Reclaimed

— Покажи мне эти списки, — без лишних слов потребовал Рафаэль, как только Азирафаэль запер дверь своего кабинета за ними обоими. — Вот, — ответил Азирафаэль, раскладывая перед ним на столе все списки в хронологическом порядке. Рафаэль устроился в кресле Азирафаэля за его столом и с головой ушёл в изучение документов. Азирафаэль опустился на один из свободных стульев, не сводя взгляда с лица архангела. Вначале выражение Рафаэля оставалось мрачным, но скорее усталым, чем удивлённым, когда он рассматривал первые два списка. Однако, когда он добрался до следующих, по мере чтения его лицо становилось всё бледнее, а в глазах вспыхивала смесь недоверия и ужаса. Он то брал в руки документы, то снова откладывал их, сверяя детали раз за разом. Наконец, Рафаэль медленно отложил последний список. Положив ладони на стол, он поднял взгляд на Азирафаэля, чьи глаза горели нетерпением и тревогой. Архангел выглядел так, будто не мог найти слов. — Ну? — выпалил Азирафаэль, чувствуя, как пересохло горло. Рафаэль прочистил горло. Его голос слегка дрожал, но он с трудом взял себя в руки: — Первый список, очевидно, — это архангелы, которые остались после Падения. — Сколько их пало? — тихо перебил Азирафаэль. — Ты знаешь? Я пытался узнать, но записей о тех, кто был до Восстания, вообще нет. Рафаэль закрыл глаза, на миг позволив скорби отразиться на лице, прежде чем ответить: — Трое. — Трое?! — Азирафаэль был потрясён. Он знал, что Сатана был архангелом, но всегда думал, что он был единственным. — Да, — глухо подтвердил Рафаэль, снова прочистив горло. — Но мы здесь, чтобы говорить об этих, — он решительно кивнул на послепаденческие списки. Сделав глубокий вдох, он вперился в Азирафаэля взглядом. — Это информация, которую ты не сможешь забыть, как только я её тебе расскажу. Если я скажу, что знаю, и предположу остальное, то это будет нечто, что, по моим ощущениям, от тебя специально скрывали. Возможно, по недосмотру, потому что ты пришёл к этой должности как ангел, а не как Архангел, и у тебя просто не было соответствующего уровня допуска. А может, и намеренно. Я даже не знаю, сколько других архангелов в курсе этой информации. Но если её действительно скрывали, то я не могу предсказать, какие риски тебя ждут, если ты будешь её знать и, возможно, что-то предпримешь. — Рафаэль откинулся в кресле, его губы искривились в сухой, мрачной усмешке. — Я тебе сейчас совсем не завидую, знаешь? Азирафаэль нахмурился и что-то раздражённо пробормотал себе под нос. Рафаэль тихо рассмеялся. — Но я полагаю, ты всё равно хочешь знать всё, что знаю я? — Естественно, — отрезал Азирафаэль. Рафаэль провёл руками по лицу, словно пытаясь собрать разбросанные мысли. — Даже не знаю, с чего начать, — признался он. Азирафаэль наклонился вперёд, уловив лёгкую дрожь в голосе архангела. Его лицо смягчилось, а напряжение в позе заметно спало. — Почему бы не начать с того, чтобы рассказать мне, кем был этот архангел? — мягко предложил он. — Были, — поправил Рафаэль, зажмурив глаза. Его голос стал ещё более глухим, почти хриплым. — Я точно знаю, что тех, кто исчез с этих списков, больше нет. И если остальные постигла та же участь... — Его голос оборвался. Азирафаэль замер. Мир вокруг вдруг стал одновременно тихим и оглушительно громким. Его охватило странное чувство: словно ледяная вода вливалась в его вены, оставляя жгучий след. — Что ты имеешь в виду под "были"? — спросил он, сам удивляясь, что его голос ещё работает. Рафаэль не ответил на вопрос Азирафаэля сразу. Погрузившись в свои мысли, он продолжил говорить, словно и не услышал. — По сути, я думаю, что даже не должен помнить, кто эти архангелы, — его голос звучал отстранённо, взгляд блуждал где-то вдали. — Единственное объяснение, почему я всё же помню, заключается в том, что я полностью отгородился от Небес после Восстания. Все мои эмоции, мысли — всё. Видимо, это помогло мне избежать любого влияния, которое Небеса пытались оказывать с тех пор. Я, вероятно, единственный ангел с неповреждённой памятью. Разве что Кассиэль тоже оказался вне их досягаемости, когда ушёл, хлопнув дверью, и больше не вернулся. И этого уже слишком много… Я вынужден воспринимать это как некое ценное бремя — почти полный остаток памяти о… о ком знает сколько наших. Падших и стёртых, да, но также и просто… потерянных. И ради чего? Ради сохранения репутации? Ради отчаянной попытки отрицания? Потому что, поверь мне, Азирафаэль, — голос Рафаэль зазвенел гневом, не остывшим даже спустя века, — Среди тех, кого сбросили в тот день, было много тех, кто не должен был пасть. И ещё больше в последующие дни, когда Небеса устранили всё, что хоть как-то могло напомнить о Восстании. Азирафаэль не мог дышать. Как он мог не помнить этого? Всё, что сказал Рафаэль, казалось чуждым, но в то же время неотвратимо правильным. Могло ли это быть связано с тем, о чём намекал Рафаэль — с усилиями Небес стереть память о Падших? Возможно. Хотя Азирафаэль знал, что не всё было полностью уничтожено: он помнил обрывки встреч с Кроули ещё до того, как начались слухи о Восстании. Но, к своему стыду, он осознал ещё кое-что: после битвы он просто вернулся с отрядом, сдал оружие и прошёл процесс официального расформирования. Затем они все разошлись по своим покоям, пытаясь осознать то, что им пришлось совершить. Он не принимал никакого участия в последующих судебных разбирательствах. А Небеса умели мастерски изолировать любую информацию, если считали, что она не должна касаться кого-то вне узкого круга. Азирафаэль слышал лишь слухи о процессах и о том, скольких ангелов осудили. Но слухи — это всё, что у него было. И поскольку это не входило в его обязанности, он легко смог выбросить эти события из головы, поместив их в категорию “не нужно думать”. Он предполагал, что всё было сделано правильно, справедливо, праведно. Но, как теперь выяснилось, это было далеко не “праведно”. Осознание этого перевернуло его изнутри. Его живот свело болезненным спазмом, а руки до побелевших пальцев сжали подлокотники кресла. Рафаэль сжимал спинку своего кресла так сильно, что пальцы побелели. — А теперь ещё и это... — голос его задрожал. — Я не знаю, смогу ли выдержать, если придётся нести ещё больше. Ещё больше утрат, которых не должно было быть... Я просто... — Рафаэль замолчал, словно слова застряли у него в горле, и, уткнувшись лицом в сложенные на столе руки, переплёл пальцы в волосах на затылке. Азирафаэль, всё ещё пытаясь переварить обрушившуюся на него лавину открытий, придвинул свой стул ближе, напротив Рафаэля. Он осторожно положил руку на одно из напряжённых, подрагивающих плеч архангела. Вначале Рафаэль вздрогнул и напрягся ещё сильнее, и Азирафаэль внезапно понял, насколько подавлен и измотан должен быть этот ангел. Азирафаэль подозревал, что именно конфликт с Метатроном заставил Рафаэля нарушить своё долгое изгнание. Но он был уверен, что архангел не планировал столкнуться со всем этим. Азирафаэль также задался вопросом, как мало социального взаимодействия у Рафаэля, вероятно, было в последние годы. Этот день, казалось, превзошёл все допустимые пределы нагрузки для целителя на всех уровнях. Спустя мгновение он почувствовал, как напряжение в плечах Рафаэля немного спало. Тот откинул руку назад и слегка сжал ладонь Азирафаэля, выражая молчаливую благодарность за поддержку. Затем Рафаэль выпрямился, медленно обретая привычное самообладание. Рафаэль тяжело откинулся в кресле, молча глядя на Азирафаэля. Наконец, он заговорил: — Ты хотел узнать, кто из архангелов исчез. Это были Зафкиил, Закиил, Иофиил, Разиил, Иеремиил и Ремиил. Рафаэль произнес их имена с тихим благоговением, словно отдавал их сущности на вечное хранение Вселенной, как мемориал, который никогда не сотрется. — Это были шесть самых прекрасных и наполненных любовью ангелов. И я говорю это буквально. Иофиил носил титул Ангела Красоты, Ремиил — Ангела Надежды, Зафкиил — Ангела Созерцания и Связи, Иеремиил — Ангела Прощения, а Закиил… — Рафаэль отвел взгляд в сторону, его горло перехватило, и он на мгновение замер, явно борясь с эмоциями. Наконец он посмотрел на Азирафаэля, его глаза блестели от невыплаканных слез. — Закиил был Ангелом Милосердия. Что же случилось?! — почти в отчаянии подумал Азирафаэль. Он не решался просить Рафаэля рассказать больше, чем было необходимо для их текущего разговора — явно, это до сих пор причиняло тому глубокую боль. Постепенно он начинал понимать, почему и Гавриил ничего не сказал. Если это было настолько травматично, неудивительно, что никто не хотел вспоминать об этом. — А что с Разиилом? — мягко спросил он, когда Рафаэль вновь замолк. Рафаэль словно стряхнул с себя тяжелые мысли и вернул взгляд к собеседнику. — Разиил немного отличалась от остальных пятерых, но была не менее удивительной. Её официальный титул был Хранительница Тайн. По сути, она была писцом Бога. У Азирафаэля буквально отвисла челюсть. — Именно, — мрачно отозвался Рафаэль. — Что делает её исчезновение ещё более подозрительным, — сарказм капал с его слов. Затем его взгляд потеплел, и он улыбнулся воспоминаниям. — Она была одной из самых добрых существ, каких только можно встретить. И, как большинство низкорослых существ, настоящей задиракой. — Рафаэль коротко рассмеялся, вспоминая что-то. — Её очень легко было напугать. Правда, потом можно было получить хороший удар в ответ, но это всегда стоило того! — Его голос дрогнул, а в глазах снова блеснули слёзы. — Не верится, что её больше нет… С огромным усилием он подавил нахлынувшие эмоции, но видно было, что разговор даётся ему с трудом. — Ты говорил, что знаешь, что случилось с Закиилом и Зафкиилом, и упоминал Падение, — осторожно напомнил Азирафаэль. — Но ведь записи о них сохранились, значит, их это не коснулось. Ты хочешь сказать, что… они казнили шестерых архангелов? Слова с трудом слетели с его губ; сама мысль была слишком ужасающей, чтобы в неё поверить. Рафаэль протёр лицо руками. — Нет. По крайней мере, этого они не сделали, — произнёс он с горечью. — Тогда что? — Они стерли всю их память. Всё. До мельчайших крупиц: кто они были, чем занимались, кого знали. Все воспоминания. Кто они были, буквально перестало существовать. После этого их стали воспринимать как новосозданных обычных ангелов, потому что, по сути, именно этим они и стали. Я не знаю, где они оказались, какими стали их новые личности. Но это уже неважно, потому что Закиил и Зафкиил больше не существует. — Он сделал паузу, прежде чем продолжить: — Я искренне удивлён, что записи о них вообще остались. — Но когда Гавриил сам стёр себе память, он сохранил её в том самом… как вы это назвали… “памятном жуке”. То, что ты описываешь, всё равно как будто не похоже. Мы с Кроули оба узнали его как Гавриила. Мы не забыли, кем он был. Рафаэль посмотрел на Азирафаэля с полным недоумением. — Что такое памятный жук? — Это что-то, что ему дала Вельзевул. Она сказала, что внутри больше пространства, чем снаружи, и он использовал это, чтобы сохранить свои воспоминания. Хотя я до сих пор не понимаю, зачем. — Напомни мне, кто такая Вельзевул? Имя кажется знакомым, оно прямо на кончике языка, но я не могу вспомнить. — Бывший князь Ада. Она покинула Небеса, чтобы быть с ним. Когда они нашли друг друга, она отреклась от престола, и вместе они покинули Ад. Кажется, сейчас они на Альфе Центавре, по крайней мере, Кроули предлагал им отправиться туда. Рафаэль смотрел на Азирафаэля с открытым ртом. — Понял… Так вот оно что, — проговорил Рафаэль после долгой паузы, задумчиво растягивая слова. — Это… Ух. Я слышал, что он ушёл с демоном, но, знаешь, это же Гавриил, я не был уверен, верить ли в это. Хм. Ну что ж, молодцы! Оба молодцы! В его голосе звучала неподдельная теплая искренность, и Азирафаэль с ужасом понял, что отчаянно надеется: Рафаэль не знает достаточно, чтобы спросить о нём и Кроули. Но Рафаэль быстро вернулся к теме. — И всё же ты поднял интересный вопрос, — сказал он, обдумывая сказанное Азирафаэлем. — Особенно с учётом факторов, о которых я не знал. Возможно, дело в том, что вы с Кроули были на Земле и не подверглись вторичному эффекту амнезии в отношении Гавриила. Но ведь ты не помнишь этих четырёх архангелов, которых стёрли, хотя тогда ты тоже был на Земле. Значит, эта теория не срабатывает. — Он задумался на мгновение. — Это может прозвучать как теория заговора, но когда один архангел обладает слишком большой властью, сложно не прийти к таким мыслям. Рафаэль провёл рукой по волосам, собираясь с мыслями. — Так, помнишь, я говорил, что Разиил была писцом Бога? — Да. — Я имел в виду это в самом буквальном смысле. Она записывала всё, что говорил Бог. У Метатрона тоже есть роль писца, но его обязанности другие. Он скорее архивариус или хроникёр. Он записывает всё, что происходит на Небесах, а также добрые дела, которые совершают люди. И знаешь, как называется этот сборник сплетен и наблюдений? Внезапное озарение пронзило Азирафаэля. Его руки задрожали. — Книга Жизни, — прошептал он. Рафаэль кивнул. — Вот почему он сказал Михаилу, что у неё нет полномочий вычеркнуть меня из неё, — пробормотал Азирафаэль. Рафаэль резко посмотрел на него. — Михаил угрожала тебе этим? — Да. За то, что я спрятал Гавриила, когда он был… хм… Джимом. Ну, пока он был без памяти. — Понятно, — мрачно сказал Рафаэль. — Но да, именно поэтому она не могла этого сделать. Однако я не знаю, как работает эта Книга. Я даже не уверен, что это что-то большее, чем обычная книга, которая обросла мифами, а угрозы её использованием — просто большой блеф. Но если вычёркивание имени ангела заставляет всех забыть о его существовании и делах, это был бы способ «подкорректировать» коллективную память разом. — Он покачал головой. — Такая власть, сосредоточенная в руках одного архангела, была бы ужасающей. Азирафаэль молча согласился. Эта теория объясняла, почему Михаил сказала ему, что он никогда не существовал бы, если бы его имя было стёрто. — Если это неправда, то Метатрон обманул буквально всех, — заметил он. Рафаэль откинул голову на спинку кресла и застонал. — Знаю. — Но зачем? — спросил Азирафаэль. — Почему они избавились от шестерых архангелов? Рафаэль тяжело вздохнул. — Помнишь, я говорил, что многие ангелы, которые пали, не заслуживали этого? Так вот, Закиил, представитель Божественного Милосердия, считал абсолютно недопустимой идею о том, что статус Падших навсегда неизменен. Он открыто говорил об этом и пытался выяснить, так ли это было задумано Богом. Но Она уже давно ушла, оставив нас с тем, что Метатрон утверждал , было Её волей. Закиил был упрямым. Он настаивал, что это противоречит концепции Божественного Милосердия, о котором он знал лучше всех, и хотел спросить Бога лично, а не полагаться на Метатрона как посредника. Видимо, это сделало его угрозой, достойной устранения. «Непрощенный. Это то, кто я есть», — эти слова Кроули прозвучали в голове Азирафаэля. Демон сказал это так буднично, будто давно смирился с этим, но горечь в голосе всё же чувствовалась. Возможно, он вовсе не должен был быть «непрощенным»? Азирафаэль всегда верил, что демоны получили свою судьбу как заслуженное наказание, как нечто, чего они действительно были достойны по своей природе. Но теперь он начал понимать, что, как простой солдат в Ребеллионе, он не знал ничего из первых рук. Ему рассказывали вышестоящие, за что враг заслужил быть поражённым в бою, что они признали на своих судах. И он верил в это. Потому что иначе он не мог бы оправдать то, что делал сам. Но теперь он понимал, что это была смесь полуправды и пропаганды. Ему стало по-настоящему дурно. — А что насчёт Зафкиила? — почти сдавленным голосом спросил Азирафаэль. — Зафкиил предвидел ужасные последствия изменений в Небесах и последующей изоляции, — ответил Рафаэль. — Всё это, как и в случае с Задкиилом, шло вразрез с его сущностью. Он делал всё возможное, чтобы предотвратить физические изменения в Небесах после Восстания. — Рафаэль замолчал, погружённый в размышления. — Думаю, именно поэтому они оба боролись до конца, хотя знали, что исход будет печальным. То, против чего они выступали, шло настолько наперекор их природе, что они были готовы сопротивляться, даже понимая, что шансов у них нет. — Но как такое возможно? Если их сущность действительно Божественна... — Помни, когда это происходило, Азирафаэль, — мягко напомнил Рафаэль. — Всё было в хаосе. Паранойя царила повсюду, а Бог, к сожалению, не отвечал ни на чьи молитвы. Установление абсолютного контроля — как логистического, так и идеологического — стало главной целью. Они же, напротив, бросили этому вызов, причём всеми силами. Неудивительно, что их борьба не увенчалась успехом. Азирафаэль молчал. Его собственная вера в правильность действий Небес теперь трещала по швам. Ведь этот стремительный, почти тоталитарный контроль оказался успешным в его случае. Несмотря на все предупреждения, которые он получал, на вопросы, которые неизменно поднимал Кроули, и даже на собственные сомнения, Михаил всё ещё считала его "пай-мальчиком". И даже теперь, с этим потоком новых знаний, с очевидными фактами, Азирафаэль всё ещё цеплялся за мысль, что Небеса поступали правильно. — Что тебя гнетёт? — спросил Рафаэль, нарушив затянувшуюся тишину. Азирафаэль изобразил слабую улыбку. — О, ничего особенного. Просто… неприятные мысли. — Понимаю. Снова тишина. — Ты не думаешь, что их можно как-то вернуть? — наконец спросил Азирафаэль, почти шёпотом. — Не знаю, — честно признался Рафаэль. — Я даже не понимаю, как стирают память и уничтожают личности. Но вряд ли это возможно. Чтобы они стали собой снова, каждая крошечная деталь их воспоминаний должна быть где-то сохранена, как это было с Гавриилом и его мухой. Возможно, именно поэтому он и сохранил её — он, скорее всего, знал, что его собираются перезагрузить, и захотел сохранить свою память. Ты знаешь, почему они хотели это сделать? — Нет. Я даже не осознавал, что это собирались сделать! Я узнал лишь то, что его хотят уволить, и всё. А потом начался весь этот безумный водоворот с ним и Вельзевул, их уход, а потом… я получил его место. — Азирафаэль заставил себя проглотить внезапно подкативший к горлу ком. — Я так и не задумался глубже о причинах. Просто решил, что они как-то узнали о нём и Вельзевул, и что для архангелов есть более строгие правила в таких вопросах. — Их нет, — с уверенностью заявил Рафаэль. — Метатрон, конечно, взбесился бы из-за того, что архангел влюбился в демона, куда больше, чем если бы это был какой-то страж, но это всего лишь вопрос престижа, а не правил. Их отношения с Вельзевул — это не причина. Хотя, возможно, тебе стоит провести исследование и понять, подходит ли Гавриил под общий шаблон. Слишком многое происходит сейчас, чтобы принимать что-либо на веру. — Ты уверен, что Йофиил, Разиил, Иеремиил и Ремиил оказались в похожей ситуации с Задкиилом и Зафкиилом? — Ты дольше всех находился на Земле и, возможно, лучше понимаешь значение этих дат. Но да, я уверен. Когда их не оказалось на собрании, я надеялся, что они просто слишком заняты. Я даже представить себе не мог... — Рафаэль покачал головой. Азирафаэль взглянул на даты: 3930 до н. э. и 3004 до н. э. Он напряг память, но ничего не смог вспомнить о первой. Это было вскоре после изгнания Адама и Евы из Эдема, но ничего настолько значимого, чтобы архангел рисковал собой, на ум не приходило. Однако со второй датой всё встало на свои места через несколько секунд. — Это Потоп, — выдохнул он. — Чёрт, — Рафаэль откинулся назад. — Это объясняет, почему одна дата унесла половину архангелов. — Почему ты думаешь, после этого никого не стирали до Гавриила? — Серьёзно? Что удерживало тебя все эти годы? Ты можешь не помнить детали, но я уверен, часть тебя понимает, что руководство Небес не блефует, если считает тебя угрозой. Азирафаэль вспомнил бесчисленные случаи, когда он либо пассивно отстранялся от Кроули, либо активно отталкивал его — именно по той причине, которую сейчас так точно сформулировал Рафаэль. — Точно, — заметил Рафаэль, не упустив выражения, мелькнувшего на лице Азирафаэля. Он замолчал, внимательно изучая собеседника. — Ты в порядке? — Его голос звучал мягко, почти обволакивающе. Азирафаэль не смог заставить себя ответить. Он чувствовал, как взгляд тёмных, глубоких глаз Рафаэля приковывает его к месту, лишая возможности даже пошевелиться. И всё же он не мог солгать, уклониться, не поднимая взгляд, потому что в этих глазах было слишком много понимания, слишком много искренней заботы. Да и к чему лгать, вспомнил Азирафаэль, если Рафаэль — эмпат. Ложь всё равно не сработала бы. — Что случилось? — осторожно спросил Рафаэль. Азирафаэль глубоко вздохнул, пытаясь найти слова, но не знал, с чего начать. Его мысли метались, увязая в болоте горя, вины... Так много вины. Простая, истерическая, острая, гложущая. Сложная, нежеланная, пробуждающая гнев, а затем и новую волну вины за этот гнев. Азирафел даже не подозревал, что чувство вины бывает столь многогранным. Всё это захлестнуло его, и он понятия не имел, как распутать этот клубок. — Азирафаэль, — голос Рафаэля, наполненный сочувствием, обрёл едва уловимую твёрдость, которая прорезала хаос его мыслей. — Посмотри на меня. Этот тихий приказ прозвучал с такой уверенностью и мудростью, что Азирафаэль послушно поднял взгляд. Его пальцы, до этого механически перекатывающие друг друга, будто жили своей собственной жизнью, замерли. Почему Рафаэль не Верховный Архангел? — подумал Азирафаэль. — Во всём его облике чувствуется сила, мудрость, достоинство. Он создан для этой роли, в отличие от меня. Я всего лишь ангел , а он — настоящий Архангел. — Нелегко терять веру в место, людей и силы, которые ты считал не только правильными и добрыми, но и надёжными, — начал Рафаэль. — Это сложно, когда они держат в своих руках твою безопасность, комфорт и, в твоём случае, даже власть. Раньше ты был просто ангелом, но теперь ты — лицо Небес. И личный аспект... Это чувство, будто тебя обманули. Даже если ты понимаешь разумом, что не всё так однозначно, избавиться от этого ощущения очень сложно. Это — стыд. А стыд, наверное, самое разрушительное из всех чувств. Мы готовы бежать от него быстрее, чем от чего-либо другого. Азирафаэль молча смотрел на Рафаэля, чувствуя, как тот выуживает каждую его скрытую мысль, каждое подавленное чувство, вынуждая посмотреть им в лицо. — У тебя больше нет роскоши игнорировать эти вещи, — продолжал Рафаэль. — Теперь ты втянут во всё это слишком глубоко, хочешь ты того или нет. И ты стал мишенью. Это требует, чтобы ты очень хорошо знал себя. Если ты хочешь выйти из этого с минимальными потерями, тебе придётся разобраться с собой. Это несправедливо, я знаю. Но тебе нужно найти свою опору. Тебе не нужно разбираться во всех деталях и нюансах. Просто начни с точки, которая будет твоей, а не навязанной другими. Рафаэль наклонился вперёд, и его взгляд был столь интенсивным, что Азирафелу захотелось исчезнуть. — Во что ты веришь, Азирафаэль? Что ты считаешь правильным? Азирафаэлю не хватало воздуха. Всё это казалось бесконечно несправедливым. И ещё более несправедливым было то, как Рафаэль, будто заранее предвидя, разрушал все его попытки оправданий и уклончивых вопросов. — Но как? — наконец спросил он с отчаянием. — Как мне начать разбираться в этом? — Я могу лишь сказать, как я это вижу, — Рафаэль смягчил голос. — Правда и Небеса — это не одно и то же. Посмотри вокруг. Это просто место, физическое измерение, похожее на гигантский офис, где мы на верхних этажах, а Ад — на нижних. Забавно, не так ли? И это уже многое говорит. — Что ты имеешь в виду? — Небеса и Ад — это просто две организации, два института. Или, скорее, два отдела одной корпорации. — Ты говоришь, как Кроули, — пробормотал Азирафаэль. — Кто? — удивился Рафаэль. — Кроули, — Азирафаэль запнулся, подбирая слова. — Он был демоном, которого я узнал… на удивление хорошо, если честно. За долгие века на Земле мы стали… довольно близки. Он говорил, что Небеса и Ад — это две стороны одной монеты. — Ах да, ты упоминал его ранее, — Рафаэль слегка прищурился, и его лицо приняло странное выражение. — Тот самый, кто предложил Гавриилу и Вельзевул переселиться на Альфа Центавра? — Он на секунду задумался, но потом покачал головой, отмахнувшись от собственных мыслей. — Неважно. Сторонняя идея. Твой Кроули, похоже, был весьма проницательным. Но моя мысль в другом: правильно и неправильно, добро и зло — это понятия, независимые от Небес и Ада. Это концепции, которые невозможно заключить в рамки одного места или одной группы существ. Азирафел приоткрыл рот, собираясь что-то возразить. — И если ты беспокоишься о Боге, — продолжил Рафаэль, — то как ты думаешь, Её бы больше раздражало то, что Её ограничивают одной группой существ, способных порой на объективно ужасные поступки? Или то, что Её признают везде, где совершается добро, даже если это добро исходит от "неправильных" существ или людей? — Как ты узнал, что я собирался это спросить? — пробормотал Азирафаэль, нахмурившись. — Это ужасно раздражает, насколько ты точен. Рафаэль откинулся в кресле и усмехнулся: — Это было несложно. Всё это место держится на наборе базовых страхов. Гнев Бога — один из них. Я не утверждаю, что знаю все ответы, но точно знаю одно: риторика часто не соответствует реальности. Однако тревога Азирафела не исчезла. — Кроули говорил, что он пал только за то, что задавал вопросы, — пробормотал он, снова уставившись в свои руки, которые судорожно терли друг друга. Рафаэль посмотрел на него внимательно: — Помнишь, я говорил, что многие из павших не заслуживали этого? Бог лично не участвовала в их суде. Почему? Не знаю. И не буду притворяться, что никогда не испытывал обиды из-за этого. Но вот что важно: критерии падения определялись победившей стороной, и с тех пор никто больше не пал. Всё это было актом мести и возмездия после войны, который с тех пор превратился в мощнейший инструмент запугивания. И что может быть убедительнее, чем Ад и демоны прямо под нами, вечно напоминающие об этом? — Его голос стал мягче. — Но если ты боишься, что Бог низвергнет тебя за то, что ты решаешь для себя, что правильно и добро, это совершенно противоположно тому, что бы Она сделала. Метатрон может разгневаться, но Метатрон — не Бог. И если сомневаешься, полагайся на свои инстинкты. Скорее всего, они верны. Если хочешь думать об этом в терминах Бога, помни: Она создала тебя и твои чувства правоты, ещё до того, как Небеса чему-то тебя научили. — Ты ужасно раздражаешь, — выдохнул Азирафаэль. — Почему? — спросил Рафаэль с лёгкой улыбкой. — Ты обрываешь мои вопросы и отвечаешь на них раньше, чем я их задам. — Это экономит время, — усмехнулся Рафаэль. Азирафаэль нахмурился, но тут ему пришла в голову внезапная мысль. — Могу я кое-что спросить? — выпалил он, боясь, что упустит момент. — Ты можешь не отвечать, но так как по-другому мне этого не узнать… Кто были те два Архангела, которые пали вместе с Люцифером? Лицо Рафаэля напряглось, глаза закрылись. Прошло несколько секунд, и Азирафаэль подумал, что ответа не будет, но Рафаэль наконец заговорил, тихо и отстранённо: — Камиэль и… — Его голос оборвался. Азирафел видел, как Рафаэль глубоко вздохнул, опёршись локтями о стол и закрыв глаза ладонями. Он сидел так несколько секунд, прежде чем вновь выпрямился, глядя на Азирафела, и на его лице застыло чистое горе. — …Хамуил. Азирафел, конечно, знал о Люцифере и кем тот стал. Его падение было превращено Небесами в центральную притчу, широко распространённую как предостережение. Но о других двух он никогда не слышал. Рафаэль, как и прежде, ответил на его вопрос раньше, чем тот успел его озвучить. — Камиэль был воплощением Божественной Справедливости, — сказал Рафаэль. — Он пал, потому что настаивал, что масштаб и характер падения, которое провозгласили Небеса, полностью противоречат истинной Божественности. Метатрон заявил, что раз Камиэль противостоит Небесам, значит, он по определению испорчен. Хотя это была официальная версия. Неофициально же Метатрон давно имел на него зуб: ещё в войну Камиэль открыто выступил против его нечестной тактики на поле боя. Если не ошибаюсь, Метатрон тогда снял его с командования прямо на месте. Камиэль мог бы отделаться лишь стиранием памяти, но когда он узнал, что падение означает на самом деле, он пришёл в ярость. Я никогда не видел ангела в таком праведном гневе — ни до, ни после. — Рафаэль умолк, погружённый в воспоминания. — А что с Хамуилом? — наконец спросил Азирафаэль. Взгляд Рафаэля словно утратил связь с настоящим. Услышав вопрос, он улыбнулся с такой теплотой, что её свет озарил всё его существо. — Хамуил был искрой радости, — тихо произнёс он. — Чистой, неподдельной радости. Хотя, должен признаться, у меня сложилось впечатление, что его рвение и энтузиазм казались большинству окружающих его коллег… излишними. В его сердце всегда скрывалась тень одиночества, которую он старался не показывать. Я не имею ни малейшего понятия, как он оказался на той стороне, на которой в итоге оказался. Но я абсолютно уверен, что это было не из-за какой-либо порочности. Если тебе нужно доказательство, насколько ложными были те "суды", просто попробуй объяснить, как архангела Любви могли низвергнуть. У Азирафела отвисла челюсть. — Ты правильно услышал, — голос Рафаэля стал жёстким и полным гнева. — Архангел Хамуил, Ангел Любви, был осуждён и низвержен вместе с павшими. Азирафел пытался осознать то, что перед ним открылась ещё более невероятная картина: три архангела были низвергнуты, и среди них оказались те, кто олицетворял Божественную Справедливость и Любовь. ЛЮБОВЬ! И, к своему смятению, он вдруг ощутил неясное, мучительное чувство узнавания в описании Хамуила. Но эта мысль, словно слово на кончике языка, ускользала, не давая вспомнить, где он мог встречать это имя или этого архангела. Внезапный стук в дверь заставил Азирафаэля вздрогнуть. — Прошу прощения, одну минуту, — сказал он Рафаэлю, который лишь кивнул и расслабленно откинулся в кресле. Азирафаэль открыл дверь кабинета, и в комнату ворвалось существо, источающее бурю ярости. Его глаза, словно огни, горели, а в руке трепетал лист бумаги, как знамя обвинения. — Объясни мне это, Верховный Архангел! — бушевал незваный гость. Азирафел открыл и закрыл рот несколько раз, не в силах понять, что именно привело разгневанного архангела в его кабинет. — Объясни мне, почему после всей той изнурительной работы, которую моя команда проделала, чтобы добиться хоть крошечного прогресса, нам велено всё прекратить и “не оказывать дальнейшего влияния Небес, которое могло бы помешать человечеству самостоятельно определить свой курс в отношении планеты, данной им во владение”! — Они подняли бумагу выше, чтобы акцентировать свою точку зрения. — Ты хоть представляешь, к чему это приведёт?! И тут их взгляд упал на Рафаэля, сидящего за столом Азирафела. Лишь на мгновение на лице архангела промелькнуло удивление. — О, привет, Рафаэль. Я бы поздоровался как положено и выразил своё изумление, но вот, — он снова потряс бумагой. Рафаэль с лёгким кивком выразил понимание и приветствие. Вернувшись к Азирафелу, гость вновь испепелил его взглядом. Азирафел инстинктивно отступил на шаг, ощущая интенсивность бушующей вокруг архангела ярости. — Э-э, да, ну… приятно наконец-то познакомиться, Ариэль, — пробормотал он, торопливо продолжая, пока взгляд, ставший символом львиного неистовства, не обратил его в пепел. Или, как минимум, не поджёг одежду. — Видите ли, я этого не писал, не выпускал и вообще ничего об этом не знаю. Честное слово, это первый раз, когда я слышу об этом. Там… — он осторожно протянул руку к листу бумаги. — Там есть моя подпись? — Что? — Ариэль прижали бумагу к себе. — Ну, я просто хотел бы убедиться, что это действительно мой приказ, — голос Азирафела дрожал, но он почти отчаянно пытался получить в руки злосчастный документ. — Я бы никогда такого не написал! Подобный подход людей к своему миру — это же то, что привело Землю в такой плачевный вид с самого начала! — Я знаю! — взорвались Ариэль. — Что Бог думала, когда сказала им это?! Она разве не знала, что так и будет?! Азирафаэль беспомощно замер, не находя слов. Как ответить на то, о чём он едва осмеливался подумать, не говоря уже о том, чтобы произнести вслух? За его спиной Рафаэль молча следил, явно ожидая, как он выкрутится. — И только не смей говорить “Это непостижимо”! — Ариэль ткнул пальцем в сторону Азирафаэля, и от этого жеста у него невольно заледенела душа. — Это было ещё до того, как они вкусили плод с Древа?.. Значит, их изначальное понимание владычества было другим?.. — неуверенно предположил Азирафаэль. — Не знаю! — воскликнул он, заметив, как взгляд Ариэля становится ещё более ледяным и уничтожающим. В уголке зрения Азирафаэль заметил, как Рафаэль подавляет смех, и, нахохлившись, попытался всем своим видом выразить, что совершенно этим недоволен. Он подозревал, что на Рафаэля это никак не повлияет. Попытавшись вернуть разговор к тому злополучному уведомлению, из-за которого Ариэль ворвался в его кабинет, Азирафаэль снова протянул руку: — Может, всё-таки позволите взглянуть?.. С явным пренебрежением Ариэль протянул лист, и Азирафаэль принялся его изучать. Там действительно не было ничего больше той короткой фразы, которую архангел уже зачитал. Но дело было не в самом тексте. Взгляд Азирафела сразу устремился в конец страницы. У него в желудке всё перевернулось. Это была подпись Метатрона. С его официальным символом рядом. И тут его осенило. — Ты знал! Всё это время знал и ничего не сказал! — воскликнул Азирафаэль с возмущением. Ариэль хищно оскалился: — Было забавно смотреть, как ты извиваешься. К тому же, ты ведь Верховный Архангел, я думал, ты всё об этом знаешь. А возражать Метатрону, сам понимаешь, я не могу. У него даже кабинета нет, чтоб зайти к нему и поговорить! Обычно он появляется как гигантская голова, когда ты пытаешься что-то спросить у Бога. Внезапно лицо Ариэля посерьёзнело: — Что происходит? Азирафел лихорадочно сопоставлял факты. Он давно предполагал, что с уходом Кроули активные приготовления ко Второму Пришествию начнутся всерьёз. Теперь же, когда сделки с Адом внезапно и намеренно оказались исключены из уравнения, все действия должны были происходить исключительно через Небеса, активно или пассивно. Он подозревал, что Метатрон рассчитывает, что Ад, воспользовавшись благоприятными обстоятельствами на Земле, сам усугубит ситуацию, создавая замкнутый цикл. Азирафаэль задумался, удастся ли ему как-нибудь ускорить встречу с Фурфуром. — Эй! — голос Ариэля вырвал его из мыслей. — Ох, прости, — извинился он, пытаясь улыбнуться, но осознание масштабов предстоящего делало это невозможным. — Это первый шаг подготовки Небес ко Второму Пришествию. — Вот как, — пробормотал Ариэль, тяжело опускаясь на ближайший стул. — Ну что ж, это всё усложняет. — Они обречённо поникли. — В таком случае мы ничего не можем сделать. Азирафаэль замялся. Мог ли он доверять Ариэлю? Внутреннее чутьё подсказывало, что мог. Казалось, что они действительно не хотят гибели Земли. В конце концов, именно им было поручено быть её Хранителем. Вспомнив бурную и яростную энергию, с которой Ариэль вошли в кабинет, он понял, что тот гнев был настоящим и искренним. Но доверие означало раскрытие собственных намерений, что сделает его самого уязвимым. А это было страшно. Рафаэль, с тех пор как Ариэль вошёл, не двинулся с места и не сказал ни слова. Но взгляд, которым он смотрел на Азирафаэля, был проницательным и обжигающе требовательным. Чувствуя, как внутреннее напряжение заставляет его дрожать, Азирафаэль решил довериться интуиции. — Ну… возможно, это не совсем так, — осторожно начал он. Ариэль подняли на него острый и настороженный взгляд: — Что именно? — То, что мы ничего не можем сделать. — Ты — Верховный Архангел. Ты готов пойти против официального указа Метатрона? — Трудно поверить, что Бог хочет, чтобы мы занимались тем, что обычно остаётся на долю Ада. Ариэль пристально смотрели на него долгое мгновение, погрузившись в раздумья. — Хорошо. Допустим, я соглашусь. Но я не стану говорить за остальных ангелов. Пусть каждый из них сам решит, готов ли он рискнуть. — Это более чем справедливо, — кивнул Азирафаэль. — Но я надеюсь, что наша стратегия окажется достаточно изящной, чтобы минимизировать риски. — Я слушаю. — Итак, — начал Азирафаэль, всё больше оживляясь по мере того, как его план обретал форму, — дело вот в чём: выполнить этот указ в точности невозможно. Посмотри: «С этого момента прекращается любое дальнейшее небесное влияние, которое могло бы изменить курс, который человечество выбрало бы само в отношении планеты, над которой ему была дана власть». — Проблема в том, что формулировка настолько широкая, что фактически запрещает любое вмешательство, направленное на спасение душ и их покаяние. Ведь забота о живых существах и самой Земле может вполне возникнуть из осознания необходимости проявлять милосердие и сострадание в целом. А уж я уверен, Фануилу будет, что сказать, если ему попросту запретят помогать людям находить путь к покаянию и искуплению. Ариэль начал медленно улыбаться, понимая направление мысли Азирафаэля. — Я предлагаю сделать вид, что вы полностью поддерживаете этот указ, — Азирафаэль взмахнул злополучным меморандумом, демонстрируя преувеличенное воодушевление. — Я назначу тебя и твоих ангелов в подчинение Фануилу. Те из вас, кто захочет использовать его миссию помощи в покаянии как прикрытие, смогут продолжать направлять человечество на правильный путь. А те, кому будет некомфортно прибегать к подобным лазейкам, смогут с чистой совестью выполнять роль Стражей. Уверен, Фануил всегда нуждается в новых Стражах с таким-то ростом численности людей. Это, конечно, не идеальное решение, и мы, вероятно, кое-где допустим откаты назад, но на данный момент это лучшее, что мы можем сделать, пока я работаю над более масштабным планом. — Азирафаэль сделал паузу. — Что скажешь? Ариэль резко вскочил и протянул руку: — Договорились! Азирафаэль с готовностью пожал её, ощутив, как в сердце прокрадывается лучик надежды. Может быть, у него всё получится. — Я оформлю всё официально как можно скорее, — заверил он Ариэля. — Рад, что ты показал мне это, хотя вначале ты напоминал мне разъярённый лесной пожар. — Сочту это комплиментом, — гордо ответил Ариэль. Азирафаэль улыбнулся: — Так и считай. Держи меня в курсе всего, что может быть важным или полезным. Ариэль кивнул и вышел из кабинета. Азирафаэль всё ещё слегка ошеломлённый, обернулся к Рафаэлю. — Ну вот, — сказал он. — Точно, — отозвался Рафаэль. — Как ты? — Неплохо, — Азирафел удивился самому себе. — Даже лучше, чем уже было. Рафаэль улыбнулся и, поднявшись с кресла, направился к выходу. — Ты превосходный Верховный Архангел, Азирафаэль, — сказал он. Остановившись у двери, он обернулся и добавил: — Думаю, Метатрон ещё пожалеет, что выбрал именно тебя. Рафаэль уже собирался уходить, но вдруг резко остановился, будто вспомнил что-то важное. — Демон, из-за которого ты отменил тот указ о пытках… Это был Кроули, верно? Азирафаэль совершенно растерялся: — Да, — выдавил он сдавленным голосом. — Он был для тебя больше, чем просто демон, с которым ты успел познакомиться, правда? — Да, — прошептал Азирафаэль, как будто признаваясь в чём-то сокровенном. — Метатрон не… — Рафаэль запнулся, не находя слов. — Он не сделал этого, правда? Азирафаэль покачал головой. Если бы Кроули грозила казнь, он чувствовал, что тоже был бы уже мёртв, пытаясь либо остановить её, либо отомстить. — Метатрон заключил сделку с самим Сатаной и передал ему Кроули, — произнёс он, голос дрожал от напряжения. Рафаэль побледнел. — Сейчас он у Сатаны, и кто знает, что с ним делают, — Азирафел говорил срывающимся голосом, глаза его блестели от едва сдерживаемых слёз. — А я... всё, чего я хочу — это ворваться туда, вытащить его и сделать так, чтобы он никогда больше этого не переживал. Понимаешь? Рафаэль подошёл к Азирафелу и быстро, но крепко обнял его. — Понимаю, — тихо сказал архангел. — Как же я тебя понимаю. — Он отступил на шаг, положил руки на плечи Азирафела и взглянул ему в глаза. — Я всегда буду рядом, если тебе что-то понадобится. Даже если это будет не ради тебя самого. И я буду следить за тем, что происходит. Договорились? Азирафел кивнул. — Береги себя, — мягко сказал Рафаэль. — Мы будем на связи. Азирафел проводил его взглядом, пока архангел не исчез в конце коридора. И только сейчас он по-настоящему осознал, почему Рафаэль пользовался почти мифологическим статусом, несмотря на своё долгое отсутствие в Небесах. И тогда, словно слово, которое никак не можешь вспомнить, пока не перестанешь об этом думать, он внезапно понял, что именно в Камуиле казалось ему знакомым. — Рафаэль! — крикнул он вдогонку исчезающему силуэту. — Какова была истинная роль Хамуила? Рафаэль повернулся, сделав несколько шагов спиной вперёд, и ответил: — Создатель звёзд. Он работал вместе с Саракаэлем. Затем он развернулся и исчез за углом. Воздух словно исчез вокруг Азирафела. Его зрение помутнело, ноги подкосились, и он едва удержался на ногах, вцепившись в дверной косяк. Мироздание вдруг сложилось в единую, ошеломляющую картину. Всё встало на свои места с такой ясностью и красотой, что Азирафел едва мог это вынести. Тысячелетиями он восхищался Кроули: его умением видеть уязвимых, его готовностью помочь там, где Азирафаэль давно махнул рукой, его хитроумными попытками замаскировать акты чистейшей доброты под соблазнительные манёвры. Он видел, как тот избегал насилия, насколько это было возможно, как рисковал ради сострадания — рисковал пытками и развоплощением, потому что у него просто не было другого выбора. По всем законам Кроули должен был стать озлобленным, наполненным гневом. Но он не стал. Он видел красоту, надежду и жизнь, несмотря на всё пережитое. Тысячелетиями Азирафаэль удивлялся тому, что выборы Кроули нередко оказывались более праведными, чем выборы большинства ангелов, чем решения всего Небесного воинства. И всё это время он сомневался, ожидал худшего — лишь потому, что Кроули был демоном, а демоны не должны были творить добро. И каждый раз он ошибался. Потому что Кроули когда-то был архангелом Любви. Это была его сущность, и даже Падение не смогло лишить его её. И всё встало на свои места. Ясная, изумительная правда, перед которой Азирафаэлю хотелось пасть на колени. Он осознал, насколько глубоко он заблуждался. Но одновременно ужас этого осознания был почти невыносим. Потому что его Кроули, этот драгоценный демон, который воплощал Любовь так полно, что она всё ещё пронизывала его насквозь, был вынужден пережить все ужасы Падения, заставлен поверить, что он непрощен, и сейчас находился в руках Сатаны, подвергаясь немыслимым страданиям. Ярость и гнев сплелись в тугой клубок в груди Азирафаэля, горящий с небывалой силой. Этот огонь быстро разрастался, заполняя грудную клетку, пульсируя под рёбрами, проникая в руки и обжигая ладони. Он хотел одним мощным взрывом выплеснуть всё, что его переполняло, но жизнь, увы, так не работает. Обуздав горячую ярость, он закалил её в сталь и послал срочный вызов Марку. Переходя из угла в угол своего кабинета, он дождался появления ангела, волосы которого растрепались от поспешного прибытия. — Сэр? Всё в порядке? — обеспокоенно спросил Марк, и его тревога только усилилась, когда он увидел, как пламя буквально полыхает в глазах Азирафаэля. — Нет. Да, но нет. Мне нужно, чтобы ты передал Фурфуру, что я встречусь с ним завтра. Если, по какой-то причине, возникнут сложности и это займёт у тебя весь день, то слушай внимательно, — Азирафаэль наклонился вперёд, его взгляд стал напряжённым. — Будь. Осторожен. Следи за спиной. Ни в коем случае не рискуй без необходимости, связываясь с руководством Ада. Если ты не уверен в своём способе связи, иди прямо к Михаилу. Скажи ей, что я тебя послал, и пусть она организует тебе самые безопасные каналы. А ещё я дам тебе координаты безопасного места для встреч. Но запомни, — он поднял палец, — не заходи в ту хижину. Это хижина Михаила. Но сам остров под наблюдением не находится. Марк кивнул, слегка сбитый с толку такой резкостью Азирафаэля. — Итак, если на контакт удастся выйти только завтра, тогда скажи Фурфуру, что я встречусь с ним послезавтра. Понял? — Понял, — отозвался Марк, снова кивая. Азирафаэль написал координаты острова в Тихоокеанском Северо-Западе на клочке бумаги и протянул её Марку. — Запомни их. Если посчитаешь нужным, можешь поделиться ими с Клеменсом, но потом сожги это. Марк убрал бумагу в карман. — Сэр, что происходит? — Ты был прав. Небеса ошибаются. Или, если точнее, они не такие, какими должны быть, — мрачно сказал Азирафаэль. — Нам предстоит многое исправить: спасти демона, предотвратить конец вселенной и небесную войну. — О, ничего себе задачка, — ухмыльнулся Марк. Азирафаэль вскинул брови, удивлённый дерзостью ангела. Однако напряжение в комнате слегка ослабло. Он улыбнулся и махнул рукой: — Иди уж. Дай знать, как только будет назначена встреча с новым регентом. Марк вытянулся по струнке и с серьёзным лицом отдал салют: — Есть, сэр, Верховный архангел, сэр! Азирафаэль рассмеялся. — Убирайся! Марк, широко улыбаясь, с той же энергией, с которой вошёл, исчез за дверью. Азирафаэль тяжело опустился в кресло за столом. Интересно, помнит ли Кроули, кем он был — Больно, Ангел. Больно помнить, — однажды сказал ему демон. Значит, помнит, — подумал Азирафель, закрывая лицо руками. — Хотя бы отчасти. Кроули — худший демон, которого знал Ад, и самый сомневающийся ангел, которого знали Небеса, потому что он всегда был больше, чем одно или другое. Полутона серого, да уж, — улыбнулся Азирафель. Сейчас ему хотелось взять всю цветовую палитру, яркую и ослепительную, и подарить её Кроули. Ведь именно этот демон однажды сказал: "Да будет свет!"