Цена короны

Животные делятся на диких и одомашненных. Собак, кошек, коров, свиней человек давно взял к себе, использует, как ему захочется. Однако, среди этих животных есть те, кто рожден вневоле, и те, кого пленили. Предположим, дикий жеребец был схвачен людьми и привезен на ферму. Его пытались приладить к хозяйству, усмирить нрав. Но дикий конь всегда останется диким. И если ферма, на которой он живет, сгорит, а жеребец сбежит на волю он легко приспособиться к прежней жизни. Но что произойдёт, если рожденный в неволе конь окажется полностью свободен? Скорее всего, он погибнет в ближайшее время. Точно так же и с собаками. Бродячий пес, не знавший людской ласки, привычен к голоду и холоду. А домашний? Оказавшись на улице он столкнется с голодной смертью, а так же, продолжая тянуться к людям, ожидая от них прежней заботливости, быстро погибнет, столкнувшись с отморозками, которые с радостью поглумятся над слабым существом. А что насчёт людей? Говорят, они выше других животных, их мозг легко привыкает к изменениям, пластичен и находчив. Живший в лишениях человек сможет привыкнуть к богатству, а живший в богатстве рано или поздно свыкнется с бедностью. Но распространяется ли эта пластичность на эмоции, на чувство ласки и любви? А что происходит с человеком, которого считают животным? Олег не мог точно ответить на этот вопрос. По его скромному, по его личному мнению, опыту, человек так же не может привыкнуть к изменениям. Он сам рос диким, однако ещё ребенком, его подобрала семья добрых людей, которые привили ему понимание, что он – личность, не животное или предмет, а такой же человек, как и все остальные. Именно поэтому он никогда не мог смириться со своим положением. Он был уже не совсем ребёнком, когда его схватили и заставили участвовать в боях. Чаще других били плетью, ибо он единственный, из всех детей верил, что сам по себе имеет значение. Однако же, даже это самоощущение можно задвинуть. Нужно ли говорить, насколько отвратительно грязным он себя чувствовал, насколько ничтожным казался себе, когда после стольких лет жизни, как человек, он снова стал животным или даже меньше того. Именно поэтому сейчас он не знал, что о себе думать. Кто он в нынешнем положении? С одной стороны, Сергей не относился к нему как к животному, он предоставил ему все условия, кормил едой, а не помоями, выделил одежду и даже свое собственное место. С другой стороны, он все ещё был для него орудием, средством, благодаря которому он исполнит свои идеи и желание. В таком случае, кем же сейчас являлся Олег? Может ли одно существо быть одновременно и вещью и человеком? И что же определяет эту грань, ведь так заботится можно и о человеке и о животном. Где та граница? Они шли по тёмной улице. Время медленно шло к полуночи, большинство людей уже спали. В такие ночи бодрствуют только преступники и, пожалуй, дикие животные. И вот опять возвращение к тому вопросу. Они преступники, то бишь люди, или все же дикие звери, вышедшие на охоту? –Ты бывал в храмах? – вдруг спросил Сергей. –Нет. Не думаю, что в моем положении можно верить в то, что за нами приглядывает и заботится Бог. –У рабов забирают право даже на это, в храмы их обычно не пускают. Однако же, люди склонны верить в существование высших сил, особенно, когда с ними случаются беды. Они надеются, что кто-то держит их судьбу в своих руках, от этого на сердце становится легче. –А ты? – Олег скосил глаза, не имея возможности рассмотреть чужого лица из-под капюшона. –Я имею право в него верить, однако, предпочитаю этого не делать. Паства, или, проще, верующие, просто удобные инструменты, на их разум проще влиять. Они удобны, именно поэтому я выбрал их для наших целей. Однако, могу с уверенностью сказать, что я верю в дьявола. Я видел его собственными глазами. У меня есть теория, что Бог и Дьявол – одно целое, иначе не происходило бы подобного тому, что происходит сейчас. Улочка медленно петляла между маленьких домов, пока вдруг не начала расширяться, выводя их к небольшому храму. Совсем крошечный, он был почти неприметный и больше походил на обычный дом, чем на привычное любому глазу строение. Он находился в трущобах, оттого денег на строительства чего-то более прекрасного у священнослужителей не было. Они поднялись по небольшим ступеням и открыли двери. Там, среди выцвевших икон и под светом догорающих свечей можно было заметить нескольких человек, в рваных одеждах. Женщины накинули на головы платки и что-то тихо шептали. Олег вскинул брови, не ожидая, что хоть кто-то будет в этом месте в подобный час. –Двери церкви открыты всегда. Бог в любой час ждет свою паству, – тихо пояснил Сергей, а потом из-под капюшона блеснула задорная улыбка, – нищие молятся ему ежесекундно. Молятся на то, что их нищета гарантирована. У тебя есть к Нему разговор? Если нет – мы не будем здесь задерживаться. Олег лишь равнодушно качнул головой. Вопросов к Богу у него не было, он исчерпал их много лет назад. Однако, проходя мимо женщин, он все же попытался различить, о чем же они просят Всевышнего. Слов разобрать он так и не смог. Они прошли к маленькой двери, в самом дальнем углу церкви. Сергей постучал, отбивая костяшками пальцев какой-то ритм. Три быстрых удара и два с паузами. Олег постарался запомнить этот стук, на случай, если он окажется ему необходим. В отличии от Сергея он в этот план не верил и хотел быть готовым к любому исходу. Спустя минуту ожидания дверь отворилась немного, а в проеме показалось лицо совсем молодого парня. Он держал в руках свечу, отчего тени на его лице затемнили его лицо, придавая ему устрашающий вид. –Проходите, – тихо произнес он, открывая дверь шире. Сергей буквально просочился в эту щель, сливаясь с темнотой комнаты. Олег, все ещё оглядываясь по сторонам, сделал шаг за ним. –Я один, можете не скрывать лиц, – произнес все тот же молодой мужчина, поднимая светлые глаза. Сергей тут же несколько раз щёлкнул пальцами, посылая в воздух множество светящихся шаров. Комната тут же осветилась, словно в нее проникали лучи Солнца. Молодой человек, который, без этих теней на лице, перестал выглядеть угрожающе, оказался одет в рясу. Он пальцами потушил свечу и отставил ее на маленький столик. –Олег, познакомься, это Дмитрий, священник церкви Святой Ионанны, – Сергей бесцеремонно увалился на ближайший стул, скидывая с головы капюшон, – Дмитрий, это наш исполнитель. –Рад нашей встрече. Рад, что вы посетили нашу скромную церковь. –Дмитрий, я не просто хотел показать его тебе. У меня есть парочка вопросов. –У меня тоже есть вопрос, – наконец подал голос Олег, – ты серьёзно планируешь сделать начальной точкой этот храм? Маленький, находящийся в трущобах? –А в чем проблема? – равнодушно пожал плечами граф, – во-первых, начинать всегда нужно с малого. Во-вторых, именно сюда ходят большинство нищих, храм открыт даже для рабов, а именно они нам и нужны. Ну и, к тому же, не смотри с таким пренебрежением на местного священника. Дмитрий окончил Духовную семинарию, был любимчиком у патриарха, как его там, совсем забыл имя... –Петр, – подсказал священник. –Ага, вот у него. И самое главное, он на нашей стороне. –Что довольно странно, – недоверие, ставшие второй кожей, все не могло отпустить, – разве церковь поддерживает восстания? –Духовенство, – спокойно произнёс Дмитрий, – прогнило изнутри. Им абсолютно безразлична человеческая судьба, они хотят только собственной наживы и власти. Я искренне презираю то, во что превратилось Духовенство. –Работаете на чистом энтузиазме? За все хорошее и против всего злого? –Да, это так, – Дмитрий улыбнулся, – но Сергей так же предложил мне должность патриарха, после переворота. –Лицемерно. –Все мы грешны. Хотите чаю? Дмитрий достал из небольшого шкафа горелку и поставил на нее старый, облезлый чайник. Когда вода в нем вскипела, а отвар из каких-то трав окрасил воду в лёгкий желтый цвет, он раздал каждому по чашке и опустился на край старой кровати. –Итак, о чем вы хотели со мной поговорить? –Ты знаешь что-нибудь о Христах? –Да, слышал, – Димитрий слегка скривился, – довольно странные ребята. Решили, что мы неправильно трактуем Библию, что Духа Святого воспринимают неправильно и каждый может стать Христом. Они не пьют, не женятся, но в их общинах все же есть женщина, которая стала символом Богородицы. Считают, что искупить грехи можно только страданиями, поэтому бьют себя плетьми. Насколько мне известно, на собраниях водят хоровод и таким образом поклоняются Богу. –Звучит так, будто каждый из них душевнобольной, – ухмыльнулся Сергей. –Не думаю. Говорят, в последнее время они сильно изменились, а из-за того, что община закрытая, никто не может сказать точно, что у них происходит. А почему вы интересуетесь? –Император пригласил меня на их собрание. Сказал, что пройдёт в субботу в полночь. –Это плохо. Получается, они уже пробрались настолько глубоко... –Да нет, не плохо. Для нашего плана это очень даже хорошо. Просто представь, что будет с глубоко верующими людьми, если выяснится, что Император причесляет себя к инаковерцам? А если эти слухи дойдут до Духовенства, мы сможем настроить против него и их. По этой причине, они не будут выступать против восстания. –А ты не поставишь себя под удар? – произнес Олег, – ты, ставший новым членом собрания, и начавшие распространятся слухи. Довольно легко сложить это, не думаешь? –Нам нет нужды распускать эти слухи сейчас. Даже больше, я бы предпочел подождать, пока не начнутся активные действия. Подольем масло в огонь народного негодования. Но сходить и посмотреть, что там происходит, все же стоит. –Сергей, к слову, – вступил в разговор Дмитрий, – у нас уже все готово, на следующей неделе возобновим миссионерскую деятельность и помощь всем нуждающимся. –Отлично. Но у меня есть ещё планы на этого молодого человека, поэтому мы присоединимся к вам не сразу. Он ещё не выучил свои реплики, – Сергей улыбнулся, – но он способный ученик, поэтому, думаю, быстро научится. Что ж, спасибо за информацию. Мы больше не будем тебя задерживать. –Я буду молиться за вас. Дмитрий протянул Сергею руку. Тот пожал ее и накинул капюшон на голову, направляясь к выходу. Священник подошел к Олегу, чтобы так же пожать руку. –Один вопрос, Святой Отец, – задумчиво произнёс мужчина, – вы верите в Бога? Дмитрий улыбнулся как-то странно. У него было молодое, весёлое лицо. Глаза, светлые, как ясный день и такие же золотые волосы, словно нимб над головой. Можно было понять, отчего он был любимцем всех. От этого священника исходила аура святости, словно он сам был Божьим посланником. –Нет. Олег ухмыльнулся. Рука так и не была пожата. –Ты слишком строг ко всем, – произнёс Сергей, когда они вышли из храма. Было уже совсем поздно. На небе, одни за другим, проплывали облака. Месяц, теперь уже напоминающий тонкий серп, скрывался за легкой дымкой. Узкую, ухабистую дорогу было почти не видно и было бы намного проще, подсвети ее Сергей своими маленькими светящимися шариками. Но ему отчего-то до боли нравилось скрываться в темноте. Олег мог это понять. Шанс того, что их кто-то увидит в ночи был низким, но с такими людьми, как они, постоянно жил дикий страх быть пойманными. –Я не люблю лицемерие. И меня пугает, насколько прогнила эта Империя, что даже служители Бога готовы играть в твои игры. –А тебе казалось, что у нас в Империи все хорошо? –Нет, я и раньше знал, насколько это пропащее место. Вчера ты сказал мне, что устранишь любую проблему. Как? –Способов много, – плечи, скрытые плащем взлетели вверх, – я знаю множество людей, которые за одну монету готовы пойти на убийство. Но таким способом я планирую устранять пешек, как того работорговца. Дичь покрупнее можно загнать в расставленные ловушки, оклеветать, обвинить в чем-то. Способов много, они все проверены и работают. Людей очень легко уничтожить. –Ты говоришь, что ненавидишь современные порядки за их жестокость и бесчеловечность. Но ведь после восстания, на престоле будешь сидеть ты, с такими же жестокими и бесчувственными методами. –На престол сядешь ты. –Сомневаюсь, что после этого, ты позволишь мне самому принимать решения. –Кто знает. Однако, дело даже не в этом. Я не отрицаю своей жестокости, я, как и все здесь, отвратительный человек. Шекспир написал: «ад пуст, все бесы здесь». И я не прочь быть таким же бесом. Ничего не достигается мирным путём, за каждым стоит преступление, о котором он молчит. Дело в мотиве. Мотивом Императора и его приблеженных является собственное удовольствие. Они совершают зло, дабы потешить свое самолюбие, я же человек другого толка. –Хочешь сказать, тобой руководят исключительно добрые намерения? Желание помочь людям? –Нет, мной руководит жажда мести. А желанием изменить эту Империю к лучшему я лишь прикрываюсь. –Выходит так же лицемерно. –Знаешь почему я выбрал тебя? Этот вопрос был произнесен неожиданно. Создалось впечатление, будто Сергей хочет перевести тему. Они изменили маршрут, и теперь стояли у берегов Невы. Она мирно текла под их ногами, а в ее водах отражался небосвод. –В тот момент, не твоя сила поразила меня, не то, с каким хладнокровием ты убил того раба. Стоя в той клетке, ты поднял голову, осматривая собравшихся людей. И твой взгляд был переполнен ненавистью. Ты ненавидел каждого, кто там стоял, и никто не имеет права тебя осудить. Но в твоем взгляде было ещё кое-что. Жажда отмщения. За себя, за свою мать, за смерть тех людей, которые тебя приютили. Ты такой же, как и я. Олег ухмыльнулся, поворачиваясь к нему спиной. Он давно не гулял по улицам, он уже почти забыл, как пахнет свежий воздух. И, удивительным образом, он никогда в своей жизни не видел рек. Зрелище, которое открылось его глазам было удивительным и прекрасным. И, несмотря на то, насколько жестокий и безжалостный человек вытащил его из выгребной ямы, он был благодарен ему. За то, что позволил увидеть это. –Да, ты прав. Я постоянно напоминаю тебе про мораль, про добро, однако сам же готов исполнить любую твою жестокую просьбу. Я такой же лицемер, возможно, именно поэтому мне не понравился тот священник. –Ты ошибаешься опять. Разве я не говорил тебе, что значение определяет именно мотив? За каждой историей ненависти, за каждой жаждой мести стоит история. История огромной любви, история огромной боли. И именно эта история определяет, в чем на самом деле ты виновен, а в чем нет. Ведь если ты ненавидишь, значит способен и любить. И если ты жаждешь мести, значит ты способен и спасти. Именно поэтому я не считаю проблемой возвести тебя на трон. Олег повернул голову, глядя на Сергея. Его глаз не было видно, лицо скрывал капюшон. Но Олег отчего-то решил, что в этот момент этот человек улыбается по-настоящему искренне. Как жаль, что он не смог это видеть. Что отличает животное от человека? Создать комфортные условия, кормить, заботиться и даже любить можно как и животное, так и человека. Так где же та грань, когда становится ясно, кто ты на самом деле? Животное не может быть озлобленным или добрым. По большему счёту, животные руководствуются лишь инстинктами. Они убивают, чтобы выжить или прокормиться, кусаются и причиняют боль от страха, а лижут руки и радостно виляют хвостом в знак благодарности. Только лишь в человеке воедино соединяется зло и добро. Только человек может творить зло, желая блага. Человек от животного отличается в тот момент, когда другой может понять и принять все злое и хорошее, что в нем есть и дает ему возможность быть тем, кем он является на самом деле.