути. Ты защищал меня весь сезон, так же, как сейчас оберегаешь и обнимаешь Артура. Я не хочу тебе вредить. Но мне страшно видеть каждое утро во что я превращаюсь. Я иду на то, чтобы навредить другим, чтобы не навредили мне. Я виноват перед Кертисом. Мне больно это осознавать. Но тогда был выбор или я или он. Рома ставит условия так чтобы варианта отказаться не было вообще. Я хватаюсь за тебя в качестве спасения. За других боюсь. А ты меня точно поймешь. Не оттолкнешь. Сделаешь все, чтобы я остался живой. Но хватаясь за тебя, я тону сам и тяну тебя следом. — Он закрыл рукой лицо, снова дернув связанной. Задрожал, тяжело и шумно задышав, — Дима, прости, что я снова потянул тебя в наркотики. Прости, что я соглашался вредить тебе. Но я… — Я все понимаю. Я ни на кого не обижаюсь. Никого за это не ругаю. Я сам знаю как легко на этом всем наебаться. Я помню, что у меня был один раз разговор с одним хорошим человеком. — Яшкин крепко держал его за ледяную мокрую руку, не давая закрыться, — Самое плохое в моей ситуации, даже не то, во что я превратился. Не то, что внутри меня все сбилось, я могу ржать как конь в стойле, и через десять минут начать орать в истерике, которую уже не успокоить, кроме как алкоголем. Я понимаю почему ты идешь на это. Но я не могу вернутся в Петербург. По-крайней мере пока там будет Рома. Ты у меня взрослый мальчик. Тебя вытолкнули с Петербурга огромной ценой, Саша. Тебе жизнь дала шанс встать на ноги. Я не боюсь за тебя. Я знаю, что ты у меня крепкий на психику и прекрасно дашь Роме отпор. Я тебя сейчас выхожу, — его рука мягко прошлась по покрасневшей щеке, — на ноги поставлю, дальше ты сам справишься. — Я сделал что-то плохое? — Саша крепко сжал его руку, — Ты словно мне что-то не договариваешь.       Дима замер, смотря ему в глаза. До него дошло, что он сам сейчас стал тем, кто крепкий на мозги, и поддерживает всех от падения. Кто может поговорить, кто может успокоить и приютить. И кто не будет, и так того, кто стоит на коленях, бить плохой новостью, словно камнем по затылку. Он зажмурился, опустив голову. Больно. И очень сильно. Никишин сейчас полностью ему себя пару месяцев назад напоминал. Стоило ли ему говорить о происходящем? Стоило ли раскрывать рот? Кертис никогда ему не говорил что случалось. Наверняка он чего-то до сих пор не знал. На это есть причина. Оказавшись на месте Волка он начал сам её понимать. Не добивай лежачего. Не делай ещё хуже. — Я не знаю. Никто не знает, Сань. Пока не забивай себе этим голову. Если все образумится, значит ничего не сделал. Если нет, то я тебе расскажу, как все подтвердится. Хорошо? — Дима. Прости меня. — Я не обижался, чтобы прощать. Я же говорю, пока не до этого. Пока твое здоровье и твое психическое состояние для меня самое важное. — Он кивнул, — Если хочешь, я буду к тебе снова относится так, как к Артуру. Но ты мне должен пообещать, что ты будешь сильным, и дальше будешь давать отпор. — Ты думаешь я справлюсь?       Никишин обнял подушку, отпустив его руку. Дима едва заметно улыбнулся. Наклонившись к нему, поцеловал в лоб и прошептал на ухо: — Я знаю, что ты справишься. Я не верю в это. Я это точно знаю. — Дима, а что ты с крысой сделаешь? Тоже простишь ее? Какой у тебя вообще план? Как ты будешь бороться с Ромой? — Никак. Я просто буду жить, как получается, пока он всячески мешает мне. Я не собираюсь возвращаться в Петербург. Я остаюсь верен Казани, даже если лишусь кубка в этом сезоне, даже если все вокруг меня станут предателями. У меня есть в голове мысль просто закрыться от всех, но я так не умею. Мне надо со всеми общаться. Мне надо обниматься. Мне надо кого-то любить. — Яшкин растерянно пожал плечами, — У меня в другом еще беда. Сука. Ебаный, блять, Радулов. Я не знаю что с ним делать. Он не хочет меня прощать. Он подставляет под удар тех, кто мне дорог. Он подставляет нас на играх. — Он хмыкнул, и, повернув голову, спросил у Никишина, — Как ты думаешь, если я разверну Радика подальше от себя, это Рому успокоит? — Роме ты рядом нужен. Ему без разницы, с кем ты спишь. Ему только смешно, с того, что ты побил свой прошлогодний рекорд сезона, и у тебя уже десять парней побывало в постели, а ведь сезон еще не закончился… Рома успокоится, я думаю, если ты рискнешь в Питер снова приехать. Вы можете просто сесть и поговорить. Это звучит странно, но я думаю, если ты снова напьешься с ним, переспишь с ним, и побудешь с ним таким, каким он привык тебя видеть, это может его успокоить. Хотя бы заткнуть до нашей совместной игры.       Яшкин задумался и поискал график. Медленно облизнул губы. Он надеялся от Ники какую то другую идею услышать. Но, кажется, выбора не оставалось. Если ему дороги его друзья, значит однажды придётся и ему придти к Роме. — Пиздец. — Окончил в слух мысль Дима, закрыв руками лицо, взвыл, — Блять, чтоб составителя графика понос схватил, а бумажки рядом не оказалось. — Они вдвоем усмехнулись, — Ебаные вы твари. Ну какой, нахуй, Локомотив, СКА и Металлург? И это еще сука и февраль, блять! Конечно! Когда мы уже всем отсосали по три раза, всем отдались, конечно, ща нас надо просто уебать с плей-офф пинком под зад, чтобы мы как пробка из бутылки. — Он захныкал, — Ебаные вы твари. Нахуй… — Ты обещал, что Казань проиграет Петербургу. — С улыбкой сказал Никишин, почесавшись, — А Екатеринбургу заплатят неприлично много, если они вас разъебут. Дима, я думаю у вас на вашем седьмом месте не будет шансов остаться. Учитывая плотность турнирки востока, я думаю, что Рома сделает все, чтобы вы даже в плей-офф не попали. — А хер ему по всей морде. — Яшкин недовольно закатал рукава худи, и, согнув спину, уперся руками в ноги, щелкая пальцами, уставился на свое отражение в зеркале. — Так. Хорошо. Я понял. Война, так война. Я не дам так легко Казань потопить. — Мне очень нравится это рассуждение, мой капитан! — С гордостью сказал Саша, — Правда теперь у есть небольшая проблема. Под сорок седьмым номером. — Сука, ну тут да. Тут хуй поспоришь. Ладно. Разберемся. Поспи, если получится. Я скоро приду. — Я постараюсь. А можно еще чаю?       Дима кивнул. Успокоил его истерику, сбив её на подлете приятным спокойным разговором. Какой он молодец. Слез с кровати и побрел до кухни. Снова налил чай, и, вручив ему кружку, напомнил про телефон для экстренных случаев. Закрыв дверь в свою спальню, встал на пороге комнаты Артура. Недовольно сложил руки на груди и сказал: — Мелкий! А ну не спать!       Артур прикинулся тенью от одеяла, растянувшись на кровати, явно пытаясь доспать остатки сна. Приоткрыв один глаз, хитро улыбнулся, и укрыл голову одеялом. — Хулиган! Быстро, собираем манатки и на фронтовую границу! — Не-е-ет! — Протянул Артур. — Не пойду! Там плохие дяди меня отпиздят. — Там хорошие дяди. Сибирь хорошая команда. Классная очень. Там один Красоткин чего стоит. — Дима усмехнулся, — Пошли давай. — А если я хорошо сыграю, давай мы на природу съездим, как хотели? — На природу? — Удивился Яшкин, натягивая на себя худи, — Это на лыжах кататься? — Артур тут же кивнул, — Вдвоем? — Нам надо Ники вытащить из дома. Он ни о чем даже думать не хочет кроме выпивки и наркотиков. И надо Сафу позвать. Его же идея.       Дима кивнул, и протянул ему руку. Артур все же вылез из кровати. Прихватив вещи они отправились на игру с Сибирью.