Джейн... Дуглас?

За окном светит солнце и ясное небо шепчет о том, что можно продолжить свой путь. Чимин потягивается и отмечает, что снег практически весь растаял. Время близится к обеду. Чонгук встает следом, довольно бросая взгляд за окно, и сладко потягивается, топая в ванную. Быстрый душ, вкусный завтрак и можно выдвигаться в путь. Отлично выспавшийся, Чимин помогает Чонгуку отнести сумки к машине, и забирается на переднее сиденье, пристегиваясь. Они медленно выруливают с парковки и не спеша выдвигаются в сторону особняка. — Нужно что-нибудь купить? — первым нарушает молчание Чонгук. Чимин на мгновение подвисает, задумываясь, но потом качает головой в отрицании. — Думаю, все есть в особняке. Ты сообщал своим парням, что мы едем? — Черт, — Чонгук горестно ухмыляется, скрипя пальцами о кожаный ободок руля. — Я думал, твои подружки передадут. Я тебе вчера сказал предупредить их. — Я не разговариваю с ними. По крайней мере до тех пор, пока не выясню, с каких пор они стучат моей тетушке. — Почему сразу не сказал? — Думал, ты и так расскажешь парням о том, что мы едем назад. — Индюк тоже думал, — Чонгук жует нижнюю губу, недовольно хмурясь, но спустя пару секунд решает отпустить негативные мысли прочь. В конце концов, какая разница, ждут их или нет? Может, так даже лучше. Внезапное появление поможет проверить работу парней в его отсутствие, хотя Чонгук и так уверен в них на все сто. После горячих точек никто из них не халтурит. Ни в чем. Оставшееся время до особняка Чимин проводит за рефлексией и обдумыванием всего, что успело произойти за эти несколько дней. Близость с Чонгуком, которой быть не должно было, вновь сбила Чимина с пути, но оставлять все, как есть, он не хочет. Он не хочет быть тем, об кого вытирают ноги, или, в данном случае, член. Ко всему прочему вопрос с Тэхеном и Джином нужно решить сразу же, как они вернутся в загородное имение Пак. Омега понимает, что они не могли пойти в обход приказа тетушки, потому что знает, какой настойчивой она может быть, но это не отменяет того, что он доверял Джину и Тэ. А они его доверие предали. Вздыхая, Чимин понимает, что остался совсем один, но его это больше совершенно не пугает. Он закончит свой роман и вернется в город, где забудет все это, как страшный сон. И Чонгука в первую очередь. На подъезде Чонгук первым делом отмечает, что дежурный на месте. Опуская переднее стекло, он отдает приказ, чтобы тот молчал о его прибытии, и, оставляя машину на привычном месте, довольно выпрыгивает наружу. Разминая затекшие мышцы, он потягивается всем телом, шелестя тяжелой подошвой по гравию, и осторожно достает сумки, решая забрать их в две ходки. — Пошли, — легким кивком головы он указывает Чимину на вход в дом и идет следом, предвкушая сытный обед и тепло старинного дома. Чимин подхватывает свою сумку и, вдохнув ставший родным воздух, шагает вперед. Он не думает о том, как на них будут смотреть остальные обитатели дома. Во всяком случае, ему всегда было плевать, кто что подумает. Они все взрослые люди, и никого не должна волновать его или чья-то еще личная жизнь. Однако он понимает, что у Чонгука на этот счет другое мнение, но не предается об этом думам, потому что сделанного назад не вернуть. Они помечены как минимум на две недели временными метками, и это ничем не замаскировать. А вот то, что его подружки тоже нашли себе кавалеров среди альф Чонгука, тот еще не знает. Но узнает с минуты на минуту, потому что первым делом Чимин идет на кухню, где вырисовывается вполне красноречивая картина: Тэхен сидит на коленях Богома, пока тот тискает его за задницу, а у плиты стоит Джин в коротком платьице, под подолом которого прячутся руки Хосока. Чимин рад, что Чонгук шел за ним следом, наверное, впервые за все время, пока они здесь. А вот Хосок с Богомом этому явно не обрадовались. — Это что за хрень?! — Чонгук рявкает на всю кухню, в результате чего Тэхен оказывается на полу, а Джин резко шипит, дуя на обожженную ладонь. — Вы что здесь устроили?! В любой из других дней первым, что сделал бы Чимин в этой ситуации — встал бы на защиту друзей, но… Он просто позволяет Чонгуку выйти вперед, оставаясь за его спиной. Люди, которых он называл друзьями, все это время передавали информацию о нем его тете, и… Ему совершенно нет дела до того, как сильно их всех накажет Чонгук. Чимин наблюдает, как Джин одергивает свое платье, как Хосок убирает из-под него руки, а потом… А потом переводит растерянный взгляд с Чонгука на него самого, щурясь. — Ничего, что могло бы нарушить безопасность, — дергает плечиком Джин, расслабляясь в тот же момент, когда он понимает, что Чимин и Чонгук теперь значительно ближе, чем раньше, и у них не выйдет ничего скрывать. У мистера Чона не выйдет больше это скрывать. — Интрижки — то, что отвлекает парней от соблюдения этой самой безопасности, не так ли, рядовой Чон? — Чонгук скалится на слишком дерзкий ответ омеги и одним взглядом демонстрирует недовольство Хосоку. Тот отлично знает, что нарушать прямые приказы может быть… опасно. — Так точно, — Хосок не встает по стойке смирно, но отходит от Джина на безопасное расстояние, хмуро смотря на Чонгука в ответ. — Прошу прощения, командир, этого больше не повторится, — и, утягивая за собой кланяющегося Богома, спешно покидает кухню, хотя Чонгук и успевает кинуть им в след: — Две недели ночных дежурств. Парни на это лишь дергают плечами и быстрее скрываются из вида. Джин не выдерживает и швыряет лопатку на столешницу, упирая руки в бока. — С какой это стати Вы, — Джин тычет пальцем в сторону мужчины, — суете свой нос туда, куда не просят? Чимин тут же дергает головой, сощурившись. Сознание прошивает стрелой, и он делает шаг вперед, понимая, что молчать больше не имеет смысла, но Джин перебивает его. Подливает масла в огонь. — Не Ваше чертово дело, с кем сплю я, Тэхен или любой другой взрослый человек в этом доме! Это не Ваша жизнь. — Правда? — Чимин встает рядом с Чонгуком, горько усмехаясь. — Этого же мнения вы оба придерживались, когда докладывали моей тетушке о каждом моем шаге? Что это не ваша жизнь? — Чимин, — Чонгук вальяжно, совершенно нагло кладет ему руку на плечо, тут же ловя на себе разгневанный взгляд Джина. — Оставь, — он чуть сдавливает пальцы, не отводя глаз от Джина. И так понятно, что Тэхен его шестерка. — Путь был долгим, мы устали, разберемся с обслуживающим персоналом завтра, — и, совершенно не стесняясь, скользит рукой ниже, останавливаясь на нижней части поясницы. — Пошли, — разворачивая омегу к выходу, он подталкивает его в сторону коридора, ведущего к лестнице наверх. Чимин поджимает губы, но совсем не сопротивляется, поддавшись чужим рукам. Он семенит вперед, чувствуя всю эту ужасную несправедливость со всех сторон, которая его злит. С самого начала все идет не по плану. В идеале он должен был остаться здесь, но теперь у него куча людей вокруг, проблемы с ними и временная метка… — Зачем ты увел меня? — дует губы омега. — А что, хочешь торчать и выяснять отношения с ними? — Чонгук хмыкает, чуть соскальзывая пальцами на упругую попку, стоит Чимину первому ступить на лестницу. — Разве у нас с тобой не было планов, м? Омега удивленно оглядывается на Чонгука, но решает не заострять внимание на том, как Чонгук… Свободно ведет себя. Слишком… Раскованно. Неужели это все метка? Раньше он бы подумать не мог о том, чтобы коснуться Чимина где-то, где их могут увидеть, но теперь… На улице еще даже не вечер, а он уже напоминает о планах. Влюбленное сердце радуется, но Чимин не сдается так быстро. Напоминает себе о метках, их влиянии, и кивает, соглашаясь с альфой. — Да, конечно. Не терпится помыться и лечь в кровать. — О да, к тебе или ко мне? — Чонгук тормозит омегу аккурат между их дверями, прихватывая за талию и разворачивая к себе. — Ко мне, — без заминок и раздумий отвечает омега. Он… не хочет возвращаться в комнату, где ему пришлось терпеть такое унижение от альфы… — Тогда иди, я быстро за вещами и обратно, — Чонгук мягко подталкивает омегу в сторону его спальни, а сам широким шагом возвращается в холл за сумками. Чувствует он себя, мягко говоря, что надо. Больше нет необходимости прятаться по углам и можно развлекаться без лишних мыслей, все кому надо и не надо, все равно уже в курсе, так что… Так что Чонгук просто планирует наслаждаться их с Чимином связью так долго, как получится. Омега открывает дверь и заходит в спальню, тут же рухнув на кровать. У него нет сил и желания шевелиться, поэтому он лежит пластом и тогда, когда приходит время вернуться Чонгуку. Он лежит аккурат попой ко входу, упав на живот чуть не с порога. И именно в таком положении его находит Чонгук. Напевая под нос веселый мотивчик, Чонгук заходит в спальню, сваливая сумки у входа и щелкая замком. — Отличный вид, — он присвистывает, глядя на Чимина, и медленно подходит к нему, скалой возвышаясь над хрупким телом. — Меня ждешь, прелесть? Чимин оборачивается на голос и на мгновение теряет дар речи, как и связь со здравым рассудком. Альфа стоит позади, крепкий, высокий и сильный, одежда не может скрыть всего потенциала этого выносливого тела. И он пульсирует. Киска поджимается от одного только вида Чонгука, от его взгляда, и омега весь подбирается, стиснув ножки. — Долго ходишь… — А мы разве торопимся? — Чонгук развязно ухмыляется, медленно расстегивая куртку и отбрасывая ее на кресло. — Вся ночь впереди, — он становится коленом на кровать, сбоку от Чимина, и перекидывает второе через стройные ноги, наваливаясь сверху. — Соскучился? Омега тут же выгибается в спинке, приподняв попу, чтобы идеально вжаться в чужой пах. Тело сверху окутывает жаром, чуть давит к кровати, из-за чего по коже Чимина бегут мурашки, а в трусиках становится окончательно мокро. Он тихо выдыхает и облизывает губки, чувствуя, что держаться становится все сложнее. Омега поворачивает голову и целует альфу в щеку, кивая. — Угу, — совсем не врет он, наслаждаясь близостью мужчины. — Так и думал, — Чонгук трется пахом о чужую попку, опуская губы на изящную шейку и впиваясь в нее ртом. Он позволяет себе опуститься на Чимина так, чтобы омега чувствовал его вес, но не был до боли придавлен им. — М-м-м… Сладкий малыш, — он толкается бедрами вверх, проезжаясь членом по тугим джинсам, и опускается обратно, имитируя толчки. — Распечатаем тебя? Чимин хихикает, запрокинув голову, и несдержанно стонет, когда настойчивый язык снова касается кожи. Он сам продолжает тереться и елозить попкой, чувствуя, как стремительно твердеет Чонгук, упираясь в него. — Попробуй… — Ты поможешь мне? — Чонгук рокочуще хихикает, проходясь языком по раковинке нежного ушка. Он ведет ладонями ниже, задирает свитер и просовывает пальцы под тугой ремень. — Приподнимись прелесть, — он встает первым, выпрямляясь на коленях, и утягивает Чимина за собой, плотно прижимая спиной к груди. Омега ничего не весит, и выпрямить его не составляет труда. — Вот так, — Чонгук шепчет в краснеющее ушко, находя пальцами ширинку и медленно утягивая язычок вниз. — Разденем тебя. Да? Омега выгибается в чужих руках, обняв альфу за шею. Он склоняет его к поближе к временной метке, отводит голову в сторону, а когда чувствует горячие губы на коже, тонко стонет, царапая затылок альфы ноготками. Когда его джинсы оказываются расстегнутыми, Чимин покручивает бедрами, помогая снять с себя лишнюю ткань, громко урча и постанывая. Чонгук избавляет его от остатков одежды и, когда Чимин оказывается полностью голым — вновь толкает вперед, наваливаясь следом. Он все еще одет, пока обнаженный омега под ним тяжело дышит и извивается, пытаясь притереться текущей писечкой к грубой джинсовой ткани. — Тс-с… Не спеши, — Чонгук просовывает руку под гибкий торс, обхватывает ладонью крупную сиську и медленно прокручивает стоящий сосок, вырывая из пухлых губ очередной полустон-полувздох. — Сладкий малыш… — вопреки собственным мягким словам, он резко ведет рукой вниз, грубо накрывая текущую пизду и оставляя легкий шлепок на набухающих губках. — Течешь для альфы, да? Чимин вскрикивает, пищит, когда ощущает влажный шлепок по покрытой слизью коже, тут же сжимаясь. Он стискивает полные ляжечки, зажимает ими чужую руку между ног, откидывая голову на чужое плечо. Вытянувшись в струнку, его тело напрягается каждой мышцей и изгибается, принимая идеальную форму, чтобы вжаться попкой в чужой твердый пах. Покрытый альфой, Чимин чувствует себя так хорошо, что веки прикрываются сами собой, пока из губ вылетают тихие стоны. — Да… — Да… — Чонгук вторит ему, аккуратно толкаясь бугром под джинсами в пухлую попку, пока пальцы туго скользят между плотными ляжками, стараясь нащупать клитор. Это сложно, пока Чимин так сильно его сжимает, и он приказывает ему расслабиться. Стоит давлению немного ослабнуть и Чонгук тут же находит набухшую горошинку, мягко накрывая ее, а после растирая перепачканными омежьей смазкой подушечками пальцев. — Как думаешь, нам больше нет нужды вести себя тихо, м? Тело омеги прошивает горячим импульсом, кожа покрывается мурашками, когда он хнычет и раздвигает ножки сильнее, упираясь локтями в постель. Запах Чонгука повсюду — в воздухе, на его коже, в его венах. — Мы не… — Чимин закатывает глаза, прикусив губу, чувствуя, как чужие пальцы с точностью ласкают его, — мы никогда не были тихими… — выдыхает он, ерзая бедрами в попытке притереться к пальцам поближе. — Но мы пытались, — Чонгук хрипло смеется, елозя пальцами по упругому клитору, но настойчиво избегая текущей дырочки. — Не давали слишком много поводов о нас судачить… — он рокочет, опускаясь языком к взмокшей шейке и проходясь языком по временной метке. Оставляя на ней слюну, он наполняет ее собственным феромоном, закрепляя уже впитавшийся и заставляя его ярко наполнять комнату их смешанным запахом. — Или нет? — он резко убирает руки, переворачивая Чимина на спину и приземляясь все еще упакованным в джинсы членом на распухшую киску. — Мы были громкими, омега? — Чонгук проезжается бугром по мокрой пизденке, утыкаясь в клитор, чтобы спустя секунду откатиться назад и толкнуться снова. Он трахает Чимина прямо в одежде, трется о него в безобразном петтинге и смотрит в мутные глаза, пытаясь достучаться до явно поплывшего от наслаждения сознания. Чимин уже ничего не слышит из-за шума крови в ушах, перекрывающего все остальные звуки. Стоны становятся чаще и звонче, и омега раскрывает ножки, обхватывая ими чужие бедра, морщась от смеси ощущений. Трение стимулирует клитор, но грубая ткань причиняет дискомфорт, отчего бровки омеги заламываются, а изо рта вылетает жалобное хныканье. Ухватив мутным взором нависающего над ним альфу, Чимин обнимает его за шею и вгрызается в губы кусачим поцелуем, обнажив зубки. Чонгук отвечает со всей накопленной в нем страстью. Жадно. Грубо. Он целует омегу глубоко и непристойно, трахая тугое горлышко своим языком и мешая делать полноценные вдохи. Кислорода становится все меньше, пока концентрация феромона увеличивается, а комната заполняется звуками влажного трения. Чонгуку больно от давящей на член ткани, но сил остановиться и полноценно раздеться просто нет. Позже он заставит Чимина попрыгать на себе, а пока неистово трахает его в клитор, готовясь довести до первого на сегодня оргазма, и, возможно, кончить самому. В штаны. Как юный подросток, впервые пощупавший омежку за попу. Чонгук тоже щупает Чимина. Сдавливает ладонями сплющенные между их телами сиськи. Мнет бочка. Щипает колышущиеся от силы толчков бедра. Кусает пухлые губы и натирает киску до ярко-красного оттенка. С каждой секундой голос Чимина становится громче, а движения более резкими, импульсивными. Омега тянет кулачками зажатую ткань чужой водолазки, чтобы добраться до обнаженной кожи, кусается и стонет, хнычет, выгибаясь под тяжестью мощного тела. В глаза набегают слезы из-за боли и наслаждения, и когда терпеть становится невыносимо, омега содрогается в оргазме, прикусывая чужую губу до крови. Чонгук практически не дышит во время омежьего оргазма, но от резкой боли в губе, теряет концентрацию на собственном. Яркая волна пробегает из яиц по члену, но растворяется, так и не достигнув финиша. Он жмурится, стискивая челюсть и не понимая, где больнее — в каменном члене или кровоточащей губе. — Чимин… — Чонгук вяло двигает языком, отстраняясь и переворачиваясь на спину. Падая рядом с омегой, он жмурится, накрывая ладонью пах и надавливая на болезненно пульсирующий орган. — Блять, Чимин… Он тяжело дышит, приходя в себя. Глядя в потолок, Чимин приподнимается на локте, перевернувшись на бок. Он не торопится помогать Чонгуку, выжидая, когда оргазм мужчины отступит, отняв его руку от паха. Вместо этого он касается его твердой груди, сжимает мягкие мышцы, мнет альфьи сиськи, успокаивая и выделяя больше феромона. А затем наклоняется к его ушку и заполошно шепчет: — Ты кое-что мне обещал, альфа. Чонгук не отвечает, хватая Чимина за упругую попку и затаскивая на себя. Он сдвигает омегу так, чтобы мягкая киска оказалась прямо на его изможденном паху и резко толкается вверх, желая как можно скорее облегчить собственное состояние. Чимин что-то говорит, но Чонгук его не слышит, игнорируя и прокусанную до крови губу, и нежный голос, и собственные путающиеся мысли. Кончить хочется так сильно, что он и не пытается отступить от собственной потребности, упираясь пятками в матрас и толкаясь в Чимина по-звериному грубо и резко. Чонгуку очень сильно надо кончить. Омега упирается руками в кровать по бокам от чужой головы, пытаясь вырваться из захвата. Вся смазка, что была на киске, впитывается в ткань, и теперь трение не вызывает ничего, кроме боли. Он хнычет, пытаясь остановить чужие движения, но у него не получается, пока он не хватает чужой пах рукой, крепко сдавливая в ладони. — Мне больно, — шипит омега, сильнее стискивая чужой член. — А? — Чонгук непонимающе распахивает глаза, смутно смотря на Чимина. — Мне нужно кончить, омега. — Сними штаны, — Чимин соскальзывает с чужих бедер, самостоятельно расправляясь сначала с чужим ремнем, а затем и ширинкой. Чонгук быстро кивает, помогая стянуть с себя осточертевшие тряпки. Следом он избавляется от водолазки и стоит одежде полностью исчезнуть с его тела, вновь хватает Чимина, порывисто подминая его под себя и толкаясь членом в тугую киску. — Блять… — он довольно скалится, когда влажная дырочка плотно смыкается под его яйцами, целиком приняв в себя пульсирующий ствол. — Как же хорошо… Омега взвизгивает, когда толстый горячий ствол врывается в него без подготовки, но она и не требуется, ведь смазка, не прекращая выделяется из пульсирующей дырочки. — Быстрее… — всхлипывает Чимин, вцепившись в Чонгука и руками, и ногами, как коала. — Ты же уже кончил… жадный… — Чонгук улыбается, толкаясь так быстро, как может. Перед глазами все идет пятнами, он опускает голову, по запаху находя источающую феромон омежью метку, и бездумно вгрызается в нее, обновляя и провоцируя очередное буйство феромонов, распускающееся вокруг них невидимыми лепестками. Слизывая капельки крови, Чонгук крепко держит взвизгнувшего Чимина, толкаясь в него снова и снова, до громких шлепков, вспенившейся смазки и тихих завываний удовлетворенной волчицы. Чимина хватает не надолго: из-за обновленной метки ощущения становятся ярче и сильнее, а долбежка, ни на секунду не стихающая, подгоняет очередной омежий оргазм, заставив пульсировать и сжиматься прямо на толстом члене. Хныча Чимин вгрызается в чужую шею, прокусывая лишь кожу, чтобы усилить действие временной метки. Зализывая укус, омега ревностно порыкивает, будто кто-то охотится на его добычу. Чонгук лишь смеется, слыша нежное рычание под собой и успокаивающе рокочет, мягко проходясь ладонями по бочкам. Тиская нежную кожу, он напоминает Чимину, что здесь никого кроме них нет и не будет, а после вновь наращивает темп, врываясь в тугую киску так быстро и громко, что омега исходится на россыпь пронзительных вскриков, пока Чонгук доводит их до одновременного оглушающего оргазма. Он крепко держит конвульсивно дергающегося на его члене Чимина, накачивая разъебанную киску волчьим семенем и тихо вкрадчиво спрашивая: — Узел? — Да, альфа, да… — кивает болванчиком Чимин, не прекращая покусывать и посасывать чужую соленую кожу до багровых отметок. Внутри горячо, его переполняет наполненностью, и это то, что так любит омега. Он довольно урчит, держа в объятиях мужчину, чувствуя, как пульсирующий орган начинает увеличиваться у основания в размере, запирая внутри всю сперму, которую в него продолжают сливать. Чонгук, довольный покорностью омеги, тяжело дышит, пока из него пульсирующе выталкиваются все новые и новые порции кончи. Он позволяет Чимину оставить на своей шее роспись кровяных подтеков, пока сам накачивает его спермой. — Вот так, — довольно скалясь, Чонгук осторожно перекатывается, в обнимку укладываясь с омегой на бок. — Не больно? — Нет, все хорошо, — выдыхает омега, причмокивая губками. Он напоследок целует сильную шею и прикрывает глаза, обнимая мужчину за торс. Пальчики выводят одному ему ведомые узоры на могучей спине, пока они оба приходят в себя после сокрушительного оргазма. — Не холодно? — Чонгук крепче прижимает Чимина к себе, сплетаясь с ним разгоряченными телами. Несмотря на то, что за окном началась зима, дом хорошо натоплен, окна закрыты, а в комнате и до них было тепло. Теперь же, после горячего секса, стало совсем жарко. И все же он помнит, что омеги часто мерзнут, поэтому и спрашивает заботливо: — Накрыть? — Да, — причмокивает Чимин, зябко ежась, чувствуя, как по коже бегут мурашки. Он жмется к альфе ближе, укладываясь щечкой на сильное плечо, и прикрывает глаза, сладко зевая. Чонгук аккуратно смещает их так, чтобы вытянуть из-под тел покрывало и целиком накрывает Чимина и себя. Он чувствует, как уставший с дороги омега медленно проваливается в сон, но сам может думать лишь о сцеживаемом в киску стволе. Пульсирующий и твердый, он не перестает накачивать омегу новыми порциями, отчаянно привлекая к себе внимание. Узел еще крепок и Чонгук не может им двинуть, не причинив им обоим боль, но и лежать без дела, пока все горит от возбуждения ему сложно. Он прислушивается к тихому омежьему дыханию, понимая, что Чимин на пороге сна и осторожно, стараясь его не разбудить, скользит ладонью ниже, обхватывая упругое полушарие. Попка в руке действует как антистресс и он мягко ее мнет, дожидаясь, пока они смогут продолжить. Ему не нужен бодрствующий Чимин, чтобы до конца сбросить напряжение. Лишь тугая дырочка, готовая принять в себя все без остатка, и собственная сдержанность, чтобы сделать все аккуратно и не потревожить чуткий сон уставшего омеги. К счастью, и то и другое у него имеется. Чимин быстро погружается в сон, убаюканный теплом чужого тела и приятным ароматом возлюбленного альфы. Омега полностью тому доверяет, поэтому он засыпает в спокойствии, погружаясь в красочные сны, где у них вдвоем все хорошо. Пока Чимин спит, Чонгук дожидается расформирования узла и после мягко вытаскивает член, чтобы тут же толкнуться им обратно. Он двигает тазом осторожно, медленно, придерживая Чимина за попку, чтобы тот не проезжался по кровати. Толчки получаются короткими, но глубокими, пусть они недостаточно интенсивные, но узость омежьей дырки позволяет ему пусть медленно, но все же приближаться к желаемому финалу. Чимин сладко сопит ему в ухо, тихо постанывает, но не просыпается. Чонгуку этого мало, так сильно хочется дикой безудержной ебли, но он заботится о чужом отдыхе, стараясь не торопиться и не тревожить. У них достаточно времени впереди, чтобы трахаться как угодно, а пока ему просто нужно спустить пар и уснуть следом. Постепенно красочные сны сменяются размытым нюдом, который с каждым толчком альфы в реальности проясняет картину во снах. Омега отдается сильным рукам, ласкающим его со всех сторон, и внемлет голосу, что успел стать родным. Чимин хмурит бровки, покусывает губки и беспокойно постанывает, пока и во сне, и наяву его трахает Чонгук. Альфа догадывается, что снится его омеге, но все так же бережет чужой сон. Когда член вновь начинает наливаться огнем и пульсировать, он с тихим выдохом выплескивает последнюю порцию вязкого семени вглубь сладкой киски и только после довольно успокаивается. Полные губы растягиваются в улыбке, пока он аккуратно выскальзывает из дырочки и устраивается поудобнее, стискивая Чимина в объятиях и засыпая таким же глубоким, как и омега, сном. Они спят до самого вечера, когда ночь окончательно уничтожает остатки минувшего дня. Их никто не беспокоит, но ребята из команды охраны ищут начальника, чтобы свериться с дальнейшим планом, и когда не находят его в своей комнате, стучатся в хозяйскую, где подозревают найти своего начальника. Хосок стучит в дверь, прислушиваясь к шороху за ней. Чонгук слышит его, просыпаясь первым. Вздрагивая, он открывает глаза, промаргиваясь в кромешной тьме. Чимин под боком уютно сопит, и ему приходится выпустить густую порцию феромона, считать который могут только альфы. Стук тут же прекращается, но он знает, что парни не уйдут, и, аккуратно выпутываясь из горячих конечностей и теплого пледа, бесшумно крадется к двери, не потрудившись одеться. Что, они его голым никогда не видели что ли? Когда дверь открывается, Хосок красноречиво дергает бровью, окинув внешний вид Чонгука, отметив и следы спермы, и красные пятна на шее, и чуя усилившийся аромат из-за обновленной метки. — Поговорить надо, — цедит он, кивая в сторону лестницы, чтобы спуститься на первый этаж. — Жди, — Чонгук аккуратно закрывает дверь омежьей спальни и быстро идет в свою, распахивая комод и хватая первые попавшиеся штаны. Он быстро надевает их, сверху накидывает футболку, и, всунув ноги в резиновые тапочки, шлепает следом за подчиненным, весело смотря в напряженный затылок друга. Хоби, что… собрался его отчитывать? От этой мысли настроение скачет вверх, и Чонгук ждет не дождется, как напомнит команде их место. Хосок дожидается, пока Чонгук оденется, и отдает ему бумаги на заполнение, которые нужно было подписать, пока он отсутствовал, а так же обсудить дальнейшие планы по работе. Чонгук быстро проверяет счета за новое оборудование, пробегается глазами по смете и оставляет несколько размашистых подписей. Он видит, что Хосок хочет открыть рот, высказать свое недовольство, но не дает ему этой возможности, первым кладя увесистую ладонь на плечо друга и заглядывая в темные, до боли родные глаза: — Не забывай о правилах, Хоби. Как только сдадим этот заказ — можешь трахать кого хочешь, но в этом доме, будь добр, придерживайся правил. И напомни о них Богому. Еще раз увижу вас с омегами — оба лишитесь премии. Надо спустить пар — делайте в свободное от работы время за территорией особняка, — Чонгук дожидается сдержанного кивка и уходит проверять остальных, решив оставить их разговор на потом.