Панацея.

Время и реальность начинали находится в совершенно разных плоскостях и им не было суждено сойтись в одной точке. Водоворот событий затягивал с каждым часом, минутой или секундой все глубже. Время не лечит, а некоторые мгновения имеют привкус вечности. Знакомый потолок, что был изучен вдоль и поперек взглядом мутных, лазурных глаз. Приятная прохлада обволакивала тело. Жизнь вернулась в прошлое русло. Странно и мерзко. Сюрреализм. "Разрушенный мост грез" - Сальвадор Дали. Тишина и лишь призрачное присутствие. Тяжёлый взгляд изучал всё тело, цепляясь за шрам по всему бедру, аккуратно расположившийся там в течение большей части сознательной жизни. Холод пронизывал до костей, пока глаза кого-то мнимого изучали и всматривались. Гробовая тишина и лишь ветер, что иногда посвистывал в старых деревянных рамках. Шевелиться не было сил, словно все мышцы атрофировались, вызывая воспоминания, заставляющие картинки крутиться в голове. Страх. Страх в холодной испарине на лбу, в темном углу недалеко от кровати, в широком содрогающемся зрачке. Холод. Чужие пальцы медленно смыкались на шее, заставляя закрыть глаза.

Время и реальность начинали находится в совершенно разных плоскостях и им не было суждено сойтись в одной точке.

Горячий чай. Холодные руки. Уютный свитер. Голоса больше не имели значение, все вокруг не имело значения, лишь собственные мысли в которые брюнет нырял с головой. Недавние образы больницы все ещё пестрели перед глазами. Цветная плитка и ровные стыки. Солнце за окном. Яркие апельсины. Кто принес их? Голова раскалывалась, словно не давая выстроить картину того дня. Навязчивые мысли сгрызали. Все вокруг перестало быть как раньше, привычным, обыденным. Старые маршруты казались чем-то новым, даже окно возле стола в аудитории выглядело не так.

За все ошибки нужно платить.

Солнце и лишь раскалённая металлическая горка под ногами. Куча детей, все улыбаются и предлагают дружить. Почему бы и нет? Во рту было сухо, сбитое дыхание обжигало лёгкие, лишь апельсиновый сок спасал от жажды. Смех. Страх. Боль. Голоса ушли на второй план, а в глазах помутнело от резкой боли. Темно, и холодные пальцы, что коснулись шеи в тот день, много лет назад. Боль. Главный страх в детстве. Когда ты падаешь на коленки, сдирая кожу, родители бережно обработают и поцелуют в лоб. Боль дает понять то, что ты ещё живешь, а пока жив, то все впереди и завтра будет лучше, чем вчера. Все раны заживают спустя время. Спустя несколько минут, пока не приедет скорая, пока худое тело не положат на носилки, пока бедра не коснется скальпель. Чай больше не грел, а заставлял мурашки бежать по коже. Страх. Дрожь по всему телу. Металлический привкус во рту. Дышать становилось все труднее. Нижняя часть тела медленно немела. Мысли в голове прыгали с одной на другую. Куникудзуси и сам не помнил, как он вышел из кофейни. Свежий воздух заставлял все вокруг кружиться на все 360°. Яркий дорожный знак. Почему он на земле, а руки в ссадинах?

Время встало, здравый смысл испарился.

Тень. Густая, черная, бесформенная. Она шла по пятам. Лязг метала об асфальт. Студент знал, что оно пришло за ним. Хотелось спрятаться от всего происходящего. Пальцы скрылись в густых смоляных волосах. Боль. Ногти впивались в кожу головы, словно желая содрать скальп. Пересохшие губы шептали — "Уходи, уходи, уходи!" : и вот, он снова ребенок и главный страх больничной палаты. Голубые глаза смотрели четко прямо. Бежать. Дальше от всех, дальше от всего. Горячее и отрывистое дыхание обжигало лёгкие. С неба срывались первые капли. Знакомые улицы были совершенно неузнаваемые. Это был не обычный и привычный мир. Долго бежать не выйдет, все равно тебя догонят. Холодный ливень. Вязаный свитер с каждым шагом становился все тяжелее. Мокрые волосы били по лицу, смахивая подступающие слезы. Ноги сами вели в неизвестном направлении. Светло. Высокое здание стремилось вверх. Яркие огни в окнах напоминали солнце и были словно спасением. Сердце бешено колотилось. Тяжёлая дверь. Люди. Взгляды смотрели внутрь, в широко распахнутые от страха глаза. Лазурь. Сцена, цирк, цирк уродов и остолбенение. Знакомый потолок, что был изучен вдоль и поперек взглядом и лишь чужие пальцы медленно смыкались на шее, заставляя закрыть глаза. Мир — иллюзия, а все, что помнил студент лишь подобие реальности. В больнице не было цветной плитки, лишь бесконечный белый. За последний месяц погода не радовала солнцем. Окно возле стола в аудитории было прежним, как и маршруты, только там не было его самого. Запах цитрусовых, яркие апельсины, они никогда не стояли на столе.

"Верно ли утверждение, что в момент собственной слабости мы вспоминаем о лучших моментах собственной жизни? В момент страха и ужаса, в момент предвкушения собственной смерти всё, о чём мне приходилось думать — само осознание страдания, боли и мерзости. В тот момент мне стало так страшно думать, что теперь придётся менять что-то в собственной жизни, что единственное, что могло спасти меня — это мастерски развитое умение избегать проблем и выкидывать из памяти неприятные мысли. Теперь, спустя огромное количество времени, всё, что я знаю — я никогда не был прав"¹