Джейн... Дуглас?

      К вечеру Чонгук полностью выжат. У него было две тренировки, два приема пищи, обход, проверка системы безопасности, окончательная подготовка к завтрашней замене проводки. Как и привык, он делает все по совести, полностью сосредотачиваясь на работе и выкидывая из головы мысли о Чимине. Но стоит оказаться снаружи, и взгляд сам падает на нужное окно, стоит зайти внутрь, и он мечется к лестнице, ведущей к их спальням. Сегодня они будут спать раздельно? Он надеется, что да. Правда хочет верить в это, но волк рвется к омеге, как и член, дергающийся от каждой мысли о Чимине.       И все же он держится. С чистой совестью возвращается в комнату поздним вечером, надеясь, что Чимин не заявится. И сам тоже игнорирует дверь в омежью спальню. Чонгук отлично понимает, что стоит им остаться наедине, и все повторится. А это неизменно приведет к чему-то, что может навредить не только заказу, но и всей карьере. Чонгук не может так рисковать.       Чимин думает, что тоже.       Когда в текстовом файле текст пребывает и пребывает, а перед глазами у омеги двоится от возбуждения, он стонет и отодвигает с грохотом стул от стола, распахнув ноги в стороны. Халат держится на нем на божьем слове. Омега открывает дверь шкафа так, чтобы отражение было видно с кровати.       Распаленный, горячий и мокрый, он ложится в постель и развязывает пояс окончательно, оставляя халат болтаться на плечах. Он ложится киской к отражению, поближе к краю кровати. Раздвигает ноги и смотрит себе на пизду, залившую все ляжки соками.       Вот, что видит Чонгук, когда опускается на колени?       Омега трясущимися пальчиками трогает свою киску, мнет сквозь белье и с шипением отодвигает его в стороны, чтобы посмотреть на голую девочку, так бесстыдно рыдающую без члена внутри.       Одна рука Чимина ласково теребит клитор, доводит до дрожи своей нерасторопностью, а вторая жмет толстую сиську, щиплет за вставший сосок. В голове туман, а в отражении похотливое тело молодой пышной омеги, которая готова совокупляться с мужчиной днями напролет.       Чонгук не видит Чимина, не знает, что он делает, но чувствует. Его волк посылает сигналы в мозг, наполняя легкие дурманящим пыльным запахом и пробуждая одно единственное желание — найти самку и повязать ее. Их самку. Их волчицу.       Он не знает, кажется ли ему, или он и правда чувствует чужое возбуждение через две стены и коридор, но даже если это просто галлюцинации, член в штанах реагирует так, будто все наяву. Он падает на пол, наплевав на чистоту вымытого тела, и обещает себе снова сходить в душ.       Череда отжиманий совсем не помогает. Шея то и дело поднимается, направляя взор уставших глаз на закрытую дверь. Их с Чимином разделяет так мало, что он готов сорваться к омеге прямо сейчас. Просто чтобы убедиться, что ему кажется. Что Чимин работает над книгой или спит, все что угодно, кроме того, что может заставить окрепнуть член.       На сотом подходе он уже весь взмокший, а натренированные годами руки все же начинают гореть. У него уже было две полноценные тренировки, третья только вредит, но остановиться он не может. Занятое чем-то тело — единственное, что останавливает его от рывка в чужую спальню.       Тело Чимина тоже занято.       Движения становятся интенсивными. Чимин хнычет и мычит в подушку, стонет разбито и совершенно развязно, тонкий голосок дребезжит и трясется, прямо как его натруженные пальчики, которые устали теребить киску. Омега просовывает руку между ног, яростно трется о свое запястье, заливая его смазкой, зовет Чонгука сквозь всхлипы, чтобы сделал хорошо.       Растер его жадную пизду до опухшей красноты, рассосал клитор и заполнил изнутри горячей кончой, что так идеально наполняла бы его.       Чимин никак не может поймать пик удовольствия. Полураздетый, выглядящий, как хорошая дорогая шлюшка после ебли, он снова срывается к письменному столу, чтобы дрожащими мокрыми пальцами начать печатать.       Он не вдумывается в то, что пишет: в голове лишь он и Чонгук, его горячий рот на его сиськах и пизде, длинные пальцы, оставляющие по телу синяки, толстый жирный член, одной лишь головкой растягивающий дырку до натуги. Чимин почти плачет от того, как сильно ему хочется кончить. А потому он, наплевав на все, захлопывает крышку ноутбука, наспех запахивает халат и, избавившись от ажурных трусиков, мчится в соседнюю комнату. Он стучит сбито и настойчиво: громко и без пауз, чтобы скорее открыли. Пизда сгорает от желания, Чимин готов наброситься на альфу прямо с порога.       И Чонгук явно не будет против.       Слыша громкий стук в дверь, он вздрагивает, чувствуя, как резко напрягаются мышцы пресса. Ему не нужно спрашивать и выглядывать за дверь, чтобы понять, кто это.       Запах возбужденного омеги накатывает так сильно, будто никакой двери между ними нет, и то, что это точно явь — понятно и так. Чимин не просто возбужден, он пахнет так, будто на грани оргазма, и открывать дверь крайне рискованно, но еще хуже — заставлять перевозбужденного омегу топтаться в коридоре.       Чонгук лишь надеется, что запах пота и вид взмокшего тела охладит чужой пыл и все закончится приличнее, чем вчера.       И, с тяжелым вздохом, плетется к двери.       Чимин осекается, когда дверь наконец-то открывается. Он не здоровается и не ждет того же от Чонгука. Насильно впихивает свое тельце в проем и прижимается к ней на мгновение спиной для того, чтобы перевести дыхание. В глазах мутно, а ноги подкашиваются от того, как сильно в комнате Чонгука пахнет им. Омега трясущимися руками раскрывает халат и смотрит на альфу с диким огнем в глазах, с первобытным желанием трахаться.       — Хочешь… Хочешь взять мою киску в рот? — спрашивает Чимин, опуская ручку на мокрую пизду. Он медленно трет ее, пальцы чавкают от густой смазки, что ниточками тянется к ляжкам.       — Блять, — Чонгуку хочется прикрыть глаза от одного вида. Но он не может. Не может оторвать их от прозрачного лифа, абсолютно прозрачного, через который он видит каждую венку на полной груди. Это единственное, что надето на Чимина, помимо длинного халатика.       Трусики. На нем нет даже прозрачных трусиков, а киска выглядит так, будто ее яростно дрочили не меньше часа. Так, будто ее снова надо помазать и отправить отдыхать, и будь Чонгук хорошим альфой, он бы так и поступил. Позаботился бы о натруженной промежности, мягко обмыв и втерев мазь, вот только Чонгук не хороший альфа.       — Похотливая сука! — он с силой бьет о дверной косяк кулаком рядом с блондинистой головкой и резко падает на колени, вгрызаясь в распухшую пизду.       Чимин визжит где-то наверху, но Чонгук полностью игнорирует, сразу же толкаясь языком внутрь и теребя клитор кончиком носа.       Он лижет жадно, сжимая между зубов пухлые складки и тараня текущую дырку гибкой мышцей, совершенно игнорируя состояние омеги. Нравится-не нравится, ему похуй, потому что все, что он хочет — сожрать эту пизду до последней капли смазки.       Насаженный на язык омега визжит и дергается, цепляется за волосы альфы и вжимает голову мужчины сильнее в киску, слыша мокрые хлюпанья и чавканье. Он привстает на носочки, когда Чонгук усиленно сосет клитор, нисколько не сдерживается и протяжно стонет во всю глотку, как если бы драли его по-настоящему. Толстым хуем.       — Еще-еще, альфа, еще… — причитает пискляво омега, вываливая сиськи из чашек лифа. Они собираются под грудью и приподнимают сиськи выше. Чимин мнет их, давит чуть ли не до боли, практически залезая Чонгуку на лицо. Ему сложно стоять, ноги совсем не слушаются.       Потому он наступает на мужчину медленно, отклоняя его назад, и придерживает под голову, чтобы опустить спиной на пол.       Прыткая омега тут же садится сверху, трется киской о грудь альфы и ползет выше, ко рту, где он получит настоящее удовольствие.       Развернувшись спиной, Чимин прижимается мокрой пиздой к лицу Чонгука, а сам ложится сверху на тело, чтобы трясущимися руками развязать чужие треники. Он спешно тянет одежду с альфы ему на бедра, похлопывая, чтобы приподнял таз, и когда лицом к лицу встречается с толстым хуем, вожделенно воет, закатив глаза. Здесь пахнет ярче всего.       Облизав полные губы, Чимин надрачивает толстый член своими короткими пальчиками, и целует мокрую головку скользко, легко, изучающе.       Он научится всему. Обязательно научится, чтобы Чонгук трахал только его.       Сам же Чонгук знал, что так все и будет. Он, черт возьми, знал! Сидящий сверху Чимин ощущается слишком правильно, но еще правильнее чувствуются его губки вокруг члена. Он натужно стонет в чужую киску, пуская поток вибрирующего воздуха прямо в дырочку.       Чонгук знает, что она девственная, помнит, как туго она обхватывала вершину его головки, но это не останавливает его от того, чтобы пальцами раздвинуть края дырочки и нырнуть языком целиком. Гибкая длинная мышца таранит узкое влагалище до громкого чавканья от столкновения подбородка с мокрой промежностью.       Терпкие омежьи соки текут по его лицу, смешиваются с потом, создают непередаваемую какофонию смешавшихся в гибридное амбре запахов.       Старые половицы под ними скрипят, закатное солнце окрашивает комнату мягким светом, а легкий теплый ветерок приятно обволакивает взмыленную кожу.       В такой позе кончик его носа трется о заднюю дырочку и Чонгук невольно думает о том, что раз не может насладиться девственной киской, ничто не помешает ему трахнуть малыша в попку.       Он еще сильнее разводит края дырочки, на автомате проталкивая туда средний палец, и давит им на переднюю стенку. Туда, где у омежек самая сладкая зона. Туда, где от особенно интенсивной стимуляции они не просто кончают, а восторженно ссутся, теряя остатки разума и позволяя делать с собой все, что угодно.       Возможно, если Чонгук решится, именно так он и доберется до пышной тугой задницы когда-нибудь в будущем.       А пока он облизывает окружность стеночек изнутри, ловя всю смазку глоткой и глотая каждую из вязких капелек, пока его член так правильно сжимают, а головка утопает в жаре чужого рта.       Чимин визжит, чувствуя внутри новое давление. Туго сжимается и расслабляется, трахает язык Чонгука, как самая ненасытная в мире сучка, и насаживается на палец сильнее, чувствуя, как его распирает изнутри. Он незамедлительно брызжет Чонгуку на шею. Ревет в голос и еле поднимается на дрожащих руках, чтобы заткнуть глотку толстым хуем.       У него не получается взять и половины длины, но он сосет усердно, прячет зубки и дрочит там, где не может достать языком. Пальцы перебирают тяжелые яйца, теребят их, Чимин становится совершенно безумным, когда продолжает тереться кончающей пиздой о лицо Чонгука. Гиперстимуляция превращает его в отупевшую сучку, которой нужен только член во всех его дырках.       Ствол затыкает ему рот, Чимин берет его за щеку и пускает слюни, лижет толщину и пытается высосать все, что должно быть залито в его мокрую от смазки и слюней альфы пизду.       Чимин мычит и рыдает на члене, посылает вибрацию глоткой, куда упирается член, и давится им, кашляя. Сумасшедший. Одержимый. В голове ничего, кроме ебли.       — Ш-шлюха… — Чонгук задыхается под чужой пиздой, залитый ссаниной вперемешку с кончой, но может лишь глухо стонать и рычать в раздолбанную собственным же лицом киску.       Уши закладывает от омежьего рева, пока пятки сами упираются в пол, чтобы резко оттолкнуть таз и на полную протаранить чужую глотку.       Наслаждаясь громким бульканьем, он тянет руки вдоль сочных боков, сминая их по пути, и наконец достает до маленькой макушки, целиком ее обхватывая собственной пятерней. Чимин такой маленький, что ему не составляет труда держать его за голову, толкаясь в распахнутую глотку и задыхаться под чужой киской так же, как это делает омега на его члене.       С каждым толчком тело становится все слабее и держится исключительно на животном желании кончить. В глазах мутнеет, а легкие горят от недостатка кислорода и пресыщенности омежьим феромоном, пока он долбится в глубину жаркого рта и гонит себя за собственным оргазмом.       Чонгук уверен, что он красный и готовый вот-вот не только кончить, но и отрубиться, но он не отстраняется. Позволяет пышным бедрам сжимать себя в смертельном захвате и не останавливается, пока не выстреливает тугой струей прямо в чужой пищевод.       Омега рычит, мнет бедра Чонгука и буквально рыдает, насаженный самой глоткой на толстый член. Он чувствует его глубоко в горле, пока слезы беспрестанно катятся по щекам, а нос тычется в щетинистый лобок мужчины.       Когда внутри разливается горячая сперма, Чимин кончает еще раз, и на этот раз струя мощная, долгая, он ссытся так ярко, что перед глазами начинает темнеть. Тело не слушается, закаменевшее, и когда бедра альфы перестают долбиться в его глотку, а с головы пропадает тяжелая рука, Чимин осторожно соскальзывает с хуя и дрожит, оттягивая в сторону ягодицу.       — Трахни меня, альфа… — в полубреду хрипит Чимин, из последних сил медленно потираясь пиздой о подбородок мужчины, — трахни как надо…       Он оседает полностью на Чонгуке, а глаза сами собой закрываются. Омега отключается от бессилия, с красной опухшей пиздой и твердым клитором, выебанный в глотку… Засыпает самым счастливым омегой на свете, пока Чонгуку нужно время, чтобы отдышаться и прояснить взгляд, который тут же упирается в опухшую киску. Кажется, дневная процедура с мазью пошла насмарку, ведь Чимин снова весь красный и воспаленный, но хотя бы сиськи в этот раз не пострадали. Аккуратно снимая с себя отрубившегося омегу, он старается выкинуть из головы просьбу о полноценном сексе.       Не сегодня.       Осторожно неся Чимина в ванную, он вновь опускает его в чугунную посудину, набирая теплую воду и следя за тем, чтобы омега не соскользнул под воду. Потянувшись к изящному торсу, Чонгук аккуратно расстегивает бретельки, развязывает чокер и освобождает тело от последнего куска ткани. Сиськи все же немного припухли, видимо, Чимин успел поиграться с ними, пока Чонгук не видел. Ласково оглаживая упругие груди, он берет кусок мыла, ведя им по покрасневшему телу и моля небеса о том, чтобы Чимин не очнулся.       Чонгук боится, что после таких просьб его выдержка может просто не справиться.       Но Чимин спит крепко. Уставший, истерзанный, кончивший два раза подряд, у него совершенно нет сил. Если бы он не спал, тотчас полез бы к Чонгуку снова, его тело не может вынести такой нагрузки.       У альфы нет гона, у омеги нет течки, ему незачем так стараться. Но он чувствует приближение цикла Чонгука, жаждет и молит о том, чтобы он поскорее настал.       Чонгук мягко намывает все тело, после спуская воду и доставая Чимина. Чонгук укутывает его в собственное банное полотенце и несет в кровать, рассудив, что возвращать в комнату будет рискованно. Он не накрывает его одеялом сразу, аккуратно раскрывая и втирая купленную мазь. Благо, Чонгук не успел отдать ее омеге, удравшему из машины быстрее, чем он вообще об этом вспомнил.       Размазывая густую субстанцию по крупным сиськам и жирной киске, Чонгук так и не решает для себя, кем же Чимин является — благословением или наказанием, но обещает себе разобраться в этом позже. Вытягивая из-под высушенного тельца полотенце, Чонгук наконец накрывает его одеялом, задергивая шторы и выключая свет, а потом плюхается следом, предусмотрительно защелкнув щеколду. Им не нужны посетители. А ему обязательно нужно проснуться вовремя и со всеми пойти на тренировку. Иначе… Чонгук слишком хорошо знает, каким надоедливым становится заподозривший неладное Хосок.