Inked

Это было утро кануна Рождества, и Лондон выглядел как открытка. Городские автобусы усеивали улицы, словно красные украшения выделяясь на фоне серого неба и белого снега, который тонким слоем покрывал землю после ночного снегопада. Универмаги были заполнены людьми, покупающими подарки в последнюю минуту, в пабах грелись студенты и офисные работники, у которых начались выходные. Катки перед Лондонским Тауэром и Музеем Естественной Истории были переполнены катающимися на коньках людьми всех возрастов, которые скользили по льду и спотыкались, наслаждаясь праздничным духом, окутывающим все в это время года. Многие заведения были закрыты в Сочельник, Рождество и День Подарков, в том числе Fedelius Flowers и Black Dog Tattoos. Ремус насладился завтраком из чая и тостов в своем любимом месте в квартире – маленьком уголке для чтения под окном в его спальне-гостиной, перед тем как бросить сумку на узкую кровать и начать собирать одежду на несколько дней. Он планировал сесть на дневной поезд до Кардиффа, чтобы по традиции провести праздники с отцом. Рождество было для Ремуса горько-сладким временем – он всегда ужасно скучал по матери, когда они с Лайаллом сидели вокруг елки с подарками, сладостями и горячим сидром, но все равно наслаждался временем, проведенным с отцом. Он как раз запихивал шарф в сумку, когда зажужжал телефон. Он поднял его и не смог сдержать улыбку, растянувшуюся на его лице, когда он прочитал сообщение Сириуса. Лучше бы ты еще не уехал в Уэльс, Люпин. У меня есть кое-что для тебя! Могу я зайти к тебе? Он быстро набрал ответ: "Еще несколько часов притворяюсь англичанином. Я буду в магазине до трех", – и продолжил собирать вещи. И если он все еще ухмылялся, как идиот, пока делал это, что ж, никто не мог этого доказать, не так ли? После долгих внутренних дебатов он наконец выбрал подарок для Сириуса в прошлые выходные. Он не хотел дарить что-то слишком большое (это могло бы смутить), но он хотел подарить Сириусу что-нибудь значимое. В конце концов он зашел в местный музыкальный магазин и вернулся домой с саундтреками к Рокки Хоррор на виниле. Теперь пластинка лежала на его кухонном столе, завернутая в красную с золотым оберточную бумагу и готовая к вручению новому владельцу. Ремус был доволен своим решением – подарок был личным (намек на их "детей"), красивым и без вычурности. Его желудок сжимался в приятном предвкушении, когда он смотрел на него через всю комнату, и думал о том, что Сириус скоро появится на его пороге с собственным подарком. К тому времени, как Ремус услышал под своей квартирой характерный рев двигателя мотоцикла, он уже закончил собирать вещи и сменил пижаму на черно-белые Converse, джинсы и шалфейно-зеленый джемпер. Он встретил Сириуса на половине пути у двери в дом как раз в тот момент, когда Сириус поднялся на верхнюю ступеньку и уже поднял руку, чтобы позвонить. — Привет, Ремус! — радостно сказал Сириус, когда они неожиданно оказались лицом к лицу. Он улыбнулся достаточно широко, чтобы показать зубы, и Ремусу пришлось сделать вдох, прежде чем он смог выдавить из горла приветствие, как он надеялся, непринужденным тоном. Сириус был одет в свою дорогую кожаную куртку поверх темно-серой футболки (с почти абсурдно низким вырезом, учитывая погоду), выцветшие джинсы и знакомые мотоциклетные ботинки. По дороге он собрал волосы в пучок, и несколько свободных прядей обрамляли его красивое улыбающееся лицо. На плечах у него был рюкзак. Ремус заметил пару черных сережек в мочках его ушей и сколотый лак на ногтях. Глядя на него, стоящего на пороге, Ремус подумал, что никогда в жизни не видел никого настолько красивого. — Заходи, здесь чертовски холодно, — сказал Ремус. Он провел Сириуса по трем лестничным пролетам и узкому коридору, пока они не добрались до его квартиры. Когда он открыл дверь и Сириус шагнул внутрь, ему пришло в голову, что Сириус раньше не был у него дома. Он то и дело подвозил Ремуса домой, но Ремус обычно заходил в квартиру Сириуса, если они собирались куда-нибудь вместе или ему нужно было занести одолженную книгу или пластинку, благо она была удобно расположена. Сириус, похоже, подумал о том же, когда вошел в гостиную и оглядел маленький диван и захламленный журнальный столик, картины на стенах, комнатные растения на подоконнике и книжные полки, заваленные подержанными книгами в мягких обложках и безделушками. — Мне нравится твоя квартира, — сказал он удовлетворенно, наклонившись вперед у окна, чтобы полюбоваться видом. Он обернулся, чтобы посмотреть на Ремуса, и улыбнулся. — Здесь все очень по-твоему. — Ты о едва сдерживаемом хаосе?— спросил Ремус, возвращая ему улыбку. — Я думал о чем-то более теплом, — задумчиво сказал Сириус. — Ну, знаешь, все милое, уютное, приветливое, приятное глазу. Ну и немного гиковское, я тут вижу целую полку с фэнтези? — Отвали, — сказал Ремус без малейшей доли злобы, по его позвоночнику пробежала дрожь от того, что Сириус назвал его квартиру и, пусть и косвенно, но и его самого такими словами, как "милый" и "приятный глазу". — Ты идешь сегодня к Андромеде? — Да, пойду на их вечеринку в канун Рождества, где утоплю свои печали в эгноге после того, как Тед десятый год подряд откажется целовать меня под омелой. А утром поеду к Поттерам. К родителям Джеймса, я имею в виду. Они настаивают на том, чтобы я, Джеймс, Лили и Гарри каждый год оставались у них на День Подарков. Ремус улыбнулся, представив себе, как шумно и весело пройдут праздники Сириуса.  — Звучит весело. И утомительно. Сириус хмыкнул в знак согласия, возясь с проигрывателем, стоявшим рядом с книжными полками. Ремус заметил, что у него была такая привычка: проводить пальцами по предметам, рассматривая их. Это заставляло Ремуса чувствовать, что его квартира гораздо интереснее, чем она есть на самом деле. Он не знал, что будет делать, если Сириус начнет гладить его постельное белье. — Значит, только ты и твой отец? — спросил Сириус, вырывая Ремуса из его мыслей. — На Рождество? — Я, мой отец, кошки и сидр, которого хватит на дюжину человек, — ответил Ремус. Он слегка сморщил нос, подумав о трех любимых питомцах Лайалла. — Я никогда не любил кошек, и они это знают. Почти уверен, что это взаимно. Но мой отец стал сумасшедшим кошачьим родителем, благослови его Господь. Половина подарков, которые я ему дарю, на самом деле для них. — Собаки намного лучше, — согласился Сириус. Он резко скинул рюкзак с плеч, кажется, внезапно что-то вспомнив. — О! Кстати, о подарках. Он вытащил коробку, такую большую, что Ремус не знал, как она вообще поместилась в рюкзак.  — О боже, — сказал Ремус, широко раскрыв глаза. — Что ты сделал? Сириус только рассмеялся, пересекая гостиную, чтобы встать перед Ремусом, и протянул ему коробку. — Не волнуйся, у меня отличная процентная ставка. Я выплачу кредит в кратчайшие сроки. — Господи, ты смешон, — простонал Ремус, вызвав у Сириуса очередную усмешку. — На самом деле ничего особенного, Ремус, обещаю, — обнадеживающе сказал он. Он вложил коробку в руки Ремуса. — Не открывай ее пока. Подожди до завтра. Ремус прикусил внутреннюю сторону щеки, чтобы его улыбка не стала слишком широкой, когда прочитал свое имя, написанное на бирке изящным почерком Сириуса, и снова посмотрел на другого человека.  — Хорошо, — мягко сказал он. — Спасибо, Сириус.  Взгляд Сириуса, на мгновение опустившийся на губы Ремуса, вернулся обратно к его глазам, когда Ремус заговорил.  — Не за что, — ответил он так же мягко. — Счастливого Рождества, Ремус. Они долго смотрели друг на друга, прежде чем Ремус резко прочистил горло и повернулся, чтобы отнести коробку на кухню. Сириус последовал за ним, и Ремус протянул ему завернутую пластинку, которую он купил.  — Счастливого Рождества, — сказал Ремус, когда глаза Сириуса загорелись, и его пальцы пробежали по обертке подарка. — Это всего лишь мелочь, правда, так что... — Нет, это прекрасно. Спасибо, — категорично сказал Сириус, покачав головой.  Он выглядел так, словно Ремус только что вручил ему луну, и у Ремуса потеплело в груди.  — Ты даже не знаешь, что это такое, — рассмеялся он. — Откроешь его завтра? Так будет справедливо. — Да, да, хорошо, — согласился Сириус, пытаясь казаться раздраженным, но оказавшись совершенно не в силах стереть ухмылку со своего лица. Последовала еще одна долгая пауза, пока они улыбались друг другу.  — Я должен, эм... позволить тебе вернуться к этому, — наконец пробормотал Сириус, однако он не отодвинулся, и, казалось, не спешил этого делать. — Хм? — тихо сказал Ремус, опустив глаза на его прикушенную нижнюю губу.  Он почувствовал внезапное желание податься вперед и взять эту губу между своими зубами, сначала осторожно прикусить ее, а затем уже чуть менее осторожно провести языком по ней. Ему очень хотелось узнать, какие звуки может издавать Сириус, если он будет делать все это достаточно медленно.  — Тебе ведь нужно успеть на поезд, не так ли? Ремус моргнул и посмотрел в глаза Сириуса, в которых застыл вопрос, медленно возвращаясь в реальность. — О. Да. Прости. Да. Он положил подарок Сириуса на стол, Сириус убрал подарок Ремуса в свой рюкзак, и они вышли из здания и направились к месту, где Сириус припарковал свой байк. Ремус прищурился, глядя вверх: пока они были внутри, снова пошел мелкий снег. Сириус накинул лямки на оба плеча и взял в руки шлем, но не сразу надел его. Он повернулся к Ремусу и открыл рот, чтобы что-то сказать, но лишь пробормотал что-то невнятное. — Что? — мягко переспросил Ремус, он никогда раньше не видел, чтобы Сириус колебался, прежде чем что-то сказать. Сириус наклонил голову, рассматривая его с минуту. Что-то было в его глазах, когда он улыбнулся Ремусу, что-то похожее на грусть. Но это выражение исчезло так же быстро, как и появилось, и на его лице осталась только нежность, когда он потянулся и поцеловал Ремуса в щеку. Пульс Ремуса участился, он затаил дыхание и стоял совершенно неподвижно. Сириус опустился на пятки и, все еще улыбаясь, сказал:  — Увидимся позже, Люпин. Ремус снова обрел голос только после того, как Сириус надел шлем на голову и сел на мотоцикл, собираясь повернуть ключ в замке зажигания.  — Увидимся. Счастливого Рождества!  Он мысленно закатил глаза после этих своих слов: они уже успели поздравить друг друга с Рождеством, и все, чего ему действительно хотелось, так это схватить эту нелепую кожаную куртку руками и... Кивнув и насмешливо отдав честь, Сириус завел двигатель, и звук заглушил все, что Ремус мог попытаться сказать после этого. Он смотрел, как мотоцикл уносится по главной дороге, и снег собирался на его волосах. — Отлично сработано, Ремус, очень хорошо, — пробормотал он, со стоном откинув голову назад и закрыв глаза. Когда его лицо замерзло от тающих на нем снежинок, он отряхнул волосы и, бросив последний тоскливый взгляд в ту сторону, куда уехал Сириус, и поднялся в квартиру.  — Ириску? Лайалл протянул сидящему рядом с ним на диване Ремусу конфету из своей жестянки с ирисками, и тот усмехнулся и закатил глаза, но взял ее. — Ты так говоришь, будто я не ел их весь день, — сказал Ремус, засовывая кусочек в рот. Блестящее коричневое лакомство с сахаром и маслом таяло во рту, и он издал довольный стон. — Лучшая часть Рождества, — заявил он, заставив Лайалла рассмеяться. Ремус не был уверен, что сможет когда-нибудь снова встать с отцовского дивана. Огонь в старинном кирпичном камине согревал его, а вечер с жареной бараниной, пряничным пудингом, горячим ромовым сидром и ирисками оставил его счастливым, сытым, вялым и с тяжелыми веками. Ему казалось, что он мог бы легко заснуть прямо там, где сидел, и не проснуться до следующего утра. В углу комнаты стояла рождественская елка, весело мерцающая огнями, а под ней среди горки открытых подарков, лежал большой рыжий кот. Он изящно потянулся и, мурлыча, свернулся калачиком, чтобы снова заснуть. По радио Кирсти Макколл и Шейн Макгоуэн пели Fairytale of New York:

The boys of the NYPD choir

Still singing "Galway Bay"

And the bells are ringing out

For Christmas day

Ребятишки из хора Нью-Йоркской полиции

Все так же распевают «Залив Голуэй»,

И колокола звонят,

Предвещая рождественский день.

Лайалл отложил жестянку с ирисками и посмотрел на огонь. После стольких лет Ремус мог понять по напряжению в глазах отца, куда, или, скорее, к кому, ушли его мысли. Он кивнул сам себе, с минуту наблюдая, как пламя пляшет вокруг дров в камине.  — Она съела бы больше ирисок, чем мы оба вместе взятые, и ей даже не стало бы плохо.  Лайалл повернул голову и посмотрел на Ремуса, удивленный способностями сына к чтению мыслей, а затем криво усмехнулся и пожал плечами.  — Очевидно, о чем я думаю, да? — сказал он. — Ну. Ты абсолютно прав. Твоя мама была не тяжелее перышка, но могла съесть целую лавку сладостей. И легко могла перепить меня. На Ремуса нахлынул поток горько-сладких воспоминаний, и он немного грустно улыбнулся.  — Тебя может перепить и ребенок, — поддразнил он. Почувствовав себя более бодрым, Ремус встал и налил каждому из них по стакану сидра. Отец поблагодарил его, беря стакан, и вернулся на свое место. Он сделал медленный глоток, позволяя знакомому вкусу и запаху успокоить его. Лайалл похлопал Ремуса по колену. — Я просто благодарю свои счастливые звезды за то, что у меня есть ты, мой мальчик, и за то, что ты счастлив, здоров и так хорошо справляешься со всеми своими делами. Это все, чего она хотела. — Ладно, заберу-ка я это, ты становишься сентиментальным, — сказал Ремус, делая вид, что хочет забрать стакан у Лайалла.  После минутного смеха между ними воцарилась тишина, и Ремус раздумывал, стоит ли ему еще что-нибудь сказать о своей матери, пока его отец не заговорил первым. — Я знаю, что постоянно пристаю к тебе по поводу свиданий, и ты уже устал от моих вопросов, не собираешься ли ты привести кого-нибудь сюда на какой-нибудь праздник… не смотри так испуганно, я не спрашиваю сейчас, просто... ну, я хочу, чтобы у тебя было то же, что и у меня, понимаешь? — один уголок его рта приподнялся в тоскливой улыбке. — Я хочу, чтобы ты нашел девушку, которая сделает тебя таким же счастливым, как Хоуп сделала меня. Ремус понял, что ему не нравятся девочки, в 13 лет после того, как Эмма Боуэр поцеловала его в губы посреди школьной площадки. Он понял, что ему нравятся мальчики, год спустя, когда старший брат Эммы, Мэтью, пробежал мимо него в одних спортивных шортах, пока Ремус ждал автобус домой. Он отчаянно хотел поговорить об этом с матерью, но ее уже три года как не стало, и он не хотел перекладывать это на плечи отца – он был убит горем, и Ремус был всем, что у него осталось. "Что, если именно это навсегда разобьет его сердце?" – ругал себя Ремус всякий раз, когда ему становилось тяжело хранить свой секрет. Так продолжалось годами, в конце концов он открылся друзьям и начал ходить на свидания, но никогда не приводил никого домой и всегда следил за тем, чтобы в разговоре с отцом не проскользнуло неправильное местоимение. С Майклом было сложнее всего. Это были самые долгие и серьезные отношения Ремуса, и невозможность поговорить с отцом об их болезненном расставании, когда он пытался оправиться еще и от несчастного случая, заставила его усомниться в каждом выборе, который он когда-либо делал до этого момента. Но он все равно сумел сохранить свой секрет, боясь усугубить страдания Лайалла при виде сына на больничной койке. Он ждал привычного укола в сердце при упоминании Лайалла о том, что не нашел ли он именно девушку, но этого не произошло. В глубине его сознания раздался голос Алисы. Ты копишь все, пока твоя чаша не переполнится и ты не утонешь в ней, Ре. И, может, дело было в этом, может, в четвертом стакане сидра, или в рождественской атмосфере, или в том, как сильно он устал хранить секрет за эти 16 лет, а, может, в сочетании всего этого, но Ремус больше не мог найти в себе силы скрывать это. — Это... будет не девушка, папа, — Ремус сделал паузу, глядя Лайаллу в глаза. — Если бы я влюбился в кого-то. Это была бы не женщина. — О, — Лайалл откинулся назад, ошеломленно моргая. — Это... ты уверен? Ремусу вдруг захотелось рассмеяться, но вместо этого он кивнул. Дикая искра храбрости, которая вспыхнула в нем несколько минут назад, уступила место тревоге. Дрожащей рукой он поставил свой стакан с сидром и заставил себя снова встретить взгляд отца. — Ну, я... — Лайалл прочистил горло, все еще выглядя немного ошарашенным. — Итак, ты... — он сделал неопределенный жест в воздухе между ними рукой, не державшей его напиток, — гей? Ремус снова кивнул, не совсем доверяя своему голосу. — О, — повторил Лайалл. — Извини, ты просто, эээ, немного шокировал меня, — он, казалось, пришел в себя, и поставил свой напиток на место, затем наклонился вперед и положил обе руки на плечи Ремуса. — Все в порядке, — сказал он хрипловатым ласковым голосом, — все в порядке, Ремус. Пока ты счастлив. Эй, не надо слез. — Что? Я не... — Ремус моргнул, коснувшись кончиками пальцев нежной кожи под глазом. Они остались влажными. — Черт. Прости, я... просто... Он рассмеялся дрожащим смехом, теперь у него дрожали не только руки, но и все тело. Лайалл притянул его в объятия, и Ремус позволил еще нескольким слезам вытечь, прежде чем сделать серию длинных, дрожащих вдохов. Когда они отстранились друг от друга, он улыбнулся. — Я просто... это облегчение. Что ты не расстроен. Черно-белый кот громко мяукнул со своего места на полке, разрывая напряжение, и они оба рассмеялись, немного истерически, если честно. — Конечно же ты не расстроил меня, — сказал Лайалл, переведя дыхание. — Для этого мне нужно нечто намного большее. Ты ведь знаешь, что я люблю тебя? — Знаю. Я тоже тебя люблю, папа, — Ремус подумал, что никогда не чувствовал любовь к отцу так остро, как в этот момент. — Хорошо. С этим разобрались, — Лайалл бросил Ремусу очередную ириску, которую тот едва успел поймать вовремя. — А у тебя есть парень? — Нет, — ответил Ремус, положив конфету в рот. Он подумал о Сириусе, таком красивом, добром и немного безбашенном. Он подумал о губах Сириуса, прижавшихся к его щеке на холоде. — Но, если я встречу кого-нибудь, я привезу его сюда. — Хорошо. Они медленно допивали напитки и слушали радио, пока Лайалл не зевнул, потирая рукой лицо.  — Я совсем устал. Пора старику ложиться спать. Ты в порядке? Если он и был сонным до своего признания, то сейчас он был совсем вымотан и истощен от наплыва эмоций. Но он был честен, когда улыбнулся отцу и сказал:  — Да. Да, все хорошо.  — Тогда спокойной ночи, парень, — Лайалл остановился, почти выйдя уже в коридор, и повернулся, оглядываясь на Ремуса. — О, похоже, у тебя там еще есть подарок. Лучше открой его, пока еще не наступило Рождество. Он кивнул в сторону елки, под которой лежал завернутый подарок Сириуса. С этими словами и прощальным кивком Лайалл удалился в свою спальню. Ремус опустился на колени перед елкой, придвинув к себе коробку. Рыжий кот презрительно посмотрел на него.  — Во что бы то ни стало, ваше величество, продолжайте спать, — пробормотал он. — Не обращайте внимания. Он замешкался, снимая оберточную бумагу, чувствуя, что снова испуган размером коробки. Что, черт возьми, мог подарить ему Сириус? Был только один способ это выяснить, так что он открыл коробку, заглянул в нее… и рассмеялся. Перед ним был мотоциклетный шлем – запасной шлем Сириуса, тот самый, который он одолжил Ремусу для их спонтанной поездки по городу несколько месяцев назад. Он вытащил его из коробки, взял под мышку, а другой рукой достал записку, на которой узнал изящный почерк Сириуса. Многоуважаемому мистеру Р. Дж. Люпину. Считай это открытым приглашением прокатиться со мной на байке в любое время, когда захочешь. В прошлый раз ты был явно в своей среде! А в следующий раз я постараюсь еще и прийти в лучшем настроении. О, и еще кое-что, что, зная силу твоей сахарной зависимости (а я хорошо ее знаю), как мне кажется, может порадовать тебя сегодня. С Рождеством, Ремус. Я так рад, что мы встретились. Сириус, x Записка лежала на целлофановом пакете, набитом множеством шоколадных конфет. В груди у Ремуса все горело, он не мог перестать улыбаться. Он положил шлем и его содержимое на диван и достал свой телефон из-под подушки. На нем было сообщение от Сириуса, отправленное несколько часов назад – фотография пластинки с подписью: Ремус, это великолепно!!! Я врубил ее в библиотеке после ужина, Джеймс готов меня убить. Он ушел с телефоном в свою детскую спальню, в которой провел ночь, и лег под одеяло, прежде чем набрать ответ: Рад, что тебе понравилось. Не был уверен, есть ли она у тебя уже или нет. // У Поттеров есть библиотека? У меня не было, но теперь я могу петь песни нашего народа Риффу и Мэгз! // Да, есть. Настоящая. Тебе бы понравилась. Я должен извиниться перед Энди. // Я думаю, если бы у меня была библиотека, я бы никогда не выходил из дома. Но кто тогда будет приносить мне чай? У меня останется только дерьмовый кофе Энди. Ах, конечно. Мое предназначение в жизни. // Шоколадные конфеты, кстати, прекрасны, спасибо. А остальное? Ну. Полагаю, нам придется как-нибудь еще раз прокатиться. ДААААА! Я уже жалею об этом решении. // Передай всем от меня поздравления с Рождеством. Джеймс и Лилс передают тебе то же самое. Гарри говорит "НЕТ", но я бы не принимал это на свой счет. Он очарователен. // Хороший день? Мм. Отличное Рождество, в общем. Энди тоже передает привет. Ты получил свой поцелуй? Нет! Этот Тед Тонкс такой дразнилка. Вся надежда на следующий год. // На самом деле, в семейном празднике произошла драма. Приходил Регулус. Правда? Как... все прошло? Чертовски странно, если честно. Он появился в самый разгар веселья, и все замолчали. Было слышно только сверчков. Что он сделал? Что ты сделал? Я разозлился, когда увидел, как он вошел в дверь... В смысле – какого хрена, понимаешь? Чего он хочет на этот раз? Но я вспомнил, что ты сказал недавно. Что ты не думал, что в прошлый раз он хотел меня разозлить. Поэтому я попытался быть вежливым. Это хорошо, Сириус. А он был вежлив? Да. Не пойми меня неправильно, все это было чертовски неловко, но он сказал, что проходил мимо и хотел поздравить нас с Рождеством, и даже принес Энди венок для двери. Он пробыл недолго, но никто не взорвался, так что... Похоже, он хочет загладить свою вину. Или, по крайней мере, пытается не быть твоим врагом. Это уже что-то, да? Да. Это что-то. Мы провели в одной комнате больше пяти минут и не убили друг друга! Настоящее рождественское чудо. Может, в следующем году это будет 10 минут. С каких пор ты полон солнечного оптимизма? Заткнись, это Рождество. И у меня есть пакет шоколадных конфет. Последним сообщением, которое с улыбкой на губах прочитал Ремус, прежде чем провалиться в сон, было:  Может быть, в следующем году будет два мешка конфет.