Крысиный король

      Маша пробует кончиком пуанта странное покрытие сцены. Балерина смотрит на свое отражение внизу, словно в гладкое, темное зеркало. На ней снежно-голубая пачка с милыми рукавами-фонариками, в волосах усыпанная бриллиантами диадема.       «На мне наряд Клары из Щелкунчика. Я должна сейчас исполнить партию с принцем. Но разве возможно танцевать на стекле?»       Она осторожно выходит из закулисья, отпускает бархатную портьеру, стремясь к центру сцены. Черное зеркало до того гладкое, что балерине чудом удается продвигаться почти вскользь едва удерживая равновесие.       Наконец, середина. Маша останавливается раскинув руки, ей кажется, что на ее хрупкие плечи вдруг навалилась смертельная усталость, словно вся тяжесть мира. Балерина замирает с огромным трудом выполнив начальную стойку. Чувствует руки партнера на своей талии, чувствует холод, исходящий от них сквозь плотный корсет костюма. На мгновение показалось, что ноги ее сжало в кольца что-то холодное и кожистое, как змея. Испуганный вскрик танцовщицы тут же заблудился и потерялся в чарующих нотах великого композитора.       Маша делает глубокий вздох. Она не может остановиться. Она доверяется партнеру, и вдруг к ней возвращается легкость и воздушность.       Она запорхала в прыжках, словно бабочка на тонких крыльях, закружилась в фигурах танца. Уверенные и сильные руки скользили по ее талии с тайной страстностью, увлекая за собой, захватывая во властные объятия. Мари танцует быстро, плавно, словно над пламенем свечи. Она не чувствует пола, не слышит стука пуантов, она взлетает и танцует на снежном облаке, вьюга покорно ложиться под ее шаг. Она не видит танцовщика. Он все время оказывается за спиной, а когда девушка поворачивает голову, лицо принца быстро теряется в тенях.       Невероятно быстрое фуэте на кончиках пальцев, словно на острие кинжала. Резкая остановка, головокружение, пьянительный восторг от трепетного и долгожданного поцелуя. Но что-то мерзкое наполняет душу ледяной водою. Мари чувствует щекочущее прикосновение к щеке, и от этой тонкости на коже вспыхивают противные искорки, как будто на ее лицо упали нитки паутины. Она открыла глаза и увидела: не паучья сеть — усы. На танцовщицу смотрели крысиные морды. Партнер был облачен вовсе не в мундир Щелкунчика — в мохнатую маску с тремя страшными оскалами длинных и острых как сабли зубов, с ядовитой зеленью глаз, огромными ушами и золотой волшебной короной. Все это время она танцевала с Крысиным Королем.       Музыка тут же стала тревожной и жуткой. Зазвучали «мышиные партии». Мари в ужасе дернулась, но мощные лапы с острыми когтями ее не пускали, когти впились в тело, пронзили корсет. Маша закричала от острой боли, чувствуя, что истекает кровью. Отвратительный голый крысиный хвост в крепкой хватке, словно питон обвил в кольца ее тонкую фигурку, с ног до самой головы, связывая руки, сдавливая грудь, закрывая губы и нос, так что нельзя было сделать и вдоха. Из глаз Маши покатились слезы отчаяния и немая жалобная мольба: «Я не хочу умирать!» и следом падение в куда-то вниз.       Маша тяжело хватала ртом воздух и не могла надышаться, не понимая, как она вообще осталась жива. Она озирала огромными глазами пространство и не узнавала его. Только через пару минут или вечностей поняла, что лежит возле своей кровати в своей комнате.       «Конечно, это был сон! Всего лишь сон!»       Мари переместилась на кровать и еще некоторое время лежала под впечатлением от кошмара, стараясь запомнить каждую малюсенькую деталь сновидения, и осознать впечатления. Чувства кружились, как карусель, и девушка не могла ухватиться за какое-либо из всей этой вереницы. Сердце бешено колотилось от какой-то догадки, настолько простой и очевидной, что она все время ускользала и пряталась в темных уголках сознания. В комнате, как гром в звенящей тишине, открылась дверь, заставив Мари вздрогнуть всем гибким телом.       — Машенька! Прости, разбудила? — шепотом спросила Анна, входя к дочери. На ее руках были прекрасные розы. — Я подрезала, смотри, как хорошо распустились! Видно, от всего сердца. А кто подарил?       Маша села на кровати, ласковый голос мамы успокоил ее, развеял все страшные мороки. Вернулся маленький и приятный знакомый мир, а с ним друзья, встречи, вчерашний прием у мэра и синие глаза незнакомца с букетом.       — Молодой человек вчера после балета, он часто бывает на наших выступлениях, наверно любит классику, — начала рассказывать Маша, расплетая косу, и вдруг спохватилась: — Ой, а я ведь даже не спросила как его зовут! Стыдно-то как!       — Эх, Маша, всех женихов пропустишь, хоть бы с кем просто бы дружить начала, общаться.       — Да каких женихов, мама! — возмутилась тут же девушка. — Не надо мне никаких женихов, мне вас с папой вполне достаточно! — и тут же взяла маму за руку, пока она не успела ответить любимой страшной фразой: «Так мы с папой не вечны, надо и друга для сердца, и деток в будущем», продолжила испуганным шепотом: — Мне сегодня снилось, что я танцую партию Клары, а мой партнер не Щелкунчик, а сам Король мышей! Такой страшный сон! Я думала, что умру!       — Ох, Машуля, это ничего не значит, — отвечала со знание дела Анна Орлова. — Просто вчера было впечатлений море, а то, что мэр сказал про крыс, так неприятно, конечно, но не смертельно.       Дальше Анна переключила внимание на вещи более приятные, на праздник, их с отцом грамоты и погоны, про наряды, музыку, супругу мэра и еще целую вереницу событий вчерашнего вечера. Маша думала в это время: «Что же мэр интересно сказал про крыс?» Но в итоге так и не успела — Анне кто-то позвонил, она вспорхнула и улетела из комнаты в поисках телефона.       К Маше, благодаря конечно маме, почти вернулось спокойное расположение духа. Она, наконец, поднялась с кровати, взглянула на вазу на столе: розы были и правда волшебны. Распустили доверчиво лепестки и источали божественный аромат. Казалось, что внутри каждой чашечки, на самом дне, горел таинственный белый огонек. Маша провела пальцами, едва касаясь, нежного краешка, и ей вдруг показалось, что розы потянулись к ней, раскрылись еще больше, заблагоухали томительно, а их зеленые листики приподнялись.       Глядя на цветы, девушка вспомнила о подарке, который так и не успела распаковать. Она в нетерпении подбежала к подоконнику, где с вечера стояла фиолетовая коробка, из нее Маша достала фарфоровую куколку. Она была небольшой, но очень премиленькой. Она была нарядно разодета в национальное алое платье, чёрные и блестящие волосы были свиты в высокое облако и заколоты малахитовыми с золотым палочками, а на ножках были атласные белые пуанты.       «Это же китайская кукла из «Щелкунчика»! Как же он узнал?»       Маша радостно рассмотрела каждую тонкую черту лица новой куклы, филигрань золотистой вышивки ее наряда и узоры на веерах, которые куколка держала в фарфоровых ручках, а затем торжественно посадила ее на полку, рядом с арабчанкой и итальянкой.       — Любезнейшие государыни! — присела Маша в изящном реверансе, — Позвольте вам представить Си Ши, первую красавицу Китая, что затмевает красотой саму луну, перед которой цветы закрывают свои лепестки, смущаясь, что не могут быть настолько прекрасны, а также при виде этой очаровательной прелестницы рыбы забывают о том, что они рыбы и рискуют утонуть, а гуси забывают, что у них есть крылья и падают с небес. Вот такая у вас теперь великолепная соседка.       Маше показалось, что при этих словах итальянская и арабская куколки недовольно сдвинули тонкие бровки и надули губки.       — Ну не сердитесь, я ответственно заявляю, что вы все равны по красоте, и самые прекрасные куклы в мире. К тому же теперь для полной компании нам не хватает одной только куколки в русском костюме. Вот она и будет самая прекрасная, — засмеялась юная балерина.