Камень с твоим портретом

            — Внутри меня случился маленький бардак. Прошу... не осуждай меня, но просто скажи... Как так вышло? — сглотнув и выдержав довольно-таки долгую паузу, Кот набрал в грудь воздуха, чтобы продолжить. — Уже который раз я выбирал жизнь, стоя на подоконнике, но с каждым разом этот выбор становится всё сложнее. Знаю, совсем не таким ты бы хотел меня видеть... Но что я сделаю?! Я не могу! Я уже не могу держать себя в руках, я чувствую, что скоро сорвусь!       Под конец фразы он говорил уже на повышенных тонах. Эмоции полностью овладевали им, как будто пронизывали всю душу и не оставляли места ни для чего другого. Лапы были сжаты в кулаки, зубы плотно стиснуты, хвост обмотан вокруг собственной ноги, а всё остальное тело напряжено до предела. В груди, по ощущениям, как будто бы была чёрная, глубокая, всепоглощающая дыра. Но резко Кэтнеп перешёл на очень тихий шёпот, слышный только ему:       — Пойми, со временем становится только хуже...       Тишина в ответ. Из разочарованных глаз начали течь слёзы, мокрая дорожка из которых неприятно обжигала кожу из-за мороза на улице. Некогда твёрдый, спокойный и чёткий голос стал дрожащим и постепенно затухающим с каждым словом. Несмотря на огромный ком в горле и пустоту внутри, Лунный выдавил из себя ещё несколько предложений:             — Я знаю... ты больше всего любил подсолнухи... но я их не нашёл. Не сезон сейчас. Прости. Надеюсь, ты хорошо относишься к тюльпанам. И да... я до сих пор так же люблю тебя. — сказал он, кладя цветы перед серой могильной плитой с именем ровно полгода назад умершего: «Догдей Лихтер».       Горькие слёзы падали вниз, разбиваясь о холодный камень чужого надгробия, а всхлипывания вперемешку с отчаянными криками были слышны практически по всему периметру ночного кладбища.       Постояв ещё немного, Кэтнеп ушёл прочь, перебарывая себя, чтобы не оборачиваться.