Reclaimed

— Дай-ка я проясню, — сказала Вельзевул, долго и недоверчиво разглядывая Азирафаэля. — После того как мы ушли с заявлением, что нашли нечто более важное, чем стороны в этом конфликте, после того как Кроули практически прямо сказал тебе, что это глупая, отвратительная идея, и он не хочет в этом участвовать, ты всё равно решил занять место Гавриила и снова работать на Небеса? После того как они уже пытались казнить тебя и всё такое?! Гавриил попытался слиться с креслом, выглядя так, будто хочет стать невидимым. — И вот так ты оставил Кроули… Что? Просто выкинул его на обочину, оставив одного отбиваться от Небес и Ада? — Вельзевул тяжело откинулась в кресле. — Чёрт. Между мной и этим демоном никогда не было любви, особенно после того, что он сделал, чтобы остановить Армагеддон. Поверь мне, он раздражал меня своей хитроумностью ещё до начала времён. Но чёрт возьми, это действительно жестоко. Азирафаэль думал, что хуже ему быть уже не может. Он ошибался. Но он также почувствовал раздражение и желание защититься. — Слушай, я знаю, что теперь всё это оказалось недобросовестной игрой, — с некоторым возмущением начал он, — но тогда я думал, что предлагаю ему буквально всё. Вельзевул уставилась на него в изумлении. — Как?! — воскликнула она. — Нет, серьёзно, как?! Какими бы ни были намерения Небес, ты думал, что вернуть его туда, где… где это всё началось… Ты правда думал, что это предложение вернуть его к Архангелам, которые бросили нас в яму, — хорошая идея? Вельзевул вскочила на ноги, её глаза горели яростью. Она упёрлась руками в стол и наклонилась к Азирафаэлю, который не мог пошевелиться от страха, чувствуя, как сердце бешено стучит. — Мы восстали, — прошипела Вельзевул, — Но это вы заставили нас. Она выпрямилась, в глазах читалось презрение. — Ты объясни ему сам, Гавриил, потому что я не могу. Вельзевул бросила взгляд на Гавриила, тот ответил ей кивком, наполненным тихим, тёплым пониманием, и Азирафаэль почувствовал, как в нём всё разрывается от боли. Вместо того, чтобы быть здесь и переживать это, он мог бы жить этим. Когда Вельзевул покинула кухню, Гавриил перевёл взгляд на Азирафаэля, который сидел, ссутулившись, в своём кресле. Некоторое время оба молчали. — Что ты должен мне объяснить? — наконец спросил Азирафаэль. — Не знаю, — ответил Гавриил. — А что ты не понимаешь? — Да всё, очевидно! — взорвался Азирафаэль. Он вскочил и начал метаться по комнате, считая на пальцах: — Я не понимаю, как разделять работу и личные убеждения, не понимаю, что Ад регулярно истязает своих демонов… — Гавриил бросил на него изумлённый взгляд, но Азирафаэль этого не заметил. — Не понимаю, зачем Небеса намеренно держат всех в изоляции, не понимаю, как Небеса могут быть «просто местом», как сказал Рафаэль. Он не заметил, как Гавриил застыл, едва услышав упоминание Рафаэля. — Не понимаю, как можно стереть память шести архангелов, и чтобы никто этого не заметил. И почему вы все говорите о Падении, будто это была внезапная реакция на что-то ничтожное! — Глаза Азирафаэля сверкнули. — В случае, если кто забыл, это была гражданская война, которую спровоцировали! Ангелы гибли! Я понимаю, вернее, мне говорили, что всё зашло слишком далеко, и я знаю, что… что произошли ужасные вещи, и некоторые ангелы были несправедливо наказаны. Но это же не происходило в вакууме, ради всего святого! И я устал, что виноватым остаюсь всегда я, потому что никто ничего не объясняет! Азирафаэль перевёл дыхание, осознав, что только что вывалил на Гавриила всю свою злость и мысли, которые даже сам до конца не понимал. Несмотря на чувство стыда за некоторые сказанные слова, он вдруг ощутил странное облегчение. Гавриил молчал, а потом медленно встал, крепко сжимая край стола. — Ты говорил с Рафаэлем? — спросил он, и от его голоса Азирафаэля пробрал холод. — Да. — Как там сейчас? — Что ты имеешь в виду? Глаза Гавриила вспыхнули. — Это Рафаэль. Если он как-то вмешался, ты понимаешь, насколько это… — Он осёкся, не найдя слов. — Конечно, понимаю! — воскликнул Азирафаэль. — Но, опять же, как я могу это понимать, если никто ничего не объясняет?! Гавриил явно изо всех сил пытался найти слова, чтобы выразить бурю эмоций и раздражение, которые кипели в нём из-за Азирафаэля. Он взмахнул руками, издавая несколько бессвязных звуков чистого отчаяния, прежде чем в конце концов громогласно вскричать: — Вельзевул! Спустя минуту Вельзевул просунула голову в дверь кухни. — Да? Гавриил яростно махнул в сторону Азирафаэля. — Я не могу. Не могу! — наконец выпалил он. — Это не просто Второе Пришествие, это Второе Пришествие с участием Рафаэля! И когда я спросил, насколько там всё плохо, потому что Рафаэль, — он подчеркнул это имя, — Всё, что он ответил, это: «Что ты имеешь в виду?» Что я должен с этим делать?! Ага, подумал Азирафаэль, вот он — тот самый Гавриил, которого я помню. — Скажи ему, — с тяжестью произнесла Вельзевул. Гавриил издал мучительный, почти умоляющий звук и закрыл глаза. Вельзевул подошла к нему и мягко положила руку на его руку. — Ты не обязан, — тихо сказала она. — Но я думаю, что это может многое изменить. На лице Гавриила отразилась внутренняя борьба, и Азирафаэль заставил себя последовать примеру Вельзевул — остаться тихим и дать Гавриилу пространство для принятия собственного решения. Наконец тот кивнул. Вельзевул сжала его руку. — Хочешь, чтобы я осталась? Или вам нужно уединение? Гавриил развернулся к ней, обхватив руками за плечи. Его лицо озарилось тёплой улыбкой. — Ты не обязана оставаться, не для этого. — Он наклонился и прошептал почти неслышно: — Я знаю, что это значит для тебя. Со мной всё будет хорошо, обещаю. Он склонился ниже и нежно коснулся губами губ Вельзевул. Этот поцелуй был полон мягкости и любви, которую он не мог выразить словами. Вельзевул ответила с такой же нежностью, и казалось, что время остановилось, как если бы Кроули щёлкнул пальцами. Когда Гавриил выпрямился, в его глазах читалась только мягкость, а на губах Вельзевул играла озорная улыбка. Вельзевул легонько хлопнула его по подбородку. — Я пойду займусь своим проектом, — сказала она. — Найди меня, когда закончите? Гавриил наклонился вбок, заговорщически шепнув: — А будет ли приз, когда я тебя найду? Вельзевул мгновенно ударила его по рёбрам, быстро оглянувшись на Азирафаэля и снова вернув взгляд к Гавриилу. — Замолчи! У нас тут гости! — а затем, понизив голос, добавила с улыбкой: — Но ты знаешь, что призы — моя специализация. Азирафаэль почувствовал острую необходимость в кнопке моментального развоплощения. Когда Вельзевул ушла, на кухне снова остались только он и Гавриил. Они неловко переглянулись, а затем почти одновременно решили сесть за стол и чудом подогреть свои напитки. Хотя Азирафаэль подумал, что в данный момент ему нужно что-то гораздо крепче чая. Гавриил крутил кружку в руках, пристально глядя на неё. — Как Рафаэль? — наконец спросил он, и его голос звучал так, словно он не был уверен, хочет ли слышать ответ. — Он выглядит хорошо, — улыбнулся Азирафаэль. — Это был мой первый полноценный разговор с ним. Теперь я понимаю, почему он — легенда. Гавриил выдохнул несколько дрожащих вздохов облегчения, и Азирафаэль почти физически ощутил, как тяжесть спала с его плеч. — Что произошло? — спросил Азирафаэль. Сбросив этот груз, Гавриил больше не сопротивлялся, чтобы рассказать о прошлом и травме, связанной с Рафаэлем. — Он что-нибудь тебе рассказал? — спросил Гавриил сначала. — Почти ничего личного, — ответил Азирафаэль. — Больше о Закииле и Зафкииле и о том, как их судьбы связаны с другими четырьмя архангелами, которым, как мы предполагаем, стерли память. Я же говорил, у меня много вопросов. Гавриил нахмурился, словно пытался вспомнить упомянутых архангелов, но не мог вытащить их имена из глубин памяти. — Закиил был Ангелом Милосердия, — мягко напомнил Азирафаэль. И тогда в глазах Гавриила снова вспыхнул гнев. — Его имя никогда не должно было быть забыто, — сказал он, его голос и лицо полны ярости, напомнив Азирафаэлю Рафаэля на встрече Архангелов, когда тот бросил вызов Метатрону.

***

Кроули привалился к стене, тяжело дыша, с липкими от пота волосами, прилипшими ко лбу, и отчаянно отказываясь признать, насколько близка была опасность. Если бы он это сделал… нет. Нет. Он бросил взгляд вниз и поморщился. Позволив себе выдохнуть в рваных, болезненных звуках, пока его тело восстанавливало себя, он задумался и дал себе короткую передышку. Он всё чаще вынужден был брать паузы, чтобы восстановить энергию — любую её разновидность. Для всего, что он делал, требовалась Инфернальная энергия, но также требовалось и умственное усилие, чтобы ею управлять. Это не означало, что энергия могла полностью иссякнуть, но выносливость, позволяющая направлять её через себя и активно использовать, постепенно истощалась. Именно поэтому запасной резерв энергии был для него столь полезен: он не требовал усилий или концентрации, просто мгновенно срабатывал в самый критический момент. И, конечно, всё это физически изматывало. Однако всё было, в сущности, приемлемо. Единственное, чем грозило увеличение числа пауз, — это тем, что в реальном мире проходило больше времени, пока он пытался выбраться. Но накопившаяся усталость всё же начинала сказываться. Она медленно собиралась, словно капли конденсата на стекле, едва заметно замедляя его рефлексы. Кроули сознательно не думал об этом. Ведь до момента, когда усталость действительно станет помехой, ещё было далеко. И всё же знание о том, что этот момент вообще существует, уже не давало покоя. Его поединок с Сатаной длился уже, казалось, вечность. Кроули и представить себе не мог, что придётся задействовать забытые навыки и довести их до совершенства, превратив их в оружие. Но вот он здесь. И он делал всё — от обыденного до абсурдного. Например, намагнитил подошвы Сатаны, заставив его прилипнуть к полу. Пока Сатана не разобрался в хитрости и не снял эффект, это было восхитительно: Властелин Ада выглядел, как муха на липучке. А Кроули, уютно устроившись на потолке, комментировал происходящее с видом спортивного комментатора. Это было, пожалуй, самое забавное из его находок. Зато Сатана дал Кроули массу возможностей для отработки оборонительных тактик. Не будучи столь изобретательным, Сатана полагался на грубую силу: огонь, оружие, Инфернальная энергия, бесчисленные снаряды. Конечно, Кроули не мог уклоняться от всего, особенно после того, как отпускал особенно едкий комментарий в адрес врага, и тот отвечал шквалом атак. Тогда Кроули приходилось останавливать время, чтобы вылечить очередной ожог или размозженную кость. Именно так он оказался сейчас, привалившись к стене, едва переводя дыхание, с рукой, зажимающей бок, обожжённой ногой и заново сломанной лодыжкой. Всё это лишь усугубляло его усталость, как он ни старался сдерживать её накапливание. Медленно восстановив дыхание, Кроули почувствовал, как жар и боль от ожога угасают. Попробовав осторожные шаги, он едва заметно перенёс вес на правую ногу, но левая выдержала, лишь слегка напоминая о себе лёгким, исчезающим уколом. Пока он медленно тянул энергию через своё тело, чтобы восполнить запасы, в голове неожиданно всплыло: Сатана сам давал ему идеальную практику боевых тактик — как в нападении, так и в обороне. Причём не абстрактную, а направленную исключительно на него. Кроули осваивал, что Сатана может и предпочитает, изучал его слабости. И наоборот, конечно. Но было одно ключевое различие: действия Сатаны всегда оставались однообразными. Чем сильнее он злился, тем больше полагался на силу. Кроули же, оказавшись загнанным в угол, становился ещё изобретательнее. Кроули замер. Он даже не осознавал этого до сих пор. Динамика между ними менялась. Чем дольше длилось это противостояние, тем меньше Сатана пугал его. А Сатана это чувствовал. Его прежняя власть — безграничная, устрашающая, как у абсолютного существа, — начала исчезать. Когда-то они оба были архангелами, хотя и разного ранга, и это равенство понемногу снова начинало проявляться. Восстановив дыхание и залечив раны, Кроули убрался на безопасное расстояние от крыльев и рук Сатаны. Затем щёлкнул пальцами. — НЕТ!!! — проревел Сатана в тот миг, когда время вновь пошло. — Я ВИДЕЛ, КАК В ТЕБЯ ПОПАЛ! — Его глаза светились, словно два раскалённых угля. Он двинулся к Кроули, который осторожно отступал, и его голос сорвался на шипящий рёв: — Я ВИДЕЛ, КАК ТЫ УПАЛ, КАК ТВОЯ НОГА ВСПЫХНУЛА, А ЛОДЫЖКА СЛОМАЛАСЬ. Я СЛЫШАЛ, КАК ТЫ ЗАКРИЧАЛ! Кроули продолжал пятиться, избегая прямого отступления и стараясь не приближаться к колоннам, которые хаотично громоздились ближе к центру комнаты. И вдруг весь свет исчез. Кроули застыл, а сердце забилось так сильно, что, казалось, грозилось вырваться из груди. Он даже не задумался раньше, откуда в комнате исходит свет. В панике он начал вспоминать обстановку, но не смог определить ни одного источника. Ничего привычного, по крайней мере. Света не было — и это было плохо. Он должен был создать собственный, прежде чем Сатана использует тьму, чтобы подобраться к нему. Дерьмо-дерьмо-дерьмо. В отчаянии он снова остановил время. … И опустился на одно колено, парализованный до невозможности двигаться. Тьма давила на него со всех сторон, заставляя задыхаться. Она будто впитывала в себя каждую каплю жизни. Кроули инстинктивно тянул руки к лицу, к груди, словно пытаясь сорвать эту удушающую пустоту, но хвататься было не за что. Паника росла, поднималась от желудка к горлу, от рёбер к центру груди, где разливалась болью, сжимала, ломала. Он чувствовал себя запертым. И вокруг была только тьма. Где-то в этой тьме был Сатана. Возможно, в каких-то жалких дюймах от него. Как он мог быть таким глупым, чтобы не обратить внимания на свет? «Создай свой свет. Просто сделай это!» — рявкнул он на себя мысленно, но его разум никак не мог вырваться из порочного круга страха. Он уже делал это раньше. Бесчисленное количество раз. Почему же сейчас всё иначе? Потому что никогда ещё тьма не была такой плотной, как сейчас. Никогда ещё он не боялся настолько, чтобы даже не хотеть осветить комнату, опасаясь, что Сатана окажется прямо перед ним. Соберись, соберись, соберись! Он сжал зубы, подавляя сдавленный стон ужаса, застрявший в горле. Почему он так боится? Просто из-за темноты? Это нелепо. Возмутительно. Кроули не боялся. Никогда. Но тело его не слушалось. Он не мог перестать дышать рвано, через силу. Его грудь всё так же сдавливало, а попытки разжать веки приводили лишь к тому, что перед ним оставалась одна лишь непроглядная чернота. Он сдался. Сложился пополам, уткнувшись лбом в колени, и закрыл глаза так крепко, как только мог. Если ему суждено остаться слепым, пусть хотя бы это будет его выбор. Он сидел в темноте, сжимающими висками руками, а в ушах стучала кровь. Лёгкие отчаянно хватали воздух, сердце билось с перебоями. Кроули заставлял себя представить, что снаружи, за пределами его рук, не было тьмы. Там был слабый свет. Тепло. Безопасность. Даже если Сатана находится всего в шаге, свет был бы достаточной защитой. Не будет внезапных атак из-за угла. Никакой новой мучительной бесконечности… И тут в голове возникла мысль — тихая, как колокольный звон в морозное утро. Она прозвучала кристально ясно: Вот почему. Воспоминания о прошлом — несправедливые, болезненные, словно незваные призраки — наложились на реальность и медленно вытеснили панику из его тела, оставив лишь беззвучные, дрожащие слёзы. Его дыхание оставалось частым, поверхностным, но утратило ту отчаянную рваность, с которой он хватал воздух. Теперь он чувствовал себя выжженным до дна, опустошённым, как будто его внутренний каркас распался на пыль. Ничто больше не казалось реальным, кроме этой комнаты и Сатаны. Всё остальное стало отдалённой, туманной галлюцинацией — чем-то, что когда-то существовало, но теперь утратило всякую связь с настоящим. Он мог твердить себе, что Азирафаэль существует. Что где-то там, за пределами этой тьмы, есть шанс, что ангел не отвергнет его снова. Но эти слова звучали пусто. Он мог сказать себе, что Амон ждёт его выхода — и это казалось самым реальным, потому что было последним из происходившего. Но даже это меркло, как ускользающий след сна. Он попытался вспомнить, как ветер на Гебридских островах трепал его волосы, как кожа чувствовала прикосновение деревьев и холодную свежесть ручьёв в Глен Фоллоке. Но это казалось невозможным — как попытка представить вкус цвета. Реальностью оставались только камень под его коленями и холодный, неподвижный пол, который касался его ладони, куда бы он ни потянулся. Может, ему стоит просто остаться в этой замершей, тихой темноте? Здесь, по крайней мере, было спокойно. Спокойно. Кроули задержал мысль, примеряя её к себе, словно она могла расколоть его на части. Но она оказалась правдой. Темнота действительно принесла с собой нечто похожее на мир. Он так и остался сидеть, сгорбившись, уткнувшись лицом в колени, сжимая голову руками. Постепенно плечи расслабились, а вместо безумного, хаотичного страха в его тело проникла отстранённая тишина. Он отпустил борьбу с самим собой, вдохнув тишину, которая замедлила его дыхание и мысли. Не поднимая головы, он вытянул правую руку ладонью вверх. В воздухе возникла тёплая, светящаяся сфера энергии — обычной, а не инфернальной. Она пульсировала ровным светом, согревая его руку. Он мог бы просто щёлкнуть пальцами и осветить комнату. Вероятно. Хотя он не удивился бы, если бы Сатана предусмотрел какой-то подвох. Но сейчас ему было намного спокойнее держать перед собой эту крошечную, тёплую звезду, чем сразу заполнять пространство ярким светом. Он приоткрыл глаза, не глядя вверх. Затем слегка сжал светящуюся сферу, чтобы она уместилась в ладони. Прижав руку к груди, он позволил теплу медленно растечься по телу, заполняя его пустоту жизнью. На мгновение он улыбнулся, вспоминая, как когда-то создавал подобные сферы, наполняя целые системы жизнью, потенциал которой был бесконечен. В этих маленьких пульсациях он слышал музыку мироздания, нечто, что соединяло его с чем-то большим, чем он сам. Он закрыл глаза, позволяя теплу проникнуть в каждую клетку, и почувствовал, как жизнь возвращается к нему. Вставать не хотелось. Здесь, в этом укрытии, созданном своими руками, было безопасно. Впервые за долгое время он чувствовал себя защищённым. Но кто сказал, что он обязан осветить всё сейчас? Кроули медленно расправил плечи, поднял голову и прикрылся крыльями, словно они были барьером от мира. Скрестив ноги, он положил светящуюся сферу на сгиб колена и стал выстраивать новую. Через несколько минут он улыбнулся второму шару — чуть большему, светящемуся мягкими оттенками оранжевого и жёлтого. Он задумчиво посмотрел на них, словно сферы шептали ему что-то важное. — Если уж я дам вам имена, то это должен быть единый стиль, — сказал он, словно это было самой очевидной вещью на свете. — И уж точно не что-то случайное. Иначе как вас всех запомнить? Он замолчал, будто ждал ответа. — Нет! — резко ответил он чему-то невидимому. — Он был первым. Он будет. «Уилл». — После паузы он нахмурился. — Нет, ты слишком упрям. Ты будешь Беатрис. И точка. Всё! Он поставил новый светящийся шар напротив «Уилла», который тут же словно осуждающе склонился к своему новому соседу. Кроули начал собирать энергию для третьей сферы, но вдруг остановился и бросил взгляд на «Беатрис». — Ну уж нет, — приподняв бровь, заметил он. — Кто сказал, что этот должен быть Бенедикт? Почему бы не… — Он задумался, прищурившись. — Герой! Ему показалось, что сфера издала слабый протестующий писк. Конечно, это была лишь его фантазия, но Кроули это совершенно не волновало. — Нет-нет, знаю! Пусть будет Клавдио! Он улыбнулся, глядя на «Беатрис», которая теперь, несомненно, издавала целый каскад возмущённых звуков (всё ещё, вероятно, его воображение). — Ладно-ладно, сдаюсь. Пусть будет Бенедикт, — примирительно пробормотал он. На этот раз «Беатрис» будто бы довольно замурлыкала. Кроули это совершенно не заботило. Паника ушла, уступив место твёрдости и решимости. Он нашёл способ преодолеть эту ситуацию. Теперь нужно было лишь довести дело до конца. Он сел в свой небольшой круг света и начал создавать новые сферы, пока комната постепенно наполнялась теплом, которое растекалось по всему его телу, возвращая уверенность. Но больше всего помогало то, что ему больше не казалось, будто он одинок. Светлые, пульсирующие шары энергии словно наполняли пространство дружеским присутствием. Когда места вокруг него уже не осталось, он посмотрел через плечо на сферу, названную «Бенедикт», а затем с усмешкой начал давать имена новым. — Ну что ж, вы будете феями и духами, — заявил он, указывая на шары позади себя. — Да-да, с именами, как же иначе. Вот, ты — Титания, а ты — Титания II… Почему вторая? Потому что вы одинаковые, и вас слишком много. Дальше. Ты — Мотылёк, ты — Пэк, ты — Пэк II, ты — Оберон, а ты — Паутина. И ты… Паутина Младший. Он остановился, склонив голову, словно слушал невидимый диалог. — Почему Младший? Потому что так звучит лучше, чем «второй». Всё, не перебивайте меня, иначе я никогда не успею назвать всех вас. Скоро вокруг него не осталось места для новых сфер, и он с лёгкой усмешкой начал укладывать их на пол в порядке, в котором хотел закрепить их на потолке. Кроули глубоко вздохнул. Он знал, что не может повлиять на металл или камень напрямую, но это его и не волновало. Сферы, сделанные из его энергии, слушались его беспрекословно. Ему не нужно было убеждать себя, что всё получится. Он просто знал. Он встал и, оглянувшись, громко произнёс: — Бенедикт, ты останешься рядом с Беатрис, где я тебя поставил, и не вздумай портить электрическую проницаемость или магнитную восприимчивость. Вам всем это касается! Вы — дипольные сферы, так что вам нечего бояться. И да, я создал эти правила. Энергетические сферы словно засияли ярче, реагируя на его голос. Воздух вокруг начал вибрировать от их энергии. — Ну вот, — прошептал Кроули, поднимая руки к потолку. Сферы взмыли в воздух, зависнув на несколько мгновений в нескольких дюймах от потолка, осветив комнату тёплым светом. Кроули смотрел вверх, зачарованный. Никогда прежде он не представлял, что его творение может быть столь прекрасным. — Вперёд, — прошептал он, толкнув ладонями воздух. Сферы плавно вошли в чёрный камень потолка, запечатываясь в нём. Они несли в себе частичку его энергии, пронизанной его страхами и решимостью, и поэтому слушались только его. Эти источники света были вечными, защищёнными от влияния Сатаны. Кроули поднял голову и оглядел потолок, на котором теперь сияли почти три сотни тёплых огоньков. Это был его отпечаток, его подпись в самом сердце тьмы.

***

— Я никогда не забуду его лицо или то, что он сделал, — заговорил Гавриил, едва обретя уверенность в голосе. — Закиил помог мне спасти Рафаэля во время Падения. У них не было никакого права поступить с ним так, как они поступили после этого. — Последние слова прозвучали едва слышно. Азирафаэль замер, ошеломлённый. Гавриил опустил локти на стол и закрыл лицо руками. Глубоко вздохнув, он продолжил: — Я… ещё не разобрался со всем этим до конца. С тем, что я делал, как думал, как всё происходило и что случилось с ангелами, которые пали… Как ты сказал, это не произошло в вакууме. Я понимаю одно: последствия были ужасными, всё пошло совсем не так, как должно было. Думаю, поэтому мы с тех пор избегаем каких-либо судов. Что, конечно, вряд ли та мораль, которую мы должны были вынести. Азирафаэль подумал, что это было, мягко говоря, преуменьшением. — Рафаэль, Закиил и… — Гавриил щёлкнул пальцами, пытаясь вспомнить имя третьего архангела. — Зафкиил, — подсказал Азирафаэль. — Зафкиил, точно. Они пытались добиться права выступать на некоторых из судов, но никакой внешней защиты не допускалось. «Небеса и ты закрыли меня от своих дел, а не наоборот», — вспомнил Азирафаэль, как Рафаэль в гневе говорил это Метатрону на одном из собраний. — Они сходили с ума от ощущения несправедливости. Я не знал всех, кто оказался на суде, но, как я понял, они лично знали многих и клялись, что эти ангелы не имели никакого отношения к мятежу. Обычно я бы не поверил такому ни на секунду, правда? Ну, в самом деле, кто на суде не заявляет, что он невиновен? Но это были Рафаэль и два самых уважаемых архангела. Гавриил на мгновение замолчал, его взгляд стал отстранённым. Затем он продолжил: — Я не помню, почему Зафкиила там не было, но я был с Рафаэлем и Закиилом в коридоре рядом с залами суда через пару дней после окончания процессов. И вдруг Рафаэль замер с ужасом на лице. Мы с Закиилом переглянулись, не понимая, что происходит. Мы пытались до него достучаться, но он нас не слышал, словно слушал что-то другое. Затем он стал шептать: «Нет…», и тут мы услышали крики из-за одной из дверей. Гавриил сжал веки, на мгновение замолкнув. Азирафаэль почувствовал острую боль в груди и понял, что задержал дыхание. — Мы пытались спросить, что происходит, но он молчал, отчаянно пытаясь открыть дверь. Он почти сорвал её с петель, ворвался внутрь, словно воплощение чистой Небесной Ярости, а мы с Закиилом бросились следом. Когда Рафаэль увидел, что там творится… он сломался, Азирафаэль. Просто сломался. Гавриил покачал головой и продолжил: — В центре зала был лифт, куда приводили осуждённых. Все они были избиты, с разной степенью повреждений, от незначительных до ужасающих. Их нимбы вырывали, оставляя раны. Тех, кто не мог держаться на ногах, просто сбрасывали в шахту. Кто стоял, вынуждали преклонить колени, а затем сталкивали. И те крики… Азирафаэль, я никогда не слышал ничего более ужасного. Это были крики чистого ужаса и боли, мольбы о помощи, которые не прекращались. Гавриил снова закрыл лицо руками, долго молчал, затем откинулся на спинку стула. Его голос звучал натянуто: — Мы с Закиилом изо всех сил пытались удержать Рафаэля. Он кричал, умолял отпустить его, чтобы он смог спасти их. Но мы знали: путь вниз — в один конец. Метатрон тоже кричал, требуя вытащить Рафаэля, чтобы он сам туда не прыгнул. Мы кое-как вытащили его и закрыли дверь. Мы не могли потерять ещё и его. Гавриил уставился в кружку. — Мы просили его заблокировать свою эмпатию, чтобы он не чувствовал того, что происходило с падшими. Но он отказался. Попросил отвезти его в покои, сказав, что если они должны это пережить, то он хотя бы зафиксирует всё как свидетель. Мы остались с ним. И то, что он пережил, слушая это всё… это чуть не убило его. Даже Война не причинила ему такого вреда. Когда всё закончилось, он закрылся от Небес и отказался иметь с ними дело. Гавриил замолчал. Азирафаэль почувствовал, как тишина в кухне становится тяжёлой, впиваясь в мысли, оставляя их один на один с воспоминаниями. — Ты теперь понимаешь? — наконец спросил Гавриил тихо, почти шёпотом. — Потому что, независимо от того, как ты относишься к Судам, их исходу и тому, что повлекло за собой Падение, ты должен понять, почему ни один демон никогда не захочет вернуться на Небеса или снова стать ангелом. Я не могу переоценить то, какое воздействие оказало на всех даже вторичное переживание того, что чувствовал Рафаэль. И я тоже больше не могу долго об этом думать, потому что… меня начинает до конца пробивать то, что Вельзевул была одной из тех, кто оказался в том зале. Я не знаю, кем они были прежде, ангелом какого чина, и это не имеет значения. Но представить их там… Ххнг… Избит до большей или меньшей степени, всплыло в памяти Азирафаэля. Маленькие травмы или серьёзные увечья, оставшиеся от вырванных нимбов. Он невольно задумался, на какой конец этого спектра попал Кроули. Если он хоть немного знал Кроули, то мог представить, как тот упрямился до последнего. Это упрямство наверняка стоило ему сил держаться на ногах, когда его, возможно, просто сбросили в пустую шахту. И где-то в этой бездонной темноте его ждало то, что только Ад мог придумать в качестве наказания. Азирафаэль заставил себя представить не того Кроули, которого он знал сейчас — циничного, ожесточённого демона, который мог отмахнуться от сломанного пальца и, не дрогнув, молча терпел вывихи, пока ему вправляли суставы. Нет, он увидел перед собой архангела Кроули — доброго, искреннего, порывистого, немного неуклюжего. Того, чей ум всегда бежал быстрее, чем язык успевал за ним, и кто говорил руками, лицом, каждым движением, потому что слов для его идей не хватало. Того, чьи глаза теплились нежностью, стоило ему говорить о своих звёздах. Именно этого Кроули били до крови и сбросили, как мусор, в ту шахту, где его ждало всё, что Ад мог придумать для своих новоиспечённых обитателей. У Азирафаэля защипало в глазах. — Почему он просто не мог всё объяснить? — прошептал он, чувствуя, как голос предательски дрогнул. Гавриил посмотрел на него с неприкрытым изумлением: — Серьёзно? Ты же умный, Азирафаэль, разве сам не понимаешь? Смог бы ты рассказать об этом, если бы такое произошло с тобой? — Он на мгновение замолчал, глядя на него пристально. — Что ты вообще думал, что такое Падение? Азирафаэль понял, что это был настоящий вопрос, и застыл в растерянности. Ему пришлось собрать в голове обрывки того, что он полагал знанием. — Эм… ну, тебя… э-э, как бы… отводят в Ад и… как-то превращают в демона, — пробормотал он наконец. Он вспомнил, как однажды, после того как они с Кроули спасли детей Иова, пошёл к нему, думая, что сдаёт себя на расправу. Вспомнил, как Кроули сначала искренне развеселился, а затем вдруг стал мягким, почти нежным, когда понял, что Азирафаэль не шутил и был абсолютно напуган. Вспомнил, как Кроули не стал развеивать его заблуждения о том, что значит быть «отведённым в Ад». Гавриил молча открывал и закрывал рот несколько раз, явно не в силах подобрать слова. Наконец, он выдавил: — Я… даже не знаю, что сказать. Его взгляд всё ещё был прикован к Азирафаэлю, когда выражение на лице Гавриила вдруг изменилось. На губах появилась слабая, лукавая улыбка, а грудь едва заметно дрогнула от подавленного смеха. Он откинулся на спинку стула, а затем, явно не выдержав, позвал громко: — Вельзевул! Азирафаэль мгновенно съёжился, словно пытался спрятать голову в плечах. Если Кроули и проявлял хоть какое-то сочувствие и мягкость к его заблуждениям, то от Гавриила и Вельзевул не стоило ожидать ничего, кроме издёвок. Вельзевул выглянула из-за двери кухни: — Что? Гавриил, с глазами, полными искрящегося веселья, не сводил взгляда с Азирафаэля. — Представь себе, — протянул он, — Азирафаэль считает, что Падение — это просто спуск в Ад и… каким-то образом превращение в демона. Наступившее молчание, исходившее от Вельзевул, казалось почти ощутимым. Но в следующий миг она стремительно подошла к столу, нависла над Азирафаэлем, который всё больше пытался сползти со стула, чтобы укрыться под ним. — Ты, — прошипела Вельзевул, — полагаешь, что Падение — это просто какая-то… бумажная волокита?! — Ну, я… я думал, что это что-то гораздо более сложное… — начал мямлить Азирафаэль. — Ну, понимаете, там наверняка нужны документы… или… да, что-то вроде этого. И, вероятно, процесс изменения тела может быть… немного… дискомфортным… — Немного… дискомфортным?! — Вельзевул скривилась, словно услышала самое оскорбительное из всех возможных высказываний. Азирафаэль теперь прекрасно понимал, почему Кроули старался избегать встреч с Вельзевул. Сила, исходившая от её фигуры, заставляла каждую клеточку тела стремиться слиться с полом, исчезнуть, стать невидимым. Но ничего не помогало. Ощущение, что его душат невидимыми цепями, становилось всё сильнее. Он закрыл глаза, но это не принесло облегчения. Где-то на грани слышимости до него донёсся голос Гавриила: — Дорогая, думаю, хватит. Он всё понял. Напряжение немного ослабло, но остаток подавляющего ощущения остался глухим шёпотом на задворках сознания. Азирафаэль медленно открыл глаза. Вельзевул всё ещё сверлила его взглядом, а Гавриил теперь стоял рядом, положив руку на их плечо. На лице ангела блуждала насмешливая, но умиротворяющая улыбка. — Знаешь, — заговорил Гавриил, задумчиво глядя на Азирафаэля, — я, конечно, не могу залезть в голову Кроули, но даже для меня говорить об этом тяжело. Если он молчит, то, скорее всего, просто потому, что для него это слишком болезненно. — Или он просто не доверяет тебе достаточно, — резко вставила Вельзевул. Эти слова словно обрушились на Азирафаэля тяжёлой плитой. Он резко повернул голову к Вельзевул, уставившись в её сердитые глаза. — Что ты хочешь этим сказать? — возмутился он, чувствуя, как в груди начинает закипать гнев. — Если ты до сих пор мог держаться за такое огромное заблуждение, как идея о том, что Падение — это просто… бумажки, почему ты вообще должен был поверить ему? ДЕМОНУ? — Вельзевул выделила последнее слово с такой презрительной интонацией, что у Азирафаэля перехватило дыхание. — А особенно, если он бы вдруг сказал тебе правду, настолько ужасную, что она рушит всё представление о Небесах, которые ты защищал? Азирафаэль открыл рот, чтобы возразить, но слова так и не пришли. Вельзевул была права. Он не раз и не два говорил Кроули в лицо, что ему, как демону, нельзя верить. И даже если Кроули попытался бы рассказать, каково на самом деле было Падение, Азирафаэль, вероятно, просто отмахнулся бы. — Так что прежде чем винить Кроули за то, что он что-то не рассказал тебе, — Вельзевул встал прямо, скрестив руки на груди, — сначала спроси себя, почему он тебе не доверял. — Ты в порядке? — мягко спросил Гавриил, осторожно заглядывая в лицо Вельзевул. — Да, — отрезала Вельзевул, хотя её голос звучал сдавленно. — Просто меня ЧЕРТОВСКИ БЕСИТ, что он заставил меня пожалеть Кроули! Из всех демонов — его! Того, кто был таким… — Вельзевул прервал себя, чтобы глубоко вдохнуть, явно стараясь сдержаться. — …такой занозой в моей заднице. Тысячелетиями. Занозой. В. Моей. Заднице. — Но я ведь уже не такой, — успокаивающе вставил Гавриил, стараясь отвлечь и смягчить гнев Вельзевул. Те резко подняла взгляд, прищурившись: — Ты сейчас специально сказал это с… — её голос перешёл в заговорщический шёпот, — таким двойным смыслом? Гавриил замер на мгновение, словно обдумывая услышанное, а потом расплылся в довольной улыбке: — Нет, не специально. Но ооо, ты права, это было шикарно, да? Азирафаэль опустил голову на стол и прикрыл её руками. В этот момент ему казалось, что никакой кнопки моментального развоплощения уже не хватит.