Лисий танец

О следящих амулетах, способных притягивать страхи, Лань Чжань узнал от матери, как и о других техниках, которые, по мнению дяди, не подходили пути меча. Когда родителей не стало, у Лань Чжаня не осталось учителей, способных помочь ему познавать то, что не соответствовало дисциплинам Облачных глубин, а позже Вэй Ин объяснил ему, как много упустила и мать, пока была ещё жива. Однако всё это вовсе не означало, что Лань Чжань забыл её уроки. Его память услужливо сохранила каждое слово и каждую технику, пусть он привык считать, что не станет обращаться к ним. Иногда, если дядя покидал Облачные глубины по делам, Лань Чжань в одиночестве тренировал и то, что тот запрещал, — чтобы не потерять навыков, пусть и не мог бы объяснить, зачем они нужны тому, кто не собирается их применять. А ещё реже с ним плечом к плечу вставал старший брат, и они старались разобраться в немногочисленных знаниях вместе, хотя оба делали вид, что нисколько в них не заинтересованы. …Мать научила Лань Чжаня и рисовать следящие амулеты, и распознавать их влияние, объяснила, как изгонять страх музыкой. Отдельные мелодии пришлось запоминать с первого раза, а после упражняться в них тайком, в ранние утренние часы, когда дядя спал, подчиняясь принятому в Облачных глубинах распорядку. Ещё ребёнком, но уже сиротой Лань Чжань думал, что мир вокруг выглядит спокойным, а значит, эти мелодии, эти талисманы, эти знания, стоящие на границе между светом и тьмой, не понадобятся ему. Что нужно сосредоточиться на техниках пути меча, которые призваны ограждать людей от темноты. Он не предполагал даже, что гуще всего мрак человеческих сердец. *** — …Ты спрашивал, влюблялся ли я. Да. Свой единственный раз я потратил. Моё сердце открыто тебе, Лань Чжань. Слова Вэй Ина заставили его трепетать, а счастье заглушило голос тревоги. В одно мгновение он успел забыть, что совсем недавно вывел Вэй Ина из призрачного мира, где душа того должна была заблудиться, навек забыть путь к телу. — Как и моё — тебе, — отозвался он как можно скорее и повязал ленту Вэй Ину на запястье, чтобы наконец высказать давно овладевшее им желание. — Хочу… чтобы мы стали спутниками на тропе самосовершенствования. — Вот что… вот что она означает? — Вэй Ин нервно улыбнулся, но его запах дал Лань Чжаню понять, что это недоверчивая радость распускается в душе. Вэй Ин принялся рассказывать про сон, про откровенное предложение, которое, если быть честным, Лань Чжань готов был сделать Вэй Ину прямо сейчас. Он вогнал Лань Чжаня в ещё большее смущение, и когда с губ сорвалось: «Взаимны…», Вэй Ин подхватил его за подбородок, чтобы мягко коснуться губами губ, а весь мир, казалось, вздрогнул до основания. Следом за ним весь он задрожал от напряжения, от предвкушения, от новых эмоций и удивительных ощущений. …Они так отчаянно целовались, забыв обо всём, что только прогоревшие свечи, растёкшиеся лужами воска, и посветлевшее небо, заглядывавшее в окно, подсказали, что ночь на исходе. — Близится рассвет, — прошептал Лань Чжань, мечтая захватить мочку уха Вэй Ина зубами. — Мы собирались в Юнь Пин. — Наверное, там найдётся гостиничный двор с удобной кроватью, — вырвалось у Вэй Ина тут же, и от этих слов пожар в душе и теле Лань Чжаня только заполыхал сильнее. Стоило на миг закрыть глаза, и фантазия позволяла представить, как удобно им будет узнавать друг друга на мягких подушках, а не на жёстком полу, как сейчас. Спрятав лицо у Вэй Ина на плече, Лань Чжань словно погрузился в тягучий аромат, подсказывавший, что Вэй Ин жаждет его не меньше, и от этого стало совершенно невозможно думать. — Лань Чжань, — позвал Вэй Ин робко. — Пойдём… искупаемся? Или… я… не знаю, как… «И я не знаю», — отозвался мысленно Лань Чжань. Живо представив ледяную воду, он согласился, что так будет лучше для их путешествия. В предрассветном сумраке они покинули дом и направились к реке, едва не позабыв о том, что следует спрятать хвосты и уши. Уже шагнув за порог, Лань Чжань на краткий вдох ощутил укол тревоги. Оказалось, она не исчезла окончательно, а всё ещё была на грани осознания, словно предупреждение о чём-то. Предутренняя свежесть заставила их очарованно молчать. Они шли близко-близко, едва не соприкасаясь плечами, и в этом было что-то нежное и уютное — Лань Чжань раньше не знал таких чувств. Иногда Вэй Ин поглядывал на него и улыбался, из-за этой улыбки тревога вновь позабылась. Но чем ближе они подходили к берегу, забираясь в заросли кустарника и бамбука, тем гуще становился туман. Сначала Лань Чжань не придавал этому значения — к исходу ночи клубы тумана всегда вставали над водой, однако внезапно его прошило воспоминанием, и он резко дёрнул Вэй Ина на себя, прижимая к своей груди спиной и закрывая рот ладонью. Вэй Ин недоумённо скосил на него глаза, но послушно замер — Лань Чжань был благодарен ему за доверие. Туман тем временем словно сгустился, он тёк вокруг такой плотный, что вскоре и тропинку стало не разобрать. Уже начавшие просыпаться птицы смолкли, и тишина, обнявшая их, больше не казалась естественной. Лань Чжань очень хотел бы объяснить Вэй Ину, в какой опасности они оказались, в какую западню попали, но нельзя было произнести ни слова! К сожалению, и его гуцинь, способный разогнать туман и освободить их из магических пут, остался в домике дожидаться, пока они вернутся с купания, охладив объявший их жар. Не понимая, что делать, Лань Чжань в отчаянии огляделся… и тут Вэй Ин осторожно отодвинул его ладонь и выбрался из его объятий. Он приложил палец к губам, показывая, что и не собирается говорить, потянулся куда-то… и вот уже в его руках оказался молодой побег бамбука. Вэй Ин осмотрел его, придирчиво щурясь, а затем в два счета прорезал отверстия, огненным заклинанием прожёг полость внутри. Из всех музыкальных инструментов Лань Чжань в совершенстве освоил гуцинь и немного играл на сяо, но дицзы в Облачных глубинах не держали — считалось, что высокие и резкие звуки не подходят для усмирения нечисти, напротив, способны её растревожить. Видя, что Вэй Ин сотворил именно такой инструмент, он удивился, но препятствовать не стал. Вэй Ин между тем сорвал с волос ленту и завязал одно из отверстий вместо димо. Чуть улыбнувшись Лань Чжаню, он поднёс флейту к губам. Звук у нового инструмента был недостаточно глубокий и красивый, но туман зашевелился, задрожал, заходил волнами. Вэй Ин, поглядывая на него, сделал шаг назад, и Лань Чжань тоже попятился. Мгновение — и они уже двигались синхронно. Завораживая туман ловушки звуками флейты, Вэй Ин выводил их из плена. Сначала мелодия была спокойной, как полагается композициям, призванным успокоить лютых мертвецов и потерянные души, но вскоре она начала ускоряться. Не успел Лань Чжань удивиться, как музыка Вэй Ина начала перелепливать туман, изменять его, покорять его. Лань Чжань не сразу узнал мелодию, но вскоре его осенило — мать показывала ему такую. «Техники клана утверждают, — говорила она, чуть наклонившись над гуцинем, — что заклинателям должно усмирять и наставлять. Но помни — иногда ни то, ни другое не работает. Если в сердце твоё летит стрела, выхвати её из потока воздуха и направь обратно». Вэй Ин это и делал. С упорством и решительностью он постепенно брал верх над тем, что создало ловушку… И в то мгновение, когда небо раскрасилось цветами рассвета, туман стремительно хлынул к реке, вот только был он не белым, а чёрным. Понеслась прочь напитанная ненавистью магия. Вэй Ин закончил мелодию несколькими пронзительными нотами и тяжело осел на траву, сдёрнул с флейты алую ленту и сжал в пальцах. Лань Чжань, всё ещё опасаясь говорить, схватил его за запястье и вслушался в пульс. Техника, позволяющая работать с энергией Инь, наносила урон Золотому ядру, и, почувствовав это, Лань Чжань тут же направил собственную энергию в меридианы Вэй Ина. — Эй-эй, — попытался остановить его тот. — Не нужно. Я и сам восстановлюсь. — Вэй Ин… — растерялся Лань Чжань, но не позволил ему отстраниться. — Мать рассказывала мне о таких ловушках, научила играть на дицзы, чтобы… — Вэй Ин отмахнулся. — Если бы Лань Цижэнь узнал, какие техники я освоил ребёнком, ни за что не пустил бы меня в Облачные глубины. Но я лис, а лисы ходят по краю между светом и тьмой, — он шумно вздохнул. — Кому бы понадобилось устраивать такое здесь?.. — Думаю, это следящий талисман притянул ловушку, — объяснил Лань Чжань. — Туман… привёл бы нас к реке, когда бы мы ни покинули дом. — М… — Вэй Ин чуть сощурился, глядя на него. — Получается, кому-то не терпится извести меня… Неужели это всё — Мэн Яо?.. — Нам пора в Юнь Пин, — напомнил Лань Чжань. — Там есть ответы. — Посмотрим, — Вэй Ин наконец поднялся. — Как же теперь хочется есть! Совсем обессилел. — В домике ещё осталось немного лепешек, — напомнил Лань Чжань. Кивнув ему, Вэй Ин обернулся, чтобы убедиться — туман не встал за их спинами снова. Тропа оставалась пустой, первые солнечные лучи сияли в кронах, защебетали-раскричались птицы. — Пойдём, — решился Вэй Ин, и они плечом к плечу двинулись в обратный путь. Лань Чжань даже хотел сдержаться и не спрашивать, что именно сделал Вэй Ин с кровожадным туманом, но тот вдруг пояснил сам: — Мать научила меня, как управлять энергией ненависти и злости. Я могу брать её под контроль, а после… Сегодня я разозлился, Лань Чжань. Ты был в опасности, а такого я не прощаю. И тот, кто послал нам ловушку, тот, кто сотворил талисман, сам попадёт в такую же, сам ощутит вкус того блюда, что хотел приготовить для нас. И на миг Лань Чжаню снова стало тревожно, почти страшно. Он испугался, что тот, кто сотворил ловушку, на это и рассчитывал. *** Когда они встали на мечи, солнце поднялось достаточно высоко, отчего все ночные тени и зловещий туман перестали так сильно тревожить. Вэй Ин казался почти беззаботным, улыбался загадочно, говорил двусмысленности, от которых Лань Чжань чувствовал невероятное смущение. — Бесстыдник, — неизменно отзывался он, а Вэй Ин запрокидывал голову и смеялся, будто не его пытались лишить души навсегда. Когда впереди уже показался расположившийся на берегу реки Юнь Пин, Лань Чжаня настигла трепетная бабочка — сообщение от брата. — Спустимся? — предложил Вэй Ин, устремив Суйбянь к громадному гингко. Лань Чжань подставил бабочке палец и последовал за ним. Усевшись на выступавших из земли корнях, Вэй Ин вытащил флягу с водой. Лань Чжань же позволил бабочке превратиться в голос брата. «На рассвете на нас с А-Яо напали, — сообщал тот. — Очень странная энергия. Ловушка. Мы сумели с ней справиться, ведь со мной была сяо, но… Это странно, Ванцзи. Кто бы мог пожелать нам зла? С тобой всё в порядке?» Вэй Ин вздохнул, Лань Чжань встретился с ним взглядом и чуть заметно кивнул. — Всё же это именно Мэн Яо, — Вэй Ин пожал плечами. — Зачем ему это?.. Чего он пытается добиться, чем я ему помешал?.. — Он лис, — напомнил Лань Чжань. — Он лис… — Вэй Ин почесал кончик носа. — И что с того? Он лис… но никто не знает, что он лис, так? Твой брат не знает, что он лис. И Не Минцзюэ не знает, что… А если узнает? — Вэй Ин едва не подпрыгнул на месте. — Но в Цинхэ Не терпеть не могут лисов. — Терпеть не могут? — удивился Лань Чжань. — Даже дядя Цзян не раз говорил мне — о, теперь понимаю, что он хотел предостеречь меня! — в Цинхэ Не были лучшие охотники на лис. Как горько мне было это слышать! А он просто… ох, — Вэй Ин обхватил себя за плечи. — Выходит, если о Мэн Яо узнает Не Минцзюэ… он… он убьёт его. — Но ведь… — и Лань Чжань замолчал, осознавая до конца. — Ты прав, это Не Минцзюэ. Он не отступит от того, что считает верным. Если лисы для него — порождение зла, он разрубит Мэн Яо саблей раньше, чем тот улыбнётся. — Мэн Яо понял, что я могу опознать его. Он узнал меня, как лис узнаёт лиса, — Вэй Ин вздохнул. — Почему только… М… Как и когда он понял, если понял, что и вы — лисы?.. — Меня и брата защищают налобные ленты, — пояснил Лань Чжань. — В плетении заклинаний есть те, что закрывают нас и от собак, и от других лис. Брат сохранил нашу тайну, я уверен в нём. Он мог открыться, только если и Мэн Яо открылся ему… — он погладил ленту на запястье Вэй Ина. — С лентой ты защищён. — А ты — нет! — и Вэй Ин сдёрнул ленту с руки. — Не вздумай, что я возвращаю её, но немедленно надень… — У меня есть вторая, — неловко опустил голову Лань Чжань. — Но я… не хотел надевать её, чтобы… — он не сумел подобрать объяснения, не зная, как пояснить, что хотел тем самым подчеркнуть, насколько открыт Вэй Ину, но тот успокоился, только когда Лань Чжань вытащил вторую ленту и показал ему. — Надень, — повторил он и закрыл подаренную ленту другой рукой. — И я буду хранить твою. Что ж, значит, я, сам того не зная, открылся Мэн Яо. Нужно разобраться, что за цель он преследует, прежде чем он выдумает ещё одну ловушку для меня. Лань Чжань кивнул. Сердце его было неспокойно, но он не знал, что им делать ещё.