Два медведя в одной берлоге

      Рассуждения о том, кто мог являться крысой, что помогала Ротенбергу сбить Яшкина с ног, дошли до того, что Радулов признался, что считает главным подозреваемым — Кертиса Волка, который по случайности был парнем Никиты Лямкина. Сам Лямкин, случайно услышавший весь разговор, оказался не готов к тому, что человек, которого он любил, мог быть предателем, и, сорвался в истерике бежать вон с кухни. Следом за ним, в попытках не дать наворотить ему глупостей убежал Вадим. Яшкин с Радуловым едва подоспели на помощь. Никита порывался вылезти в распахнутое окно, с которого потянуло морозом. Саша схватил его сзади за горло, с силой попытавшись оттащить его. Дима с Вадимом ему помогли. Хозяин квартиры тут же захлопнул окно. Они с трудом втроем свалили Никиту на диван. Он заливался громким криком, впав в истерику, дергаясь. Брыкался, скидывая два тяжелых тела с себя. Радулов уселся сверху на него, а Яшкин уселся в ногах. — Дай мне пистолет! — Сорвался на крик Лямкин, пихнув от себя Радулова, — Я убью его! — В Канаду к нему полетишь?! — Он в Казани. — Всхлипнул Никита, вцепившись в рукав Саши, — Дай мне пистолет. Я просто… — он резко замолчал, скривившись, — я просто убью… — Это не Кертис! — Вскрикнул Дима, — Никита, блять, не слушай его! — Блять. — Вадим зажал рот рукой Никите, схватив его за руку, пока вторую с трудом держал Саша, — Я бы так был бы рад, если бы это был Волк. — Он тяжело выдохнул, — Потому что если это кто-то из нашей команды, я не готов это услышать. — Он с собой покончит. — Серьезным тоном сказал Саша, дернувшись от того, как Никита взбрыкнулся, — Пацаны, его надо успокоить. — Ты его не свяжешь. — Растерялся Дима, усевшись на длинные ноги, и едва успел удержать Радулова, усевшегося сверху чуть дальше, — Он сам всех связывает. Он с любых пут выпутается. Напоить тоже не вариант. Нам Лиза его не простит. Нахуй ты говоришь то, в чем не уверен? — Яшкин уставился со злобой на Сашу, — Ты понимаешь, что ты ему всю жизнь сейчас переломал! Думай, что говоришь и кого обвиняешь! — Ничего, потерпит месяцок, поболит душа, и успокоится. У него жена, дочки, работа. Есть чем заняться.       Вадим схватил длинную руку Никиты, и выставил ее вперед. Радулов с трудом разогнул аккуратные пальцы. Кольца на пальце не было. — Лиза развелась со мной! — Сорвался на крик Никита, — Она закатила мне истерику, и просто выгнала меня из дома! — Он с силой дернулся, — У меня нет никого, кроме него! Лишили меня последнего света в жизни! — Он дернулся уже сильнее. — Блять, отпустите меня! Пустите! — Чтобы ты с собой покончил? — Радулов усмехнулся, — Нет, Никитос. Ты сам себе оставил такую судьбу. — Ты понимаешь ответственность своим словам? — Серьезным тоном сказал Вадим, сжав в руках крепкие запястья, пока Никита заливался слезами, продолжая выбиваться, — Нам придется его однажды отпустить. Он убьет и Кертиса и себя. А если это не он? Ты понимаешь это?! Ты и крысу не поймаешь, и два корабля подожжешь одновременно. Со смертью Волка будет очень много вопросов у чужой команды и опять, сука, к нам! Лиза все равно любит его. Поорет, да успокоится. Придет снова к нему. Лукоянов рассказывал, как они уже дважды разводились, а потом все равно вместе были. А если он сейчас с собой покончит, ты понимаешь что будет? Ты прям, ну, уверен, да, в своих словах?!       Радулов растерялся, когда Никита дернулся со всей силы, скинув с ног Яшкина. Дал ему коленом по спине. Саша взвыл, и дал ему кулаком по лицу. — Я знаю. Подождите. — Задыхаясь сказал Дима, развалившись на полу, — Никита, заткнись, подожди! Я могу спросить об этом у Ротенберга. Мне надо только понять как вопрос правильно задать.       Никита шумно шмыгнул носом, притихнув. Радулов закрыл лицо руками, сидя сверху на нем. Вадим навис сверху над Никитой, прижав его за плечи к дивану. Дима улегся на пол в гостинной, уставившись в потолок. Решил подумать в слух, чтобы ребята, если что, ему помогли. Сначала пролежал в полной тишине с пару минут. С трудом освободив голову от лишних мыслей, уставился на Сашу, что сидел на Никите, явно тоже думая над ситуацией. В любом случае Вадим был прав, и стоило быть сто процентов уверенным в своих словах. — Вопрос надо было задавать так, чтобы у Ромы не получилось вывернуться. — Растерянно сказал Дима. — Подождите. Надо разобраться со всем происходящим. — Он развел руками, — Отодвинем лишние пазлы. Ротенберг спрашивал у меня, где он. Ему явно было интересно его состояние. Видимо он действует с ним на слепую. Одно дело вывести из игры грязным силовым приемом — денег побольше оголодавшей молодежи насыпал, дернул Никишина за джерси, заставив его рассказать про то, с какой стороны лучше ебнуть так, чтобы прилетело насмерть, да и дело с концом. — Он взял паузу, облизнув губы. Сидеть в полной тишине помогало лучше думать. — Он хочет убрать разом сразу двоих. У тех, кто вокруг меня, кружок стал меньше. Упавшие плохо на всех повлияли, словно шайба упущенная при пять на три в большинстве. — Нас восемь человек было. — Согласился Саша, — Я, Шипа, Ляма, Ахтямов, Никишин, Жафяров, Волк, Мэйсек. Ротенберг вышвырнул Ахтямова и вышвырнул из игры Жафярова. — Почему по двое? — Искренне удивился Вадим. — Мэйсек тоже с вами? — Искренне удивился Дима, приподнявшись на руках.       Никита продолжил заливаться слезами, закрыв лицо руками. Вадим схватил его за руки, не дав дернуться, и шугнул его, пригрозив ударить, когда Лямкин в очередной раз попытался скинуть с себя тяжелое тело Радулова. Саша тут же с серьезным видом кивнул и сказал: — Мне кажется, что Рома считает, что надо наотмашь махать шпагой, вываливая разом нескольких, чтобы Яша не успевал привыкнуть к боли и ощущению потери близких друзей. — Дима удивился его словам. У них с Волком теории сошлись. — По парам уводить тяжелее. Нужно нападать один раз и конкретно. Если дважды подряд нападешь на одного, можно попасться. Знает, что он сидит среди таких же охотников. Каждая сторона сидит и ждет ошибки другой. Но только Рома рискует делать ходы, пока все притаились и защищаются. — Растерялся Яшкин, снова рухнув на пол, и раскинул руки, — Гусев не поддался на разговор о том, чтобы вывести или Радика или Ляму на травму в матче с Динамо. Москва Роме не поддалась, но Спартак под вопросом. Никишина чуть не разъебали на домашнем матче, но они тоже устояли. Лямкина в штат не берут уже какую игру… — Дима тут же щелкнул пальцами, вскрикнул от озарения, да так, что Шипачев дернулся, едва не свалившись. Никита уставился в шоке на Яшкина, протерев глаза от слез. Дима, резко приняв вертикальное положение, сказал серьезным тоном, — Волк на больничном. Он слышал про то, что творилось в отеле, когда Радик нас продал как проституток. Но точных сведений ему никто не дал. У них в начальниках был Трямкин — Трямкин своих в обиду не дает. Защищает и насмерть. Он никого не сдаст — Автомобилист для него родная команда. Ко всем иностранцам он относится с уважением. Они уважают и берегут его в ответ. Остальные участники напились и рассыпались, а значит, спросить не у кого. У Ротенберга достаточно власти, чтобы забрать видео с камер наблюдения отеля. Он сказал мне, когда я спросил у него, знает ли он что такое «шантаж» о том, знаю ли я что такое «прекращение контракта за неподобающее поведение, позорящее честь хоккейного клуба». И Никиту и Кертиса было видно, с какой любовью они вцепились в друг друга. Рома явно хотел Кертиса на этом поймать. Явно поступило предложение о том, что об этом станет всем известно. — Он искренне улыбнулся, — Кертис его не боится. Он никого не боится. У него преимущество — у него холодная голова, умение держать тайны и он нормальный. Он прекрасно знал, что можно Рому развернуть с таким заманчивым предложением куда подальше, потому что команды давно обо всем в курсе, и не дали бы вылить это все. Да и штат юристов поработал по обе стороны. И одни, и другие, уже приготовили огромный список экстренных действий для кидания грязью в соседа по турнирной таблице. Эта ситуация у него в руках рассыпалась. — Дима с улыбкой перевел взгляд на Лямкина, что слушал его раскрыв рот, — Рома спрашивал у меня, уехал ли Кертис. Все ему сказали, что он в Канаде. Кертис сказал, что это будет не проверить. — Он кивнул, — Сейчас видно только границу страны. А дальше никого не увидишь, как бы богат ты не был. А у Волчонка есть преимущество — казахский паспорт и четыре сезона в Барысе. Райли сказал о том, что Казахстан его до сих пор помнит. Нет никакой проблемы сделать вид, что ты уехал через Казахстан. Я думаю, у Кертиса тоже была прекрасная возможность обрасти связями. Он мог сделать вид, что он покинул границу России, и все базы обновились. Уйдя обратно, всегда есть возможность не получить условный штампик о прибытии. Рома уже явно сидел и думал, как бы ебнуть по Никите, да и больнее всего. Волк от него сбежал. И тут попадается крыса в команде, которая говорит о том, что мы на последней игре ссорились, и я имел неосторожность заступиться за Брукса, а Никита за Кертиса при всех. Адамчук же вроде сказал, мол, каждый за своего ебыря заступился. Рома снова опустил взгляд на Россию. Надо было поймать Лямкина, а вместе с ним зацепил и Волка за ошейник. Я думаю, он просто от отчаянья еще раз попросил посмотреть в базу данных полетов. — Дима кивнул, облизнув губы, растерянно смотря куда-то вперед, — Рома привык это делать, пока гонялся за мной по стране. Я не в первый раз под наркотиками срываюсь и убегаю из конюшни, скинув его с себя. А если проверить базы данных, — он вдруг улыбнулся уставившись на Лямкина, что тут же покраснел, — что маршруты полетов именно этих двоих с Екатеринбурга до Казани слишком часто повторяются и вообще никак не сходятся с графиком игр. Теперь он точно знает, что нашел связь между вами. Идеальная возможность вывести двоих сразу. — Он уставился на Радулова, — А чем можно вывести из игры, желательно насмерть, пару людей, которые влюблены в друг друга? Рассорить их. И максимально громко. Кто у нас в команде максимально громкий? Тот, кто нападал на Волка. Не раз, не два, не десять, блять, за наши три игры. Ревнивый старый дурак. — Дима искренне улыбнулся, — Ты ревновал к Волку меня. Ты чувствовал, что Кертис не такой простой, как всем кажется, но это же не касается чего-то важного. Пошугал Ляму для приличия, пожурил его, но дальше не пошел. Плевать тебе было на эту парочку, пока дело не коснулось меня. Даже сам Кертис, судя по его записи в дневнике, не знал, за что ему доставалось — за меня или за Никиту. Ты же сам дал ему зацепку — ты в первой игре не дал мне с ними пофлиртовать. Шутливо повоевал с Трямой, сказав, чтобы тот отдал твою лучшую проститутку. А крыса очень внимательна. Она все помнит. Все слышит. И с радостью Роме сказала об этом. Когда Кертис вывел меня с травмой из игры, крыса дала Роме лучшую возможность, чтобы натравить его на тебя. Два хищника. — Дима медленно обвел языком губы, — Даллас никому не прощает ничего. Особенно тем, сука, кто поиграл четыре смены, и скорее всего вы с ним лично даже не столкнулись. Но сколько злости-то. Снова Волк. Снова с ним неудача. — Он опустил взгляд на Никиту, — Ротенбергу можно не звонить, это не Кертис. — Пиздец. — Шипачев захныкал, повиснув на спинке дивана, схватившись за голову, — У меня сейчас мозги воспламеняться. — Ты считаешь… — Растерянно уже было что-то хотел спросить Никита. — Да, — Тут же перебил его Дима, указав на Сашу, — Рома просто натравил двух хищников друг против друга. Радик и так от Кертиса был не в восторге, ты же с ним бегал, как с писаной торбой. Ты все мозги ему вынес. А тут я падаю от Кертиса прямо под Матч Звезд, и очень неудачно, да еще и чуть ли не насмерть. Обламываю Радулову рандеву в Петербурге. Он явно мечтал выебать меня на набережной Мойки на глазах, сука, у изумленной публики. Кертис, в попытке защитить меня и спрятаться с тобой, Никита, от общих глаз, начал оступаться. Даже сейчас, Никита, дернув его на себя, ты заставил его оступиться. Ротенберг наверняка в курсе, что ты с ним прилетел сюда. Кертис меньше начал думать — на него валилось всё огромным бесконечным потоком. Загнал хищника в ловушку. — Нет, — Лямкин растерянно сжал руки, похлопав глазами. — Мы на поезде приехали. Он так попросил. Ночь в прекрасном чистеньком вагоне СВ, и ты утром тут. Очень удобно. — Кертис очень внимателен — просто так ничего не делает. — Яшкин тяжело вздохнул, задумавшись, — Да, на поезде у нас не принято ездить. Он не станет смотреть на это. Умно. Достаточно раз попадал в проблемы, прежде чем делать шаг за поворот — сто раз подумает. Радулов с радостью отомстит за меня и мою травму, за тебя и твою ебучую любовь, когда ты вырывался от него, и все равно уезжал к Волчонку, и плевать, сколько раз Саша ебнет тебе по морде, разорвет тебе рубаху и в очередной раз пригрозит убийством. Тебе дороже было оказаться рядом с Кертисом. И плевать тебе, через что тебе придется пройти. Волк считает, что у нас с тобой грани сходятся максимально близко. — Дима счастливо улыбнулся, — Я тоже, если начну любить, мне плевать чего это будет стоить. — Он развел руками, видя сомнение на лице Саши, — Ротенберг тоже может быть внимательным. Но он же менеджер. Он скорее расчетливый. Он в любом бы случае, Саша, убрал обоих из игры. Подумай сам. Вот не останови мы пляски Никиты на самом интересном месте, вот не будь с нами сейчас Вадима — хуй бы мы его удержали вдвоем. Однажды этот секрет, что ты подозреваешь Кертиса, раскрылся бы и для Никиты. Ты либо убил бы Кертиса, а Никита, не разобравшись, ебнул бы тебя в ответ. Если бы мы реализовали тот план, что был сейчас — тут другой разворот. Никита мог просто не поверить тебе, и в попытке защитить Кертиса, умер бы сам, и потом бы Волка все равно убили. А Никита взял, сука, и все равно поддался твоему капитанскому авторитету, и поверил тебе. Он убил бы Кертиса за предательство, а следом убил бы себя сам — ему больше не зачем жить. Кертис в любом случае бы умер. Не от твоей руки, так от Никитиной. А чужая команда не простит смерти иностранного центрального нападающего на котором держится целое звено. Даже если бы вы вдвоем устояли — был бы грандиознейший скандал, когда все узнали бы, что Волк вместо того, чтобы лежать дома на печке с чипсами на больничном, был в Казани и рядом с тем, с кем ему запретили быть. — Дима гордо отряхнул руки. — Волк не предатель. Дело раскрыто. — Нахуй я в это влез. — Продолжал тихо скулить Шипачев. — Я, как человек тонкой душевной организации, такую хуйню просто не понимаю, что происходит. — Я все еще считаю, что это Кертис. — Я читал его личный дневник. Я с ним очень долго разговаривал. Никита тебе, сука, двадцать минут назад сказал о том, что Кертису не интересен хоккей, не интересны личные разборки. У него своя манера думать. Он отделяет отношения от работы, даже когда эти отношения на работе. Я же говорю — у него с головой все в порядке. И в дневнике я прям читал и видел строчки о том, что ему настопиздели свои. Ты думаешь, что у него есть желание слушать про чужаков? — Он усмехнулся, — Он такой же, как и вы с Шипой — вы стараетесь все меньше времени вспоминать, кто вы и чем занимаетесь. У людей, Саша, самая искренняя и чистая любовь. Она не запачкана ничем. И ты только что своими выходками чуть не угробил мне Никиту, не угробил мне Кертиса… — Чем ты заплатил Ротенбергу? — Задал вопрос Шипачев, подперев голову рукой, — Если я все правильно осознал, то вы с Ромой поменялись жертвами. Рома позволил тебе убить Кертиса. А ты… — А я сказал, что отойду от Яши и забуду, что я его любил. — Че, не получилось, да?! — С искренним недовольством сказал Никита, — Слышь ты, хуепутала беззубая. Уебан ты конченный, сука, гондон пиздоебищный. — Лямкин дернулся, — Ща этот ебаный Ротенберг получит минус в вашем штате анонимных детективов — я тебя сейчас просто убью за эту выходку! — Нет, не убьешь. — Дима кивнул, — Я убью его сейчас первым. — Он недовольно покачал головой и сказал, — Признаешься мне в любви. Защищаешь меня. — Он медленно поднялся с пола, отряхнув пижамку, — А потом берешь, и в попытках защитить, заявляешь Роме, что откажешься от меня. Отталкиваешь меня с такой силой, что я снова падаю. А потом следом еще и упрекаешь меня в том, что я напился, что я влез в наркотики, и что я стал… таким. — Дима развел руками, — Серьезно? — Я не собирался этого делать. Я чувствую, что я достаточно хорошо понимаю Ротенберга и то, что он может сделать. Я планировал его обмануть. — Настолько хорошо чувствуешь, что мы только что чуть не лишились сразу двоих. — Вадим тяжело вздохнул, — Это был низкий поступок, Саша. — Рома мне сказал очень хорошую фразу. — Дима с грустной улыбкой кивнул, — «если бы я выслеживал столько времени добычу, то я бы не хотел, чтобы кто-то ее пристрелил вместо меня». Сань, ты с головой в каких отношениях находишься? Ротенберга нельзя обмануть. Он может оступится. Ты почувствуешь, что ты начал выигрывать. До него дойдет, что ты его обманул. И он ударит в ответ сильнее. Именно поэтому мы сейчас четырьмя командами вынуждены это разгребать. Потому что я спокойно заигрывал с Ротенбергом и хохотал с ним. А потом мне стало так больно, что я сорвался и улетел ему в Питер. Я его обманул. Унизил его. Ободрал как липку. Я напоил его водкой смешанной с наркотиками. Я выебал его. А потом взял и совершил страшную ошибку следом — я забыл про него. Дал ему самое ценное — время. Он очухался. Поднялся с пола. И до него дошло что с ним сделали и за что. Когда больно и обидно, первое что ты хочешь сделать — это отомстить. Да, Саша, я тебя предупреждал. Я, сука, тебя предупреждал. А ты мне сказал, что я «демонизировал Ротенберга больше, чем он этого заслуживает» Ну что, когда полилась кровь по льду, когда у нас было уже несколько покушений на убийство, и чуть не случилось реальной смерти, уже так не кажется? — Он кивнул, — Да, Саша, так бывает, когда недооцениваешь соперника. Я бежал от него не просто так. И даже убежав от него я получаю урон. Он слезет с меня, только когда я окажусь в гробу. А ты, вместо того, чтобы сидеть со всеми в кружке, под всеобщую войну решил закатить параллельно войну потише.       В квартире настала тишина. Лямкин закрыл руками лицо, недовольно покачав головой. Вадим задумчиво сидел на коленях, оперевшись рукой о подлокотник дивана. Подперев голову смотрел то на Сашу, то на Диму, продолжая, видимо, обдумывать происходящее. Саша уставился на Диму, сидя верхом на Никите. Судя по его лицу — он все-таки принял то, что ошибся во враге. — Прости, Никита. — Тихо признал Саша, — Я ошибся. Я признаю это.       Лямкин отвел руки от лица, искренне удивившись его словам. — Нихуя себе! — Вскрикнул он, — Радулов умеет извиняться! Ебать мой хуй! Мне никто не поверит! — Радулов много чего умеет. — С улыбкой сказал Дима, и поднялся с пола. — Только вот проявление нормальных человеческих эмоций — самое редкое, что ты можешь от него увидеть. — Он недовольно покачал головой, и указал рукой на Вадима, — Че, сколько времени там? Мы не опаздываем на игру?       Вадим опустил взгляд на часы, и, хмыкнув, отрицательно покачал головой. — Времени достаточно. — Констатировал Саша, посмотрев на свои часы, и, уперевшись рукой в живот Никиты, склонился над ним, уставившись ему в глаза, — Домовой, а что Кертис забыл в Казани? — А тебе какое дело? — Он искренне улыбнулся в ответ, — Наши отношения — наше дело. — Я же тебе сейчас ебну. Где он прячется? — А я тебя все равно не боюсь. — Никита пожал плечами, и повернул голову в сторону, — Бей сразу, да иди вон с нашей с Димой хаты. Не твое дело. — Я даже боюсь, если честно, представить, что за таинственный человек, эта крыса в команде. — Вдруг сказал Вадим, с силой оттолкнув Сашу в плечо подальше от Никиты, — А ну не лезь к нему! Саша, фу! — Радулов тут же отвернулся от него, сложив руки на груди. Резко спрыгнул с Никиты и грозно пошел в спальню Димы. Яшкин уставился на Никиту, но тот лишь хитро улыбнулся ему в ответ. — Мне кажется, что это кто-то вообще вне нашего круга детективов. Даже дальний круг уже не подойдет. — Что? — Дима перевел взгляд от Никиты на Вадима, — Кто? — У нас несколько кругов среди восьми человек. — с улыбкой сказал Шипачев, — Твои близкие друзья, кто принял на себя основной удар, те, кто стоят подальше, их залило только наполовину и те, кого только забрызгало кровью. Вот Радулов и Волк они ближние детективы. Они максимально близки к тебе. И ты максимально открыт как для одного, так и для другого. Буквально можно сказать, что они стоят, вытянув руку, и дотягиваются до тебя. Но и Ротенберг вместе с ними. Чуть подальше стоят Ахтямов, Лямкин и Жафяров. Они уже не все видят и уже не дотягиваются до тебя напрямую, но, если ты захочешь, ты вытянешь руку им в ответ и все равно дотянешься до них. Ты периодически сам меняешь ближний круг. Ахтямов у тебя часто ближе, чем Волк. А иногда Радик встает к нам с Бруксом в самую даль. Тебя не угадать, с кем ты в этот день будешь близок. Мы с Мэйсеком и Никишиным участвуем постольку-поскольку. Мы можем сыграть на подхвате. Никишин, вот, удержал Ахтямова, которого сбило с ног. Жафярова успел поймать Радулов от падения. Брукс единственный, кто подпирает Волка, что старательно отскакивает как от взмахов руки Саши, что пытается его задушить, и пригибается от взмахов шпаги Ромы. — Я надеюсь, что у вас хотя бы общий чат есть. — Рассмеялся Дима, — Ебать, вы, блять, настроили тут, сука…       Радулов вышел из хозяйской спальни и грозно топая пошел в комнату Артура, тут же скрылся в ней. Вадим склонился к Никите и шепотом спросил: — Кертис успел сбежать? — Конечно. Моя птичка всегда внимательна. — Улыбнулся Никита ему в ответ, — Радику его никогда не поймать, если он сам этого не захочет. — Еще можно попробовать спрятаться в Казани от Радулова. — Растерянно сказал Дима, сложив руки на груди, — Но точно не получится спрятаться от Ротенберга в Петербурге. — Он хмыкнул, — Вадим, как ты думаешь, кто будет следующий? — Волка с Лямкиным оттолкнуть не получилось. Но Ротенберг об этом еще не знает. Он притихнет, и будет ждать, кто упадет из круга. Я думаю, как минимум пару игр он подождет. Если никто не упадет, то можно было бы еще раз взмахнуть. Кто там окажется — я без понятия. У главных детективов спрашивай — я только помощник следствию. — Как можно убивать собственного капитана команды, я вот чего не понимаю. — Никита перевернулся на бок, и подпер голову рукой, — Дима, вот ты же, сука, участвовал в игрищах под его командованием. И я вот участвовал. Он к Никишину максимально внимателен. Слушает его слова. Позволяет ему любую выходку на льду. Но вы вот все дружно сказали, что Никишина чуть не уебали об борт как Жафу. Как можно пойти на это, зная, что человек капитан твоей команды, что он хороший защитник на уровне какого-нибудь Шарипзянова или еще кого выше… На нем тоже в команде много чего держится. А ты буквально сунешь руку и сам все разрушишь. Нахуя так делать? — Давай я тебе один секрет открою. Ротенберг любит покладистых. Любит тех, кто его слушается. Никишин сейчас идет по той же самой тропинке, по которой я прошел в том сезоне. У него беда одновременно тяжелее и слабее. Он удержался дольше, чем я. — Дима пожал плечами и сказал, — Пока ты не сопротивляешься Роме, пока ты киваешь его словам, он прислушивается к твоим. Но вы оба только делаете вид. Это со стороны может выглядеть, как разговор начальника и подчиненного по обсуждению плана действий. Ники, так же как и я в свое время, кивнул его словам, а потом пошел на лед и начал другое исполнять. Потом вернулся на лавку, сказав Роме о том, что делают чужаки и что они хотят. Рома кивнул этим словам, а потом сказал действовать по-другому. Ты можешь с ним говорить. Но это главная беда всей команды — там никто никого не слушает. Все только делают вид. Ситуация, в которую попал Никишин легче тем, что он крепче на характер, в отличии от меня. Я согласился на наркотики гораздо раньше, чем он. У него было больше времени устоять на ногах. Но наркотики моментально сжирают все в голове. Он ничего уже толком не помнит, как и я. Он не отдает себе отчет в том, что с ним происходит. Но у него проще еще тем, что его легче и быстрее отпускает. Со слов Жафы я мог под двое суток под этим всем скакать. А он, если утром закинулся, к вечеру уже в адекватном состоянии. Но беда в том, что у него контракт со СКА не на год, как у меня, а гораздо длиннее. Ники не сможет выпрыгнуть весной на полном ходу с этого поезда, как это сделал я. Он пристегнут к Петербургу. Он бы рад свалить, но это сделать гораздо тяжелее, когда контракт дальше, чем на сезон. А он ответственный парень. Завалить сезон по статистике, чтобы его выгнали, он не сможет. Ему эти игры важны и нужны. Он похож на нашего Радулова, который выкладывается на каждом матче, и у него тоже нет проходных матчей. Это мы с тобой, Ляма, можем просто глянуть на состав чужаков, рукой махнуть и сказать, что эти — бакланы, к ним можно не готовится, эти Боинг на взлете — готовится бесполезно, все равно собьет на взлете. А они такие, что к Витязю и Металлургу готовятся одинаково. — Дима тяжело вздохнул, — Рома будет готов пожертвовать Никишиным, если при этом завалюсь я. Я доверяю Ники. Он знает много моих тайн. Мы с ним были близкие друзья в том сезоне. Он был мне в том сезоне, как Артур в этом. Мы с ним готовили вместе, обнимались, я защищал его перед Ромой, я учил его много чему. Вы зря отодвинули Ники в дальний круг. Он ко мне гораздо ближе. Поэтому он и помог Артуру — они оба мои сынишки. А вот Жафяров мне как Волк. — Он уставился на Никиту, — Ты тоже должен не дать Кертису упасть. Это больно по мне ударит. Гораздо больнее, чем по тебе. Если Ротенберг узнает какую-нибудь из его тайн, Кертис может не устоять. Они с Бруксом не всегда рядом стоят. Он его чаще бесит своим существованием рядом, чем помогает. Ты для Кертиса важнее, чем Мэйсек. Не дай Волку упасть. Если он рухнет, упаду и я следом, и ты. — Он перевел взгляд на Шипачева, — А ты что улыбаешься? Тебе тоже надо Радулова беречь. Радик ебнется, упадем не только я и ты. Вся команда следом рухнет. Мы два равноправных капитана. Кертис считает, что у нас в команде двоевластие. И команде нужен лидер. Ни ты, ни Сафа, ни Лука, вы не настолько яркие и отдающие все команде. Вы можете нас временно заменить, пока мы встанем на ноги. Но надолго вас не хватит. — Это Казань. Это дикие оголодавшие уебки, которые абсолютно неадекватные, безногие инвалиды, которых еще хуй соберешь. — Саша, выйдя из комнаты Артура, встал рядом с Димой, и улыбнулся ему, смотря на него с большим уважением в глазах, — С ней не каждый справится. Это не просто какая-то команда, какие-то игроки. Тут каждый, блять, уникальный бриллиантик, который надо очень сильно постараться пристроить в общую картину так, чтобы он сиял максимально ярко, но и внимание на себя не забирал. — Радулов кивнул, — Мы с тобой одинаковы по силе. Я, как капитан, тоже имею недостатки, которых нет у тебя. Но у тебя есть недостатки, которых нет у меня.       Дима искренне улыбнулся ему в ответ, и, схватив его за футболку, притянул к себе и начал жадно целовать. Вадим с Никитой лишь издали недовольные вздохи, переглянувшись. Вадим посмотрел на время, и, поднявшись, похлопал Лямкина по плечу, громко сказав: — Эй, медведи, нам на игру пора, а то пиздов получим все трое! Альё, нас Нефтехимик ждет!       Радулов с неохотой отстранился, и, облизнув губы, прошептал: — Получишь пизды, выскочка. — Я тебя не боюсь, беззубый.       Саша снова схватил его, прижав к себе, продолжил жадно целовать. Получив пиздячек от Вадима, они отправились на игру. Битва с соседями по республике получилась занимательной. Первый период, конечно, закончился пропущенной шайбой в свои ворота, и десятью неудачными бросками по чужим воротам. Яшкин с Радуловым решили подраться в раздевалке да еще и при тренерах, пытаясь на кулаках выяснить, стоило ли менять вратаря. Мифтахов с Биляловым лишь сидели обнявшись, наблюдая с командой за бойней. Яшкин проиграл, и, поджав хвост, ушел скулить к себе на лавку, в объятия Кагарлицкого, что стал альтернативным капитаном, и видел в этом больше вреда, чем пользы. На второй период и третье и четвертое звено забили по шайбе, обеспечив им преимущество по счету. Мифтахов на втором перерыве получил комплименты за свою работу и с явной насмешкой в глазах наблюдал за Яшкиным, который опять отхватил от Радулова в коридоре, пока все собирались выходить на лед. Смирившись с тем, что он уйдет с игры с разбитой мордой, он пошел в самый конец коридора и сел зализывать раны, пока Саша гордо стоял за вратарями, отряхнув свою джерси с капитанской нашивкой от чужих слюней и крови. Игра окончилась победой. Кателевский вручил тюбетейку Мифтахову, и Амир с большой радостью похвалил Радулова за защиту от всяких упырей. Яшкин лишь отмахнулся от него, промолчав. Команда потихоньку начала расходиться. Дима, выйдя с раздевалки, решил дойти до главного тренера. Ему хотелось попробовать еще раз хлебнуть из черпака власти. Он поймал Билялетдинова уже на выходе, и, застегивая на ходу куртку, сказал, смотря в глаза главному тренеру: — Я два вечера сидел думал над вашими словами. — С грустью сказал Дима, — Вы правда считаете, что я достоин этих нашивок? — Если бы я так не считал, то просто не предлагал бы тебе ничего такого. — Я хочу попробовать еще раз. — Он пожал плечами, — Вдруг этот раз будет лучше. — Ты решил согласится на нашивку? — Удивился Зинэтула Хайдярович, спрятав руки в карманы своего длинного пуховика, — Дима, пообещай мне одну вещь. — Он вопросительно посмотрел на него, — Пообещай мне что-нибудь придумать с Радуловым. Мне не нравятся ваши драки в раздевалке и склоки на льду. Я дам тебе эту нашивку. И я настаиваю на том, что она должна быть у тебя. Но вы должны перестать дергать команду на себя. Пока Саша основной капитан — хотя бы постарайся сделать вид, что ты его слушаешь. Он орет на тебя, потому что ты его не слушаешь. Я не прошу тебя слушать его советы. Он все еще не тренер, а только игрок. Просто сделай вид, что ты его слушаешь. Как делаешь вид с нами. — Дима тут же улыбнулся, и с неохотой кивнул. — Ты подумал над тем, какие предложения хочешь внести в команду? — Мое мнение не изменилось. Я считаю, что Мифтахов не достоин стоять на воротах. Нам нужен Ахтямов. Он стоит в пятерке лучших вратарей в ВХЛ. Я знаю, что у него травма, и так далее, и тому подобное… но он в этом Нефтянике последние навыки потеряет. Вы же тоже знаете, что эта лига не такая сильная, как наша. Дайте мальчишке еще шансы. Он семнадцать игр с нами отыграл. Он хороший вратарь. И он гораздо лучше. — Этого не будет. — Что я должен сделать, чтобы вы прислушались ко мне? Дайте мне одну игру. Дайте мне только один шанс. Я посижу дома, подумаю что еще можно предложить. Но Артуру надо подняться обратно. Я не прошу отстоять с ним весь плей-офф. Я прошу одну игру. Мы хорошо пошли. Ребята в себе уверены. — Одной игры будет мало для принятия решений. Ты знаешь, когда он выздоровит? — Я слышал от Никишина, что по моей просьбе приглядывает за ним в Петербурге — он в конце января уже сможет выйти на лед. — Дима тут же улыбнулся, — Я понимаю, что мы подведем тогда Нефтяник, что, в отличие от нас, успел залезть в плей-офф, а мы еще где-то там… на дне мирском. Но у них уже место за ними точно закреплено. Дайте шанс. — Дать шанс? — Растерянно переспросил Билялетдинов, — Теперь я должен над этим подумать. Мифтахов пока стоит на воротах, потому что у Тимура небольшая травма. Я не хочу им рисковать. Он наша главная защита. Одной игры точно будет мало, чтобы сделать какие-то выводы. Я подумаю. Только веди себя нормально в раздевалке. Продолжишь ругаться с Радуловым, я найду способ, как вас успокоить. Отношения держите подальше от работы. Ругайтесь так, чтобы этого команда не видела. Один из наших новеньких со мной поговорил, сказал, что это максимально некомфортно, когда такая склока да еще и среди центральных и основных игроков. — Я все понял. — Дима тут же кивнул, проводив взглядом Радулова, что молча прошел мимо них на выход, вместе с Шипачевым. — Хорошо, я что-нибудь придумаю, как уступить в очередной раз Саше. Мне быть готовым на игру с Сочи встать в альтернативных капитанах? — Билялетдинов тут же кивнул. — Хорошо. Я не подведу вас. Спасибо.       Они разошлись по домам. Дима встал перед входной дверью, сжав в руках новенькие ключи. Новые замки еще плоховато работали. Он с трудом открыл дверь, и, тут же закрыл ее. Бросил ключи на полку и прислушался. Тишина? Совсем никого? Он уставился на кроссовки Никиты. Нет, Домовой дома. Вдруг улыбнулся собственным мыслям. Парни сказали, что Никита был довольный, словно ел всю ночь. Кажется, что Лямкина все-таки накормили тем, что он давно выпрашивал. Яшкин беззвучно прошел по пустой квартире. Прижался к закрытой двери в свою комнату. Услышав едва слышимые довольные стоны Никиты, тут же зажал рот рукой, чтобы не рассмеяться, и, пошел на кухню. Заглянул в сковородку. Снова еда. Как хорошо, что рядом есть тот, кто накормит его, когда у него совсем не осталось сил. Никита сам виноват, что занят непонятно чем, пока тут еда еще есть.       Дима запрыгнул на столешницу. Сложил под себя босые ноги, и, схватив сковородку, ложкой начал есть прямо из нее. Как же вкусно. Слопав все, что было, Яшкин заинтересованно полистал новости. Ничего новенького. Видимо ребята были правы. Рома махнул наотмашь, и следит за тем, кто упадет от его удара. Надо наслаждаться затишьем. Нахлебавшись сладкого горячего чая, он спрыгнул со столешницы, и подошел к батарее. Потрогал ее. Горячая. Облегченно выдохнул. Ему кажется, что жизнь начала стабилизироваться. Как он давно не чувствовал внутреннего спокойствия. И на горизонте не было ничего такого, что могло нарушить это спокойствие. Он с улыбкой отправил грязную сковородку в посудомойку, и, допив чай, пошел в комнату к Артуру. С разбегу прыгнул на кровать, и, укрывшись одеялом с головой, моментально уснул.       Проснувшись с утра, лишь с грустью посмотрел на время. Как ему настопиздело идти в первую смену на тренировки. Он уставился на сообщение на ярком экране. Улыбнулся, и, разблокировав телефон, прочитал сообщение от Брукса. Он очень хотел пересечься где-нибудь, и указал на то, что у них в графике совпали два дня выходных. Учитывая то, где он спал и с кем ему приходилось делить квартиру, он даже не знал, согласится или отказаться. Выбравшись из кровати, вышел в коридор, закрыв за собой дверь. Прислушался. Все спят? Он хмыкнул, и, пройдя чуть дальше, увидел, что дверь в хозяйскую спальню была распахнута. Осторожно заглянул за дверной косяк.       Лямкин спал на животе, развалившись на кровати, пуская слюни на подушку, едва прикрытый одеялом в самых интересных местах. Дима присмотрелся. Кертис сидел на полу, сложив под себя ноги, опустив голову, и что-то записывал в дневник, перебирая в руке черную ленточку с подвеской. Он хотел сначала что-нибудь ему сказать, предлагая сесть там, где посветлее, но не стал этого делать. Прижавшись к дверному косяку, Яшкин едва заметно улыбнулся, смотря на то, как изящная ручка выписывает старательно слова в идеальный стройный ряд. Кертис был такой увлеченный. Сидел поджав тонкие губы, склонив голову к бумаге. Шелковистые волосы переливались при каждом лёгком дуновении ветерка с распахнутого окна, освещенные едва заметным лунным светом. Какой он красивый. С неохотой оттолкнувшись от стены, побрел на кухню.       Завтрак уже был готов? С любопытством заглянул в сковородку. Он чувствовал себя немного странно, что гости в доме его обслуживали. Ладно, когда он сам не в состоянии, а сейчас-то было странно этим пользоваться. Почесал затылок, раздумывая, сожрать ли все или это не ему готовлено. Принюхался к себе. Тут же отставив кружку, наказал кофеварке сделать кофе, а сам пошел до душевой. Благоухая карамельным яблоком и ванилью вернулся на кухню. С радостью схватил кружку и сделал несколько жадных глотков. Вздрогнул, почувствовав растекающееся внутри тепло. Сладко и громко зевнул. Услышав неспешные шаги встал около чайника, прислонившись к столешнице. Кертис лишь кратко усмехнулся, на несколько мгновений остановившись, и сказал: — Тут только для тебя. Ешь, не стесняйся.       Яшкин с благодарностью кивнул ему, проводив взглядом. Кертис скрылся, судя по звуку, уйдя в гостевую ванную. С большим удовольствием принялся завтракать, уткнувшись в яркий экран и читая очередную главу книги. Успел все съесть, и налил себе вторую кружечку кофе. Устроился с ним снова за стол. Обняв руками горячую кружку, уставился в собственное отражение, задумавшись о том, что ему делать дальше. Услышал звук сообщения, и снова уставился в экран. Никишин прислал фотографию. Дима тут же счастливо рассмеялся, прикрыв рукой лицо. Саша лежал на больничной койке счастливо обнимаясь с Артуром, что прижимался к нему. С его мальчишками все хорошо. Он облегченно выдохнул. Снова шаги. Поднял взгляд. Снова Кертис. Уже с мокрой головой в его футболке и слишком длинных штанах, которые явно подворочены больше чем на четыре раза. Пристроился неловко на стуле напротив него, обняв свои ноги, и поднял на него заинтересованный взгляд. Дима внимательно рассматривал его, и тихо спросил: — Ты знаешь о том, что случилось вчера днем? — Кертис тут же молча кивнул, — Мне только одно интересно — твое мнение. Радулов ошибся в звании крысы. Твое мнение, кто это может быть? — У меня две теории. Либо это один из наших детективов, либо вообще не твое близкое окружение. Пока склоняюсь больше ко второму. — Тихо сказал Кертис, отведя взгляд в сторону, — Не те, кто оберегают тебя. Но кто-то достаточно внимательный, как и я. Ты сильно много говоришь, Яшкин. Это тебя подводит. Конкретного имени я пока не скажу — я в своих догадках не уверен. — кратко облизнул тонкие губы, шепотом сказав, — Про круг детективов тем более. Я не Радулов, чтобы махать наотмашь не думая. Это опасно, когда протягиваешь руку и говоришь в слух о том, что считаешь человека предателем. — Брукс хочет приехать сюда, пока у наших команд будет выходной. Как ты к этому относишься? — Я тут на птичьих правах. Мне все равно. Ты хозяин квартиры. Даже если тут будет жить Радулов — я ничего не скажу. У меня нет права голоса. — Я могу ему просто отказать, если ты не хочешь его видеть. Я правильно понимаю, что ты дал Никите то, что он хотел, раз его даже еда среди ночи не привлекла. — На лице Кертиса появилась улыбка. Он приложил тонкий палец к губам, показав ему молчать. — Я поражен твоим решениям, Кертис. — Я не против увидеть Брукса. Мы с ним давно не виделись. Ему надо пропиздеться, а то они со Стефаном поубивают друг друга. Что касаемо Никиты, все еще проще. Мне надо просто время, чтобы со всем справится. Я довольно быстро отряхнусь и пойду дальше. Когда тело перестает сопротивляться, значит я пережил этот этап. — Я слышал слова Никиты. Он выдал много твоих тайн нам с Шипачевым и Радуловым. Я думаю, Саша не отстанет от тебя и захочет тебя добить. Я поклянусь тебе о том, что никому не скажу, что случилось. Но я слышал его слова. Ты защищаешь меня, потому что сам был в такой же ситуации. Снова наврал мне, что… — Нет, не наврал. — Волк хмыкнул, перебив его. Снова обнял ноги, прижав их к себе, и положил на них голову, — Но я в пятнадцать лет тоже был не сильно разбирающимся. До меня только ближе к совершеннолетию, ну, которое тут наступает в восемнадцать, дошло, что когда кто-то участвует в покушении на убийство всей твоей семьи, это не любовь, а крайняя степень абьюза. Я пока не готов это с кем-то обсуждать. Даже Никита ничего не знает. Никто из ныне живущих, кроме меня и моих старших сестер, не знает об этом. — Он вдруг усмехнулся, — Больше. — Его взгляд остановился на Диме. — Я защищаю тебя, Дима, потому что меня никто так не защищал, когда мне это нужно было. Тут дело не в ситуации. Не в самой причине. Я бы помогал тебе и тянул к тебе руку, не важно, во что ты опять вляпался — в наркотики, в очередной запой, просто в драку или ты раскрыл государственную тайну. Дима, я чувствую, что ты внутри спокоен. Нельзя. Нельзя сейчас этого делать. Просто не надо успокаиваться и забывать про происходящее. — Да, я спокоен. — Он сделал несколько глотков горячей бодрости, и довольно улыбнулся, почувствовав, как она растекается по организму, — Мы с Радуловым рядом. Он ко мне хорошо и нормально относится. — Его рука указала на ссадину на скуле, — Чуть-чуть поразводить театр и подраться — только раззадоривает меня. Я знаю, что со штатом детективов из восьми человек раскиданных по четырем командам и находящимся в разных городах — я в полной безопасности. Я считаю, что мы победили Ротенберга и как бы он не дергался, я устою. Вы поставили меня на ноги. А Саша стоит рядом. Он уважает меня. Принимает меня как соперника в борьбе за власть. Чего еще надо от жизни? — Он усмехнулся, — Для полного счастья я бы с радостью оттолкнул от него его Аню и ее детей и спал с Сашей так часто, как нам бы с ним этого хотелось. Так, как это было в тот же октябрь или ноябрь в этом сезоне, когда мы ночевали друг у друга, а Саша буквально поселился у меня. — Ротенберг научился задерживать дыхание. Но его оружие все еще наготове. — Кертис недовольно покачал головой, — Ты зря закрываешь глаза и засыпаешь в этом лесу. Не делай этого, Яшкин. Самое страшное, что ты сейчас можешь сделать, это успокоится. Мы с Дамиром разговаривали вчера, пока вы на игре были. — Он подпер голову рукой, сложив ноги уже под себя, и провел пальцем по стеклянной столешнице, — Дамир сказал о том, что ты живешь так, словно тебе плевать на то, что твоих друзей едва не убили. Другой бы разорвал обидчика. А ты просто… молчишь и смотришь. Ты поволновался за Артура, и то, даже не зная о том, в порядке ли он, просто отмахнулся и забыл про него. Твое внимание так быстро переключается. Дамир сказал о том, что у них с Никишиным теория есть, что Ротенберг может кого-то и правда убить. Как ты к этому отнесешься? — Кертис остановил взгляд на нем, — Когда произойдет реальное убийство. Не важно кого. Ну, кроме Саши, я думаю. Что ты будешь делать? Просто примешь эту жертву? Как быстро ты забудешь про это? — Яшкин сидел опустив голову с виноватым видом, — Я могу тебе точно передать его слова: «Знаешь, что будет дальше? Яшкинкс все забудет. Даже если убьют тебя или меня. Даже если убьют Артура, даже если убьют Никишина. Возьмут и просто положат чье-то окоченевшее тело, что не выдержало этой бандитской перестрелке в центре Казани. А он даже не вспомнит об этом уже к вечеру. Ему все равно. Просто все равно. Это для него станет еще одной заурядной, рутинной трагедией. Знаешь, вроде как когда ты захотел блинов испечь, а муки в доме не оказалось.»       Яшкин молча отрицательно покачал головой. Отчасти он был прав. Даже с тем же Артуром. Он просто отдал все на волю Саше Никишину, и знает, что если будет что-то такое критичное, ему об этом скажут. С Дамиром не созванивался — все как-то не до этого. А остальные рядом с ним — в зоне видимости. Огромная поддержка рядом просто закрыла все потребности в беспокойстве за других. Они сами друг за другом смотрят. — Это не правда. — Ты хоть раз позвонил Дамиру, когда узнал о том, что с ним случилось? — Дима снова покачал головой, — А про Артура как часто ты вспоминал? Когда просыпался у него в комнате и у тебя было ощущение, что его рядом не хватает. Это второй твой минус. Дамир ненавидит тебя за это. Но я готов к этому. Именно поэтому я буду защищать тебя, даже если все отвернутся от тебя. Мы для тебя — расходный материал. Мы для тебя такие же вещи, как и для Ротенберга. Консервы. Сожрешь, а банку выкинешь, и даже и не вспомнишь. Вроде что-то ел. А что и когда — уже без понятия. Как только твое внимание переключается, ты моментально все забываешь. Я заметил это за тобой еще в Екатеринбурге, когда ты был около меня под постоянным присмотром. Ты ни про кого не вспомнил кроме Ромы или Саши. У тебя только ими двумя мозги заняты. И то, для двоих сразу места нет. Ты либо думаешь о Саше, либо о Роме. Других вариантов нет. — И что ты мне предложишь сделать? — Дима грустно усмехнулся, — Я считаю, что это все осложнения от запоев и наркотиков. Я ничего не помню. Я с трудом помню уже то, что было со мной даже в этом сезоне. От того-то только три дня и то не полностью. Оно вымывается. Я люблю вас всех и каждого. Ценю вашу заботу. Но да, я такой. Мое внимание тяжело удержать. Не знаю чем это вылечить. — Он поджал губы. Замер, уставившись на то, как рука Кертиса проходится пальцами по коже шеи, вытирая капли от мокрых волос. Волк это сразу же заметил, и отвел руку в сторону. Дима тут же улыбнулся и сказал, — Не соблазняй меня своим проститутским видом. Я сидел, слушал Сашу. О том, как он говорил о тебе. Ты и правда умеешь стать таким, как надо. — Приятным всем быть не слишком сложно. Немного внимательности к чужим словам и действиям. — Кертис кивнул, — Я не специально это делаю. Когда ты третий ребенок в семье из четырех, тебе не сильно-то много любви и похвалы дается. Ты привыкаешь подстраиваться и быть хорошим мальчиком. Вы не первые, и я уверен, далеко не последние считаете меня предателем. Обычно такие, как я, первые попадают под удар. Ты не задумывался, почему Радулов хочет меня получить как второго мальчика себе в постель? — Дима тут же улыбнулся, отрицательно покачав головой, — Любопытно. А вот Никита догадался почему. Нет, ответ я тебе не дам.       Он снова вытер потекшие капли и недовольно помотал головой, словно собака, прогнав капли с волос. Дима счастливо рассмеялся, когда его забрызгало. — Плохой пес! Нельзя так делать. — Не из всех волков можно получить послушную собаку. Моя порода не поддается дрессировке. — Он оскалился, — У меня не просто так острые клыки и остро заточенные зубы. Дима, не смотри на меня таким взглядом. Как любит говорить Брукс: «Это просто флирт». — Я один раз на такой «просто флирт» попался, и теперь пытаюсь жить с тем, что мой парень это Александр Валерьевич Радулов. — Тебе же это нравится. — Дима с гордостью кивнул. — Ну вот и не возмущайся тогда. — Он указал на время, — Яшкин, время не бесконечное. Там очень скользко на улице.       Дима задумчиво уставился на время. У него было полтора часа до тренировки. Он осторожно отставил кружку, и медленно поднялся из-за стола. Кертис, нахмурившись, осмотрел его, и тут же дернулся бежать. Дима погнался за ним. Кертис влегкую перескочил диван, навернув вместе с Димой круг по гостинной. Яшкину понадобилось пару минут поскакать по квартире, пытаясь поймать Волка, что совершенно не хотел ему поддаваться. Схватив его за мокрые волосы, вжал в дверь комнаты Артура, и, оскалившись, тихо прорычал. Кертис недовольно дернулся. — Поддашься мне? — Ты уже поймал меня. — Тяжело дыша сказал Кертис. — Если хочешь, я не стану сопротивляться.       Дима вжался в него, облизнув губы. Его рука задрала футболку, оголив тело. Рука прошлась по впалому животу. — А сам ты этого хочешь?       Кертис даже растерялся, услышав такой вопрос. Он осторожно покачал отрицательно головой. Дима с неохотой отпрял от него, и, тяжело вздохнув сказал: — Блять, и Радулов, сука, во вторую смену. — Он шлепнул Кертиса по заднице, — Падла. Зачем ты такой красивый тут ходишь?       Волк развернулся к нему лицом, совершенно не ожидав того, что Дима возьмет и резко отстанет от него. — Почему? — Я достаточно тебе навредил. Не буду добавлять. — Он кивнул, — Я Сашу приманю сюда на вечер. Сделай так, чтобы он тебя не нашел.