Исповедь

-Помоги мне, Господи, ибо я согрешил.  Стены вокруг украшены до боли знакомыми пурпурно-фиолетовыми образами, которые, казалось, так недавно были где-то рядом, прямо перед глазами. Но он воспринимает это скорее как уродство, обременяющее помещение на вечный скоп человеческих переживаний и самоистязания. Колени прикованы к холодному полу, голова обращена вверх, к алтарю. В ней, как пчелы, роятся выворачивающие насквозь навязчивые мысли: чувство, похожее на ностальгию, резонируя с другой частью сознания, парализует тело, заставляя его остаться на месте, желать дальше, не давая ни малейшего шанса на побег. А бежать хочется, далеко и надолго. Изолировать себя и среди сплошного одиночества вылепить нового Джейса Талиса. Не порочного, не оскверненного, идеального советника и дипломата для Пилтовера.  Тихий шепот молитвы разрезает тишину, откликаясь даже в самых удаленных уголках церкви. Он ждет момента искупления, ждет, когда его любимое божество, его ангел, снизойдет к нему с небес и озарит лучиком надежды мрак, что бушует в нем с того самого момента, как Виктор являлся к нему впервые.  Он отчетливо помнит каждую деталь той судьбоносной встречи. Помнит, как до этого жил во тьме и неведении. Ведь то, что явилось к нему в тот день, было совершенного рода существо. Идеальная форма жизни - Бог, которому хочется поклоняться, вожделея встречи и покровительства весь жалкий остаток земной жизни.  Все время его переживания, мысли, логические умозаключения состояли исключительно из Виктора: на совете, за едой, в лаборатории, с Мэл и перед сном он хотел молиться ему. Стать тем особенным последователем, которого Бог из тысяч таких же фанатичных обожателей выберет сам за бескорыстную веру и преданность. Размышляя об этом, он понял - Виктор сделал его своим фаворитом еще давно. Тогда, когда разглядел за привлекательным чехлом внешности нечто большее. Ничтожный Джейс Талис видел его рождение, его приход в этот мир. Виктор специально все устроил так, показав свой истинный лик, явившись в обнаженном виде. Тогда о мессии никто не знал, а он уже обожал его. Это поистине делало его исключительным.  В один день он позволил себе испытывать иного рода чувства. Прямо во время молитвы перед сном уровень гиперфиксации и веры в своего Иисуса достиг апогея. То, что больше не хотелось считать самим собой так яро и чувственно анонировало. Грудь вздымалась, а тело подрагивало от оргазма, когда он начал ненавидеть себя за фантазии напрямую связанные со своим Богом. Почему то, как он берет его идеальное в своем несовершенстве лицо в свои руки, целует, целует дальше вниз, представлялось ему таким отчетливым образом? Неужели он знал человеческую оболочку Виктора, которая так крепко засела в его голове, заставляя сердце биться чаще, а бабочек в животе порхать как будто он был моложе лет так на 10? Это пугало его. За этим он пришел сюда.  Ему не нравились церкви, посвященные Виктору. Виктор принадлежал только ему. Это был его Бог, а Джейс Талис был его самым любимым человеком.