Чернильные кляксы и Незабудки

2019

— Со мной всё в порядке, правда — сказал Ньют, пока Анафема рассматривала порез на его голове. — Мне просто нужно прилечь, не надо суетиться. — Но ты очень сильно ударился головой, — сказал Азирафаэль, нервно теребя руками. — И ты был без сознания почти минуту. Я думаю, что нам следует отвезти тебя в больницу. — Я правда не думаю, что всё настолько серьёзно, — раздражённо сказал Ньют. В углу Кроули со слышимым, слегка угрожающим щелчком снял резиновые перчатки. — У тебя болит голова? Ньют нахмурился. — Да? Ну, я только что ударился головой. Разве это не логично? — Звенит в ушах? — Немного, но… — Тошнит? — Ну, теперь, когда ты об этом упомянул… — Давай в машину. Ньют выглядел так, словно собирался снова возразить, но Азирафаэль прервал его, нежно сжав его предплечье. — Лучше перестраховаться, да? Давай доведём тебя до машины. — Он взглянул на Адама, чьё присутствие было почти забыто в наступившем хаосе. — А тебе пора домой. Адам кивнул, впервые решив не спорить. Он вышел из магазина в оцепенении и слегка шокированным, «План» должен был идти совсем не так. Вернувшись в магазин, Анафема и Азирафаэль помогли Ньюту подняться на ноги. Он выглядел так, словно собирался снова возразить, но Кроули прервал его. — Травмы головы — это не шутка, парень, поверь мне, — прорычал Кроули, вытаскивая ключи из кармана. Он ткнул ими в направлении Ньюта. — Но если ты истечёшь кровью на сиденьях, я проявлю к тебе меньше милосердия, чем, когда ты был на полу, понятно? Ньют сглотнул. — Да сэр. Четвёрка направилась к «Бентли», где на заднем сиденье разместились Ньют и Анафема. Кроули направился к переднему сиденью, и, прежде чем он успел усомниться в себе, Азирафаэль протянул руку и схватил его за рукав. — Ты уверен, что всё нормально? — тихо спросил он. — Я могу поехать с ними на такси, если это всё… ну, слишком. Кроули, казалось, был на грани того, чтобы выдать умный ответ, но передумал. — Всё в порядке, ангел, — сказал он со вздохом. — Прошло тридцать лет, и это уже не такая больная тема. Азирафаэль кивнул и отпустил рукав. Когда Ньют растянулся на коленях Анафемы на заднем сиденье, у него не было другого выбора, кроме как проскользнуть на пассажирское сидение. Кроули сел на водительское сиденье и повернулся к нему. — В травматологию? — спросил он. — Марилебон, наверное, будет ближе всего. Азирафаэль покачал головой. — Нет, если ему понадобится компьютерная томография, там её не сделают. Лучше поехать в отделение неотложной помощи. Кроули кивнул, один из тех редких моментов, когда они были друг с другом согласны. — Значит, в больницу Святого Томаса? Азирафаэль прикусил нижнюю губу. — Думаю, его быстрее посмотрят в больнице Святого Павла. В больнице Святого Павла, где он проходил пастырское служение. Где он и Кроули впервые встретились. Судя по выражению его лица, Кроули тоже думал об этом. Через мгновение он кивнул и повернул ключ зажигания. — Не думаешь, что у тебя там остались какие-то связи? — спросил он. Азирафаэль выдавил лёгкую улыбку. — Боюсь, что нет. После моего ухода я не поддерживал связь с Габриэлем. Кроули ухмыльнулся, выезжая на дорогу, не глядя. — Правда? Я был уверен, что ты и он есть друг у друга в друзьях на Фейсбуке. Каждую неделю собираешься с ним и старым Сандалвудом поиграть в бридж. — Отец Сандалфон, — поправил Азирафаэль. Рефлекторно он схватился за материал сиденья одной рукой, а другой прижался к крыше, это была слишком знакомая поза после многих лет езды на «Фольксвагене». Он думал, что Кроули будет более осторожен теперь, когда у него есть машина, за состоянием которой следует следить (в случае аварии на прошлой машине ему бы просто нужно было заменить «Жук»), но это было явно не так. — Если подумать, то он, вероятно, уже мёртв, — размышлял Кроули, едва уворачиваясь от пары велосипедистов. Азирафаэль стиснул зубы, когда «Бентли» проехала на красный свет. — Возможно. Когда я его знал, он уже был далеко не молод, а это было тридцать лет назад. — Скатертью дорога. — Кроули! — Нет, я не откажусь этих слов, — сказал Кроули. — Он был подонком до мозга костей, особенно по отношению к тебе. Надеюсь, он теперь горит в аду. Азирафаэль издал тихий звук неодобрения, хотя и почувствовал небольшую искру тепла в груди от такого отношения Кроули. — О чём вы, ребята, болтаете? — спросила Анафема, наклонившись вперёд на своём сиденье. Кроули наклонил зеркало заднего вида, чтобы лучше видеть её. — Просто предаёмся воспоминаниям. Как пациент? — Он в порядке, — проворчал Ньют. — Я всё ещё считаю, что всё это немного слишком, — добавил он, хотя ни от кого не ускользнуло то, что он не решил убрать свою голову с колен Анафемы. Остальная часть поездки прошла в относительной тишине, единственными звуками были автомобильные сигналы и приглушённые ругательства других лондонцев, имевших несчастье делить дорогу с Кроули. Каким-то маленьким чудом на больничной парковке прямо у входа оказалось свободное место, куда Кроули въехал с нечестивым визгом тормозов. Азирафаэль уставился на здание. Оно выглядело... точно так же, как и тридцать лет назад. Он не был уверен, чего ожидал: какого-то физического проявления течения времени и личных изменений, произошедших в его жизни. Но нет, оно стояло твердо и надёжно, как реликвия из особо жестокой капсулы времени. Он почувствовал на своем плече руку, теплую и знакомую, и чуть не выпрыгнул из кожи. Кроули отдёрнул руку, как будто он обжёгся. — Ты идёшь? — Да-да, конечно. Зал ожидания был предсказуемо переполнен, заполнен всхлипывающей и стонущей массой больных пациентов. Азирафаэль отшатнулся от знакомого сочетания запахов больных и антисептиков. По крайней мере, эта зона была реконструирована: неоновые пластиковые сиденья были заменены на окрашенные металлические, компьютеры на посту медсестер выглядели как минимум прошлого десятилетия, некоторые закуски в торговом автомате можно было считать смутно полезными для здоровья. Хотя он знал, что вероятность того, что это произойдет, практически не существовала, Азирафаэль не мог не нервничать из-за возможности увидеть Габриэля или кого-либо еще из его когорты. Сможет ли кто-нибудь из них вообще узнать его в этот момент или вспомнить? Это была любопытная мысль, о которой он раньше не задумывался. Они сыграли определяющую роль в его жизни, но для них он, скорее всего, был просто ещё одним забытым недоучком. Обстоятельства были довольно необычными, но он вряд ли был первым или последним человеком, покинувшим семинарию. При этой мысли он неловко повел плечами и еще раз настороженно оглядел презренную комнату. Рядом с ним на стойке регистрации Анафема пыталась объяснить ситуацию медбрату. — Он проявляет признаки растерянности или невнятно говорит? — спросил медбрат, явно скучая. Он был молод, вероятно, ему было не больше двадцати пяти лет, но имел равнодушное, слегка циничное выражение лица и держался так, будто ему было в три раза больше. Анафема оглянулась на Ньюта, которого усадили на один из металлических стульев. — Нет, в этом отношении с ним, кажется, всё в порядке. — Тогда, боюсь, придется немного подождать. — Подождать сколько? Медбрат пожал плечами и вернулся к компьютеру. Азирафаэль заломил руки перед собой. — Но ведь если что-то не так, то время имеет решающее значение? Медбрат не отрывался от экрана. — Извините, сэр, вам просто придется подождать. Азирафаэль снова посмотрел на Ньюта, который всё ещё выглядел бледным и трясущимся. Не зная, что делать, он бросил умоляющий взгляд на Кроули, который вздохнул. — Так и быть, — пробормотал он. — Я всё решу. Он резко поднялся, выставил одно бедро и прислонился к стойке. Медбрат оторвался от компьютера, а затем дважды осмотрелся. Кроули взглянул на его бейдж и кокетливо ухмыльнулся. — Стивен, не так ли? Стивен кивнул. — Всегда нравилось это имя, — промурлыкал Кроули. — Когда-то у меня был старый приятель по имени Стивен, чёрт возьми, нравился же он мне. — Он окинул собеседника долгим, явно оценивающим взглядом, и его ухмылка сменилась чем-то более похотливым. — Ты на самом деле немного на него похож, раз уж я об этом упомянул. Конечно, у него не было таких глаз, как твои, ведь в таких глазах человек может по-настоящему потеряться. Это должно было быть возмутительным и смущающим для всех вовлечённых сторон, но бедный Стивен, казалось, купился на это. Мягкий румянец побежал по его шее, когда он прикусил свою мягкую нижнюю губу. Очевидно, что эффект Кроули был таким же мощным, как и прежде. — Этот другой Стивен был вашим хорошим другом, не так ли? — спросил медбрат, сверкая застенчивой улыбкой. Азирафаэль, который прекрасно знал, что другого Стивена никогда не было, повернулся обратно к Анафеме, чувствуя смутное подташнивание. — У меня есть смутное подозрение, что следующим будет названо твое имя, — произнёс он ровным тоном. Он, конечно, оказался прав. Десять минут спустя другая медсестра вызвала Пульсифера, и Кроули вернулся с самодовольной ухмылкой и чем-то похожим на номер телефона бедного Стивена, торчащим из его нагрудного кармана. Анафема помогла Ньюту подняться на ноги и прошаркать к ожидающей медсестре, которая настороженно посмотрела на Кроули и Азирафаэля. — Обычно мы разрешаем сопровождать пациента только одному человеку, по крайней мере, до тех пор, пока он не будет госпитализирован, — сказала она. Азирафаэль открыл было рот, чтобы запротестовать, возможно, чтобы солгать и заявить о каком-то родстве с Ньютом (они оба были достаточно взрослыми, чтобы быть отцами мальчика, хотя ему не хотелось в этом признаваться), но Кроули прервал его. — Конечно, мы подождем здесь. Анафема моргнула. — Вам не обязательно этого делать. Это может затянуться надолго Кроули пожал плечами. — А где ещё нам быть? «Вести наши бизнесы, для начала», — подумал Азирафаэль. Но он просто согласился, сказав паре позвонить ему, если им что-нибудь понадобится. (Он до сих пор так и не научился обмениваться текстовыми сообщениями, к большому разочарованию «Их». Кроули вернулся к металлическим стульям и уселся в своей фирменной манере. Он приподнял бровь, глядя на Азирафаэля, и кивнул в направлении сиденья рядом с ним, явно приглашая его сесть. Азирафаэль прикусил губу. Хотя он и наслаждался этим временным перемирием, он беспокоился, что, если их не отвлечёт очередной медицинский кризис, они снова вернутся к своим обычным перепалкам и злословию. По его мнению, драмы для одного дня было уже достаточно. — Я пойду подышу воздухом, — сказал он, больше для себя, чем для Кроули. Он направился через пропитанный антисептиком коридор к главному входу, стараясь не слишком сильно думать о том, когда он был там в последний раз. Гидравлические двери (ещё одна небольшая модернизация) с тихим звуком выпустили его наружу. Сумерки только начинали опускаться, окрашивая парковку в оттенки бордового и розового золота. Азирафаэль глубоко вдохнул относительно свежий лондонский воздух, пытаясь успокоить нервы. Теперь, когда необходимость в срочных действиях отпала, события последнего часа начали настигать его, оставляя за собой чувство шока и усталости. На другом конце автостоянки молодая пара с невероятно крошечным новорожденным пыталась установить автокресло на заднее сиденье своей «Камри». То есть отец боролся с сиденьем; мать просто смотрела на ребенка с безмятежным удивлением, как будто она не могла до конца поверить, что теперь это настоящий, осязаемый человек. Она осторожно сменила хватку и провела указательным пальцем по гладкому лбу ребенка и вниз по его крошечному носику-пуговке, прежде чем посмотреть на своего партнёра и сказать что-то, что заставило их обоих рассмеяться. Двери со свистом распахнулись за спиной Азирафаэля, и на одну душераздирающую секунду ему показалось, что Габриэль собирается проскользнуть сквозь них. Но, к счастью, это был всего лишь Кроули, неторопливо выходивший, засунув руки глубоко в карманы. Он кивнул Азирафаэлю и встал рядом с ним на обочине. — Так вот куда ты пропал, — сказал он, покачиваясь на ногах. Азирафаэль кивнул, оглядываясь на молодую пару с ребенком. — Мне просто нужен был воздух. Кроули промычал в знак согласия. — Плохие воспоминания? — Не все они плохие, — сказал Азирафаэль. — Но их определённо много. Кроули снова промычал, поворачиваясь и наблюдая за парой до тех пор, пока им наконец не удалось поставить сиденье на место. Мужчина победно ударил кулаком в воздух, а затем снова повернулся к своей партнёрше. Он посмотрел на неё, затем на ребенка, затем снова на неё и улыбнулся. Наклонившись, он нежно поцеловал её улыбающиеся губы, прежде чем взять ребенка и усадить его на только что установленное сиденье. Краем глаза Азирафаэль мог видеть, как Кроули наблюдает за парой, и почувствовал, как у него в горле начинает образовываться ком. Они оба думали об одном и том же? Мужчине удалось с относительно небольшими трудностями закрепить ребенка на сиденье, и после ещё одного поцелуя пара села в машину и поехала, чтобы начать следующий этап своей жизни. Вместе. После того, как машина исчезла из поля зрения, Азирафаэль откашлялся. — Это место, где мы впервые встретились, — тихо сказал он. Он не был уверен, что заставило его упомянуть об этом, но он чувствовал, что это слишком большое совпадение, чтобы его проигнорировать. Кроули поднял глаза. — Да? Азирафаэль указал на цементную колонну у главной двери. — Ты там курил. Кроули уставился на колонну, словно пытаясь представить это. Азирафаэль закусил губу, не зная, что ещё сказать. Было ли это перебором, упоминать об их прошлом? Кроули покачнулся на ногах и снова перевёл взгляд на автостоянку. — Знаешь, я бросил. — Что? — Курить. Я бросил. — Ох? — Азирафаэль приподнял брови в недоумении. — Около десяти лет назад, — Кроули почесал затылок. — Сначала я просто перестал это делать, пока был за рулем. Я только недавно купил «Бентли», и мне не хотелось портить салон. Несмотря ни на что, Азирафаэль улыбнулся на это заявление. Это было похоже на Кроули, которого он знал, и… Да. Это было похоже на Кроули, которого он знал. Кроули засунул руки обратно в карманы. — Тогда я просто подумал, не знаю, что-то вроде. Не хочу снова оказаться здесь? — Он наклонил голову назад, в сторону монолитного здания. Сердце Азирафаэля сжалось. Он мог только представить, насколько трудным был этот опыт для Кроули; он курил с подросткового возраста. Азирафаэль знал других людей, которые бросили курить, и воочию видел, как им тяжело, насколько им плохо и насколько раздражительными и подавленными они становятся, когда их мозг отчаянно пытается приспособиться к жизни без никотина. И Кроули пришлось справляться со всем этим самостоятельно. Азирафаэль сглотнул. — Это настоящее достижение. — Затем, поскольку он знал, что никто другой не сказал бы этого, он добавил: — Я... горжусь тобой, Кроули. Правда. — Он поднёс руку к плечу Кроули и нежно сжал его. Оливковая ветвь, предложенная дрожащими руками, протянулась, и в его сердце было больше надежды, чем он имел на это право. Кроули издал тихий обиженный звук. — Не надо. — Но я серьёзно, я… — Азирафаэль, не надо. — Тон Кроули был предупреждающим, когда он отмахнулся от прикосновения Азирафаэля. — Просто прекрати. Ты больше не можешь говорить мне такие вещи. Я не могу... что ты хочешь, чтобы я с этим делал? В уголках глаз Азирафаэля навернулись слезы. Он знал, что хотел ответить: прости меня. Я хочу, чтобы ты простил меня, нашёл в себе силы снова полюбить меня. Я хочу, чтобы ты обнял меня и позволил мне уткнуться лицом в изгиб твоей шеи, потому что прошло пятнадцать лет, а я до сих пор не нашел места, где я чувствовал бы себя так же безопасно, как в твоих объятиях. Но он не мог этого сказать. Было нечестно просить Кроули об этом, по крайней мере, после того, как прошло столько времени. Он поднял взгляд на быстро темнеющее небо, стараясь, чтобы слезы не текли. — Ничего, — прошептал он, скрестив руки на груди. — Я ничего не имел в виду под этим. Он чувствовал, как Кроули наблюдает за ним, даже сквозь солнечные очки у него были мурашки по коже от этого взгляда. Азирафаэль решительно смотрел в небо, решив не показывать своё состояние. «Ты больше не можешь говорить мне такие вещи». Это был ответ на этот вопрос, не так ли? Огромный, крошечный вопрос, который вертелся на кончике языка Азирафаэля почти пятнадцать лет: можем ли мы начать сначала, пожалуйста? Спроси меня снова. Задай мне вопрос, который ты задал мне пятнадцать лет назад, и я обещаю тебе, что на этот раз мой ответ будет другим. Я скажу «да», «да» и «да» еще раз, я зацелую этими «да» каждый дюйм твоей кожи, а потом и ещё, если ты спросишь меня снова. Но ответ Кроули явно захлопнул дверь перед любой возможностью такого развития событий, на этот раз навсегда. В конце концов Кроули отвернулся, тихо выругавшись. Краем глаза Азирафаэль наблюдал, как он развернулся и зашагал обратно к двойным дверям. Тогда, только тогда Азирафаэль позволил слезам течь. Он прислонился к столбу, тому самому проклятому цементному столбу, к которому прислонился Кроули почти тридцать лет назад, и издал тихий, болезненный всхлип. Вытерев несколько слез, которые успели скатиться по его щекам, он посмотрел на небо с отчаянной настойчивостью, нарастающей в его груди. — Пожалуйста, — прошептал он. — Я не могу так больше. Господи, дай мне силы отпустить его. Я вернусь в церковь, если это того потребует, только, пожалуйста, позволь мне разлюбить его. Он не знал, на что он на самом деле надеялся, действительно ли он думал, что боль в его сердце сразу уменьшится. Но ему было больнее, чем когда-либо, и его прежнее изнеможение удвоилось. Он опустился на тротуар, на этот раз не заботясь о идеальном состоянии своей одежды, и прислонился головой к проклятому столбу. Два часа спустя он всё ещё сидел в той же позе, когда Анафема позвонила ему и сказала, что с Ньютом всё будет в порядке, что это всего лишь лёгкое сотрясение мозга, но им придется оставить его на ночь для наблюдения. — Так что можешь спокойно идти домой, — сказала она. — Большое вам спасибо за то, что вы остались, и за всю вашу помощь ранее. Вы с мистером Кроули действительно отличная команда. Азирафаэль поборол желание вздохнуть, глядя на чернильное беззвёздное небо. — Да, полагаю, что так