Два медведя в одной берлоге

      После осознания очередного тупика, в котором Яшкина запер Роман Ротенберг, он сидел и горько плакал, забившись в угол ванной. Его поставили перед выбором, который он не хотел делать. Заставили выбрать: лучший друг — Кертис Волк, что стал для него очень близким или же Александр Радулов, что был ему самым важным человеком в его жизни. Он не мог решить. С таких выборов нельзя выйти победителем — ты в любом случае что-то потеряешь. Он сидел и заливался слезами. Горько и долго плакал, схватившись за волосы. Услышал стук в дверь, сказав, что скоро выходит. Надеялся поймать себе еще небольшую паузу. Надо было собраться и выйти снова с невозмутимым лицом. Сделать вид, что ничего не было. Но дверь в ванную все равно открылась. Он сидел зажмурившись весь в слезах, дрожа в истерике. Теплая рука коснулась его плеча. Он вскрикнул, дернувшись. Уставился на Кертиса, что сидел перед ним. — Извини. Теперь я тебя напугал и сам напугался. Мы квиты. — Он отвел взгляд, давая Диме вытереть слезы, словно чувствуя всю его неловкость. — Там все завтракать уселись. Пошли? Тебе надо поесть. — Кертис, мне надо с тобой серьезно поговорить. По поводу Ротенберга. — Я сейчас не хочу говорить, Дима. Пожалуйста, давай мы просто с тобой помолчим и…       Он тут же разблокировал телефон и протянул ему руку с фотографией, в слезах уставившись на него. Его увиденное не впечатлило. Он лишь кратко осмотрел происходящее и мягко оттолкнул его руку, вопросительно смотря на него. — Рома хочет показать ее Лямкину. И дал мне условие при котором об этом никто не узнает — ты должен будешь с Никишиным улететь в Петербург. Я полагаю, Ротенберг хочет тебя на личный разговор у себя в кабинете. И я не знаю, что они захотят с тобой сделать. — Он горько плакал, едва различимо говоря, — Тогда, он сказал, я останусь с Радуловым. — Я полечу. Мне ничего не стоит. — Растерянно сказал Волк. — Почему опять плачешь ты, когда должен я? — Нет… — Он схватил его за плечи, и, притянув к себе, крепко прижал. — Мой маленький. Я не пущу тебя туда. Я не готов тобой пожертвовать. — Яшкин, успокойся, я тебя прошу. Спокойно. В Петербург не летят умирать. Если он хочет, я слетаю. Чего ты заливаешься-то опять? — Это ты… Ты разбил зеркало? — Он вцепился в него уткнувшись носом в крепкое плечо, — Волчонок… Мой маленький. Тебя совсем никто не защитил? Что с тобой случилось? — Я решил умыться перед сном. Никишин попытался меня выебать прямо тут. Пока я ему сопротивлялся, он разбил моей рукой зеркало. Я успел схватить осколок… — Он тяжело вздохнул, — Яшкин, я правда… — Говори. — Растерялся Дима, закрыв глаза, — Что было дальше? — Услышав только тишину, вскрикнул, — Говори! Мне надо знать! — Я полоснул его по руке. Просто царапина. Ничего страшного. Надеялся, что как и в прошлый раз вид собственной крови его остановит. Но он стал только злее. Заломал мне руки. Потащил меня от всех подальше. А там… Радулов в одиночестве пил. Никишин отобрал у него бутылку с водкой и напоил меня. Я даже не помню, сколько выпил. Но явно больше половины бутылки. Я уже не мог сопротивляться. Никишин выебал меня прямо перед ним. Потом, видимо, Радулова это возбудило. Они решили вдвоем меня выебать. — Он перешел на шепот. — Я пытался их предупредить. Тот человек… он снова приходил. И я слышал как открывается дверь, пока они были слишком увлечены процессом. — Он взял паузу, тяжело вздохнув. Попытался вылезти из его объятий, — Ты все сам понимаешь. Яшкин, пусти меня, пожалуйста. Мне не нравится. Ты делаешь мне больно. — Дима заставил себя убрать от него руки, и рухнул на пол, вжавшись спиной в ледяную плитку. Уставился на него. Кертис отстраненно пожал плечами и сказал, — Ничего страшного. Яшкин, хватит плакать, я тебя прошу. — Его теплая рука мягко стерла слезы, — Мы разговаривали с Никитой. Он поменял свое мнение, после того, как я понял, что тело больше не сопротивляется, и я могу дать ему то, что он хотел. Да, сейчас он против, чтобы я с кем-то спал. — Серые глаза отстраненно смотрели куда-то в сторону. Он был абсолютно спокоен. — Если бы меня никто не трогал, я был бы верен ему. А получилось так, что оба раза меня не спросили, а потом сделали виноватым. — Кертис перевел взгляд на Диму, — Ты уверен в том, что если я уеду с Никишиным, это убережет Радулова рядом с тобой? Чего стоят слова Ротенберга? Он не предавал тебя? — Нет. Насколько я успеваю следить за его выходками, если он сказал, что конкретно о чем-то никто не узнает — обычно так и есть. Ты правда собрался это сделать? Ты реально собрался взять и улететь к Ротенбергу на личный разговор? Ты что, не видишь, как все ломаются об его ловушки? Ты что, не понимаешь, что ты можешь оттуда не вернутся? Он найдет что тебе предложить. Он может стать шантажистом, может сделать с тобой что угодно. Ты реально…? — Я его не боюсь. — Серьезным тоном ответил Кертис. — Хватит плакать. Никому не смей говорить о том, что слышал, и о том, что видел. И об этом предложении тем более. — Ты просто решил пойти на это? Снова ради меня? — Кертис едва заметно улыбнулся и кивнул. — Тебе совсем-совсем не страшно? — Он уже отрицательно покачал головой, — Чем я могу тебе отплатить за это? — Дмитрий. — Кертис тяжело вздохнул. Непроизвольно облизнул губы и перешел на шепот, — Все отношения вокруг тебя начали напоминать рынок. Ты им — они тебе. Отношения, Дмитрий, это прекрасный акт альтруизма, а не дурацкий обмен услугами. Мне ничего не надо. Я скажу Никите что полечу домой. Я не могу тут больше находиться. Тут слишком много общения, слишком много шума и людей. Он меня поймет. Просто сделай так, чтобы никто не узнал о том, что я улетел в Петербург, ладно? — Яшкин растерянно кивнул, — Проблема в другом — Артур настаивал на том, чтобы Никишин был тут, потому что его надо отучать от наркотиков и запоев. Если у меня будет возможность — я отправлю его обратно сюда. Ему тоже надо помогать. Бедный мальчишка совсем загнется. — Кертис. — Тот тут же поднял взгляд, смотря ему в глаза с серьезным видом, — Раз ты уже собрался на смерть, ответь мне на пару вопросов, которые мне покоя не дают. — Он едва заметно кивнул, и подогнул под себя ноги, усевшись перед ним на колени, и сложив обе руки на свои ноги. — Я слышал вчера от Никиты одну странную вещь. И она зацепилась за один из наших разговоров. У меня сложились две детальки вместе, но я не уверен, правильно ли все понимаю. Давай… ты просто подтвердишь или опровергнешь мои догадки: Никита мне вчера сказал, что разрешил тебе убить Радулова, если тот кинется на тебя, я правильно все услышал? — Волк кивнул, кратко облизнув тонкие губы, — И следом он сказал… Сказал что тебе не впервые убивать людей, в попытке себя защитить. — Кертис тут же замер, уставившись на него. Задержал дыхание. Смотрел на него не моргая. Дима растерялся, увидев, как он побледнел, но все же осторожно продолжил говорить. — Я помню, мы с тобой в том году, перед тем, как я поехал в Омск разговаривали. Что-то про капитанство разговорились, и ты сказал про то, что встречал лишь однажды человека, который готов убить кого-то, чтобы не умереть самому. Этот человек — ты сам?       Волк опустил голову, замолчав. Дима растерялся. Он умудрился одним вопросом ему явно сделать очень больно. Кертис поджал губы. Растерянно сжал пальцы. Зажмурился, шумно выдохнув через рот. Мелко задрожал. Спустя какое-то время нашел в себе силы кивнуть. — Ты и правда кого-то убил, чтобы тебя не убили? — Осторожно спросил Дима. Увидев, как он снова кивнул, Яшкин впал в ступор, — Пиздец. — Поклянись, что об этом никто не узнает. — Дрожащим голосом сказал Кертис. — Яшкин, поклянись мне. — Я клянусь тебе, что никто об этом не узнает. Прости. Я сделал тебе больно? — Волк тут же кивнул, — Прости, Волчонок, я не хотел. — Он уже потянул было к нему руку, но Кертис отрицательно покачал головой, показав, что этого не стоит делать. — Ты точно в порядке? — Да, я сейчас отойду. — Прошептал он, и закрыл руками лицо. Его всего трясло. — Дай мне минуту. — Яшкин замолчал, притихнув. Он не знал, как реагировать на происходящее. — Я не дам никому загнать тебя в такую же ловушку, в какую попал сам. — Прошептал дрожащим голосом Кертис, шмыгнув носом, — Я не дам с тобой так поступить. — Он опустил руки, и медленно выдохнул. Потряс головой, словно собака, отряхнувшаяся от воды. Склонившись к полу, вытер лицо футболкой. Дима опустил взгляд. На темной ткани появились мокрые следы. Снова он довел его до слез. Он уставился на него, обняв свои ноги. Кертис медленно затянулся воздухом и очень осторожно его выдохнул. Открыв глаза, едва заметно ему улыбнулся, словно ничего не было. Как он так сделал? Что за чудесное преображение он только что увидел? Кертис хмыкнул, наклонив слегка наклонив голову в сторону, словно прислушиваясь, и абсолютно невозмутимо сказал, — Пошли. Нас все…       Дверь в ванную раскрылась. Никита тут же заглянул к ним, и, хитро улыбаясь сказал: — Попались, проститутки! Да что ты будешь делать… Я надеялся, что вы тут ебетесь, уже, думаю, сразу изменщиц выведу на чистую воду! На тебе! Этот опять в слезах. — Никита встал за спиной у Кертиса, и, мягко опустившись к нему, обнял его за шею, — Ты его довел, Волчонок? Нахуя? — Вы не даете ему в холоде пожить. Ему надо плакать, чтобы кожа достаточно увлажнялась. А то он некрасивый станет.       Дима вдруг громко рассмеялся. Который раз уже Волк не дает ему просто посидеть и поплакать. Никита мягко поцеловал Кертиса, и сказал: — Я тебе что сказал сделать? Пойти найти эту чмоню. Ты что делаешь? Опять с ним свои шлюшечьи дела обсуждаешь? Ты его не переспоришь. Ему не нравиться ваниль. Ему надо банан. — Он поднял взгляд и с улыбкой посмотрел на Яшкина, — Ну вот ты нормальный? Адекватный вообще? Вот чего ты ревешь опять? — Он сказал, что ему банан не нравится! — Яшкин снова начал хныкать. На лице Кертиса появилась искренняя улыбка. Он все сделал правильно. Не выдал их. — Мне тоже не нравится. Тут я с ним солидарен. Пошли, ебаный ваш в рот.       Он пихнул Волка вперед. Подняв за руки Диму, пошел с ним следом. Они пришли на кухню, где все сидели и завтракали с остатками красной икры. Дима растерянно поднял бутылку шампанского с пола около заполненного мешка с мусором. И правда. Veuve Clicquot. Хмыкнул, почесав затылок. Поднял голову на завтракающих. — Бля, мне тут так нравится! — Гордо сказал Стефан, довольно чавкая бутербродом с красной икрой. — Вот за этот сезон еще ни разу не было такого, чтобы мы прилетели в Казань, и просто мирно просидели тут какое-то время и улетели обратно. — Тут вечно какие-то приколы. — Недовольно сказал Брукс, — Так, Стефан, ты завтра на тренировке скажешь, что Кертис мне по ребрам гипсом дал. Или… еще что-нибудь… короче, я не пойду завтра на тренировку. — Чего это? — Удивился Да Коста, повернув голову на сидящего рядом собрата, что намазал сливочный сыр на хлеб, — Ты предлагаешь мне с похмельем одному ездить вонять там? Чтобы меня Широков на шарфу повесил? — У меня зад болит! — Возмутился Мэйсек, — Вот опять, сука, меня кто-нибудь уронит на тренировке, я как буду потом вставать?!       За столом раздался громкий истеричный ржач. Дима устроился между двумя Сашами, и, взяв себе кусочек хлеба, намазал сливочный сыр и сверху положил приличный слой икры. Довольно чавкая, сделал несколько глотков сладкого кофе и довольно выдохнул. Радулов сидел рядом, подперев голову, и с кем-то увлеченно переписывался. Яшкин присмотрелся. Он упрашивал Билялетдинова поставить их с Вадимом во вторую смену, но главный тренер не поддавался на уговоры. Дима улыбнулся и, подняв взгляд, посмотрел на Ахтямова с Жафяровым, что увлеченно что-то обсуждали. Прислушался. Они опять какую-то игру обсуждали. Чертова молодежь. Повернул голову. Никишин вместе с Сафоновым сидели подпирая друг друга плечами, и лениво жевали хлеб. Илья же явно взглядом флиртовал с Бруксом, что старательно делал вид, что этого не замечает, продолжая упираться перед Да Костой. Около Брукса сидел Лямкин, снова на руках с Волком. Кертис сидел закрыв глаза, сложив руки на свои ноги, явно пытаясь додремать остатки сна. Он до сих пор не мог поверить в то, что Кертис согласился на это все. Повернул голову, и, дернув Никишина за пряди волос, прошептал ему едва слышно на ухо: — Ротенберг уже тебе все сказал? — На лице Ники появилась хитрая улыбка. Он закрыл глаза, и кивнул, — Не стыдно тебе? — Нет. — Он наклонился к нему, положив руку на его ногу, проведя по ней пальчиками, — Я ему давно мозги с ним выносил. Наверное поэтому Волка никто не тронул за это время. Рома не может его поймать, так, чтобы не повредить фарфоровую красавицу… Сане перепоручил, но и у того не получилось. Дима, ты опять слепой. Давай я тебя предупрежу: твой Радулов страшный обманщик. Ты зря на него так вешаешься и боготворишь. Давай я тебе даже секрет расскажу: Радик тебе наврал, что его Ротенберг заставил отойти от тебя. Рома такого не говорил. Рома хочет довести тебя до самоубийства, но не отталкивает тебя от Радулова. И в планах у него даже нет того, чтобы рассорить вас. Он считает, что если ты будешь и дальше Сашу любить и доверять ему, когда предательство раскроется, тебе будет больнее всего. — Дима распахнул глаза, положив похолодевшую взмокшую руку на него, и растерялся. — Рома помогает Саше, чтобы у того перед тобой появился вид спасителя. А я честен перед тобой. Я сказал, что хочу куколку. Ты мне ее не дал. Рома решил пойти так. Я не думал, что Волк согласится. Мне вчерашнего хватило. Мы с Радиком наелись вдоволь. Кертис очень хорош. Мне нравится. Радику тоже понравилось. Будь осторожнее. — Кертис попробует выторговать тебя у Ромы обратно к нам. — Прошептал Яшкин, — Пожалуйста, лети обратно. Иначе Рома снова посадит тебя на наркотики и сломает тебя. Ты с нами отойдешь, а потом я смогу спокойно толкнуть тебя к нему, зная, что ты выдержишь драку. — Я с радостью вернусь сюда, если подвернется возможность. — Он улыбнулся, — Я не буду разбивать куколку. Она красивая. И чужая. Я только чуть-чуть поиграюсь и верну. Правда-правда. И никому ничего не скажу. А куколка глухонемая. — Дима растерянно с ним согласился, — Не бойся.       Дима хмыкнул, продолжив завтракать уже молча, слушая общий галдеж и обсуждения. Закрыл глаза, шумно выдохнув. От всего, что он за эти неполные четыре часа бодрствования услышал, ему захотелось снова напиться. Он решил проигнорировать слова о том, что Саша предатель. Он в это не верит. Услышав жалобный скулеж Никиты тут же открыл глаза. Кертис ему что-то сказал на ухо, что ему точно не понравилось, судя по реакции. Лямкин приобнял его, и что-то прошептал в ответ. Когда Кертис кивнул, на лице Никиты появилась искренняя улыбка. Дима молча поднялся из-за стола и побрел до своей кровати, прихватив с собой кружку с кофе. Улегся на кровать, и, взяв телефон в руки, решил хоть чуть-чуть отвлечься от поганых мыслей. Не верил он в это.       Не может Радулов работать заодно с Ротенбергом. Это даже звучит странно. У него появилось ощущение, что Никишин сам старается его обмануть. Листая новости, скорее для того, чтобы просто занять руки, даже не читая ни одну из них, думал о происходящем. Зачем Волк вообще изначально понадобился Роме? Они виделись только раз. Неужели и правда дело все только в контракте со СКА? Нет, тут явно дело в другом. Может быть Рома все еще пытается рассорить парочку между собой? Зная, что Никита будет не в восторге от измены Кертиса, очень логично выходит умозаключение, что Никишин вредит и топает ногами, пытаясь отобрать чужую игрушку, скорее не из своего хотения, а из желания Ромы. Может и ему что-то интересное предложили. Хотя его мальчишка очень ответственный, и его, так же как и самого Яшкина, интересует кубок и игрища за него, а только потом деньги. Ротенберг хочет довести Яшкина до самоубийства. Это выглядело максимально логично. Но Рома ведь не согласился на эти уговоры. Он резко вспомнил о том, что Ники пообещал ему секрет за право поиграться с чужой игрушкой. Тут же выскочив с кровати, вернулся обратно на кухню. Даже растерялся, увидев как все громко смеются, пока Радулов гордо от чего-то упирается, сам улыбаясь. — Саня, да давай! Хочешь же! — Бля, не надо, пацаны, — Рассмеялся Никита, — отъебитесь от Волчонка. Вы че маленьких обижаете выборочно? Жафа так-то еще ниже, чем Кертис. Толкните его. — Так у нас в команде Кертис тоже не самый низкий. — Парировал Да Коста, сидя рядом с ним, — Он, так то, только третий с краю. — А че тут происходит? — С улыбкой поинтересовался Дима, оперевшись о стол, — Вы че тут опять доебались друг до друга? На две минуты отходил обоссаться, тут уже опять ситуацию накалили. — Они хотят, чтобы я поцеловал Волка. — С улыбкой сказал Радулов, сложив руки на груди, — Волк не хочет, и я не хочу. Но они не отъебутся. — Я тоже не хочу свою птичку с тобой еще делить! — Возмутился Никита, — Еще че не хватало! Ты его обслюнявишь всего, замацаешь, потом он тебе еще понравится, и че, мне опять новую пассию искать?! Я не хочу чтобы у меня мужиков было в постели больше, чем девок. Я же не Яшкин. А так все поровну: четыре тех, четыре этих. — Так твоё погоняло Нива теперь будет. Ты теперь у нас четыре на четыре. — провозгласил Сафонов.       За столом раздался громкий хохот. Никишин с Сафоновым явно уговаривали Радулова все-таки пойти на такой поступок. Ахтямов с Жафяровым сидели позади всех, заливаясь хохотом все покрасневшие. Брукс с довольной ухмылкой качался на стуле, уговаривая Кертиса сдаться и уйти мирно. — Эй, я тоже не хочу Радулова ни с кем делить! Он только приручился. Я тоже против. — Яшкин опустил голову, — Слышь ты, изменщик, я на развод подам! Это че, еще не хватало тебя с каким-то казахом делить. — Эй, повежливее. — Рассмеялся Никита, — Только я его могу так называть. — Он крепко обнял Кертиса, что тот заскулил от боли, — Мой пизденыш! Коротышка моя!       И снова пауза всем на посмеяться. Радулов отвел взгляд, шумно выдохнул. Резко постучал кружкой по стеклянной столешнице, заставив всех заткнуться, и сказал: — Так, хорошо, я сделаю это, но чтобы вы, нахуй, больше в моей Казани не появлялись!       Кертис склонился к Стефану и Бруксу, переговариваясь с ними тихонько. Артур широко улыбался, смотря на Сашу, и сказал: — Что, поддался на наши разговоры? Хочешь попробовать? Ты смотри, я тоже один раз рискнул поцеловать Яшкина ради любопытства…       И снова хохот. Кертис вдруг кивнул ребятам, и, разведя руками, перевернулся, наконец, лицом к столу. Никита обнял его сзади, уткнувшись носом в плечо, с опаской выглядывая и наблюдая за Радуловым. Положил тонкие руки на столешницу, сидя ровно напротив Радулова, и сказал: — Уговоришь Никиту отпустить меня свалить с ними домой? — Эй! — Воскликнул Лямкин, схватив его сзади за волосы. Кертис тихонько зарычал, оскалив зубки, — Это не честно! Я тебя не пущу с ними! Ты на больничном! Вот и будь на больничном! — Уговорю. — С улыбкой сказал Саша, — Нахуй, уебывайте, все трое! — И как ты, собрался, интересно, это делать? — Удивился Никита, выглянув из-за плеча Волка, — Ты, сильно амбициозен, капитан… — Поэтому он и капитан! — Рассмеялся Никишин, — Этому учиться надо! Как изящно и очень аккуратно пихать под зад неугодных тебе людей куда подальше.       Все притихли. Кертис расхохотался, закрыв руками лицо и покраснев, увидев на себе серьезный взгляд Радулова. Яшкин схватил его за волосы, и сказал: — Я обижусь, Саша. — Я тебе больше пить не дам. — Предупредил его Радулов. — Сука! — Возмутился Дима, — Это шантаж!       За столом раздался в очередной раз громкий истеричный хохот. Все тыкали в Яшкина пальцами, насмехаясь над ним. Радулов искренне улыбнулся и развел руками. Дима сложил руки на груди недовольно надув губы. Сафонов с Жафяровым впали в истерику, упав со своих стульев. Ахтямов с Никишиным были на грани смерти, задыхаясь от смеха. Брукс со Стефаном истерично ржали обнявшись. Волк опустил руки, явно чувствуя себя максимально неловко. Никита тоже надул губы, недовольно хмыкнув. — И мальчика отобрали, и повозмущаться не дали. — Да возмущайся, кто против-то? — Радулов подпер голову рукой, — Только это нихера не изменит. — Да блять! Да, сделать я ничего не могу, но возмущение-то у меня осталось! Ну э-э-э, слышь, капитан, бля, ну, совесть-то имей, да?! Я не дам тебе Кертиса себе в койку завалить. Это тебе не Яшкин, которому можно было так показать, кто из вас двоих власть. — Недовольно сказал Никита, — Он может за себя постоять и власти у него гораздо больше, чем у тебя. — Хорошо, что ты в это веришь. — Усмехнулся Радулов, кратко посмотрев на Яшкина, — Плохо, что от этого ничего не изменится.       Дима растерялся. За этим надо было отбирать чужую игрушку? Показать власть? Он нахмурился, уставившись на Радулова с непониманием. Неужели все то, что он считал заинтересованностью и влюбленностью первое время было просто желанием показать власть? А потом соскочить не успел и влюбился по-настоящему? Он услышал, как все притихли. Саша жестом поманил Кертиса к себе, облизнув губы. — Блять, только не выебете друг друга при нас, бога ради. — Растерялся Жафяров, — Жаба, не смотри на это. Вдруг еще тебе захочется…       Лямкин дернул Кертиса за футболку и шепотом ему что-то на ухо сказал. Кертис хитрым взглядом уставился на Радулова, оперевшись обеими руками о стол. Не стал лезть первый. Заставил Сашу приподняться. Рука Радулова крепко схватила его за воротник футболки. Он притянул к себе Кертиса и начал его целовать. За столом послышались удивленные вздохи. Кертис прикрыл глаза, явно наслаждаясь поцелуем, отведя здоровую руку в сторону, которую крепко сжимал Никита. Дима растерялся, наблюдая за происходящим. Радулов сам покраснел, и положил руку на хрупкое плечо, вторую запустив в волосы, жадно целуя Кертиса, сам закрыв глаза. — Нихуя себе… — Растерялся Сафонов, — Радик с такой любовью Яшку не целует.       Никита тихо заскулил, попытавшись отдернуть Кертиса на себя. Но тот продолжал жадный поцелуй, судя по всему, перехватив инициативу. Брукс с улыбкой что-то сказал Стефану на ухо, и тот тут же согласился. Кертис резко схватил Сашу за запястье, и, с силой сжал его, заставив убрать от себя руку, оттолкнул его от себя. Радулов рухнул на стул, тяжело дыша, весь покрасневший, даже растерялся. Кертис демонстративно оперся обеими руками о столешницу, и, хищно облизнувшись, искренне ему улыбнулся. За столом раздались изумленные вздохи. Радулов тяжело дышал, уставившись в глаза Кертису. Сам непроизвольно облизнулся. Волк слегка склонил голову, рассматривая его прикусив губу. Радулов снова дернулся на него, и снова вцепился в него, жадно целуя. Яшкин впал в ступор, глупо похлопав глазами. Надо бы их разнять. Но он даже не представлял как это сделать. Лямкин недовольно цокнул. Кертис снова грубо оттолкнул от себя Радулова. Мягко обнял Никиту за шею, вытерев свои губы об рукав. — Сучка. — Растерялся Саша, — Вот твареныш маленький.       Волк подмигнул ему. С легкостью спрыгнув с ног Никиты, пошел вон с кухни, покачав соблазнительно задом. Все проводили его взглядом и уставились на Радулова. Тут же впали в истерический смех, увидев, как его явно не оставил поцелуй равнодушным. Яшкин похлопал глазами, дав Саше еще минуту опомниться и дал ему пощечину, вскрикнув: — Изменщик!       Ребята продолжали громко хохотать над ними. Радулов растерянно облизнул свои губы, и, переведя взгляд с Димы на Никиту, кивнул и растерянно сказал: — Если он так целуется хорошо, то я представляю, какой он в постели. Сука, ладно. Ебитесь. Я вас не трону. И Сереге скажу, чтобы отъебался. Я все понял.       Никита вдруг изумленно вскрикнул, не поверив своим ушам. — Серьезно?! Ты с Широй от нас отъебешься?!       Радулов растерянно кивнул. Лямкин счастливо улыбнулся. — Вот и повод выпить есть! — Воскликнул Сафонов. — Бля. Ну вас нахуй… — растерялся Брукс, — Мы на самолет и по-съебам… — Так ты ж не идешь на тренировку. — Рассмеялся Никишин, — Тебе же больно. Хули ты, оставайся… Мы с Сафой тебе добавим.       Брукс вскрикнул и сбежал следом. Стефан растерялся, оставшись в одиночестве. Дима уселся ему на ноги и обнял за шею, с улыбкой уставившись на Никиту, что счастливо скалился. — Сука, минем кош… — Растерялся Никита, — Блять, вот как он это делает… Он с любой ситуации выкрутится так, чтобы его не то, что не забрызгало помоями, так еще и помогло. Волшебник, ей богу!       Дамир уставился в свой телефон. Артур с любопытством в него заглянул, и, усмехнувшись, сказал: — С нами остаешься? — Я думаю, можно, да. Завтра днем только полечу, как вы все соберетесь. И из аэропорта сразу на тренировку. — Он повернул голову, уставившись на Никишина. — Ты тут будешь, краб питерский? — Да! — Гордо заявил Никишин, — У меня больничный на месяц, я хоть поживу без воя на фоне. Человеком себя почувствую! — Заебись! — Сафонов потер руки, и постучал гипсом по столу, — Продолжаем квасить?! — Бля, мне завтра в первую смену. Я потом не очнусь. — Саша улыбнулся, смотря на Диму, — Пей осторожнее. Пьешь сначала маленький градус, потом большой. И по градусам не скачи, и ничем сильно соленым и острым не закусывай — тогда ничего болеть не будет. Все понятно?       Яшкин растерянно кивнул. Саша кратко пожал всем руки, и, сделав себе бутерброд с икрой, довольный пошел одеваться. Дима с улыбкой уставился на Лямкина и сказал: — Команду от капитана понял? Шампанского не осталось. Быстренько метнулся кабанчиком. — С кем? — Никита рассмеялся и указал по левую руку от себя где сидели Жафяров и Ахтямов, — Этим без паспорта не продадут, они выглядят так, словно они с Кертисом в пятом классе учатся. — Он перевел рукой на тех, кто впереди, — Этот краб питерский как чемодан без ручки — тяжело нести, жалко выбросить. — За столом начался снова громкий хохот, — Его хуй дотянешь даже до толкана, а ты предлагаешь с ним до «Перика» тянуться?! Сафа путается, где у него ноги, а где руки, и все продавщицы попадают за своими кассами от перегарища. С тобой пойти? Так мы с тобой не дойдем обратно. Начнем квасить прям в ближайшей канаве… — У меня паспорт, так-то с собой! — Усмехнулся Ахтямов, — Если не моими деньгами платить будем, я пойду. — А че, тебе уже восемнадцать есть? — Удивился Лямкин. — Мне немножечко больше. — Рассмеялся Артур, — Дима, конечно, низко упал, но не настолько, чтобы спать с несовершеннолетними. Мы с Никишиным чуть-чуть разницу имеем. Он в начале месяца родился, а я в конце. А Сафа нас чуть постарше. Пошли уже! — Мальчика нам нашего отдашь? — С улыбкой спросил Брукс, склонившись к Диме, который сидел на ногах Стефана, — А то он нам пригодится… — Не хочу. Он мне нравится. — Улыбнулся Яшкин, обняв Да Косту за шею, жестом попросил Брукса наклониться, и шепотом у них спросил, — Я предлагаю двадцать четвертого числа, когда нам надо будет на игре всем быть, сделать вид, что мы будем на льду, а самим, после тренировки и раскатки упиздить в бар, бросив наших начальников друг с другом ебаться и половиной состава? — Это будет жестоко. — Прошептал Брукс. — Мы в деле.       Яшкин схватил его за волосы, и, притянув к себе, жадно поцеловал. Стефан даже растерялся, и, дернув Диму за штанину, тихо сказал: — Можно не на мне ебаться, бога ради. Я хочу стать лучшим снайпером команды, но не таким способом.       Яшкин с неохотой отстранился от Мэйсека и улыбнулся ему. С неохотой слез с чужих ног, все-таки вернув француза владельцам. Лямкин с Ахтямовым отправились следом за ними в магазин за добавкой, прихватив карточку Димы. Яшкин переглянулся с Никишиным, Жафяровым и Сафоновым. — Чем займемся? — С улыбкой спросил Жафяров. — Я пойду младших воспитывать. Не убейте друг друга. Дамир, сделай все, чтобы Илья ничего не выпил… без нас.       Яшкин схватил Никишина, усадив его на руки, и потащил его до своей спальни. Усадил его на койку. Саша недовольно завозился, и взвыл, попытавшись почесать загипсованную ногу. Дима уселся перед ним на корточки и тихо сказал: — Ты все-таки взял куколку, так что я думаю, что условия твоего предложения соблюдены. Кто попадет следующий под удар? — Радулов. — Никишин тяжело вздохнул и сказал, — У него было написано что-то вроде «созвониться со Спартаком». Я бы и дальше что-то рассказал, да ты знаешь, там не до этого было. — Пиздец. — Растерялся Яшкин. — Я надеюсь, что отдать Кертиса ему в качестве развлечения поможет не тронуть Радулова. Я не хочу его потерять. Он важен мне. — Почему? — Удивленно спросил Саша, решив развязать бинт, забравшись полностью на кровать. — Что ты нашел в этом Радулове? Я столько наблюдаю за тобой, тебе уже все сказали, включая меня, что Радулов, блять, мразь. А ты словно не слышишь этого. — Я не слышу этого. — Дима кивнул и помог ему, когда он перестал дотягиваться. Быстро смотал бинт, и осторожно достал ногу из оков. Никишин тихонько заскулил, и рухнул на кровать. Вся щиколотка распухла и сияла синяками, — Пиздец. Так тебя ебанули по-настоящему? Я слышал от ребят, что ты сделал вид, что у тебя травма. — Ну оно так и было. Правда мы с Ромой поссорились, когда я сказал, что я хочу его кинуть раньше, чем у меня контракт закончится. Мне плевать, что он, блять, куда-то там на дохуя подписан. Я не хочу больше эту хуйню на фоне слушать. Сейчас заебись — у нас половина января без него прошла. Мы вообще прекрасно живем. Но он же, сука, однажды поставит себе обратно зубы, ебало однажды заживет, и вернется мне за спину, опять начав пихать и орать. Вот он меня толкнул, а я упал очень неудачно на эту ногу. Сильно-сильно попросил врачей в травматологии написать, что там что-то серьезное. Они просто написали мне какую-то хуйню, что, типа, я смогу только начать форму восстанавливать ближе к концу января. Но там… вот, — он указал рукой на ногу, — вывих небольшой. Я даже ходить могу, просто больно. — Он вдруг усмехнулся, — Мне понравилось крабом быть и на ручках кататься. Ахтямов чуть не умер, пока меня дотащил до такси с самолета. Так, ты че опять с темы съехал? Че ты нашел в этом Радулове? Почему ты считаешь что он непогрешимый? — Потому что я люблю его, Ники. И очень сильно. Было бы, блять, так заебись, если бы Рома не говнил нам и просто позволил бы нам жить спокойно. Я бы поделил Саню с его женой и тремя детьми, не знаю, придумал бы что-нибудь. Я очень сильно люблю его. Он может быть бесконечно злым, агрессивным, поехавшим адовым долбоебом… но я все равно люблю его. Я в него влюбился, пока он угрожал мне выгнать меня с команды. — Я слышу от тебя все тоже самое, что слышал, когда ты клялся и божился мне, что Ротенберг это твоя вечная любовь. — Никишин отрицательно покачал головой, — Дима, ты снова ошибаешься. Дима, ты снова садишься на колени и сдаешься, оказавшись в ловушке. Дима, это страшная ошибка. — Если это будет так, — Яшкин опустил взгляд, упав на колени и дрожащим голосом сказал, — то я просто покончу с собой. Я устал мучаться. Я больше не готов буду принять очередное болезненное ощущение, что человек, которого я люблю, которым я живу, который важен и нужен мне, окажется просто мразью, что пользуется мной ради своего самоутверждения. — Он поднял голову и прошептал, — Я слышал давно от Радулова, что он хочет Кертиса себе вторым мальчиком в постель. Я-то у него был первым. Я не смог угадать зачем ему это. А сегодня услышал от Никиты… — Да. — Саша кивнул, — Это способ показать власть. Это самый простой способ поставить выскочку на место. Тебя же Рома так же сломал. Ты держался ровно до момента, пока он тебя не выебал. И чем дальше шло, тем больше ты соглашался на уступки. Где-то шантажом, где-то такими же уступками. И Радулов тебя поставил на место точно так же — наверняка просто выебав тебя где-нибудь в темном углу. Ты просто сказал, что ты не против так выяснять отношения. И пошел на уступки. — Никишин пожал плечами, — Да, вчера, когда я попытался поймать Кертиса прямо в ванной, он начал мне сопротивляться. Укусил меня, сука, еще и так больно. Ебнул по мне осколком. Мне надо было, а он не хотел. Сейчас еще! Еще я какой-то малолетке не уступал. Я еле поймал его. Он беснуется, сука, его в одиночку очень тяжело поймать. — Он вдруг улыбнулся, — Рома явно не тому дал указание поймать хищника. У меня было две попытки и я обе реализовал. Он начал возиться, начал скулить. Выбесил меня этим. Я завалил его прямо перед Радиком, что остался один бухать. Да, взял и просто напоил его. Он-то слабак. Тряпка. Алкоголь быстро его утихомирил. И стоило только начать его ебать, как он моментально стал послушным и тихим. Радика картина явно заинтересовала. Он просто смотрел за нами. Я предложил ему попробовать. Кертис снова начал мне сопротивляться. Так громко вскрикнул, что, вроде, и тебя разбудил. — Яшкин растерянно кивнул. — Ты быстро уснул снова. Видимо он надеялся, что ты его защитишь. — Никишин рассмеялся, — Ну, блять, не получилось. Мне Санек помог, напоив Никитоса. Того, мне кажется, ничего не разбудит, если он ужрется в такое говно. А ты вот услышал его жалобный крик, да проснулся, но с организмом ты не дружишь. У тебя мозги трезвые, а тело пьяное. Ты бы и рад очнуться, да уже не можешь и глаз открыть. Ну я предложил Радику благодарность за его выходки. Я тоже слышал про то, что Радику Кертис был тоже интересен, как раз, кстати, от Никиты. Тот явно против, чтобы его куколку кто-то трогал. Ничего, мы не только игрались с куколкой. — Никишин усмехнулся, — Мне так нравится видеть слезы на его щеках. Он очень красивый, когда плачет. И я с такой легкостью его до них снова довел. Тряпка половая казахстанская. А все в хищниках стоит. Вот я согласен с Никитосом, что он птичка, но не согласен, что он волчонок. — Ты понимаешь, что тридцатого числа мы ему сделали так больно, что он не мог ни с кем спать. А Никите об этом не сказать. Никита тоже не сильно терпеливый. И видимо ему не понравилось, что даже его длинный член легко поместился. — Яшкин растерялся, — А вы ему еще и добавили. Серьезно опять вдвоем начали ебать его? — Никишин с улыбкой кивнул, — Пиздец. — Яшкин растерялся. Трямкин говорил, что Кертис очень крепкий и его тяжело было до слез довести. Уж если Лямкин с этим не справился, то у него большой вопрос к тому, как Никишин с этим справился. Что с Кертисом надо было делать, чтобы у него слезы появились? Явно ничего хорошего. — С одной стороны хорошо, что Кертис успел сбежать, но зная, куда он побежал, я боюсь за него. Значит ему достается просто потому что он брыкается и не дается? — Потому что он ничего не боится и молчит, при этом выглядя абсолютно невинно и невозмутимо, словно бабуля-божий одуванчик. Не, нихуя. Мы тут в хоккей играем. Мы все серьезные оголодавшие мужики, даже, я думаю, некоторые из нас «мужичье» которые хотят себе холодное пиво, горячий окорок и девку рядом. А тут, блять, какая-то гордая пташка, абсолютно которая выглядит как красивая фарфоровая куколка, с идеальным рядом зубов, на теле у него ни одного шрама и синяка. Он не выглядит как хоккеист. Он не страшный. Он маленький, низкий, легенький. Глазки у него красивые, улыбочка приятная. Он выглядит как мальчик из модельного агентства, которому устроили фотосессию в хоккейной форме для мужского журнала для взрослых. Не, ну это просто какой-то вызов. — Он улыбнулся, — Не знаю, знаешь ли ты, но Рома рассказал мне его секрет, который узнал еще перед новым годом. Он в Казахстане был, как ты в Казани — просто легкодоступной шлюхой. Он так же как и ты, ебался со всеми без разбора, и с радостью получал деньги. И этот секрет, видимо, он надеялся оставить за границей России. — Яшкин растерялся, нахмурившись. Да, что-то такое он читал в его дневнике. «слава из Барыса все-таки дошла до российской границы» — Ну а тут, видимо, решил, что он теперь не такой. Ага, видал я, как этот «не такой», уебенившись алкоголем, начинает выплясывать. Вчерашние его «танцевальные движения», — Они с Димой тут же усмехнулись, — возбудили не только меня и Радика с Никитосом. Он заманчивый. Вы с ним этим похожи. Нет, товарищи, раз ты четыре года торговал задницей, а теперь приехал, и резко стал забитой жизнью недотрогой, глупо надеяться, что тебя никто не тронет. Этим ты мне нравишься — Радик же сам в говнище упился. У него такой великолепный подкат к тебе был! Он просто доебался до тебя, пока ты спал, с фразой «давай ебаться» и ты просто невозмутимо поднялся, разделся перед ним и просто сел на колени выставив задницу. — Он начал хохотать, — Я так ахуел! Думаю, ебать, я тут че-то изгаляюсь, ловлю эту шлюху, а она еще и кусается, дерется, скулит, что ей больно. А ты просто сам разделся, сам подставился, и вообще не споришь, что тебя ебут. Вот это просто гордость всей Лиги. Уебенившись в страшное говно не защитило лучшего друга, и знает только команды «бежать» и «ебаться». Да, Дима, это было очень весело. Ты и ему дался, и мне дался, вообще никак не споря. Саня тебя с Лямой отнес в кровать, так ты умудрился и Бруксу дать, отсасывая Сафонову, пока упирался руками в спящего Ляму, которого даже ваши стоны не разбудили, и тот факт, что вы на нем ебались. — Блять. — Дима растерялся, — Хватит меня позорить. Я не отвечаю за себя когда напьюсь. — Я знаю. — Саша усмехнулся, и, дотянувшись до своего телефона, сказал, — Мне надо в Питер лететь, похвастаться «другому папе» своей красивой игрушкой. — Не говори никому об этом. И, пожалуйста, не дай Роме убить его. Я… не готов к этому. — Вам надо шлюшечий профсоюз создать, вы че такие неорганизованные?! Сутенера нормального себе найти, чтобы вас никто не пиздил и без оплаты не оставлял. Ничего, детка твоя получила оплату за ночь. — Он с улыбкой развел руками. — Извиняй, на тебя у меня денег не хватило. Он дорого, пиздец, берет, я ебал, конечно, по таким ценникам платить. Давай, я с вами напьюсь, для храбрости, а потом свалю аккуратно. Ты не упейся, пожалуйста, и в запой не уйди. Этим-то можно. У Жабы большой перерыв, у Сафы тоже, а тебе-то завтра тоже на тренировку. Тебе че, отчитываться че происходит или тебе как всегда поебать?       Дима растерялся и пожал плечами. — Напиши, да, когда Рома от него отстанет. — Я думаю, ты можешь за Волка не бояться — он себя в обиду не даст, и никого не боится. Он крепкий на голову, это точно. Его столько раз насиловали против его воли, причем… самым жестоким образом, столько раз пинали, а он просто отряхнулся и дальше пошел. Как бы я с ним не жестил, он только пару слез проронит, поскулит, а потом отряхнется, так знаешь, как собака, и уйдет гордо одевшись, сделав вид, что ничего не было. Уважаемо. Я так не умею. Он сам справится. Раз ты любишь своего Радика, то люби его. Но, ну, будь осторожнее с ним. Не смотри, что у него зубов нет — я думаю он тоже кусается. — Можешь не тратить слова. — Тихо сказал Дима, — Я никому не поверю в то, что Радулов предатель. Я люблю его. И он любит меня. Просто на фоне мешается мразь. — Эта мразь, Дима, кинулась на тебя в ответ, после того как ты его унизил. Он сорок с лишним лет прожил явно без такого опыта. А тут собственная шлюха, что отбилась от рук и съебалась в какую-то провинцию, вернулась, ограбила, избила, выбила все зубы, изнасиловала в ответ, и, плюнув в морду, снова съебалась. Я вот не так давно сидел, с нашими ребятами, ну, с Толчи, Барди и Фалькой обсуждал то, что с тобой происходит. У нас у всех сложилось мнение о том, что вариант остановить Рому остался только один. И он тебе точно не понравится. — Удиви меня. И какой же? — «Удиви меня»?! Сейчас, ага, начну платки цветные из кармана доставать, а они все не заканчиваются, и не заканчиваются. Дима, Толчинский правильную мысль озвучил, что Рома начал жестить только когда получил от тебя по морде. Он не ожидал такой хуйни вообще никак. Он тебя приманил в Петербург просто для того, чтобы побыть с тобой рядом и успокоится. А ты, блять, кобыла ебаная, скинул его с себя, да ещё и копытом по морде дал, выбив два зуба. Ладно Радик, у него даже не заметно, что минус один зуб стал. Жираф на него погоняло «Акула» повесил, ведь у акулы зубов в два ряда, а это как раз про Радика. — Они вдвоём усмехнулись. — Серёга считает, а я его в этом только поддерживаю, что если бы ты прилетел к Роме, извинился бы за всю эту херню, что натворил тогда, и просто побыл бы с ним, став для него привычным Яшкинксом, который не против напиться, ладно, накидаться, отдаться, да на поводке походить, он успокоится. Просто вернуть ему ощущение земли под ногами. Я не прошу тебя ему снова в любви клясться. Просто побудь с ним. Поговори. Пофлиртуй. Он успокоится. Потому что он одержим тобой. Ты важен ему. Он тоже любит тебя. А ещё ты сбежал от него, лишив его команду крепкого капитана, что тащил на себе эмоционально всю команду. Ты вспомни, как тебя Петербург в слезах отпускал, когда ты помчался зажмурившись вон от Ромы. Тебя любил этот город. При всей этой страшной текучке кадров, твоё имя все равно мелькает в комментариях в наших постах. И Бардаков все ещё считает, что ты лучший капитан был в его короткой и никчёмной жизни. — Никишин тяжело вздохнул. — Я тоже так считаю. Ты тоже мне был важен и нужен. Я вижу, с какой любовью ты вцепился в Артура. И помню, каким ты был со мной. Мне больно от этого. Я остался один в Петербурге с этим блядским Ротенбергом, совершенно не готовый, что это теперь моя очередь всех защищать и быть поддержкой. Да, я защитник. Я защищаю команду. Но я не готов её защищать как капитан. Я вообще нулевой капитан. Я привык прятаться за тебя. Я точно знал, что как бы ты не упился своего белого полусухого португальского и не нажрался наркоты, ты все равно меня и остальных защитишь. Ценой своей жизни. Ценой своей психики. Ты придёшь ко мне вечером, похвалишь меня, что я сделал все что смог. Поддержишь меня, когда мы уйдём с очередным поражением. Приготовишь мне поесть. Расскажешь почему не стоит крахмал в горячей воде разводить и причём здесь обои. Приготовить мне свой любимый бруснично-творожный пирог, а то и красный бархат в случае победы. Мы с тобой посидим и похохочем до утра с кружкой чая, а потом с утра пойдём на тренировку готовые к тому, что нас опять будут обливать помоями, унижать, чморить и шпынять. Но я всегда точно знал, что ты будешь рядом и смягчишь собой удар на отмашь от Ромы. — Никишин растерянно пожал плечами. — Ты нужен Санкт-Петербургу. Ты нужен Фальфковскому, Толчинскому. Представить не можешь насколько по тебе Барди соскучился. Ты нужен мне. — вдруг признался он. — Мне тоже страшно больно и обидно. Я привык быть твоим сыном, и дёргать тебя за рукав, пока ты пьяный лежишь у меня на подоконнике и считаешь звезды на небе, которых нет. Я привык обнимать тебя и говорить с тобой о таких вещах, в которых никому больше не признаюсь. И я правда понимаю, почему Рома пошёл на это все. Ты стоишь того. Ты такой, что ради того, чтобы ты снова оказался рядом, стоит и правда кого-нибудь завалить. Да, просто взять и пристрелить кого угодно, если это поможет снова тебя приманить. Ты не остановишь Рому своим штатом детективов. Ты остановишь Рому только тем, что вернёшься к нему. Я понимаю почему Рома так с тобой поступает. Он считает что тебя можно так приманить. — Никишин хмыкнул, — Только мне кажется, что ударяя тебя в ответ не получится тебя ничему научить. Даже обратить твоё внимание тяжело на что-то плохое. В тебе этого так много, что ты редко задерживаешь внимание на чьих-то увечьях. — Зачем ты кинулся на Волка. Для чего, Ники? Ты пытаешься мне наврать. Я знаю как ты врешь. Ты меня не обманешь. — Я побоялся Ромы. — Вдруг признался он. — Я больше ничего не скажу. Мне запретили. Но мне твой Волк вообще не интересен. Я защищаю себя. — Никишин упёрся взглядом в его карие глаза, — Я ему позвонил. Извинился. Он ответил мне, что на меня не в обиде и сказал, чтобы я никому об этом не рассказывал. Что это будет достаточной оплатой. Тоже самое услышал и Бардак. — Саша тяжело вздохнул, — Я буду продолжать быть таким. И мы оба понимаем почему я таким буду. Я не могу большего сказать, прости. Нельзя. — Ты вредишь Кертису из-за Ромы? Правда? — Никишин растерянно кивнул. — Рома пытается у меня тебя так отобрать, пытаясь нас с тобой рассорить или его довести? — Он пытается тебе сделать больно. Ему плевать на нас на всех. Тебя надо только любить. И все. Рома весь сезон приманивал тебя на сладости, а в этом сезоне с чего-то вдруг решил, что тебя можно приманить на кнут. Балбес. Дурилка картонная. Только ветер и деньги в голове. Что с него взять. Саня тоже этого не понимает. Хотя это его вежливое «пей осторожнее» было мило. Возможно он додумался, что тебя только любить надо. — Я долгое время считал, что люблю Волка. Но мне все сказали, что это просто близкая дружба. Я им поверил. — Дима растерялся и прошептал, — Получается, единственными, кто надо мной все это время не насмехался, не давал мне никаких уроков, не унижал меня за мои чувства или глупые поступки были только двое: Ахтямов и Волк. Вы с Дамиром немногим лучше Радулова с Ротенбергом. — Он заворочался, и вытянул затекшие ноги. Они задрали упавшее одеяло. Взгляд упал под кровать. Это был портфель Кертиса. Он сбежал без вещей? Почему? Специально или случайно? Он тут же поднял взгляд, смотря за тем, как Никишин аккуратно кладет ногу обратно в гипс, — Я иногда думаю, что не достоин всего своего хорошего окружения. Некоторые из вас не раз обжигались об меня и мои странные выходки, но все равно вы все остаетесь рядом. — Ты стоишь того. — Улыбнулся Саша, и указал рукой на гипс, — Заматывай, бля. Подышали и хватит. Ебать, как я уже устал от этого сапога, бля. — Ну все съебутся однажды. Возвращайся, я же говорю. Мы с Артуром одни останемся тут живши — можешь без него ходить. — Бля, ну, осталось только вернуться. Шансов у меня немногим больше, чем у куколки, которую я везу с собой. Ладно, похеру, не из того выбирались. — Саша, нам придется однажды встретиться на последней игре в регулярке. Рома про нее что-то говорил? — Не особо. Просто сказал, что даже если ты решишь его ослушаться и не дашь нам насильно выиграть, он сделает все, чтобы команда победила. Мне кажется он просто опять судей подкупит. — Никишин хмыкнул, смотря за тем, как Дима заматывает ногу. — Я не хочу ему проигрывать. Поддайся мне снова. — Я думаю, что меня на игре не будет. — Тихо сказал Саша, — К этому все идет. Это ваша принципиальная битва. Я думаю, Рома перетасует состав так, чтобы даже те, с кеми ты стоял рядом, не смогли поддаться твоей милой улыбке, и подыграть тебе. И он будет выводить весь штат детективов так, чтобы на игру никого вокруг тебя не осталось. Вы должны остаться на равных. Это его позиция, я так понял. Вообще, я вот слушал его планы, ну, вот он уже все продумал хотя бы. — Когда у нас игра? — Где-то в феврале. В душе не ебу когда конкретно. Раз тебе интересно, возьми, да посмотри. Или ты все еще играешь не смотря на календарь игр с фразой «похуй, кто попадется, тот попадется»? — Яшкин громко рассмеялся и кивнул. Они синхронно сказали, — Тренировка слабым не поможет, а сильным не нужна. — и снова громкий хохот. — Бля, ну как обычно. — Тогда и у Артура здоровье восстановится, и с Сафонова. Дамиру с Кертисом тоже легче станет. — Дима нахмурился, — Он либо начал раньше времени махать оружием, либо слишком слабо бьет по моему окружению. — Не в этом дело, Дима. Он не хочет проигрывать тебе еще раз. Та сухая победа в Казани в том году вышла тебе боком сильнее, чем ты думал. Он хочет ударить в ответ счетом не меньше. Он готов убивать вратарей на ваших воротах, он готов спустить всех наших бешенных псов, чтобы они убивали ваших об борт. Он полезет в грязную чернуху. И заставит судей закрыть глаза. Да, ты сейчас выдохнешь, когда весь твой штат детективов встанет на ноги. — Я захочу выйти на игру лучшим составом. — Растерянно сказал Дима, перебив его, — Уломаю своих тренеров пойти мне на уступки… — А потом лишишься всех своих близких сразу. Параллельно с нами будут играть свои игры и Автомобилист и Авангард. Ты думаешь, у Ромы не хватит плети, которой можно наотмашь махнуть так, чтобы все попадали? У него всего хватит. Он готовится к этой войне. И он не готов проигрывать. А вот ты занят неизвестно чем. Страдаешь с Радуловым хуйней наперегонки. Не тем занят, Яша. Лучше спрячься за Шипачева или Радулова — не лезь вперед. Даже если их собьют с ног, ты не должен оказаться даже альтернативным капитаном. Иначе тебе самому будет не выжить. — Я думаю у него не хватит сил убить сразу больше чем двоих. Ну хорошо, он начнет жестить, но и наша команда может в ответ огрызнуться. — Он отмахнулся, — похуй. Я Ромы не боюсь. — Ты знаешь, я пока ждал приема в его кабинете, то слышал, как он с кем-то из ваших переговаривается. Ты такой простой, Яша, как три копейки. На тебя, сука, пишут доносы твоему бывшему всемогущему парню, а ты просто такой: «ну он слабенький, из него нихера не выйдет, да и вообще команда…» Да закончились, блять, те времена, когда команда у тебя за спиной была твоей главной силой. Да забудь ты про это. Еб твою мать, ну сколько можно! Казань ведь не такая. Я видел как ты в ней играешь. Мы с тобой уже три раза в разной форме сталкивались. Казань тебе не шибко-то подчиняется. Ни тренерский штаб, ни игроки… Ты бы сел и подумал бы чё делать, когда ты окажешься один, чтобы не осталось единственного варианта — повеситься. — Ты же знаешь, что я не тот человек у которого есть план. — Да, я знаю. — Ники тяжело вздохнул. — Ты когда был моим капитаном в том сезоне, я наблюдал за тобой. И я видел какой ты. И ты мне таким нравишься. Мне кажется поэтому вокруг тебя всегда есть какой-то движ, какие-то люди, что-то такое… я просто представляю, если бы в тебе появилось хоть немного мозгов и ты стал думать хоть на два шага вперед, насколько всемогущественным ты бы стал. Тут даже Рома, даже если бы забрался на Сашу, не стал бы таким могущественным. — Так не интересно играть. — Улыбнулся Дима, — Пускай по схемам и системам играет кто-то другой. Я побегу в самое пекло, влезу, а только потом буду думать, что делать. Я из принципа не слушаю ничего, чтобы было веселее играть. Все ж думают, что я умный, что у меня какой-то план есть. У меня план — после игры побежать и лечь спать скорее. На этом план заканчивается.       Они расхохотались. В спальню раздался стук, и в нее заглянул Никита. Осмотрел происходящее с любопытством, вдруг гордо сказал: — Эй, питерская коммуналка, вы будете пиздеть или пойдем бухать? — Ура, бухать! — Воскликнул Ники, и толкнул Диму, — бегом бля, Яшкинкс! Подскочили, побежали! Меня прихвати!       Дима дотянул его обратно до стола, и они продолжили спиваться до позднего вечера. Громко хохотали, обсуждая всякий бред. Бутылка за бутылкой. Яшкин только успевал следить, как исчезает алкоголь из холодильника. Но его там все еще очень много. Напились и снова уснули где придется.       Очнулся Дима от звонка будильника на полу. Скоро же на тренировку. Он с трудом приподнялся с пола. Растерянно огляделся. Недовольно поежился. Спать на полу кухни было холодновато. Взгляд остановился на гордо стоящей на краю стола бутылке с джином. На ней лежала чья-то рука. Усмехнувшись недопитой бутылке, шепотом сказал: — Никому не говори, детка. — Он стянул бутылку со стола, и жадно выебал остатки джина.       Его моментально отключило. Очнулся Дима только вечером, когда было уже темно на улице. Он растерянно взял в руки телефон и уставился на яркий экран. Двенадцать ночи. Кажется, он проебал тренировку. Поебать. С улыбкой почавкал слюнями, листая гору пропущенных, как от соплеменников, так и от тренеров. Он надеялся, что его в состав не поставят. Но, видимо, в качестве меры наказания их поставили всех троих в одно звено. Снова они с Сашей были в качестве поддержки по бокам для Вадима, которого поставили центральным. Недовольно вздохнул, потрепав рукой растрепанные волосы, и снова растянулся на полу, уставившись в экран. Его начало тошнить от того факта, что придется завтра идти на игру. Он не хотел этого делать. Ему было плевать. Слегка изогнувшись, остановил взгляд на холодильнике. Там, скорее всего, еще что-то осталось. Чье-то тело за столом начало довольно посапывать. — Да ну вот и похуй, ну и подавитесь, блять, со своими игрищами… — Он открыл холодильник и потянулся за очередной бутылкой. Развалившись на полу продолжил спиваться. Выхлебав всю бутылку джина, словно минералку прекрасным утром, он снова отключился.